скачать книгу бесплатно
– Может, нам стоит войти?
Потому что я в пяти секундах от того, чтобы расстегнуть пряжку его ремня, и уже неважно, увидит ли это кто-нибудь.
Джона делает шаг вперед, но затем останавливается, решительно мотая головой.
– Если мы хотим выбраться отсюда сегодня, то идти нужно уже сейчас. Циклон движется медленно, но он приближается.
Я хмурюсь.
– Мне показалось, ты сказал, что мы не полетим сегодня обратно.
– Нет, но здесь мы не останемся.
– Тогда куда мы?
– Повидаться с Сантой.
– Что?
– Ты мне доверяешь?
– Да, но…
– Тогда хватит болтать, собирайся и встречаемся в холле. Я выселю тебя из номера.
Он целомудренно чмокает мои губы в последний раз и уходит, насвистывая песенку «Рудольф, Красноносый Олень».
– Но мои чемоданы…
– Они у стойки регистрации! – кричит Джона через плечо, а затем громко добавляет: – Но я уже говорил, Барби, несколько дней одежда тебе не понадобится.
Мои щеки пылают, и я ищу взглядом горничную, которая стоит у своей тележки, опустив голову, и делает вид, что не слышала этого.
А потом спешу в комнату, чтобы собрать вещи.
Глава 4
– Я не вижу ни Санты, ни его эльфов.
Смотрю на домик в форме буквы А, примостившийся на самом краю линии деревьев, пока Джона кружит на нашем самолете над замерзшим озером. К нему ведет узкая тропинка, идущая через лес, соединяющаяся с другой, что змеится в море высоких и стройных вечнозеленых деревьев. Вот она уже больше похожа на дорогу, хотя я и не знаю, как часто ею пользуются.
– Ты просто разминулась с ним. – Джона ухмыляется и тычет большим пальцем в сторону последнего города, над которым мы пролетели.
И наконец-то меня осеняет.
– Северный полюс! Боже мой! – Меня захлестывает волна ностальгии. Поверить не могу, что не догадалась об этом раньше. – Папа всегда рассказывал, как он летал сюда. Я считала это самой крутой вещью на свете.
Это было в те времена, когда я знала его лицо только по фотографии и болтала по телефону без умолку, а он терпеливо слушал.
Ко мне через гарнитуру доносится грудной смех Джоны.
– Ага. Ну это не сам Северный полюс, но это город Норт-Пол, штат Аляска. Рождество здесь круглый год. А вдоль главной улицы у них стоят гигантские леденцовые палочки. Завтра можем взять снегоход, если хочешь и если будет нечем заняться. Он не так далеко. – Джона указывает на раскинувшиеся вдали домики, где в сумерках, в преддверии наступающей ночи зажигаются огни. – А впереди нас – Фэрбанкс. Второй по величине город на Аляске.
Джона больше ничего не проронил о том, куда направляемся, пока мы укладывали мои чемоданы на пассажирские сиденья. Однако, когда я сунула нос в грузовой отсек, в нем оказались его черный вещевой мешок, термосумка, коробка сушеной еды и несколько бутылей питьевой воды. Я донимала Джону расспросами все то время, пока мы обгоняли надвигающуюся непогоду, держа курс на северо-восток – через замерзшие равнины и над заснеженными зубчатыми хребтами внушительной горной цепи, достаточно высокой, чтобы нависающие вокруг тучи разошлись и пропустили солнечные лучи. И все же Джона упрямо молчал, забавляясь моим разочарованием, пока радиочастота просто гудела от болтовни других пилотов, диктующих свои координаты, погодные условия и отпускающих странные шутки.
В этот момент, когда солнце уже готово опуститься за горизонт в два тридцать пополудни, я смирилась с тем, что Джона завез меня на север дальше, чем когда-либо в своей жизни забиралась я сама.
Это теперь моя жизнь.
Пройдет ли когда-нибудь мой шок по этому поводу?
Я кутаюсь в теплую куртку, напрягая все тело и вжимая ноги в толстые зимние ботинки, пока Вероника – четырехместная «Цессна», в которой я провела так много времени, когда Джона возил нас с отцом на ежедневные экскурсии по Аляске, – кренится и безудержно трясется во время нашего снижения. И хотя я уже волнуюсь не так сильно, как в тот июльский день, когда в первый раз летала на маленьком самолете, несколько месяцев отсутствия полетов лишили меня части моей внезапно обнаружившейся тогда храбрости.
– Чей это дом?
– Джорджа и Бобби. Они собирались приехать сюда на Рождество, но у Джорджа случился приступ одного из этих его забавных предчувствий. – Джона бросает на меня многозначительный взгляд.
Джордж – это грузный пилот со Среднего Запада, известный тем, что часто отказывается от полетов из-за своих суеверных наклонностей.
– Потому они решили переждать снегопад и предложили нам воспользоваться их жилищем следующие три дня. Оно полностью укомплектовано для проживания.
– Это щедрое предложение с их стороны.
При мысли о трех днях наедине с Джоной у меня начинается головокружение. Самым большим промежутком времени, который мы когда-либо проводили абсолютно наедине, был тот полет в горы за парочкой туристов прошлым летом. Мы совершили посадку на ночь из-за сильного тумана и ветра и нашли убежище в «Хижине общественного приюта», так это называлось. Там не было ни водопровода, ни электричества – ничего, кроме одного спального мешка и вяленой мускусной крысы. И непреодолимого напряжения между нами, которое достигло точки кипения и которое невозможно было игнорировать дальше. Та ночь изменила все.
А еще это была последняя ночь, когда я тешила себя иллюзиями, что мой отец сможет пережить рак.
Джона ослабляет хватку на штурвале, чтобы сжать мое колено.
– Они рады, что ты оправилась.
– Это еще предстоит выяснить, – передразниваю я, прежде чем моя улыбка тает. – А как Агнес и Мейбл? Знаю, что ты хотел бы быть рядом с ними сейчас. Они расстроятся?
Мой отец проводил каждое рождественское утро, сидя на диване Агнес с кружкой кофе в руках и шашечной доской перед ним.
– Это Агги следила сегодня за метеорологическим радаром с четырех утра, надеясь застать перерыв, чтобы я полетел к тебе. Она не хотела, чтобы ты застряла в Анкоридже одна. Кроме того, на ужин они едут к Джорджу и Бобби. Там будет много кого из «Дикой Аляски».
– Звучит… восхитительно.
Я слишком долго винила компанию чартерных авиалиний моего отца в нашей разлуке. Ненавидела все, связанное с ней. И чтобы понять, что это не просто бизнес, не просто место для заработка денег, мне понадобилось лично приехать сюда. Мой отец и компания «Дикая Аляска» делали жизнь людей лучше. В ряде случаев – они спасали ее. И его сотрудники были для папы настоящей семьей. Мне до сих пор кажется неправильным, что я вот-вот унаследую деньги, полученные за продажу предприятия, которое так презирала раньше.
Я колеблюсь.
– Дом папы уже выставлен на продажу?
Отец был владельцем всех трех модульных домов на том участке дороги – своего, Агнес и Джоны. Они перешли к нему от моих бабушки и дедушки. Рен Флетчер не отличался быстротой и решительностью в действиях, однако последние недели своей жизни он активно заполнял всевозможные документы, чтобы в нужный момент всю собственность можно было передать другим лицам. Чтобы избежать всей этой муторной истории с завещанием, говорил он. Это облегчило всем жизнь: Джона смог претендовать на тот дом, который снимал, а два других получили в собственность Агнес и Мейбл, которые могли делать с этими домами все, что захотят.
– Еще нет. Весной. Агнес хочет дать нам шанс продать сначала наш дом, а это займет какое-то время. Пока что был только один заинтересовавшийся.
Замечаю, как он говорит «нам» и «наш», словно этот дом принадлежит и мне тоже, и мое сердце теплеет.
– Могу помочь ей сменить обои на кухне, если она захочет, – предлагаю я, хотя меня передергивает при одной только мысли о том, что придется соскребать все эти крякозябры.
Помню, когда мы только переехали, жилище Саймона тоже было оклеено обоями. Это был старый английский дом его родителей, который он у них выкупил. Примула – в ванной, яблони – на кухне, сирень – в столовой.
Даже не уверена, что моя мама распаковала свои чемоданы, прежде чем атаковала санузел металлическим шпателем. В конце концов они наняли специальных людей, которые разобрались со всем остальным, потому что, во-первых, это было слишком уж непосильной задачей для одного человека, а во-вторых, сомневаюсь, что Саймон оценил пренебрежительные комментарии моей матери о декораторском вкусе его родителей, пока она в гневе орудовала тем самым шпателем.
Но, разумеется, Агнес я помогу. Я бы сделала все для этой крошечной добродушной женщины, которая стала катализатором моего воссоединения с отцом и вообще причиной того, что я здесь с Джоной. Кроме того, что еще мне делать, пока Джона дорабатывает свой последний месяц в «Аро»?
Как странно будет снова оказаться в этом доме, разбирая все, что делало его домом моего отца. При этой мысли по спине пробегает дрожь беспокойства.
– Я тоже помогу, – рассеянно бормочет Джона, поскольку его пристальное внимание сосредоточено сейчас на заснеженном участке озера впереди нас.
– Оно ведь замерзло, верно? – уточняю я.
– Должно было.
– Должно было?
– Я надеюсь, что оно замерло.
Я бросаю на Джону встревоженный взгляд.
– Ты так шутишь, да?
– Нет. – Он ухмыляется. – Но именно поэтому мы вначале прощупаем его. В основном, чтобы проверить снег, но также и на предмет затопления.
Понятия не имею, что такое затопление озера, но сосредоточенный взгляд Джоны убеждает меня, что я не особо хочу донимать его вопросами прямо сейчас. Сижу тихо все то время, пока снижаемся, и чувствую, как на мгновение лыжи самолета на полном ходу чиркают по поверхности озера, прежде чем снова набираем высоту. Делаем круг, и, когда Джона смотрит на оставленные следы, бурча, что все в порядке, снова снижаемся.
Через несколько минут лыжи Вероники уже скользят по заснеженному озеру. Мы останавливаемся метрах в десяти от домика. В любой другой ситуации я бы забеспокоилась, не врежемся ли мы в него, но, по словам моего отца, Джона – один из лучших пилотов, и если кто и мог что-то понимать в этом, так это Рен Флетчер.
Джона наклоняется вперед, чтобы осмотреть местность через лобовое стекло.
– Миленько, правда?
– Словно рождественская открытка.
Два этажа домика из крашеной глины накрывает крутая крыша с большим козырьком – чтобы защитить деревянную дверь от стихии. С левой стороны торчит высокая труба, а пространство под настилом до отказа забито дровами для растопки.
Мне уже не терпится дождаться вечера, чтобы свернуться калачиком у огня.
Каждое из пяти окон и дверь украшают традиционные вечнозеленые венки с красными ленточками, и это определенно создает уютное рождественское настроение. На террасе со свисающими нитями цветных фонариков, натянутых по всей ширине дома, стоят повернутые к озеру два ярко-красных деревянных кресла, выглядывающие из-под слоя нетронутого снега.
И я уже собираюсь сказать, что дом просто идеален, пока не замечаю небольшую деревянную пристройку, притаившуюся в зарослях у деревьев позади, с вырезанной в двери луной. От этого неприятного сюрприза стону в голос.
– Да ладно тебе… Ты выше этого, – подначивает меня Джона, что еще больше раздражает. Он знает, насколько сильно я презираю уличные туалеты.
– Не-а. Ты привыкнешь, – бросаю я ему его любимую фразу. – Здесь же чертовски холодно! И темно уже, сколько, пятнадцать часов?
– Сейчас, скорее, двадцать минут восьмого.
– О, еще лучше!
Он смеется.
– В этом нет ничего страшного.
– Говорит парень, которому всего-то и нужно, что открыть дверь и расстегнуть штаны. А мне тем временем придется лезть через трехметровые сугробы в темноте – возможно, с волками и прочим дерьмом вокруг – и морозить свою голую задницу каждый раз, когда мне нужно будет в туалет!
– Там есть тепловая лампа.
Я бросаю на Джону неприязненный взгляд, чем вызываю его смех.
– А что, если я помогу размораживать твою задницу после?
– Да уж не сомневайся, – бурчу я.
– Боже, как мне не хватало твоего несносного поведения. – Его пальцы обвиваются вокруг моей шеи и мягко, игриво сжимают ее. – Пошли… Давай обживем это место.
* * *
– Ты можешь снять куртку и сапоги. Думаю, наконец-то стало достаточно тепло.
Джона подбрасывает еще одно полено в печку. Оранжевое свечение, исходящее от нее, разгорается сильнее.
Проверяю его утверждение. Когда мы впервые вошли в этот причудливый домик из сучковатой сосны, от нашего горячего дыхания в воздухе повисали облачка пара. Однако теперь, когда в печи пылает огонь, источающий тепло, остается лишь легкая зябкость.
Сбрасываю ботинки и стягиваю с себя парку, надевая вместо них красно-черную клетчатую фланелевую рубашку и шерстяные носки, что откопала в своем чемодане. С бокалом красного вина, который я налила после разгрузки наших запасов еды – в основном это снеки и заранее приготовленные угощения из морозильника Агнес, а также индюшачья грудка, готовая к отправке в маленькую пропановую печь, – устраиваюсь на футоне, стараясь не задеть масляную лампу, отбрасывающую тусклый, но теплый свет.
– Как часто ездят сюда Бобби и Джордж?
– На неделю или две летом и очень часто по выходным, когда заканчивается сезон. Как правило, с Рождества до Нового года они здесь. – Джона в последний раз поправляет кочергой горящие поленья и закрывает маленькую дверцу на щеколду. – Тут они собираются жить после выхода на пенсию. Когда обустроят дом, чтобы в нем можно было обитать комфортно круглый год.
– Круглый год? Я бы заскучала.
Мой любопытный взгляд скользит по интерьеру с симпатичными вещицами Бобби – вышитой подушкой, пастельной акварелью с изображением парящего над озером самолета, сувенирной табличкой с надписью об очаге и доме, – и все это очень похоже на ту кипучую кассиршу из продуктового магазина с едва уловимым алабамским акцентом, которую я помню.
Над нашими головами располагается крошечная мансарда, в которой помещается только двуспальная кровать и две узкие приставные тумбочки. Я с трудом могу представить себе Джорджа, крупного мужчину с подкрученными кверху усами, поднимающегося по этой лестнице ночью.
– Как они затащили туда всю эту мебель?
– С трудом, на тросах. Для этого они позвали меня.
Джона со стоном опускается на футон рядом со мной. Он не присаживался с тех самых пор, как его ботинки коснулись заснеженной земли несколько часов назад: разгружал и закреплял самолет, таскал дрова, заряжал и вешал ружье на стену, настраивал многочисленные источники энергии на пропане, масле, аккумуляторах и солнечных батареях, которые поддерживают эту хижину в жилом состоянии. И он уже говорит о том, чтобы нарубить побольше дров, а завтра отправиться на снегоходе за водой из городского колодца.
Я прислоняю свою гудящую от перелетов голову к его плечу, вдыхая аромат горящего дерева и впитывая окружающую нас тишину, нарушаемую лишь звуками потрескивающего огня. Даже и не вспомню, когда я была так довольна в последний раз.
– Было бы здорово иметь подобное место для побега.
