скачать книгу бесплатно
– Господи!.. – простонала женщина. – Борис Соломонович, вам не следует им верить, они нагло врут.
– Роза Львовна, во что же мне еще верить? – спросил мужчина и сокрушенно вздохнул. – В Господа нашего, который устроил нам такую подлость? Нет уж, благодарю покорно, вторично на эту удочку я не попадусь. Истово буду верить, Роза Львовна, пока не получу пулю в голову. А вдруг этот немецкий господин нас не обманывает?
– Вы представитесь, фрау? – поинтересовался Штеллер.
– Если вам это надо. Муревич Роза Львовна. Согласна, подкачала пятая графа, потому я и здесь. До войны работала бухгалтером на швейной фабрике «Красный пролетарий».
– Что такое пятая графа? – осведомился Штеллер.
Переводчик тут же что-то прошептал ему на ухо.
Тот понятливо кивнул, хмыкнул и проговорил:
– Я вас не задержу, господа. Мне нужно, чтобы вы рассказали о том, что происходило с вами после первой и второй инъекций. Через неделю, две. В организме, в голове, все, вплоть до сиюминутных позывов. Поверьте, это важно для науки. Давайте назовем это анамнезом, историей болезни, которую ваши организмы благополучно побороли. Я буду записывать ваши слова. Когда вы закончите, сможете отправиться по своим делам. Я вас внимательно слушаю. Давайте по очереди. Начнем с вас, господин Эстеркин.
Ему было важно все. Его вакцина боролась с болезнью, побеждала ее. Эти люди должны были что-то чувствовать и переживать.
За годы сотрудничества с нацистским режимом Штеллер подметил, что евреи ведут себя безропотно. Они с философским смирением расстаются с нажитым добром, жильем, свободой, послушно шагают на расстрел и принимают смерть со скорбными минами. Робко просят не убивать их детей, хотя прекрасно знают, что это бесполезно. Не место подобным нациям в современном мире.
Через полчаса он уже представлял себе клиническую картину. Евреи попались грамотные, подробно описывали все, что с ними происходило. Он разработал именно то, что нужно!
Но для полной уверенности требовался еще один эксперимент, завершающий. Альфред не знал, есть ли у него время на это. Он завершил беседу, пожелал господину Эстеркину и госпоже Муревич всех благ и вышел из комнаты, поделенной пополам ударопрочным стеклом.
Заключенные растерянно переглянулись. К ним подошли люди в форме СС, на ломаном русском приказали встать. Они обращались с подопытными, в принципе, не грубо, вывели их в коридор и приказали спуститься по лестнице. Те безропотно подчинились, пошли вниз.
Последний пролет закончился тупиковой стеной. Они уперлись в нее и растерянно ощупывали. Освещение здесь отсутствовало. Сзади в тишине спускались эсэсовцы. Зажегся фонарь, озарил бетон, забрызганный кровью.
– Вот видите, Роза Львовна, – убитым голосом проговорил Эстеркин. – Я все-таки не ошибся, хотя и надеялся, конечно…
Глухо хлопнул выстрел. Раскололась лобная кость, очередная порция мозговой жидкости забрызгала стену.
Второй выстрел швырнул на стену женщину. Она сползла по ней, волоча за собой кровавую дорожку.
Звякнула задвижка, рослый молодчик со скрипом распахнул стальную заслонку. Убийцы дружно взялись за тела, раскачали их и забросили внутрь. Узники много не весили. Трупы повалились в черную пропасть, на рольганг, расположенный двумя метрами ниже. Тот периодически включался, транспортировал отработанный материал в печь.
Все дороги в этом заведении сходились в одну точку. Персонал неукоснительно выполнял свои обязанности.
Доктор Штеллер тем временем поднимался по лестнице. Подземелье не отличалось головокружительной глубиной. Учреждению это не требовалось. Ниже фундамента располагались лишь только два яруса и ниша с печью крематория.
Вытянулась вооруженная до зубов охрана. Автоматчики носили прорезиненные плащи, на груди у них висели автоматы «МП-40».
В заведении имелись две грузовые машины, пара легких внедорожников с пулеметными установками и четыре мотоцикла «БМВ». Подходы к нему были заминированы со всех сторон, не считая подъездных дорожек. За оградой имелась контрольная полоса, очищенная от растительности. Пулеметчики дежурили на вышках.
Здание бывшей психлечебницы над бункером было расширено, покрашено серой краской. Там располагались службы, общежитие для медицинского персонала.
Штеллер размашистым шагом прошел по дорожке, обрамленной желтеющим кустарником, уперся в ограду небольшого концентрационного лагеря. Здесь держали заключенных, доставляемых из Орши для медицинских нужд. За оградой ворчали и срывались в лай натасканные немецкие овчарки. Охрана пропустила доктора, часовые отдали честь.
Одно заведение внутри другого! Здесь тоже царил идеальный порядок. Два барака, решетки на окнах. Широкая «аллея», вымощенная каменными плитами. Рядом с КПП компактное здание для отдыхающей смены и лагерной администрации.
Штеллер поднялся на крыльцо, постоял там, озирая свои владения.
Заключенные без нужды по лагерю не болтались. В бараках царила тишина, слышались только разговоры охранников.
Он распахнул дверь. В здании попискивала рация. Вытянулся в струнку, щеголевато отдал честь молодой и в меру лопоухий унтер-штурмфюрер Зингер, комендант учреждения.
– Герр оберштурмбаннфюрер…!
– Расслабьтесь, Зингер. – Штеллер опустился на стул. – Чем порадуете? Контингент пополнили? Мне нужно двадцать молодых и здоровых особей, а не доходяг, которых вы пытались мне подсунуть в прошлый раз.
– Прошу прощения, оберштурмбаннфюрер, – проговорил молодой обладатель черепа и костей в петлицах. – Все ваши пожелания я лично передавал администрации Оршанского гетто, а те возложили работу на тамошний юденрат. Разве можно евреям что-то доверять? Они избавляются от тех, кто и так скоро умрет, а администрация смотрит на это сквозь пальцы. Вчера привезли сорок человек, половина из них оказалась ни на что не годна. Я взял на себя ответственность. Мои люди расстреляли их в овраге. Сейчас у нас тридцать девять заключенных, практически нет молодежи и детей. Я считаю, что это саботаж, господин оберштурмбаннфюрер.
– Хорошо, Зингер, я разберусь, – заявил Штеллер. – Показывайте, чем богаты. Посмотрим, что можно выбрать.
Молодой офицер лаконично отдавал приказания. Забегали солдаты, залаяли овчарки. Из бараков на плац потянулись ручейки людей. Штеллер наблюдал за ними из окна.
Хорошего действительно было мало. Людей не переодевали, они носили то, в чем были в гетто – залатанные пиджаки, потертые кофты, бесформенные юбки.
Эсэсовцы выстраивали людей перед бараками. Они особо не рукоприкладствовали. Заключенные слушались их и не питали никаких надежд. Люди стояли с низко опущенными головами, порывы сентябрьского ветра трепали волосы и бороды. У многих на груди нашиты шестиконечные звезды Давида, отличительный признак обитателей гетто.
Штеллер вышел на крыльцо, неторопливо приблизился к шеренге, стал прохаживаться вдоль нее. Многие украдкой поднимали глаза, потом опять утыкались в землю. В принципе, Альфред мог бы выбрать себе материал для следующего эксперимента. Не все так плохо. Можно обойтись и без традиционных двадцати подопытных. Достаточно дюжины. Но принципиальный разговор с оберштурмбаннфюрером Зольтке – главой администрации Оршанского гетто – он обязан провести.
В небе что-то рокотало, глухо, далеко, с какими-то трескучими раскатами. Штеллер поежился, в горле у него вдруг пересохло. Он невольно остановился, навострил уши. Узники тоже насторожились, стали прислушиваться.
У Альфреда возникло жгучее желание дать в рожу молодому парню, синеющие губы которого разъехались в усмешку. Эти-то чего радуются, им осталось всего ничего.
«Рокотать мог гром. С востока приближается темная облачность, – подумал Штеллер. – Почему же погодные явления ассоциируются у меня с чем-то другим? Этого не может быть! Еще рано. Я должен закончить работу. Германские войска не пустят в Белоруссию дикие большевистские орды».
Глава 2
Крупными успехами в осеннюю кампанию сорок третьего года Западный фронт похвастаться не мог. Он очистил от войск противника Смоленщину, а в восточных районах Белоруссии наступление стало стопориться. Войска продвигались неравномерно, где-то вгрызались в оборону противника на полтора десятка километров, где-то – на три-четыре.
Части вермахта упорно сопротивлялись, отступали неохотно, переходили в контратаки. Достижения были скромными, потери – чрезмерными. Зарядили проливные дожди, дороги раскисли, растянулись обозы и резервы. Матерящаяся пехота месила грязь, в ней застревали орудия и машины.
В зоне ответственности гвардейской армии дело шло веселее. Работала артиллерия, танковые роты совершали глубокие охваты, били по флангам противника. Местность тут была умеренно лесистая, много полей, проселочных дорог.
К утру 29 сентября прекратился дождь, выглянуло солнце. Части и подразделения гвардейской стрелковой дивизии к рассвету вышли к опушке Кудринского леса.
У городка Буровичи немцы возвели основательный укрепрайон. Они несколько месяцев сгоняли сюда население и заставляли рыть рвы, стягивали резервы – части усиления СС, полицейские подразделения.
Немецкое командование готовилось к отражению удара русских, и все же он стал для него полной неожиданностью. Несколько минут гвардейские реактивные минометы «БМ-13» перепахивали вражеские позиции, крушили боевую технику, сжигали личный состав. Сигнал к атаке был дан сразу за последним залпом. Танковые колонны по заранее разминированным дорогам устремились в долину через поле. За ними в дело пошла пехота, сначала на грузовиках, потом спешивалась, растягивалась в ломаную цепь.
К ударам советских «катюш» немцы так и не привыкли. Наладить организованное сопротивление им не удалось. Танки «Т-34» ворвались в укрепрайон, за ними хлынула пехота. Немцы отступали на броневиках, пешим порядком. Упорно сопротивлялись лишь подразделения СС, которым нечего было терять. Но их подавляли минометным и артиллерийским огнем.
В течение часа моторизованная пехота взяла Буровичи, райцентр, в котором до войны проживало 12 тысяч населения. Войска развивали наступление, растекались по полям и перелескам.
Уже через два часа они вплотную подошли к Злотову, второму по величине населенному пункту района. Здесь сходились стратегически важные дороги, работала переправа через реку Земан.
Этот населенный пункт штурмовал стрелковый полк. Остальные части пошли по другим направлениям. Городишко был растянут, дома карабкались на холмы.
Сильной обороны здесь не было. Злотов защищали мотопехотный батальон и недоукомплектованная рота ваффен СС. Из Подгорья, которое часом ранее захватила Красная армия, подошел потрепанный танковый батальон. Мощные «Тигры» занимали позиции на восточных околицах.
Из штаба генерала пехоты Курта фон Типпельскирха летели истеричные депеши. Держаться любой ценой, подкрепления уже в пути! Но немцы выдавали желаемое за действительное. Эшелон из Витебска с тяжелыми орудиями, высланный на усиление местных частей, днем ранее партизаны пустили под откос. Гарнизон мог рассчитывать только на себя.
Танковая дуэль продолжалась недолго. На поле чадно дымили несколько «тридцатьчетверок», но и половина «Тигров» оказалась выведена из строя. Артиллерия, установленная на прямую наводку, кучной стрельбой проделала брешь в обороне.
Поднялась пехота, с ревом устремилась на вражеские позиции. Бойцы валились под плотным пулеметным огнем, но тех, которые выжили, это только злило. Окопы противника забрасывали гранатами, бросались врукопашную. Немец не выдержал, начал откатываться.
Через город с востока на запад шли две основные улицы – Замковая и Сухарная. В советские годы их так и не удосужились переименовать во что-то «революционное». Обе на другом конце города выходили к Земану, сравнительно полноводной речушке, протекающей с юга на север. Вдоль нее пролегала центральная Троицкая улица. На севере она смыкалась с Замковой, на юге – с Сухарной.
Здесь, с видом на живописные берега Земана, располагались основные учреждения оккупационной администрации. Бежать на запад немцам было удобно. Единственный мост располагался под боком. На Сухарной и Замковой еще шел бой, солдаты вермахта медленно отступали, цеплялись за каждый клочок городской земли, а переправа через Земан уже работала. Уходили штабные машины, грузовики с ранеными.
Северо-восточнее Злотова, в пригородном поселке Калинки, тоже шел бой. На правом фланге полка находился батальон майора Белякова.
Поселок был крохотный, с единственной достопримечательностью. До лета сорок первого здесь дислоцировалась воинская часть. Сохранились склады, мастерские, военный городок, который немцы использовали для своих нужд. Там располагалась и кирпичная гауптвахта, обнесенная вместе с караулкой бетонным забором.
Приказ держаться командир немецкой мотопехотной роты воспринял буквально и погиб в первые же минуты стремительной атаки. Танки ворвались на территорию поселка, повалили ограду воинской части. Очаги сопротивления были разрозненными, их подавляли один за другим. Поселок окружили, вырваться удалось немногим. Солдаты вермахта бросали оружие, поднимали руки.
Группа фанатиков заперлась на гауптвахте, не хотела сдаваться. Толстые двери выдерживали взрывы гранат. Немцы отстреливались из узких зарешеченных окон.
Помогла солдатская смекалка. Несколько бойцов забрались на крышу двухэтажной кирпичной глыбы, стали бросать горящие тряпки в вентиляционные отдушины, лили туда бензин из канистр, для пущего эффекта швырнули пару лимонок. Немцы вываливались из подвалов с вытаращенными глазами, задирали руки.
Майор Беляков бодро доложил по рации в штаб:
– Калинки наши, немцы сдаются, идем на Земан!
К полудню сопротивление в Злотове было подавлено. Начиналось паническое бегство. Немцев выдавили с Сухарной и Замковой. Они рассыпались по прибрежным оврагам, пробирались к воде, бежали по Троицкой улице к мосту.
Мост был основательный, бетонный. К северу от него, за тальником, располагались лодочная станция и небольшая пристань.
Основные силы гарнизона успели проскочить на западный берег, прежде чем в бой включилась батарея батальонных минометов. Их подвезли на полуторках к перекрестку Замковой и Троицкой улиц и с ходу пустили в дело. Ликвидировать единственную переправу было глупо. Били по западному берегу, где в колдобинах застревали машины.
Последним к мосту подошло подразделение немецких минеров. Они спешно закладывали под опоры взрывчатку, нервно посматривали на обрыв. И правильно делали!
На их головы буквально обрушилось отделение советских разведчиков в маскировочных халатах! Саперам не хватило минуты, чтобы подорвать мост. Троих порубили в фарш саперными лопатками, двое бросились в воду, поплыли отчаянными гребками. Остальные благоразумно воздели руки.
По мордам им, разумеется, надавали не по-детски. Но русский человек отходчив. Солдаты отвели души и бросили пленных в грязь. Этих можно и живьем взять, не эсэсовцы. Разведчики перекурили, позволили пловцам добраться до середины реки. Потом бывалый ефрейтор отправил их на дно длинной очередью из ППШ.
А по мосту уже бежали красноармейцы, развивали наступление. Грозная обугленная «тридцатьчетверка» карабкалась на настил, давила мертвых солдат великого рейха.
Вскоре по мосту уже гремели танки с пехотой на броне, тягачи тащили орудия, маршировала пехота. Подразделения дивизии развивали наступление.
Солдаты еще не знали, что через двадцать километров им придется встать и отбивать контратаки врага, а потом вгрызаться в землю. Наступление полностью застопорится на всех участках фронта. Атаки на Витебск и Оршу провалятся, продвижение в глубину территории, занятой противником, окажется минимальным. На несколько месяцев в полосе Западного фронта, который к весне переименуют в Третий Белорусский, воцарится глухое затишье. Красная армия будет накапливать силы для нового броска.
Севернее Злотова и прилипших к нему Калинок простирались обширные заболоченные Панинские леса, названные так в честь давно исчезнувшей деревушки. В этом краю площадью в несколько десятков квадратных километров не было ничего, кроме непролазных болот и девственного леса. Несколько тропок, о которых знали только старожилы, плюс дурная слава гиблых мест. Наступающие войска с двух сторон обтекали заболоченную низменность.
Стремительное продвижение советской дивизии вызвало панику у персонала заведения. Они до последнего не верили, молились всем богам. Канонада приближалась с юго-востока, от Буровичей. Молодой ушастый унтер-штурмфюрер, весь белый от волнения, яростно крутил ручку телефонного аппарата.
Связь с Буровичами была оборвана. Командование батальона, расположенного в Орше, рекомендовало не паниковать. Все образуется, это всего лишь недоразумение, возможно, разведка боем.
Люди в белых халатах требовали от военных хоть какой-то ясности. Что происходит, черт возьми? Еще вчера русские были далеко, а сегодня уже рядом? Ни черта себе разведка боем. Да ведь в ней используется вся фронтовая артиллерия!
Эвакуироваться сотрудники заведения не успели. На востоке в зарослях ивняка разгорелась стрельба. Два отделения эсэсовцев схлестнулись с передовым дозором русских.
От Кудринского леса к заброшенной деревушке Межель, вблизи которой стояло учреждение, вела единственная проселочная дорога. Линия фронта здесь была понятием размытым. Командование дивизии отправило на прочесывание этой местности стрелковую роту, усиленную автомобильным взводом и пулеметными расчетами. Про объект в штабе не знали. Встреча оказалась неожиданной для обеих сторон.
Автоматчики в плащ-палатках выпрыгивали из полуторок, растекались по складкам местности. Уносились прочь вырвавшиеся на поляну немецкие мотоциклы. Беспорядочная пальба усилила панику в исследовательском центре.
Капитан Чесноков, командир усиленной роты, быстро сориентировался в ситуации. Эсэсовцы, колючая проволока. Это явно не просто так. На важный объект нарвались! Он посадил четвертый взвод обратно на полуторку, приказал объехать объект и перекрыть дорогу на запад.
Бойцы работали оперативно. Трехтонный «Опель», нагруженный собранной впопыхах документацией, пытался прорваться за КПП, в направлении Панинских лесов, но его уже поджидали солдаты, залегшие по обочинам. Они отсекли огнем мотоциклистов, вырвавшихся вперед. На немцев обрушилась лавина свинца.
Первый мотоцикл на полном ходу свернул с проезжей части, грохнулся в кювет и загорелся. Водитель остался на обочине, лежал там, поблескивая массивными мотоциклетными очками. Остальные горели вместе с трехколесной машиной.
Второму мотоциклу удалось прорваться, но толку из этого не вышло никакого. Весь он был нафарширован пулями, перевернулся, стал кувыркаться, теряя люльку и мертвых пассажиров.
Трехтонный грузовик встал. Водитель понял, что не проедет. Он включил заднюю передачу. «Опель» пятился, виляя из стороны в сторону. Красноармейцы на обочинах били по нему из «ППШ». Разлетелось стекло в кабине. Истерично закричал рыжий унтер-офицер, сопровождавший водителя. Потом они оба откинули окровавленные головы и застыли. Машина остановилась в нескольких метрах от КПП.
Из открытых ворот выбежал солдат, явно получивший приказ уничтожить грузовик, набитый секретными документами. Он сгибался под тяжестью переносного ранцевого огнемета. За его спиной колыхались баллоны с азотом и горючей смесью. Огнеметчик направил брандспойт на машину, лихорадочно включил воспламенитель, крутанул вентили подачи азота и горючей смеси. Она вырвалась из брандспойта под напором сжатого газа, и бортовую машину охватило пламя.
Огнеметчик пустился прочь, но пули пробили баллон. Через мгновение он сам превратился в факел.
Тушить машину красноармейцы не стали. Сделать это было невозможно. Бойцы перебежали к воротам. Кто-то из них сошел с дороги, наступил на мину. Еще один огненный столб рванулся в небо.
Загрохотал пулемет на охранной вышке. Бойцы залегли, скатились в кювет.
По дороге к запретной зоне спешила советская полуторка. Пулеметчик в кузове самозабвенно изводил боеприпасы. Огневая точка была подавлена, мертвое тело свесилось с ограждения, каска покатилась с головы. Но охранники на воротах яростно отстреливались. Приказа сдаваться они не получали. Да и знали, что советские солдаты не будут брать в плен эсэсовцев. Им оставалось лишь подороже продать свои жизни.
Водитель полуторки собрался объехать горящий «Опель», протаранить ворота. Но пули продырявили капот, сорвали с него крышку. Кабину окутал едкий дым. Машина ушла к обочине, угодила носом в кювет. Водитель и пулеметчик покинули горящий автомобиль.
Бойцы отползали, искали укрытия. С ходу прорваться через КПП им не удалось.
С востока на огражденную зону наседали три взвода капитана Чеснокова. Красноармейцы валом ринулись из кустарника. Едва они оказались на поляне, как под ногами у них стали рваться мины! Они тут были везде. В первые же минуты боя Чесноков потерял с десяток бойцов.
Он надрывал голосовые связки:
– Всем залечь! Малым ходом вперед! Высматривайте эти хреновы мины!
На опушке устроился пулеметный расчет, открыл кинжальный огонь по ограде с колючей проволокой и строениям, расположенным за ней. Их оборонял взвод эсэсовцев. Они рассредоточились, яростно отбивались.
В исследовательском центре царил переполох. Взбешенные автоматчики врывались в бараки концлагеря, расстреливали людей, жмущихся к стенам. Заключенных оказалось немало. Днем ранее привезли свежую партию из Орши. Женщины, подростки орали от страха, падали на колени, умоляли пощадить. Какой смысл в их смерти? Кровь текла рекой, валились мертвые тела.
Несколько молодых мужчин бросились на солдат, чтобы отобрать оружие, но не добежали, попадали. Вспотевшие эсэсовцы с искаженными лицами едва успевали менять магазины. Они закончили свое дело и бросились прочь. Кто-то расплескал бензин из канистры, бросил спичку.
Охранники выбегали из концлагеря, метались, попадали под пули. Горело здание бывшей психиатрической лечебницы. На улицу выбегали люди в форме, штатские. Кто-то тащил чемоданы, по наивности полагая, что еще удастся бежать. Практически все они оказались на открытом пространстве и погибли. Несколько человек бросились обратно к зданию, скатились по пандусу в подземную часть.
Сопротивление слабело. Большинство солдат, оборонявших центр, приказало долго жить. Остальные огрызались, но у них кончались патроны. Над медицинским центром завис смрадный дым, горели бараки.
Охрана на КПП уже была перебита. Советские автоматчики в плащ-палатках просачивались на территорию заведения. На восточном рубеже тоже все было кончено. Пулеметчики подавили последние очаги сопротивления. Выжившие эсэсовцы бежали, отстреливаясь, к входу в подземелье. Красноармейцы рвались по дороге, ведущей к запертым воротам. Там не было мин. Грохнули несколько гранат, и повалились опорные столбы. Дальше препятствий не было. Солдаты вбегали внутрь, соединялись с теми, которые шли от КПП.
