скачать книгу бесплатно
– Серж меня зовут, – ответил я, – Серж Сорокалет.
– Что-то знакомое, – задумался он, – артист что ли?
– В некотором роде, – отвечал я, – работаю на Уорнер Бразерс.
– Ладно, сейчас не об этом – что сказать-то хотел?
– У вас в туалете, в том, который рядом с 13-м карточным столом, лежит труп мужчины.
Начальник сразу подпрыгнул и кинулся к выходу.
– Иди за мной, покажешь, – сказал он на ходу.
Пошёл за ним, чо… сзади ещё двое охранников пристроились. В сортире всё было ровно так же, как и десять минут назад, когда я вышел отсюда – ботинок под дверью дальней кабинки, а за дверью Ник, привалившийся к стеночке без малейших признаков жизни.
– Так, – сразу начал делать распоряжения босс, – ты вызываешь скорую помощь (первому охраннику), ты звонишь копам (второму охраннику). А ты стоишь возле того умывальника и никуда не дёргаешься (это уже мне). И чтоб ни звука в зале. А я пока поговорю с хозяином.
И он отошёл в дальний угол сортира. Первыми прибыли полицейские – чтобы оформить происшествие и всё сфоткать, у них четверть часа ушло. А следом и врачи пожаловали, констатировали смерть, положили Ника на каталку, накрыли простынкой и увезли к служебному лифту. Всё прошло тихо, почти никто в зале не обратил особого внимания на это дело, а тем, кто обратил, говорили, что одному посетителю плохо стало, вот его и повезли в больницу.
А тем временем специально обученные люди уже, видимо, просмотрели записи с камер и доложили боссу, что я не один тут был, а с Инной, и что мы тесно общались с покойным. Так что взяли за шкирку и Инну – нас двоих завели в служебное какое-то помещение, где был стол и несколько стульев, обыскали нас (ну то есть меня, а Инну обыскала женщина-коп) и начали снимать показания.
– В каких отношениях вы состояли с потерпевшим? – сразу задал вопрос старший коп, представившийся сержантом Риксом.
– Ни в каких, – потянул я одеяло на себя. – Познакомились полчаса назад в этом зале, он перед этим обчистил нас в покер на пару тыщ баксов, после этого мы выпили вместе и поговорили за жизнь.
– О чём вы говорили?
– Да ни о чём особенном, о везении в картах да о том, кто где работает…
– И где же работал этот Ник?
– Продавал Тойоты в автосалоне… ну то есть это он нам так сказал, а на самом деле может и не Тойоты, может и не в автосалоне…
– Ссоры никакой между вами не возникло?
– Да вы посмотрите записи с камер, не было у нас никаких ссор. Поговорили за бутылкой виски, а потом пошли в блэк-джек играть, а потом он сказал, что выйдет покурить – вот и всё, что между нами было. Вы бы отпустили мою супругу-то, – попросил я.
– А что такое? – поинтересовался коп.
– Дочь у нас в игровой комнате сидит, пора бы её, наверно забрать…
Пацан сказал – пацан сделал (конец января 1986 года, Сан-Квентин)
Джимми оказался настоящим пацаном с Автозавода, слово его оказалось твёрже синтетического алмаза – сказал, что смертную казнь мне поменяют на двадцатник, ровно через неделю (ну да, в тот самый день, когда должна была случиться авария на Канаверале) и заменили. С утра набежали взволнованные работники американской юстиции в количестве трёх штук, зачитали мне постановление Верховного суда, в коем учитывались мои заслуги перед государством и его должностными лицами, дали подписать две писульки. А следом, ну не буквально, а через часик где-то, оба двое моих любимых надзирателя в лице Пита и Джека вывели меня из клетки, наручники при этом не надели, и повели в другое крыло. Я еле успел проститься с душевными соседями Чарли и Вилли.
– Ты в рубашке родился, бро, – весело втирал мне по дороге Джек, он более разговорчивый был, – сколько лет здесь работаю, а из камеры смертников в блок Си первый раз кого-то перевожу.
– Наверно в рубашке, – отвечал ему я, – накрайняк в футболке, я тогда ещё маленький был, таких деталей не запомнил.
Оба охранника заржали. Идти тут было, не сказать, чтоб далеко, так что очень скоро меня доставили прямиком к камере номер 13 в блоке Си, она на втором этаже была.
– Специально для тебя подобрали, – подколол меня Пит, – счастливая камера.
– Если вы про номер, парни, то угадали – мне с этим числом всю дорогу везло.
– Да при чём тут номер, – озадаченно отвечал Пит, – просто в этой камере за последние двадцать лет никого не убили и никто из неё не самоубился, вот и всё.
– А в других камерах, выходит, самоубивались? – решил уточнить я.
– Там всякое бывало – заходи, бро, чувствуй себя, как дома, – и они оба загоготали на весь блок Си.
И первое же, что я увидел в этой камере на четыре персоны, был Большой, друзья мои, Бонни, гроза и ужас всего, друзья мои, Сан-Квентина…
А Бонни увидел меня и расцвёл, как тот маков цвет. Аж до ушей растянул свой рот в улыбочке.
– Кого мы видим, – весело сообщил он мне, – нашего дорогого краснопузого комми мы видим. Ты заходи, не стесняйся.
Остальные двое обитателя этой камеры не сильно лучше на вид были – один такой же здоровяк, как Бонни, но ростом всё же пониже двух метров, чёрный, а второй тощий, как осиновый кол, и абсолютно лысый дохляк, типичный наркоша.
– Ты можешь сразу под шконку залезать, дружище, – продолжил издеваться Бонни, – и поближе к параше. Потому что жизнь твоя с этого дня будет зависеть от моего доброго расположения – пару дней, так и быть, поживи под шконкой, а дальше посмотрим…
А ведь в камере-то смертников мне куда как спокойнее было, подумал я, выпросил на свою голову амнистию. А вслух сказал следующее:
– Слушай, Бонни, ты чувак авторитетный, вопросов нет, рассказал бы только, чего до меня докопался-то? Я тебе ничего плохого не сделал, косяков за мной никаких не числится, мы вообще никак не пересекались до этого… чего наезжаешь не по понятиям?
Бонни как-то слегка сбавил тон, но продолжил почти с тем же задором:
– А я с детства не люблю коммунистов, вот и все мои объяснения.
– Ну я, конечно, уважаю твои убеждения, но только я не коммунист и коммунистом никогда не был, чтоб ты знал.
– Как это? – озадаченно спросил он, – при Советах все коммунистами должны быть.
– Совсем нет – в СССР живёт 250 миллионов народу, а членов компартии там всего 15 миллионов. Я вот только в комсомоле состоял, а в партию меня не взяли.
Может получится у тебя выехать на чистым базаре, Сергуня, сказал я сам себе, давай продолжай в том же духе.
– А мне пох, – наконец объявил результат своей умственной работы Бонни, – раз я сказал, что ты сраный комми, значит, так оно и будет – залезай под шконку.
Но тут уж я упёрся – дело в том, что всё дальнейшее моё существование в этой камере будет зависеть от того, как себя поставишь в первый день. Дашь слабину, сожрут к чёртовой матери и не подавятся, а то ещё и опустят, с них станется. Так что надо держать марку. Торговую.
– Сам лезь, – нагло заявил я, отодвигаясь в дальний угол камеры, – козёл двурогий.
– Two-horned goat? – тупо переспросил он, – а что, бывают one-horned?
– Ага, – ещё наглее продолжил я, – если один рог отломать, то бывают. Щаз я тебе оба рога отобью, готовься.
– Ты кого сейчас козлом назвал? – наконец-то сообразил Бонни, за что зацепиться, – всё, конец тебе, гондон!
А далее он присел, широко расставил руки в стороны и так вот, в полуприседе двинулся в мою сторону – первый раз такую технику вижу. Как же тебя пронять-то, бугая такого? Двое остальных обитателя камеры как сидели на своих койках, так и не двинулись с места, и на этом спасибо, а то с троими я явно бы не совладал.
Был этот Бонни тяжелее меня килограмм на 30-35 и выше на десяток сантиметров, а ещё у него навыки американского футболиста ещё не все забылись, так что он первым делом кинулся мне в ноги с очевидной целью завалить меня на пол, а там уже продолжить. И если б он попал, мне пришлось бы очень несладко, но он не попал, реакция у меня гораздо быстрее, чем у него. Я ловко подпрыгнул вверх и влево, по дороге успев засветить носком правой ноги ему в глаз… ну не совсем в глаз, но где-то рядом.
Бонни поднялся, потряс головой и повторил попытку зацепить мои ноги. А мог бы и поменять тактику, но мозгов, видимо, у него маловато для этого было – козёл и есть. Я опять отпрыгнул, на этот раз вправо, а засветить в процессе ему успел аж два раза, в плечо ногой и по шее рукой. Тот рухнул на пол и некоторое время не шевелился, я подумал, что уже всё, пора охранников вызывать, но нет – поднялся на ноги Бонни и третий раз попёр на меня, на этот раз мелкими шажочками, а руки сложил, как для бокса.
Что про бокс он имел самые начальные знания, это я сразу понял, два его размашистых, но не очень быстрых удара я пропустил над головой, после чего врезал ему от души двоечку – в голову и в печень. Бонни начал хватать воздух ртом, а потом осел на пол, как мешок с песком.
– Помогите, – сказал я двоим сидельцам, – затащить его на койку.
Те послушно встали и взяли его за руки, а я поднял ноги, так мы его и затащили на нижний ярус.
– Как думаете, – спросил я того, который поумнее выглядел, у чёрного, – врача надо вызвать?
– Не, – сам оклемается – уверенно возразил тот и тут же добавил, – а ты шустрый парень… меня Гарри зовут, а его Томом.
И он протянул мне широкую, как лопата, руку.
А с койки тем временем донеслось: – Всё, конец тебе, сучонок. Мыль верёвку.
– Ага, – ответил я, – уже с разбегу кинулся мылить. Только сначала тебя в парашу затолкаю, хочешь?
Бонни не очень долго подумал, а потом враз обмяк, я ещё подумал, что позвать кого-нибудь не помешает, как вдруг дверь в камеру сама открылась и в неё зашли два надзирателя, не знакомые Пит и Джек, другие.
– Что здесь происходит? – строго спросил один из них, видимо старший, поправляя резиновой дубинкой фирменную сан-квентинскую фуражку.
Я поглядел на соседей и понял, что отдуваться придётся мне одному.
– Ничего особенного, мистер ээээ…
– Зови меня Джеффри, – помог он мне.
– Мистер Джеффри, – продолжил я, – Бонни неудачно упал со своей койки на пол, а мы помогли ему подняться и лечь поудобнее. Сейчас он отдыхает и набирается сил.
– Ну-ка я сам посмотрю, – заявил Джеффри, подходя прямо к койке с Бонни.
Он взял его за руку, проверил пульс, открыл и закрыл правый глаз и проверил лоб рукой, на предмет температуры наверно.
– А ты лихой парень, – повернулся он ко мне, – у нас тут редко кто мог так утихомирить эту гору мяса. Продолжай в том же духе.
И они оба вышли из камеры, лязгнув закрываемой на ключ дверью. Тут, наконец, заговорил молчавший до сих пор в тряпочку наркоша:
– Попроси перевести себя в другую камеру, парень, а здесь тебе больше жизни не будет…
Смешать, но не взбалтывать (1984 года, Лас-Вегас)
– Ну тогда пусть идёт, конечно, – согласился сержант Рикс, – если дочка…
Но никуда уйти Инна не успела, потому что дверь резко распахнулась, и на пороге нарисовались два сумрачных субъекта средних лет, у которых у каждого на роже было написано слово «ФБР». Один из них резким движением отвернул лацкан чёрного (кто бы сомневался) пиджака и показал сержанту то, что было приколото с внутренней стороны. Мне не видно было, что там, но это и так было понятно из контекста.
– Я агент Браун, а это агент Смит. Так, – сказал этот гражданин копам, – ваша работа на этом закончена, дело мы забираем под свою юрисдикцию. Спасибо за качественное расследование.
Сержант попытался, естественно, возбухнуть, во всём же мире полиция не любит, когда ей на пятки госбезопасность наступает, но толку от этого было, как с козла молока. Даже меньше. Через пять минут полиция очистила помещение, и на место сержанта Рикса сел агент Браун.
– Рассказывай, – сказал он мне, – всё с самого начала.
– А можно сначала она всё расскажет и уйдёт, – повторил свою просьбу я, показав на супругу, – а то у нас дочь маленькая в игровой комнате сидит, надо бы её забрать.
Браун переглянулся со Смитом, а потом продолжил:
– Хорошо, давай ты рассказывай.
Инна вздохнула и вывалила всю историю за две минуты, благо тут и вываливать-то почти нечего было.
– Ладно, иди за своей дочкой, – милостиво разрешил Браун, – но чтоб из номера ни ногой, ты можешь ещё понадобиться.
Инна вышла из комнаты, и тогда Браун уже вплотную занялся мной.
– Значит, тебя зовут Сорокалет и ты из России…
– Из Советского Союза вообще-то, – поправил его я, – или, если вам нужна более подробная детализация, то из РСФСР, а понятие «Россия» у нас лет 70, как отменено.
– Умный, да? – неприязненно отозвался агент, роясь в своих бумажках. – Работаешь на киностудии «Уорнер Бразерз»… кстати, кем ты там числишься?
– Советником по развитию бизнеса, – назвал я свою должность.
– Воротилы кинобизнеса, звёзды Голливуда, денежные мешки и первые лица военно-промышленных корпораций – это сейчас твой круг общения. Я ничего не забыл?
– Ничего, мистер Браун, – не стал упираться я, – всё так и есть.
– С какой целью вы оказались в Лас-Вегасе?
– С той же, с какой и все остальные, – пожал я плечами, – поиграть в азартные игры. Это ведь не запрещено законом?
– Прямо с такой целью и заехали сюда из самого Лос-Анджелеса?
– Не совсем, вообще-то нас позвал на своё ранчо один знакомый, на уикэнд. А в Лас-Вегас мы завернули, проезжая мимо – всё равно ведь ночевать где-то пришлось бы, за световой день до ранчо не добраться. Вот и решили совместить полезное с приятным.
– Что за знакомый, где находится это ранчо?
– Его зовут Чак Норрис, он артист, видели может пару фильмов с его участием…
Тут подал голос из своего угла второй агент, который Смит:
– Я видел, «Одинокий волк Маккуэйд» или как-то так…
– Продолжай, – сказал Браун.
– А ранчо его подальше немного, между Мескитом и Сан-Джорджем где-то, он мне на карте нарисовал, где свернуть, но карта в машине осталась.
