NER POID

Тамерлан Джиджоев

NER POID

Предисловие

Вы можете закрыть эту книгу прямо сейчас. И ничего страшного не случится. Потому что эта истории не для всех. Не потому, что они особенные. А потому, что они слишком тихие. Их легко не услышать. Легко не заметить.

Но если вы останетесь – если замрёте на мгновение между строк, если позволите себе слышать чуть глубже обычного, вы, может быть, почувствуете. Как кто-то идёт к вам. Без шума. Без просьбы. Без обещаний.

Эта книга – о том, что не кричит. О том, что не требует доказательств. О прикосновении без прикосновения. О чувствах, которым не нужен повод. Если вы знаете это странное, тёплое чувство – вы уже здесь. Вы уже нашли.

История

Это был сон

Во сне они сидели в разных местах, он и она, не видя друг друга, не зная друг о друге, но зная, что хотят узнать. Как будто что-то внутри уже тянуло к незнакомому, которое всё равно было своим.

У каждого было сообщение. Не письмо, скорее мысль, дотронувшаяся до воздуха. Он размышлял. Она будто слышала его. И отвечала.

И в ту же самую секунду, когда его слова сложились в неуловимую фразу, она уже держала её внутри себя, не зная откуда. И когда её ответ появился – он уже чувствовал: его слышат. Как будто их мысли не пересекались во времени, а всегда были рядом – там, где нет «позже» и «раньше», где всё происходит сразу, если ты по-настоящему открыт.

И их сообщения были странно похожи. Как будто одно было эхом другого. Как будто они говорили вместе. Одним дыханием.

Он думал

Она не спешит вовлекаться. Её внимание – ценность, которую не получают просто так. Она чувствует фальшь ещё до того, как появится её тень. Она распознаёт людей не по речам и жестам, а по паузам между словами. По тому, как выдерживают молчание. Как смотрят. Как дышат.

В ней много прожитого. Мало сказанного. И ещё меньше отданного. Потому что настоящее требует тишины. Настоящее – хрупкое. Настоящее – не для всех. Но это не точно.

Я заинтересовал её?

Наверно. Не знаю. А если заинтересовал, то чем? Заинтересовал, потому что во мне нет торопливости понравиться? Нет натужной яркости? Я не лезу с предложением себя – я просто есть? И в этом «быть» есть редкая честность?

А вдруг я лезу?

Вдруг я пришёл туда, где мало кто бывает: в зону её внутреннего отклика? Туда куда, не попадёшь ни умом, ни старанием, ни красивыми словами. Только каким-то своим естественным несовершенством, которое говорит: «Я тоже живой. Я тоже ищу. Я тоже вижу… слышу.»

И она это увидела?

И тогда она тоже подумала

Я редко впускаю.

Не потому что боюсь. Просто научилась слушать глубже, чем звучат слова. Там, где между строчками, между жестами, между дыханием. Там, где человек настоящий, ещё до того, как он решит, каким хочет казаться.

Я вижу фальшь сразу. Иногда – даже раньше, чем она появится. Потому что в ком-то уже есть спешка быть принятым. Суета понравиться. Неловкая громкость. Это всегда слышно. И всегда немного больно.

А иногда – вдруг тишина. Простое «я есть». Без нажима. Без запроса: «заметь меня». Это всегда неожиданно. И это всегда цепляет.

Он не спешил. Не вытягивал внимания. Не кидался словами, чтобы заполнить пространство. Он просто был. Так, как бывает только тот, кто умеет слышать не только других, но и себя.

Я не знаю, чем это закончится. Да и не в этом дело. Важно, что я почувствовала: кто-то прикоснулся к тому месту внутри меня, которое давно привыкло оставаться невидимым.

А это значит – он увидел. И я – увидела.

Женщина, которая знает

Полутень играет на её лице, как будто время решило на минуту задержаться – не старить, не молодить, а просто наблюдать.

В её взгляде нет прямого вызова, но и покоя там тоже нет. Это взгляд женщины, которая жила. Которая смотрела в суть, а не в обёртку. Женщины, которая многое позволила пройти сквозь себя – и осталась целой.

Лёгкая полуулыбка не для других – она для себя. Знак, что она помнит: «Я здесь. Я есть. И я вижу.»

В её волосах – ветер чужих стран, запахи других судеб, возможно – отголоски той самой жизни, которой не хватило. А в морщинках у глаз – не усталость, а следы любопытства, как будто она не раз прищуривалась от света, глядя в самые интересные моменты своей истории.

Это лицо, в котором тишина и буря сошлись в равновесии. Женщина, которая уже не боится быть неудобной. Не стремится нравиться. И от этого – невозможно красива.

Там, где могла промахнуться

Она с сильным внутренним напряжением между двумя важнейшими полюсами её натуры: стремлением к полной отдаче и страхом нанести удар не туда, не тем, не так.

Она не боится своих чувств, они в ней живые, необработанные, нетронутые фильтрами «как правильно». Внутри неё есть жажда честного действия – не рассуждения о нём, а настоящего поступка, который включает в себя всю гамму: нежность и агрессию, принятие и отталкивание, тепло и боль. Она хочет быть целиком в моменте, не разбивать себя на части: «это я сейчас добрая», «это я сейчас отстраняюсь». Нет – она хочет быть целиком, настоящей, в каждом выборе.

И при этом в ней есть глубокая человечность: она боится не боли – боится ошибки по отношению к живому человеку. Боится попасть в сердце не потому, что нужно, а потому, что промахнулась.

И это говорит о большом внутреннем уважении к другому. О тонкости. О зрелости.

Сцена с соснами и Бродским – очень важная: это женщина, которая ищет устойчивость не в людях и не в решениях, а в природе, в словах другого живого человека, который когда-то тоже страдал, любил, ошибался, искал. Сосны – символ укоренённости, дыхания земли. Бродский – символ внутренней глубины, несогласия с поверхностью мира.