Русские святые

скачать книгу бесплатно

29(11)

Святитель Лаврентий, затворник Печерский, епископ Туровский († 1194)

Святители Герасим, Питирим и Иона, епископы Пермские (XV в.)

31 (13)

Святитель Никита, затворник Печерский, епископ Новгородский († 1108)

ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРАФИМ, САРОВСКИЙ ЧУДОТВОРЕЦ († 1833)

Память его празднуется 2 янв. в день преставления, 19 июля в день обретения мощей

Прп. Серафим, в миру Прохор Мошнин, родился 19 июля 1759 г. в Курске. Отец его, Исидор, занимался подрядами и строил храмы. Он умер, когда Прохору было три года. Мать его, Агафия, пользовалась общим уважением за свое благочестие и добрые дела. Сына своего она прежде всего приучила к молитве и посещению Божиих храмов; грамоте он начал обучаться по Часослову и Псалтири. С раннего детства над ним начал проявляться Покров Божий: семи лет он упал с колокольни, но остался невредим; десяти лет он тяжко заболел. Тогда впервые явилась ему Пресвятая Богородица и обещала вскоре опять посетить и исцелить его. После этого в город принесли из Коренной пустыни икону Знамения Божией Матери. Стояла холодная, ненастная осень, и крестный ход вынужден был из-за грязи пройти через двор Мошниных; больной мальчик приложился к иконе и получил исцеление.

Окончив учение, Прохор вынужден был помогать старшему брату Алексею, который торговал железным товаром. Теперь он не имел уже более возможности, как в детстве, ежедневно бывать у Божественной литургии.

Тогда он стал подниматься до зари к утрене; свободное же время он посвящал чтению духовных книг; слушать его собирались его сверстники, которых привлекал к себе чистый юноша горением своего духа. Более всего он любил уединение и безмолвие; в это время он был в общении с одним чтимым в городе юродивым, прозревшим в юном Прохоре будущего угодника Божия. Семнадцати лет, имея на груди материнское благословение – железный крест, с которым он не расставался до смерти, – Прохор пошел на богомолье в Киев. Там великая раба Божия Дария, в мужской Китаевой пустыни известная под именем затворника Досифея, направила его в Саровскую пустынь (Тамбовской губ.).

Прохор провел еще год под материнским кровом, и девятнадцати лет от роду, в самый канун обительского праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы – под звон колоколов, призывавших ко всенощной, – он вступил на поприще своего подвига. Строитель, иеромонах Пахомий – мудрый старец высокой жизни, – отдал его под надзор казначея о. Иосифа. Исполняя у него обязанности келейника, Прохор проходил послушания в хлебной, просфорной, столярной и наконец за высокую жизнь был сделан пономарем. Любовь к уединению сказалась в нем с самого начала его монастырской жизни, и старец благословил его удаляться в свободное время на безмолвие в лес. На послушаниях в келье, за рукоделием, он творил непрестанную Иисусову молитву. Пищу он принимал раз в день, а в среды и пятницы не вкушал ничего. Во время новоначалия ему приходилось бороться с духом уныния. «Болезнь сия, – говорил он впоследствии, по своему опыту, – врачуется молитвой, воздержанием, посильным рукоделием, чтением Слова Божия и терпением».

В 1780 г. Прохор тяжко заболел; через три года явилась ему Пресвятая Богородица со свв. апостолами Петром и Иоанном и, указав на него перстом, сказала: «Сей нашего рода», причем положила на голову его руку, и сейчас же в боку его образовалось отверстие, из которого стал течь гной. Когда на месте кельи Прохора стали воздвигать больничную церковь во имя Преображения Господня, с приделом во имя прпп. Зосимы и Савватия Соловецких, то настоятель, ничего не знавший о чудесном явлении, бывшем Прохору, и исцелении его, назначил его сборщиком. Молодой послушник уже тогда обладал даром прозорливости. Посетив родной город Курск, где он не застал уже мать свою в живых, он предсказал брату своему, что как только тот услышит о его смерти, то и сам должен готовиться к преставлению, что и сбылось в 1833 г. На обратном пути он в одном месте в Муромских лесах воздвиг крест и предсказал, что здесь будет женская обитель – ею стала Дальне-Давыдов-ская пустынь (1858).

18 августа 1788 г. Прохор был пострижен в мантию с наречением ему имени Серафим, в знак его пламенного горения к Богу, и через год был посвящен в сан иеродиакона. Тогда он усилил свои подвиги; проводя ночь перед служением без сна, он после литургии старался как можно долее оставаться в храме, убирая по послушанию алтарь и ризницу. Он жалел, что не может, подобно бесплотным силам, без сна непрерывно служить Богу. Часто созерцал он ангелов, служащих и воспевающих Богу, в виде молниеносных юношей в белых златотканых одеждах. Пение их нельзя было уподобить никакой земной мелодии. «И бысть сердце мое яко восктаяй», – говорил он впоследствии, вспоминая об этих небесных явлениях, и не помнил он тогда, от неизреченной радости, ничего. Однажды в Страстной Четверг, после малого входа, изображающего вход священнослужителей как бы в самое Небо, когда предстоятель в тайной молитве просит Господа: «Сотвори со входом нашим входу быти святых ангел, сослужащих нам и сославословящих Твою благость», а певчие готовятся воспевать Трисвятую ангельскую песнь, о. Серафим, как служащий иеродиакон, возгласил: «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны» – и навел на предстоящих орарем со словами: «И во веки веков», – внезапно озарил его сверху необыкновенный свет, как бы солнечный. Подняв взор, о. Серафим узрел в этом сиянии Господа нашего Иисуса Христа, в Его земном образе, окруженным, как роем пчел, Небесными Силами: ангелами, архангелами, херувимами, серафимами. Он шел от западных врат по воздуху, остановился против амвона, воздвиг руки Свои и благословил служащих и молящихся. Затем Он вступил в местный Свой образ в иконостасе. Видение окончилось. Отец Серафим изменился лицом и не мог ни сойти с места, ни произнести слова. Два иеродиакона ввели его в алтарь, но и там он оставался около двух часов неподвижным; лицо его покрывал то яркий румянец, то необыкновенная белизна. Наконец, придя в себя, он с детской доверчивостью поведал старцам о своем видении.

После этого он еще более погрузился в безмолвие. Лишь к утру возвращался он в монастырь, проводя каждую ночь в лесу, в устроенной для него пустынной келье. Когда в том же году, 2 сентября, о. Серафим был рукоположен в сан иеромонаха, скончался о. Пахомий и перед кончиной благословил его на подвиг пустынножительства. Благословил его и новый настоятель – о. Исаия. Тогда о. Серафим оставил монастырь. Он поселился в 5–6 верстах от него, в дремучем лесу на возвышенности, на берегу реки Саровки. Келья его состояла из одной комнаты с печкой. Рядом с ней он устроил огород и пчельник, обнес все оградой и назвал свой скит Горой Афонской, а другим уединенным местам давал евангельские имена: Иерусалим, Голгофа, Поток Кедронский и т. п., причем, посещая их, читал там соответствующие места из Священного Писания. Он носил белое полукафтанье, камилавку, кожаные чулки, лапти и рукавицы. На груди его висел железный крест, а за плечами сумка со Святым Евангелием. Летом он готовил дрова на зиму, возделывал огород и собирал для удобрения мох в болоте. Причем входил туда полуобнаженным, отдавая тело свое на съедение комарам. «Страсти, – говорил он впоследствии, – истребляются страданиями или произвольными, или посылаемыми Промыслом».

Трудясь, он пел священные песнопения в честь Пресвятой Богородицы, как, например, ирмос 3-й песни воскресного канона 5-го гласа: «Водрузивый на ничесомже землю повелением Твоим…» Иногда он так погружался в богомыслие, что орудия падали из рук его, и он весь умом переходил на Небо. Случайно видевшие его в такие минуты, не смея нарушить его внутренней благодатной тишины, незаметно удалялись. В каждом предмете он видел сокровенный духовный смысл и от него переходил к созерцанию Божественных Таин. Так, сделав три обрубка дерева, он размышлял о Пресвятой Троице. Он читал ежедневно Святое Евангелие и Апостол, а также святоотеческие творения: Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Иоанна Златоустого и других. «Душу надо снабдевать Словом Божиим, – говорил он, – ибо Слово Божие есть хлеб ангельский, им же питаются уши, Бога алчущия. Всего же более должно упражняться в чтении Нового Завета и Псалтири. От чтения Священного Писания бывает просвещение в разуме, который от того изменяется изменением Божественным. Надобно так обучить себя, чтобы ум как бы плавал в Законе Божием, по руководству которого должно устроять и жизнь свою. Очень полезно заниматься чтением Слова Божия и, в уединении, прочитать всю Библию разумно. За одно такое упражнение Господь не оставит человека Своею милостию, но исполнит дара разумения».

Кроме этого великого дара, Господь ниспослал преподобному мир душевный и дар сердечного умиления, от которого человек, по его же признанию, согревается весь и исполняется духовных сил, услаждающих ум и сердце паче всякого слова. Молитвенное правило совершал он по чину пустынножительства, то есть вычитывая весь круг суточного богослужения – полунощницу, утреню, часы, вечерню и повечерие, сверх того клал сряду по тысяче поклонов и исполнял большое монашеское правило. Он доходил до самой высокой на земле степени молитвенного созерцания, когда мысли нерассеянны, а ум соединяется с сердцем, согретым теплотой духовной и в котором воссияет свет Христов, исполняя мира и радости всего внутреннего человека. В кануны воскресных и праздничных дней преподобный приходил ко всенощной в монастырь, причащался Святых Таин за ранней литургией в самый праздник, принимал братию и, взяв хлеба на неделю, возвращался в пустынь. Этим хлебом он делился с посещавшими его зверями и птицами. Часто приходил к нему огромный медведь, которого видели некоторые посетители святого старца. Он слушался преподобного и ел из его рук. Впоследствии преподобный отказался от хлеба и в течение трех лет питался травой снитью, которую собирал и сушил сам.

Первую седмицу Великого поста старец проводил в монастыре, говел и причащался Святых Таин. Часто посещали его в его пустыни братия ради душевной пользы, особенно живший недалеко от него пустынник схимонах Марк. Но посещениями мирян старец тяготился и раз попросил строителя о. Исаию благословить, чтобы женщинам вход в его пустынь был возбранен. Настоятель благословил, и на другой же день, в знамение воли Божией, сучья огромных деревьев так завалили тропинку, что доступа к подвижнику больше никому не было. Тогда против него ополчились бесы: то в виде скопища народного, то в виде диких зверей, которые с диким воем пытались ворваться к нему; то появлялись они пред ним в виде разных страшилищ. «Они гнусны, – ответил впоследствии старец на вопрос одного мирянина о бесах. – Как на свет ангела нам грешным нельзя взглянуть, так и бесов видеть ужасно, потому что они гнусны». Но все эти страхования, сопровождавшиеся иногда и телесными страданиями, старец побеждал теплой молитвой и силой Святого Креста.

Тогда преподобный принял на себя подвиг столпничества, о котором в монастыре никто не знал. Лишь при конце жизни своей поведал он о нем некоторым из братий: в течение тысячи ночей молился он, стоя на коленях на высоком гранитном камне, лежавшем неподалеку от его кельи, мытаревою молитвой: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк. 18,13). Днем он также молился на небольшом камне, который он перенес в свою келью. Силы его были страшно изнурены; раны, которые он получил на ногах, не заживали до самой его смерти. По собственным словам подвижника, если бы его в это время не укрепляла благодать Божия, то сил человеческих не хватило бы на этот подвиг. «Когда в сердце умиление, то и Бог бывает с нами», – добавил преподобный.

Враг был побежден, но не оставил своей борьбы со святым подвижником. Он внушил соседним крестьянам напасть на него с требованием денег, которых у пустынника, разумеется, не было; ему было еще не более 46 лет, он отличался высоким ростом и большой силой, в руках его был топор. Но он опустил его и кротко сказал грабителям: «Делайте, что вам надобно». Тогда один из злодеев ударил его обухом его же топора по голове с такой силой, что он упал без памяти; разбойники яростно избили его, связали веревками и хотели бросить в реку, чтобы скрыть следы своего преступления, но сначала бросились грабить келью. Там они ничего не нашли, кроме иконы Богоматери и нескольких картофелин. Тогда они поняли, что убили человека Божия, и в ужасе бежали. Между тем преподобный очнулся, развязал свои руки, помолился за своих убийц и с трудом добрался до своей кельи, а на другой день пришел в монастырь: волосы его были спутаны и покрыты кровью с сором, уста и уши в запекшейся крови, зубы выбиты… но лишь настоятелю и духовнику поведал он о случившемся. Восемь дней провел он в невыносимых страданиях. Вызванные немедленно врачи признали его раны смертельными. Во время их совещания больной в тонком сне увидел Пресвятую Богородицу со святыми апостолами Петром и Иоанном. Обратившись к врачам, Она сказала: «Что вы трудитесь? – и, взглянув на больного, добавила: – Сей от рода Моего». В это время вошел настоятель, и больной очнулся. К общему удивлению, он отказался от лечения: он был в неземной радости. Страдания его облегчились, он встал с постели, принял пищу и с того же дня вернулся к обычным своим духовным подвигам. Но с того же дня он стал сгорбленным и сильно постарел.

Через пять месяцев он, с благословения настоятеля, вернулся в свою пустынь. Скоро открылось, кто были напавшие на него злодеи. Но старец пригрозил, что, если их накажут, он скроется из Сарова. Их простили, но вскоре, по попущению Божию, они погорели. Тогда они сами пришли к преподобному с покаянием; он с любовью простил их и наставил на христианский путь жизни.

В это время (1806) престарелый о. Исаия отказался от настоятельства; на его месте братия желали видеть о. Серафима, но тот уклонился, и избран был о. Нифонт. Болящего о. Исаию братия стали возить в тележке к о. Серафиму в пустынь, но скоро этот последний из близких духовных друзей скончался, и с тех пор о. Серафим неотступно погрузился в память смертную. Наставников его юности – о. Пахомия и о. Иосифа – в живых уже давно не было. Он молился за них, называя их всех трех «огненными от земли до неба». Проходя мимо кладбища, он непременно посещал их могилы. По кончине о. Исаии прп. Серафим взял на себя подвиг молчальничества, который состоит не столько в удалении от общения с людьми, сколько в отречении от житейских помыслов для чистого, полного посвящения себя Богу. Посетителей прп. Серафим больше не принимал, монастырь не посещал, встречая кого-либо в лесу, повергался ниц, пока прохожий не удалялся. Раз в неделю ему приносили из монастыря хлеб или капусту, смотря по тому, что старец положит на лоток.

«Когда мы в молчании пребываем, – так объяснял впоследствии этот подвиг прп. Серафим, – враг диавол ничего не успеет относящегося к потаенному сердца человеку: сие должно разуметь о молчании в разуме. Оно рождает в душе молчальника разные плоды духа. От уединения и молчания рождаются умиление и кротость. В соединении с другими занятиями духа молчальничество возводит человека к благочестию. Молчание приближает человека к Богу и делает его как бы земным ангелом. Ты только сиди в келье своей во внимании и молчании, а Господь готов сделать тебя из человека ангелом: „На кого воззрю, токмо на кроткого и смиренного и трепещущего словес Моих“ (Ис. 66, 2). Плодом молчания, кроме других приобретений, бывает мир духовный. Молчание учит безмолвию и постоянной молитве, а воздержание делает подвижника неразвлекаемым. Наконец приобретшего сие ожидает мирное состояние».

Так прошло три года. Недоумевая, как же он причащается Святых Таин, собор старцев предложил ему или приходить по-прежнему в монастырь, или перейти туда жить. Старец ничего не ответил. В следующее воскресенье принесший ему пищу брат повторил вопрос. Тогда старец молча пошел за ним в монастырь. Это было 8 мая 1810 г. Поселившись в прежней своей келье, в которой находилась лишь икона Богоматери «Умиление» да обрубок пня, заменявший стул, преподобный подъял на себя новый подвиг затворничества. Он никуда не выходил, никого к себе не пускал, ни с кем ни слова не говорил, огня никогда не зажигал, одежду носил пустынническую. На себе он носил железный крест, но вериг и власяницы никогда не носил. «Кто нас оскорбит словом или делом, – говорил он, – и, если мы перенесем обиды по-евангельски, – вот вериги нам, вот и власяница. Эти духовные вериги выше железных».

Сосед его по келье, брат Павел, приносил ему пищу: толокно, квашеную капусту, воду – и с молитвой ставил у дверей. А затворник, накрывшись большим полотном, чтобы никто его не видел, брал пищу и потом так же ставил лоток обратно. Молитвенное правило совершал он как и в пустыни и в течение недели прочитывал весь Новый Завет. Часто он погружался в созерцательную молитву и любил молиться в сенях, где стоял гроб. Ночью, когда все спали, старец выходил подышать свежим воздухом и трудился, перенося дрова к кельям. Однажды увидел его будильщик и в радости бросился к его ногам. Старец благословил его со словами: «Огради себя молчанием и внимай себе».

Через пять лет старец стал допускать к себе братию, но ни слова ни с кем не говорил. Еще через пять лет он начал говорить с иноками об иноческой жизни, а потом и с мирянами, причем с особой любовью относился к кающимся и ревнующим о духовной жизни. Встречал каждого со словами: «Христос Воскресе, радость моя», и со всеми христосовался. После беседы он накрывал их епитрахилью, заставлял повторять за собой покаянную молитву, помазывал елеем от иконы Божией Матери «Умиление» и не принявшим еще пищи давал или богоявленскую воду – великую агиасму, – или частицу антидора. Скорбящих он утешал; иных учил читать «Отче наш», «Богородице Дево», «Символ Веры», Иисусову молитву, предлагал общее наставление о молитве, памяти о Боге и т. д. Знатных людей он учил верности Церкви и Отечеству. Простолюдинам помогал в их житейских нуждах силой своей прозорливости: так, одному крестьянину он указал, где найти украденную у него лошадь. Генерал Л.*, которому старец до мельчайших подробностей рассказал всю его жизнь, говорил, что изъездил всю Европу, знал множество людей, но такого смирения и такой прозорливости нигде не видел и не знал даже об их возможности. Больных преподобный исцелял, помазуя их, по слову апостольскому, елеем из своей неугасимой лампады. Первым исцеленным им в 1823 г. был Михаил Васильевич Мантуров, ставший его верным послушником и помощником по устроению Дивеевской обители.

В эти годы прп. Серафим был восхйщен в райские обители. Об этом он рассказывал впоследствии так: «Усладился я словом Господа моего Иисуса Христа: „В дому Отца Моего обители многи суть“ (Ин. 14, 2), и остановился я, убогий, на этих словах, и возжелал увидеть оные небесные обители, и молил Господа Иисуса Христа, чтобы Он показал мне их, и Господь не лишил меня, убогого, Своей милости; и вот я и был восхйщен в эти небесные обители – только не знаю, с телом или вне тела. Бог знает. Это непостижимо. А о той радости и сладости небесной, которую я там вкушал, – сказать тебе невозможно». Старец замолчал, лицо его изменилось и издавало такой дивный свет, что смотреть на него было невозможно: во всем выражении его сияла такая духовная радость, что он казался как бы земным ангелом. Потом он опять заговорил: «Ах, если бы ты знал, возлюбленный, какая радость, какая сладость ожидает праведного на Небе, то ты решился бы во временной жизни переносить скорби с благодарением. Если бы сама эта келия была полна червей и они бы всю нашу жизнь ели нашу плоть, то и тогда надо бы терпеть со всяким благодарением, чтобы только не лишиться той небесной радости…» Часто старец повторял: «Радость моя, молю тебя, стяжи дух мирен, и тогда тысяча душ спасется около тебя…»

Подвизаясь таким образом в служении ближним, старец все же затвора своего не оставлял. Наконец, еще через пять лет, настал для него час принять на себя новый и величайший и труднейший иноческий подвиг «старчества» и в нем окончить свою праведную жизнь. 25 ноября 1825 г. явилась ему Пресвятая Богородица с празднуемыми в тот день святителями Петром Александрийским и Климентом Римским и разрешила ему оставить затвор и посещать пустынь. В то же утро прп. Серафим посетил игумена и принял его благословение.

Пройдя многотрудный путь общежительного инока, пустынника, столпника, молчальника, затворника, прп. Серафим сподобился от Бога великих духовных дарований, и теперь ему надлежало продолжать жизнь в Боге, исполненную высшего отречения от мира, и служить миру – тому же миру – этими ниспосланными ему от Бога благодатными дарами любви, учительства, прозорливости, чудотворения, руководства, молитвы, утешения, совета. Немногие, только избранные, способны на подвиг старчества. Заключается он в духовном совете, руководстве и врачевании мирян. Добровольные ученики раскрывают перед старцем всю свою душу, отдаются ему в полное послушание, а старец берет на себя труднейший подвиг любви христианской – великую ответственность перед Богом за их души.

В свою прежнюю пустынь, называющуюся дальней, болезненный старец уже ходить не мог, и ему поставили в 2 верстах от монастыря – на берегу Богословского родника, около которого кто-то в неизвестное время поместил икону св. апостола Иоанна, – келью с печью. Это место стали называть ближней пустынькой, а родник – колодцем отца Серафима. Здесь он стал проводить будничные дни: возделывал огород, рубил дрова и укреплял камнями бассейн родника. Ходил он по-прежнему в белом балахоне и камилавке без наметки, а за плечами в суме носил Евангелие и груз песка и камней. «Томлю томящаго мя», – говорил он. Когда после принятия Святых Таин преподобный Серафим шел в свою пустыньку, он всегда был в мантии, поручах и епитрахили. Вокруг него всегда толпилось множество народа; число посетителей его увеличивалось: иногда он принимал до двух тысяч человек в день… но в эти благодатные минуты он как бы никого не видел, ни с кем не говорил… А игумен Нифонт говорил: «Когда отец Серафим жил в пустыни (дальней), то закрыл все входы к себе деревьями, чтобы никто не ходил, а теперь стал принимать к себе всех, так что мне до полуночи нет возможности закрыть ворота монастырские».

Но преподобный не тяготился этим… Дверей своих он никогда уже не закрывал. Любовь его была так безгранична, что казалось, он любил всех и каждого более, чем мать дитя свое. Действительно, в лице его Бог открыл людям великое и драгоценное сокровище. Не было того страдания, той скорби, которую бы он не разделил, не принял в свое сердце, не уврачевал, – и никто не уходил от него без облегчения, без умиротворения, без утешения и благодатной помощи. И стал он прибежищем и утешением всего православного русского народа. Бедные и богатые, ученые и простолюдины, священники, монахи и миряне, люди всех возрастов с полным чистосердечием и доверчивостью открывали перед ним свои скорби и духовные нужды, свои согрешения и помыслы. И часто прозорливый старец помогал кающемуся победить чувство ложного стыда, вслух раскрывая его мысли и грехи, точно только что совершенные перед ним. Речь его была проникнута какой-то живительной властью и всегда наполняла душу благодатным миром. Самые обличения его были растворены кротостью и любовью, и сила благодатного слова оказывала свое действие на самые закоренелые сердца. Прозорливость его была воистину необычайна.

После кончины его было найдено много нераспечатанных писем, на которые он в свое время дал уже устный ответ: «Вот что скажи от убогого Серафима». Он был в невидимом общении с подвижниками, жившими от него за сотни и тысячи верст и которые его никогда не видели. Так, затворник Задонского монастыря Георгий боролся с помыслом оставить свой монастырь. Вдруг приходит к нему неизвестный странник и говорит: «Отец Серафим приказал тебе сказать: „Стыдно-де, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться“». Архиепископа Воронежского Антония прп. Серафим поздравлял собственноручным письмом с открытием мощей святителя Митрофана, в то время когда и речи никакой еще об этом не было. В 1831 г. преподобный предсказал голод, и по его совету обитель заготовила хлеб на шесть лет. Предсказал он первое появление (1830) в России холеры, но что Сэров и Дивеево Господь оградит. Говорил, что на Россию восстанут три державы и много изнурят ее, но что за Православие Господь ее помилует, – и Крымская война оправдала его слова. Предсказывал и великое торжество и радость, которые будут тогда, когда царская фамилия приедет и среди лета будут петь Пасху, но закончил со скорбью: «А что после будет? Ангелы не будут успевать принимать души…» Царская семья действительно посетила Сэров и Дивеево в великие дни открытия мощей самого преподобного в 1903 г., и народ пел тогда в великой радости Пасху.

О своей прозорливости он говорил так, ссылаясь на Священное Писание: «Сердце человеческое открыто единому Господу, и един лишь Бог Сердцеведец: а приступит человек, и сердце глубоко», «Я, грешный Серафим, так и думаю, что я грешный раб Божий; что мне повелевает Господь как рабу Своему, то я и передаю требующему помощи. Первое помышление, явившееся в душе моей, и говорю, не зная, что у собеседника на душе, а только веруя, что так мне указывается воля Божия для его пользы. Как железо ковачу, так я предал себя и свою волю Господу Богу: как Ему угодно, так я и действую, своей воли не имею, а что угодно Богу, то и передаю».

Поучения свои преподобный основывал на Слове Божием, святоотеческих творениях и житиях святых. Особенно чтил он защитников чистоты Православия, как то: Василия Великого, Григория Богослова и других, и сам объяснял, в чем состоит чистота Православия, и убеждал твердо стоять за него. Особенно любил он святых Русской Церкви и наставлял жить по их правилам. На вопрос одного раскольника старец ответил со властью: «Оставь свои бредни. Жизнь наша есть море, Святая Православная Церковь – наш корабль, а Кормчий – Сам Спаситель. Если с таким Кормчим люди по своей греховной слабости с трудом переплывают житейское море и не все спасаются от потопления, то куда же ты стремишься со своим ботиком и на чем утверждаешь надежду свою спастись без Кормчего?»

Как все случаи прозорливости прп. Серафима, так и все исцеления, совершенные им при жизни и по кончине, перечислить невозможно. Исцелял он или помазуя елеем из лампады, горевшей пред келейной его иконой Божией Матери «Умиление», или же давал вкушать антидор или сухарики со святой водой; часто же давал воду из своего колодца, о котором говорил: «Я молился, чтобы вода сия была целительной от болезней». Водой этой обливались и больные, и здоровые как при жизни, так и по кончине его, даже в сильные морозы, – и больные исцелялись. Вода эта не портится, хотя бы много лет стояла в незакупоренных сосудах.

Поразительно было исцеление в 1827 г. припадочной женщины Александры Лебедевой. Врачи помочь ей не могли, и один из них, человек верующий и сердечный, посоветовал ей искать помощи у единого Бога. Однажды ночью явилась ей незнакомая старая женщина и сказала: «Не бойся, я такой же человек, как и ты, только теперь не с сего света, а из Царствия Небесного. Встань скорее с одра своего и поспеши в Саровскую обитель, к отцу Серафиму; он ожидает тебя завтра и исцелит тебя». Больная спросила: «Кто ты такая и откуда?» Явившаяся ответила: «Я из Дивеевской общины, первая настоятельница – Агафия». В тот же день, когда Лебедеву привезли в Сэров, преподобный никого не принимал, хотя народ окружал его келью; но не успела она с провожатыми приблизиться, как старец вышел, ввел ее в келью, накрыл епитрахилью и тихо прочитал над ней молитву Господню и Пресвятой Богородице; потом напоил ее богоявленской водой, дал ей частицу антидора и три сухарика и сказал: «Каждые сутки принимай по сухарику со святой водой, да сходи в Дивеево на могилу рабы Божией Агафии, возьми себе земли и сотвори сколько можешь поклонов: она, Агафия, о тебе жалеет и желает тебе исцеления». И, дав ей наставление о молитве, отпустил ее. Недуг тут же оставил болящую, она исполнила все повеленное старцем и впоследствии была совершенно здорова и имела много детей.

Некая Воротилова была тяжело больна, и прп. Серафим сказал ее мужу, что по воле Божией она должна умереть. Муж стал умолять его помолиться. Преподобный закрыл на мгновение глаза и погрузился в молитву, потом открыл их и радостно сказал: «Ну, радость моя, Господь дарует супружнице твоей жизнь. Гряди с миром в дом твой». Оказалось, что ей стало лучше в ту минуту, когда старец молился, а потом она выздоровела совсем.

Исцеленный старцем молодой Я*увидел его молящимся на воздухе. Но старец строго запретил ему рассказывать об этом до своей кончины.

По свидетельству многих генералов, офицеров и солдат, участников турецкой кампании 1828 г., все посетившие старца Серафима, получившие его благословение и повторявшие с верою: «Господи, помилуй молитвами старца Серафима», остались невредимыми, даже в виду крайней опасности и неизбежной смерти. Своему ученику Николаю Александровичу Мотовилову, исцеленному им, преподобный объяснил, что цель жизни христианской есть стяжание благодати Святого Духа.

Прп. Серафим говорил: «Истинно решившиеся служить Господу Богу должны упражняться в памяти Божией, говоря умом: „Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго“. Благодатные дарования получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих…» Здесь говорится о стяжании, или приобретении, благодатных даров Святого Духа… По молитве его, Мотовилов увидел святого старца, озаренного сей благодатью, и сам удостоился вкусить ее плодов.

Прп. Серафим говорил, что мирянам, не имеющим времени для долгой молитвы, надо читать трижды «Отче наш», трижды «Богородице Дево» и раз «Символ веры», и учил исполнять это правило три раза в день, хотя бы за недосугом, на ходу и во время работы.

Имя прп. Серафима тесно связано с Дивеевской женской обителью. Основана она была в 12 верстах от Сарова, в Нижегородской губернии, Ардатовского уезда, при селе Дивееве монахиней Александрой (в миру – Агафия Семеновна Мельгунова) – по личному повелению Пресвятой Богородицы, явившейся ей, – сначала в виде небольшой Казанской общины. Перед кончиной своей мать Александра, в схиме Агафия, поручила ее прп. Серафиму, тогда молодому иеродиакону, и в свою очередь попечение о ней возложил на него, умирая, и Саровский строитель о. Пахомий. Невдалеке от этой общины прп. Серафим основал как бы отделение ее, для прокормления которого устроил мельницу, – почему эту новую общину стали называть Мельничной.

Принимал в Мельничную общину преподобный только девиц, дал им особое молитвенное правило и заповедал заниматься только простым крестьянским трудом. Окружена была эта община канавкой, причем копал ее преподобный сам, чудесно явившись. Сам он ни разу не был в Дивееве после того, как он посетил с Саровскими старцами умиравшую мать Агафию. Про эту канаву прп. Серафим говорил, что Сама Царица Небесная обошла ее Своими пречистыми стопочками, и велел ежедневно с молитвой обходить ее, что соблюдалось до последнего времени всеми сестрами и богомольцами. Он говорил, что это место избрано Самой Пресвятой Богородицей для прославления Ее Пресвятого Имени, что это Ее четвертый и последний удел на земле (первый был Иерусалим, второй – Иверия, теперешняя Грузия, третий – гора Афонская) и что ни одного распоряжения о Дивееве и его сестрах он не осмелился делать сам, а исполнял лишь волю Пресвятой Богородицы, которую возвещала Она Сама во время Своих явлений ему.

Всего явлений Ее святому старцу было двенадцать. Последнее было за год и десять месяцев до кончины его, в день Благовещения, – в присутствии дивеевской сестры Евдокии. Пресвятую Богородицу сопровождали два ангела, святые Иоанн Предтеча и Иоанн Богослов и двенадцать дев, мучениц и преподобных. Сияла Она несказанною славою. Евдокия упала в страхе на землю, но Пречистая велела ей встать, подойти к святым девам и спросить их имена. Указывая на свои венцы, они говорили ей, что получили их за скорби, претерпенные на земле. С прп. Серафимом Пресвятая Богородица долго беседовала, но сестра Евдокия расслышала лишь, что Она просила его не оставлять Ее дивеевских дев и обещала ему помощь и заступление, а подвижницам обещала венцы. Прощаясь с ним, Пресвятая Богородица сказала: «Скоро, любимче Мой, будешь с нами». На этом окончилось благодатное явление.

Между тем силы преподобного пришли в полное изнеможение, но подвиги свои он еще усугубил. Так, он почти совершенно лишил себя сна, засыпая лишь на несколько минут в сутки. Ноги его болели мучительно, но лик его был всегда светел и радостен. Теперь его знала и почитала вся Россия.

Когда, за четыре месяца до кончины преподобного, посетил его епископ Тамбовский Арсений, прп. Серафим поднес ему четки, свечи, вино и полотно, прося все это употребить при его поминовении, что преосвященный в точности и исполнил. Для мира он уже умер. Небо стало для него родным. Указывая на святые иконы, он говорил: «Вот мои родные, а для живых родных я уже живой мертвец». Все чаще и чаще говорил он о своей кончине. Некоторым говорил: «Мы с тобой уж больше не увидимся» – и советовал заботиться о своем спасении самим. Дивеевским сестрам он говорил: «Оставляю вас Господу и Пречистой Его Матери». Лицам, желавшим видеть его Великим постом, он сказал: «Тогда двери мои затворятся, вы меня больше не увидите». Соседу по келье (о. Павлу) он не раз говорил: «Скоро будет кончина». Одному иноку приказал задуть свечу и сказал: «Вот так и я погасну». Он велел написать некоторым лицам советы, прибавив: «Сами-то они меня не увидят». Посетителей он стал избегать. Часто видели его в сенях, где стоял его гроб, молящимся со слезами.

В конце 1832 г. он сам отмерил себе могилу у алтаря Успенского собора. К этому времени относится и наставление, сделанное им иеромонаху Надеевской пустыни (Костромской губ.) о. Тимону: «Сей, отче Тимоне, данную тебе пшеницу. Сей на благой земле, сей на песке, сей на камени при пути, сей и в тернии, где-нибудь да прозябнет и возрастет и плод принесет, хотя и не скоро. И данный тебе талант не скрывай в землю, да не истязан будеши от Господина своего, но отдавай его торжникам, да куплю деют».

1 января 1833 г. при. Серафим причастился в последний раз Святых Таин в больничной церкви, простился с братией и благословил всех, говоря: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте, днесь вам венцы готовятся». В течение этого дня он не раз выходил на заготовленную им для себя могилу и долго стоял, смотря в землю. Вечером он долго пел в своей келье Пасхальный канон и стихиры. В шесть часов утра сосед его о. Павел почувствовал запах гари и дыма. В келье старца горело всегда множество свечей за тех, кто просил его молитв. На предостережение о пожаре он говорил: «Пока я жив, пожара не будет, а кончина моя откроется пожаром». Так и случилось. На стук о. Павла ответа не было. Иноки решили, что старец ушел в церковь, а в келье горит, и сорвали дверь с крючка. Келья была наполнена дымом, тлелись книги. Когда же их погасили и зажгли свечу, то увидели святого старца на коленях перед келейной его иконой Божией Матери «Умиление». Руки его, крестообразно сложенные, лежали на аналое, на книге. Глаза его были закрыты, лицо же одушевлено богомыслием и молитвой. Душа его уже возвратилась к Создателю своему. Приготовив тело его к погребению, иноки положили его в приготовленный им для себя гроб и положили с ним, согласно воле его, финифтяный образок прп. Сергия, которого особенно чтил покойный. Восемь дней лежало тело его в открытом гробу. В эту ночь настоятель Глинской пустыни (Курской губ.) о. Филарет увидел на небе необыкновенный свет и сказал братии: «Вот так души праведных отходят к Господу. Ныне душа отца Серафима возносится на небо». Столько народу собралось на погребение, что свечи гасли от духоты. Особенно тяжела была скорбь дивеевских сестер, потерявших в нем духовного отца и руководителя и оставшихся после него в полном смысле сиротами. Погребли святого старца в указанном им месте на правой стороне от соборного алтаря и на чугунном памятнике сделали следующую надпись: «Жил во славу Божию 72 года 6 месяцев и 12 дней». «Мы как копеечные свечи, – сказал о нем архиепископ Воронежский Антоний, – а он – как пудовая свеча всегда горит пред Господом как прошедшей своей жизнью, так и настоящим дерзновением перед Пресвятою Троицею».

Приведем несколько случаев из его неисчислимых посмертных чудес. В 1839 г. иеромонах Афонской горы о. Серафим (в схиме Сергий) видел во сне, что он служит о. Серафиму молебен, воспевая: «Преподобный отче Серафиме, моли Бога о нас». После этого он в тяжкой болезни услышал наяву голос: «Завтра день кончины Саровского старца отца Серафима, отслужи по нем заупокойную литургию и панихиду, и он тебя исцелит». По просьбе больного литургия и панихида были отслужены, и он получил исцеление. В 1858 г. дивеевская сестра Евдокия упала на дно ледника и смертельно расшиблась. Положение ее было признано безнадежным. Ночью ей явился прп. Серафим и трижды перекрестил ушибленное место со словами: «Прикладываю тебе пластырь и обвязание», и стал невидим. Больная исцелилась, но долго чувствовала на больном месте пластырь. В 1856 г. тяжко больному восьмилетнему сыну костромского вице-губернатора Борзенко явился Спаситель и велел ему исполнить то, что прикажет старец, который к нему придет. После этого ребенку явился старец, назвал себя Серафимом и сказал: «Если хочешь быть здоровым, возьми воды из источника, находящегося в Саровском лесу и называемого Серафимовым, и три дня утром и вечером омывай грудь, голову и руки и ноги и пей». В это время родителям его привезли из Сарова бутыль Серафимовой воды, от которой ребенок и получил исцеление.

Чудеса и исцеления на могиле святого старца, как и молитвами его, по всей России продолжали совершаться непрерывно. В одном только 1895 г. было обследовано 94 случая исцелений. Вера в него продолжала возрастать во всех слоях русского народа. Весь он во главе с государем императором желал и ждал его прославления, и 19 июля 1903 г. оно состоялось в присутствии царской семьи и многотысячной толпы народа. Сопровождалось оно неисчислимыми чудесами и исцелениями. Государь с архиереями нес раку со святыми мощами его, и весь народ среди лета пел Пасху. Вспомним о той великой скорби, которая, по предсказанию преподобного, должна была посетить Россию после торжества прославления его мощей. Молитвами преподобного Серафима да помилует всех нас Господь!

• Коренная пустынь находится в 27 верстах от Курска, на правом берегу р. Тускори. Монастырь основан в конце XVI в. на месте явления иконы Знамения Божией Матери в 1295 г. В 1598 г. икона была перенесена в Курск, в основанный там Знаменский монастырь. Эту икону, образно названную «Одигитрией русского зарубежья», в 1920 г. вывезли из России через Константинополь в Салоники. В сентябре того же года она по просьбе генерала П. Н. Врангеля возвращена была в Россию для ободрения воинов-патриотов. 29 окт. 1920 г. она с остатками Белой армии покинула Россию.

• Китаева пустынь при Киево-Печерской лавре находится в 10 верстах от Киева.

• Саровская Успенская пустынь находилась на границе Нижегородской и Тамбовской губ., в окрестностях г. Темникова (ныне центр Темниковского р-на Мордовской респ.).

• Дальне-Давыдовская пустынь была расположена при одноименном селе в 75 верстах от г. Горбатова Нижегородской губ. (совр. Нижегородская епархия). Ныне это поселок Дивеево Дивеевского р-на.

ПРЕПОДОБНЫЙ СИЛЬВЕСТР ПЕЧЕРСКИЙ (XII В.)

Память его празднуется 2 янв., 28 сент, вместе с Собором прпп. отцев Киево-Печерских, в Ближних пещерах почивающих, и во 2-ю Неделю Великого поста вместе с Собором прпп. отцев Киево-Печерских

Прп. Сильвестр был продолжателем, после прп. Нестора (память его 27 окт.), «Русской Летописи». Святые мощи его почивали в Ближней Антониевой пещере.

• Память 2 янв. установлена вместе со свт. Сильвестром, Папой Римским († 335).

• Известно, что прп. Сильвестр был игуменом Михайловского Выдубицкого монастыря в Киеве. (Монастырь основан первым киевским свт. Михаилом на том месте, где в последний раз низринут был в воды Днепра Перун.) В службе отцам Печерским прп. Сильвестр называется блаженным и обладающим «чудесным даром прогонять бесовские прилоги» (песнь 9-го канона).

• Прп. Сильвестр переработал в 1116 г. «Повесть временных лет» Нестора, текст ее в первоначальном виде не сохранился. Эта 2-я редакция и входит в состав Лаврентьевской летописи.

ПРАВЕДНАЯ ИУЛИАНИЯ ЛАЗАРЕВСКАЯ († 1604)

Память ее празднуется 2 янв. в день преставления и 23 июня вместе с Собором Владимирских святых

Св. Иулиания родилась в 30-х гг. XVI в. в богатой и знатной семье дворян Недюревых. Отец ее, Иустин, или Истома, был ключником при дворе царя Иоанна Грозного. Мать ее звали Стефанидой. Шести лет Иулиания осиротела, и ее взяла на воспитание благочестивая бабка ее с материнской стороны, но, когда девочке минуло двенадцать лет, умерла и она, и Иулиания осталась в семье своей тетки Наталии Араповой. Здесь ее не поняли. Кроткая, молчаливая, молитвенно настроенная, она казалась странной своим двоюродным сестрам, и они преследовали ее насмешками. Но Иулиания была тверда, когда дело касалось ее убеждений. Ее положение было тем труднее, что в ее времена молодых девушек грамоте не учили, наставников у нее не было, а церковь была далеко от усадьбы ее родных, и посещать ее Иулиании не приходилось. Все женские рукоделия она изучила в совершенстве и все ночи напролет проводила, работая для бедных.

На шестнадцатом году ее выдали замуж за богатого и знатного молодого дворянина Георгия Осорьина, сына владельцев села Лазаревское, находившегося в окрестностях Мурома. Там она и провела почти всю свою жизнь. Сильное впечатление произвело на молодую женщину слово священника, сказанное им новобрачным, о семейной жизни. Вся семья мужа сразу же полюбила и оценила ее. Ей поручили управление домом. Но как ни уставала она от ежедневной суеты, она не оставляла ни своей долгой утренней и вечерней молитвы, ни своей тайной ночной работы на бедных. Милостыню она подавала через преданную ей служанку. Услуг от прислуги, по возможности, она избегала, говоря: «Кто я, чтобы Божие создание служило мне?» Однако же много горя пришлось ей претерпеть из-за слуг, часто испорченных и грубых. Как могла, она старалась покрыть недостатки их и взять их вину на себя. И не раз свекор и свекровь упрекали ее за излишнюю доброту.

В неурожайные и голодные годы (1570–1572) св. Иулиания втайне удвоила свою милостыню. Когда же затем разразилась эпидемия чумы, она так же тайно ухаживала за больными и хоронила умерших. И раньше она всегда хоронила бедных и молилась за них. Когда умерли родители ее мужа, то на поминовение их и на милостыню св. Иулиания истратила большую часть своего имущества. Муж ее был на царской службе и часто годами не бывал дома, что доставляло супруге его немало скорби. Из их десяти сыновей и трех дочерей четыре сына и две дочери умерли в детстве. Оставшимся в живых мать посвятила всю свою жизнь, но старший из них был убит на охоте, а другой – в бою. Тогда она стала просить мужа отпустить ее в монастырь. Но он уговорил ее остаться в семье ради оставшихся в живых детей.

Св. Иулиания любила слушать чтение Священного Писания, святоотеческих книг и житий святых, которым она старалась подражать, и муж ее, бывая дома, часто читал ей вслух. Уговаривая ее, он указал ей на слова Космы Пресвитера: «Не спасут нас ризы черные, как не погубят ризы светлые». Она покорилась и сказала: «Да будет воля Божия». Но с тех пор она стала проводить жизнь подвижническую. Спала она теперь час или два на дровах, подложив под голову ключи. Когда весь дом засыпал, она вставала на молитву и молилась до утрени. Потом шла в церковь и, вернувшись после обедни, посвящала весь остальной день домашним делам. По пятницам она совершенно воздерживалась от пищи и проводила весь этот день в строгом уединении, по субботам кормила бедных.

Через 10 лет умер ее муж. Горе детей было страшное, но мать утешала их и наставляла к доброй жизни, чтобы сподобиться христианской кончины, как их отец. «Прежде всего, – говорила она, – любите друг друга, будьте целомудренны и творите милостыню». Милостыня стала ее главной заботой. Имущество свое она уже раздала и входила ради милостыни в долги. Теплые вещи, которые делали ей дети, она раздавала, одевалась зимой как и летом, в башмаки вкладывала ореховую скорлупу.

Однажды суровой зимой, когда Иулиания не в силах была ходить в церковь и молилась дома, пришел к ней священник и сказал, что он услышал голос от иконы Пресвятой Богородицы: «Пойди и скажи милостивой Иулиании: почему она не ходит больше в церковь? Ее домашняя молитва приятна Богу, но не так, как молитва, творимая в церкви. А вы ее почитайте: ей не менее шестидесяти лет, и Дух Святой почивает на ней».

В молодые годы было ей раз в тяжелую минуту жизни явление святителя Николая: задремав после долгой молитвы, она увидела множество бесов, угрожавших ей за ее подвижническую жизнь. Но святитель Николай, к которому она всегда прибегала, явился ей, и бесы исчезли. Он же благословил ее и сказал: «Мужайся, дочь моя, Христос велел мне защищать тебя от бесов и злых людей». Она проснулась и увидела, что кто-то в неизреченном свете выходит из ее комнаты. Она бросилась за ним, но двери все были закрыты.

При конце ее жизни страшный голод несчастного царствования Бориса Годунова заставил ее с семьей и не пожелавшими оставить ее слугами переселиться в пределы нынешней Нижегородской губернии, где еще была пища. Там она велела слугам печь хлеб, смешивая муку с древесной корой и лебедой для себя и для бедных. Количество голодающих увеличивалось, и все они приходили просить у нее хлеба, причем все они уверяли, что он вкуснее испеченного из чистой муки, который раздавало правительство. Там св. праведная Иулиания и скончалась 2 января 1604 г., напутствованная Святыми Тайнами. Болела она всего шесть дней, но на молитву вставала каждую ночь, говоря, что молитву Бог требует и от больных. Перед смертью она сказала: «В молодости я хотела монашеской жизни, но оказалась ее недостойной». Потом она простилась со всеми, обернула четки вокруг своей руки и произнесла свои последние слова на земле: «Слава Богу за все! В руце Твои, Господи, предаю дух мой». И все увидели сияние вокруг ее головы. Утром оказалось, что свечи, которые никто не зажигал, горят вокруг ее тела. Тело свое она велела, явившись одной служанке, погребсти в Лазареве, рядом со своим мужем.

Святые мощи ее были обретены нетленными в 1614 г., когда готовили могилу для сына ее Георгия, причем гроб ее оказался наполненным ароматным миро, от которого исцелялись болящие. Первыми исцеленными были дети Чевелевы из Мурома, у которых шла кровь из рук и ног, и множество слепых и других больных. Московский дворянин Ковков, страдавший непонятной болезнью, исцелился после того, как натерся песком с могилы праведницы, принесенным ему слугой. Он пришел пешком из Москвы благодарить святую. До последнего времени сохранялся обычай матерям приносить и приводить к мощам св. праведной Иулиании больных детей.

Рядом с ней почивает дочь ее, инокиня Феодосия, могила которой местно чтится. Житие св. праведной Иулиании написано сыном ее Каллистратом (Дружиной) Осорьиным.

• Село Лазаревское находилось в 4 верстах от Мурома. С 1392 г. Муром в составе Великого княжества Московского (до начала XV в. – столица Муромского княжества). Ныне Муром является районным центром Владимирской обл. и входит в состав Владимирской епархии. Прав. Иулианию Лазаревскую называют также Иулианией Муромской.

• В пределах Нижегородских прав. Иулиания проживала в с. Вочнево, где и преставилась.

• В 1614 г. мощи св. прав. Иулиании обретены нетленными и источающими миро. Благочестивый обычай приводить болящих к св. мощам распространился в силу происходящих от них чудесных исцелений.

• Св. праведница упоминается в числе Муромских святых в рукописи XVII в.

ПРЕПОДОБНЫЙ ПАХОМИЙ, КЕНСКИЙ ЧУДОТВОРЕЦ († 1525)

Память его празднуется в первую субботу после Крещения Господня (6 янв.)

Прп. Пахомий (род. в 1450 г.) был учеником и сомолитвенником прп. Александра Ошевенского (память его 20 апр.) и вышел из его обители после его смерти. Строгий постник, молитвенник, он уединился для безмолвия на том месте, где был потом Кенозерский приход Каргопольского уезда. Узнав о нем, окрестные жители стали постепенно приходить к нему за советом и благословением, а ревнители иночества стали просить его принять их под свое руководство. Устроили храм в честь Преображения Господня и оградили обитель оградой, а над вратами поставили икону престольного праздника обители. Братия, вместе с настоятелем, копали землю, сеяли и убирали хлеб, очищали лес под поля, ловили рыбу. Здесь принял иночество прп. Антоний Сийский (память его 7 дек.), который подвизался в монастырской больнице для немощных старцев.

Прп. Пахомий почил в глубокой старости в сане игумена, в схиме. Жил он, как полагают, в 1450–1525 гг. На могиле его творились чудеса, и он был причислен к лику святых. В 1800 г. обитель его сгорела, и нетронутыми остались только три доски над его могилой. Прп. Пахомий был похож на прп. Сергия Радонежского.

• Прп. Пахомий Кенский – основатель Спасо-Преображенского Кенского монастыря на р. Кене вблизи Кенозера, в Олонецком крае в пределах Новгородской епархии, ныне это место в Каргопольском р-не Архангельской обл., в Архангельской же епархии.

ПРЕПОДОБНЫЙ ГРИГОРИЙ, ПЕЧЕРСКИЙ ЧУДОТВОРЕЦ († 1093)

Память его празднуется 8 янв. в день его гибели, 28 сент. вместе с Собором прпп. отцев Киево-Печерских, в Ближних пещерах почивающих, и во 2-ю Неделю Великого поста вместе с Собором всех прпп. отцев Киево-Печерских

Прп. Григорий вступил в Печерский монастырь при прп. Феодосии (память его 3 мая) и подвизался в юности под его началом. Он стяжал великий дар молитвенный и силу над бесами, так что они всячески ополчались против него. Трижды научали они воров обокрасть его, но всякий раз преподобный их посрамлял. Первый раз пытались воры унести его богослужебные книги, но, по молитвам преподобного, они заснули и проспали пять суток, пока он сам их не разбудил. Так как воры истощали, он велел их накормить и отпустил, а правителю города подарил несколько книг и уговорил его их не наказывать. А остальные книги свои он продал и деньги раздал нищим, во исполнение Слова Христова: «Продавайте имения ваши и давайте милостыню» (Лк. 12,33). Второй раз воры обокрали его огород и нагрузили мешки, но, по молитве преподобного, не могли сдвинуться с места и пробыли под тяжестью мешков двое суток, пока он их не разрешил. Принеся покаяние в грехе своем, они остались, по благословению преподобного, трудиться в монастыре и, поживши в добром подвиге, мирно скончались.

Третий же раз недобрые люди выманили у преподобного немало денег, как бы для того чтобы спасти товарища их, приговоренного к повешению. Преподобный же, хотя и провидел злой умысел их, не стал им противиться и дал им, сколько они просили. Но в ту же ночь они проникли в плодовый сад, насаженный около пещеры преподобного, чтобы его обокрасть. Но Господь Сам покарал их: один из обманщиков, сидя на дереве, нечаянно повесился, товарищи же его в страхе бежали. А преподобный не мог оказать погибавшему помощь, потому что воры заперли его в пещере, чтобы он не мог им помешать, и он мог только оплакать горькую кончину несчастного. На другой день они принесли покаяние, и преподобный, строго выговорив им за то, что они погубили товарища своего, повелел им до смерти трудиться в обители; и они повиновались ему со всяким смирением. Видя же, что преподобный посрамил их, бесы иным образом ополчились на него.

В 1093 г. князь Владимир Мономах с братом своим Ростиславом выступил против половцев, и стан князя Ростислава стал против Печерской обители. Слуги же князя, видя, что прп. Григорий спускается к Днепру за водой, стали над ним смеяться. Кротко остановил их преподобный: он им сказал, что им следовало бы готовиться к смерти, потому что они, по воле Божией, должны с князем сложить свои головы. Слова его передали князю. Он же, юный, неразумный и несдержанный, так озлобился, что приказал утопить преподобного в Днепре, с камнем на шее. На другой же день тело его нашли в пещере его, с камнем на шее. Одежда его была пропитана водой, но лик его сиял радостью, и он во всем был подобен живому. Его погребли в пещере. А князь Ростислав потерпел поражение, а во время бегства потонул со своим войском в реке Стрымне. Брат же его, князь Владимир Мономах, вернулся невредимым и оплакал его гибель и неразумие.

• Прп. Григорий погиб по повелению переяславского князя Ростислава, забывшего страх Божий. Ростислав – брат Владимира Мономаха, сын Всеволода Ярославина, внук Ярослава Мудрого.

• Поход против половцев был предпринят вел. князем киевским Святополком Изяславичем.

• Прп. Григорий погребен в Ближних пещерах Печерского монастыря.

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ИСИДОР ПРЕСВИТЕР И ИЖЕ С НИМ 72 МУЧЕНИКА ЮРЬЕВСКИХ († 1472)

Память его празднуется 8 янв. в день мученической кончины

В начале XIII в. город Юрьев, воздвигнутый вел. князем Ярославом Мудрым на реке Омовже, на запад от Пскова, был взят немецкими рыцарями-меченосцами. Князь же юрьевский, Вячко, видя гибель своего города, бросился с конем с городских стен прямо в пламень, объявший город, – и погиб. С тех пор Юрьев стал называться по-немецки – Дерптом. В 1472 г. в нем, среди онемеченного и иноверного населения, оставалась лишь небольшая православная община в 72 человека, во главе с пресвитерами Исидором и Иоанном. Столь великая злоба окружала это небольшое стадо Христово, что священник Иоанн (Иона, память его 29 марта) вынужден был со своей семьей скрыться в окрестностях Пскова, где теперь Псково-Печерский монастырь. Пресвитер же Исидор вместе с паствой своей был во время крестного хода в Богоявление – 6 января 1472 г. – схвачен городскими властями и заключен в темницу. За отказ принять латинскую веру пресвитер Исидор и его паства 8 января были утоплены в реке Омовже. Через год тела их были обретены нетленными на берегу, за версту от города, и погребены в церкви святителя Николая. В 1897 г. они были причтены к лику святых.

• Город Юрьев основан в 1030 г. Ярославом Мудрым, сыном св. равноапостольного вел. князя Владимира (память его 15 июля). Первая церковь им построена во имя св. великомученика Георгия. С XIII в. по 1893 г. город назывался Дерптом (Тартуское епископство), в 1893–1919 гг. опять Юрьевом, с 1919 г. по настоящее время – Тарту. Находится в Эстонии, большинство православных приходов которой в юрисдикции Московской Патриархии.

• Священник Иоанн, ушедший от притеснений инославных в Псковскую землю, принял иноческий постриг с наречением ему имени Иона и основал на границе с Ливонией обитель, известную как Псково-Печерский монастырь.

СВЯТИТЕЛЬ ФИЛИПП, МИТРОПОЛИТ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РОССИИ, ЧУДОТВОРЕЦ († 1569)

Память его празднуется 9 янв. в связи с его мученической кончиной, 3 июля в день перенесения мощей из Соловецкой обители в Москву и 5 окт. вместе с Собором святителей Московских

Боярский род Колычевых, из которого происходил святитель Филипп, митрополит Московский, вышел в XIII в. из Пруссии, населенной тогда славянами. Отец его, боярин Стефан, занимал важную должность при дворе вел. князя Василия III Иоанновича (1503–1533). Мать его, Варвара, овдовела, приняла постриг с наречением имени Варсонофия и основала в Москве Варсонофиевский монастырь, а при нем кладбище для убогих, нищих, странников и казненных. Память об этом монастыре, давно уже не существующем, сохранилась лишь в названии Варсонофиевского переулка. Инокиня Варсонофия чтилась как одна из московских праведниц.

Благочестивая чета бояр Колычевых отличалась особым милосердием к бедным. В 1507 г. родился старший сын их – Феодор. Благочестивое воспитание, которое в то время одинаково давали детям всех сословий, как нельзя лучше подготовляло к духовной жизни. Начиналось оно в семилетием возрасте изучением Часослова и Псалтири. С детства полюбил Феодор Колычев чтение Священного Писания и житий святых. В юношеском возрасте ему, как боярскому сыну, пришлось учиться верховой езде и воинским упражнениям. Но не лежало к этому его сердце. Веселого общества своих сверстников он избегал, предпочитая ему степенную беседу старших. Рано приучил его отец к ведению хозяйства. Двадцати шести лет он был представлен вел. князю Василию Иоанновичу, который обратил на него внимание. Но скоро великий князь умер, и Феодор остался при дворе нового вел. князя – Иоанна IV Васильевича, которому было тогда три года.

Маленький государь полюбил его, но в блестящей придворной среде Феодор Колычев чувствовал себя одиноким. Мысли об иночестве уже тогда приходили к нему, и он не хотел жениться. События заставили его ускорить это решение: был открыт придворный заговор против князя Телепнева-Оболен-ского, любимца матери государя, вел. княгини Елены (рожденной Глинской); многие поплатились свободой, а иные и головой; среди казненных были и родственники Феодора Степановича – бояре Колычевы. И вот в июне 1537 г. удрученный горем, слышит он во время Божественной литургии евангельские слова: «Никтоже может двема господинома работати…» (Мф. 6,24). Знакомые и раньше, эти слова показались ему в этот раз относящимися прямо к нему, и он более не колебался. Выйдя из храма, он прямо направился на север, в Соловецкую обитель.

Дорогу он не знал, заблудился и наконец, блуждая по лесам и болотам, встретил на берегу Онежского озера благочестивого крестьянина Субботу, который и приютил неведомого паломника. Живя у него, Колычев помогал ему в домашних работах и пас скот. Непривычная жизнь сделала бывшего придворного неузнаваемым: он огрубел, здоровье его окрепло. Однако же приближающаяся зима заставила его спешить. В Соловках его принял игумен о. Алексий. Он приказал испытать пришельца на тяжелых работах. Иногда Феодору Колычеву казалось, что силы оставляют его, но ни разу он не поколебался в своем решении. Зорко следил он за жизнью монахов, стараясь подражать их подвигам. Наконец его смирение и трудолюбие снискали ему всеобщее уважение, и его постригли с наречением имени Филипп. Старцем его был о. Иона, ученик прп. Александра Свирского. До последнего времени хранился в хлебопекарне камень, который подкладывал себе под голову

Филипп, когда он засыпал на полу, утомленный тяжелой работой и продолжительной молитвой.