скачать книгу бесплатно
Прикинь, так и сказала: «Это за пределами моих границ толерантности».
А я подумала, это она что, в местные депутатки планирует идти, что такие фразочки репетирует. Ну нет, нет, это, конечно, я тебе плету, приукрашиваю. Я тогда подумала: ну и мразь – но не сказала ей этого. Можно, всё-таки, её понять: просыпается она ночью, а я ей «Ой люли люли люли», а сама сплю, как убитая.
Проблем со сном у меня никогда не было, а чего им быть? Я ложусь в чернозём сна, укрываюсь дёрном, и они, хорошие, все вокруг меня шуршат, шебуршат, ворочаются. Мне не мешает. Мне вот знакомая говорила, что они во сне тянут к ней руки, и она бдит, чтобы они её не касались.
А мне чего? Это же мои мёртвые, пусть трогают меня, если им так надо. Люли-люли, люли… Ой, ну всё, надо идти, а то просится, душит меня. Если что, я тут по четвергам ещё месяц буду – заходи!
Люли-люли, люли, люли-люли, люли
мокрого места (максим чихачёв)
«Gib dem Spiegel nicht die Schuld,
wenn das Gesicht schief ist»
Н. В. Гоголь
i
Спиной вжимаясь
В земляную мышцу бруствера,
Крича в лицо ребёнку
О бессмертности Волынской,
Ты лишь
Канонизируешь опричнину безумства,
Распятую Шаламовым
На проволоке Колымской.
ii
Ведь ты уверен —
Вечность на твоих коленях,
Хихикая, порхает глазками, как шлюха.
Ей наплевать на Лебенсраум
В военных бюллетенях —
Ей вроде хочется остаться длинноухой.
Пока нет времени как факта – свято всё:
Военник, кляп, восьмидесятый май.
Так ты вжимай ей голову в подушку,
Схватив за волосы, шепча: «не пропадай».
iii
Вы снова встретитесь:
Она – обворожительный туннель
В космическую молодость чумы,
И ты – давя улыбку сквозь шрапнель,
В знакомой ленточке с ожогами тесьмы.
Всмотрись с мальчишечьим испугом —
Где та резина сломанных часов?
Ты ж накурил её до посиненья губок
Дымком кремации двухтысячных годов.
Но взгляд её вдруг резок. Обезвож (д) ен.
(Грызня кукушек на щеках обоев)
Пока способны:
«Обезбожьте,
Обезложьте,
Обезгрошьте» —
Останутся бетонными веснушками
Следы побоев.
…
Теперь в лице её эпиграф для газетки:
«Весь путь твой – «кокон – сдох», никак не «vita – mortem’ —
От вздутого клеща кремлёвской яйцеклетки
До красной лужицы пост-Нюрнбергских абортов».
фуэте (модест минский)
Я перестал танцевать. Я никогда толком не танцевал, так, чуть-чуть, а потом перестал. Потому что танцы чепуха. Даже в ресторане под водку и саксофон. Танцевать нужно под настроение, когда выпил или рыбу поймал огромную. Или с женщиной, но если выпил обязательно, или когда фигура хорошая, тогда и без вина можно. Но с рыбой всегда танцуешь внутри и поёшь, и насвистываешь, и плюёшь на крючок с наживкой и пальцы о траву вытираешь, потому что тесто липкое.
А потом я нашёл собаку, только она не стала моей. После вечера с голосами и музыкой. После рыбалки и длинной дороги в дождь. Потому что не все собаки становятся чем-то, даже добрые. Эта стояла на остановке возле дороги с кустарником. Тряслась и делала большие глаза. Я остановился и спросил:
– Ты чей?
Она молчала. Потом взял за ошейник и снова спросил:
– Ты чей?
И она снова молчала.
Тогда я пошёл, а собака пошла рядом, скучно ступая по лужам лапами в грязи.
– Зачем ты убегал? – спросил я.
Она потупил глаза и молчала.
– Зачем? – снова спросил я и погладил по мокрой голове, издающей запах.
В дождь собаки все пахнут. Потом я шёл, и она плелась сзади.
Дома я налил ей миску бульона, но сначала отправил в ванную. То есть, перекинул через бортик растопыренное тело и включил душ. Она так же неподвижно стояла, опустив глаза.
Мелкий Бен яростно гавкал и не хотел дома чужака, а чужак на Бена смотрел с искоркой, даже пару раз облизнулся, и ноздри двигались, будто кто-то там щекотал пёрышком.
– Зачем тебе вторая собака? – спросила моя, не знаю кто – просто, моя.
Я пожал плечами и пошёл клеить объявления. На той остановке, на деревьях у дороги, на осветительных столбах.
«Зачем мне ещё собака»? – думал. «Занимаюсь чёрт знает чем». И не клевало в этот день, потому что была погода, а не было настроения. Рыба живая, тоже чувствует – хочешь её ловить или нет.
А вечером моя сказала:
– Ты грустный, хоть и хорошо танцуешь, но давно уже…
«Что давно»? – думал я.
А как танцевать без вина? А ей сказал, что вранье, что давно, если не выпил, тогда танцевать бесполезно. И мы выпили, а потом кружились под какую-то музыку и собаки кружились рядом. К тому времени они помирились. А потом решил, что хватит, что устал, что давление. И она спросила:
– От меня?
А я успокоил. Зачем ей плохие истории? Например, эта:
Один говорит, если чужая машина, лучше всего топор – воткнуть его в капот, чтобы хозяин проснулся поутру, а там торчит топор. Другой, что неплохо взять металлические шарики и бросить с последнего этажа. Эффект замечательный. Ничего из этого у меня не получалось, потому что любил спать. А знать ей это незачем.
Подносить ко рту «лучистое» одна морока, от него сразу тошнит. Но рядом закуска огурчики, колбаска и знаешь, вонючая лишь первая. Потом лучше пойдёт. Главное отравить мозг. Мы травим мозг, но больше не танцуем. Она хочет, а я нет. Потому что лучше купила водку. От водки другая энергия. Но тогда у меня ничего не получается, а она расстраивается, потому очень хочет, чтобы получилось и водку не берет.
В этот раз и после «лучистого» туго. Расстраивается и уходит.
« – Следующий раз ничего», – говорит. – Всё.
– А танцы? – говорю я.
– К чёрту твои танцы, – хлопает дверью, что собаки вздрагивают и посуда в серванте.
А ночью вновь ревёт машина, сигналит фарами. И я иду искать топор и шарики от подшипника. Долго роюсь в туалетном шкафчике, но кроме старых презервативов, что рассыпаются от прикосновения, и использованного наждака ничего нет. Потом сажусь на унитаз и грущу. А машина поёт и сигналит, и кто-то уже кричит во дворе матом.
А утром раздался телефонный звонок и женский голос сказал:
– Спасибо, что нашли собаку. Он такой ласковый и любит танцевать.
А я лишь вздохнул.
семья НН (keshanel)
– Идииииииии!!!
Двухэтажный дом супруги разделили без суда и брачного договора: первый этаж – жены, второй – мужа.
Эти люди воспринимали роли в семье лишь как подтверждение биологического пола. Путешествуя, не избежишь встречи с общественным туалетом, дверь которого, с красивыми дифференцирующими розово-синими табличками, страшно открывать – увидишь поражающий воображение постамент существа и жизнедеятельности человечества.
