скачать книгу бесплатно
Разум масс ныне реагирует лишь на самые грубые эффекты черного и белого. Чем сложнее становится мир, тем больше люди склонны не обращать внимания на нюансы и детали и доверяться простейшим образам, содержащим только очень ясный и только очень темный аспекты. Противоположные понятия, которые соединяют подобным образом (например, пару тезис – антитезис), чтобы выделить их с помощью контраста, поэтому особенно подходят для роли символов состояния эмоционального возбуждения[63 - Ibid. P. 169–170.].
Манихейское упрощение выражается в том факте, что сами идеологии «милитаризуются»:
Когда ты принимаешь чью-либо сторону, то надо принимать ее полностью […]. Теперь существуют только друзья и враги, герои и предатели […]. Вне этой модели какая-нибудь моральная и физическая жизнь невозможна, следует быть за или против вещи в форме «изма», который ведет умы в данный момент: вне этих двух сторон выбор невозможен, и тем более невозможным он окажется в день Страшного суда, где будут только праведники и проклятые[64 - Ibid. P. 169–170.].
Анри де Ман хорошо разглядел замкнутый круг нетерпимостей, дурную бесконечность нетерпимости, реагирующей на нетерпимость:
Люди каждодневно испытывают на себе нетерпимость, деспотизм и жестокость, отвечая на них не иначе как проявлением такой же нетерпимости, такого же деспотизма и такой же жестокости. Все это было бы немыслимо без «ужасных упрощающих», которые сфабриковали мозг массы[65 - Ibid. P. 170.].
Упрощение, находящееся в центре конспирационистской теории[66 - Упрощение вытекает из гиперрационализации исторического процесса, сводимого к развертыванию некого «плана»; современная история становится, таким образом, совершенно понятной, но это достигается дорогой ценой – за счет упразднения всего того, что в названном процессе является событием, приходом, непредсказуемым, случайным. Это упрощенческое сведение происходящего к одному объяснительному фактору представляется, как кажется, лишь применением «правила единого врага» (Жан-Мари Доменак); данное правило является основным в полемическом дискурсе, сплав элементов в котором лучше всего виден в текстах («иудео-масонский», «иудео-капиталистический», «иудео-большевистский», «иудео-британский», «американо-сионистский» и т. д.); см. Angenot M. La Parole pamphlеtaire. Contribution а la typologie des discours moderns. P.: Payot, 1982. P. 126 sq.], – это то, что освещает неверным светом политическое поле. Всякое объяснение при помощи единственного и простого фактора представляет собой мифологизацию. На это резонно обратил внимание Даниэл Белл, изучая вопрос о «популистской» демагогии в США. Что касается североамериканских популистов конца XIX и начала XX в., обличавших одновременно власть денег и власть евреев, то этот автор замечал в 1960 г.:
Эти люди были «ужасными упрощающими». Вся политика объявлялась ими конспирационистской, и в центр картины ставились «международные банкиры» и «менялы». Таким образом, когда в конце тридцатых годов стала вырисовываться война, недоверие по отношению к банкирам, являвшееся корневым в брюзжащей популистской ментальности, сосредоточилось на евреях[67 - Bell D. The end of Ideology. On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties (1960). Revised Edition, N. Y.: The Free Press, 1965. P. 117. О спросе на упрощение ср.: Winock M., op. cit., 1990. P. 116. Если упрощение, предполагаемое любой морализующей интерпретацией истории, играет роль защитного механизма (см. Windisch U. et al. Xеno-phobie? Logique de la pensеe populaire. Lausanne: L’Age d’Homme, 1978; en particulier. P. 166 sq.), то, как следует заметить, оно удовлетворяет вкус к фантастическому, увлекая сторонников теории заговора на многочисленные пути, ведущие к заговорщикам, – короче говоря, упрощение успокаивает, усложняя (любой феномен становится показателем, следом или знаком-провозвестником). Самый распространенный вариант монокаузальной теории истории связан с полицейской психологией выгоды: «все, что случается, происходит по воле тех, кому это выгодно» (ср.: Poliakov L., op. cit., 1980. P. 27).].
Но от анализируемого Рене Жираром[68 - Girard R. La Violence et le Sacrе. P.: Grasset, 1972. О конструировании антирасизма путем миметического воспроизведения того, с чем он борется («расизма»), см.: Taguieff P.-A. La Force du prеjugе. Essai sur le racisme et ses doubles. P.: La Dеcouverte, 1988. P. 29 sq., 367 sq. (о кон-спирационистском видении расизма), 393 sq.] процесса миметического соперничества не ускользают и реакции против теории мирового еврейского заговора. Таким образом, антиантисемитские установки могут зеркально воспроизводить антисемитские установки, с которыми первые сражаются; международному еврейскому заговору будет противопоставлен мировой антисемитский заговор. Конспирационистская идея оккультной организации внешне разнородных и спонтанных действий начинает выглядеть так, как если бы ее разделяли самые непримиримые противники. Когнитивное смещение изображения, которое труднее всего исправить, как раз и состоит в том, чтобы вырваться из порочного круга взаимных конспирационистских обвинений. В своем капитальном труде о «Протоколах» Анри Роллен не смог это сделать, как и позже Норман Кон. Оба они зеркально воспроизвели тот тип мысли, который анализировали и который разоблачали; отвечать осуждением «Коричневого интернационала»[69 - Rollin H., op. cit., 1939, ch. XIX. P. 483 sq. (1991. P. 609 sq).] или «Антисемитского интернационала»[70 - Cohn N., op. cit., 1967, ch. XI. P. 230 sq. Сам Л. Поляков так заключил свое исследование «арабской полемики»: «Итак, перед нашими глазами создается антисионистский интернационал. Мы оставляем читателю задачу установить, чем он отличается от антисемитского интернационала былых времен» (op. cit., 1969. P. 609 sq).] на осуждение «Еврейского (или «иудеомасонского») интернационала» значит оставаться в полемическом поле, в зеркальной галерее, где один миф о заговоре порождает бесчисленное количество двойников. На идею о сатанизирующей сущности еврея-заговорщика отвечает соответствующая идея об антиеврее-конспираторе. Редко появляются работы об «антисемитизме», авторы которых смогли остаться на расстоянии от этого воображаемого «дьявольского» заговора, приписываемого оккультным эссенциализируемым органам и силам[71 - Об эссенциализме см.: Aron R. Les Dеsillusions du progr?s. Essai sur la dialectique de la modernitе. P.: Calmann-Lеvy, 1969. P. 86–87. Бредовые обвинения бесконечно обратимы, и взаимные дьяволизации, мне кажется, скользят по склону «дурной бесконечности»; см.: Gandillac M. de// Entretiens sur l’homme et le Diable. P. – La Haye: Mouton, 1965. P. 204 sq.; Wunenburger J.-J. Imaginaire phobique et representation diabolique// Paul J.-M. (ed.). L’Homme et l’Autre. Presses Universitaires de Nancy, 1990. P. 21–41.].
В своем очень глубоком исследовании Максим Родинсон столкнулся с этой проблемой, критически осмысливая неявный социоцентризм очевидности, широко принятый в еврейских сообществах Запада, – очевидности, в соответствии с которой якобы имеются «связность, непрерывность, прочное единство» феноменов вражды к евреям, постулируется единая и постоянная вражда к ним, проходящая через всю мировую историю[72 - Rodinson M. Quelques th?ses critiques sur la dеmarche poliakovienne// Pour Lеon Poliakov Le racisme, mythes et sciences. Bruxelles: Editions Complexe. 1981 [P. 317–322]. P. 318.]. Подобное увековеченное видение антисемитизма состоит в том, что он представляется естественным, превращается в необходимость, даже в судьбу. Перед нами способ сделать нормальной, «фатальной» антиеврейскую ненависть. Короче говоря, М. Родинсон по-своему высвечивал одну из главных эпистемологических слабостей большей части литературы по «истории антисемитизма»: двойную веру в однородность и в неизменность всех проявлений враждебности и ненависти по отношению к евреям (с помощью категории «антисемитизм»). Убеждение в исключительности жертвы (мы самые преследуемые среди преследуемых, мы единственные избранники несчастья и т. д.) является к тому же одним из наиболее распространенных в человеческих группах убеждений, как и этноцентрическая презумпция (мы – самые лучшие, самые человечные среди человеческих существ, даже единственные настоящие люди). Такие социоцентрические иллюзии могут образовывать ядра политических мифов, способных интегрироваться в ту или иную идеологию – от национализма до традиционализма.
Родинсон предлагал неологизм для более специфического обозначения: убеждения в обреченности на всеобщую ненависть: panekhthrisme. Но предоставим этому автору возможность самому изложить основы его критической позиции:
Любой народ, любая социальная группа стремится увидеть в нападениях, которым она подвергается – даже в сопротивлении собственным нападениям, – проявления беспричинной злобы к ним остального человечества, сговора Зла против Добра, которое, очевидно, этот народ или группа представляет. Я предложил, быть может с некоторым педантизмом, назвать данный, очень общий феномен панэктризмом (от греч. ekhthros – враг). Предлагаемые объяснения (например, в религиозном иудаизме – зависть «наций» к богоизбранному народу) являются лишь объяснениями этого мифологического видения. Напротив, в параллельном антисемитском подходе в качестве центрального мифа выступает именно постоянная, фундаментальная, сущностная склонность евреев к нанесению вреда на протяжении всей истории, и объяснение этих воображаемых черт следует искать в религиозной или светской проблематике, в психологической, социологической, биологической или другой науке[73 - Rodinson M., ibid. Миф о заговоре можно свести к трем базовым верованиям: (1) существуют враги «в себе» или «объективные» враги, которых определяют не по их действиям, ни даже по их намерениям, но по тому факту, что они якобы являются «носителями тенденций» (ср.: Arendt H. Le Syst?me totalitaire, op. cit., 1972. P. 155–156; (2) эти враги «в себе» находятся повсюду; (3) эти враги организованны, их действия управляются с целью осуществления какого-то тайного плана. Концепту «панэктризма» можно найти эквивалент в «синдроме [крепости] Масада», который определил Д. Бар-Таль. См.:The Masada Syndrome: A Саsе of Central Belief// Milgram N. (еd.). Psychological Stress and Coping in Time of War. H. Y.: Brunner/Mazel, 1985; Taghieff P.-A. (dir.). Les Protocoles… Т. II, 1992; les еtudes de С. Touati-Pavaux et A. W. Kruglanski.].
Таким образом, этот порочный круг образуется от прямого конфликтного столкновения двух вредоносных сущностей, функционируя в рамках обратимого манихейского мифа. Но можно ли выйти из этого круга? Избежать симметричных стигматизаций, усиления полемики? Из круга можно выйти, только зная его. Такова наша гипотеза. Гипотеза, восходящая к традиции Спинозы.
II. Распространение «Протоколов» в мире: запуск, остановки, новые подъемы
После ряда русских изданий «Протоколов» (1903–1917) эта антиеврейская фальшивка была переведена на немецкий язык в январе 1920 г., а затем, в том же году, – на английский (в Великобритании и в США), на французский, венгерский и польский. В следующем году к уже существующим многочисленным перепечаткам книги – русским, немецким, англо-американским – добавляются ее итальянское издание, новые переводы на французский и английский языки. Именно в 1920–1921 гг. «разоблачительный» документ начинает свое триумфальное шествие по свету. Однако уже летом 1921 г. появляется филологическое доказательство того, что речь идет лишь о плагиате. Эта операция по развенчанию мифа затормозит распространение фальшивки, по крайней мере в тех кругах, которые воспринимают рациональную аргументацию.
С весны 1921 г. и вплоть до последних месяцев 1933 г. циркуляции «Протоколов» в Европе мешала публичная демонстрация того, что этот «документ» являлся поддельным. Приход к власти национал-социалистов обусловит новый подъем массовой антиеврейской пропаганды, которой «Протоколы» требуются в качестве текста, разоблачающего тайные замыслы «Сионских мудрецов».
1. Запуск и резкие остановки: 1920–1921 гг.
1.1. Роль газеты Times в 1920 г.
Именно лондонская Times, известная своей серьезностью и умеренностью, произвела 8 мая 1920 г. «мировой запуск “Протоколов”» и разоблачила их как программу Pax judanca, адского «Заговора евреев против христианства», как напишет два года спустя Юрбен Гойе[74 - Gohier U.// La Vieille France, n° 251, 30 mars – 6 avril 1922. P. 17; ср.: Poliakov L. Histoire de l’antisemitisme, T. IV. P.: Calmann-Levy, 1977. P. 232. Для придания своему тексту большей убедительности и экзотичности Гойе пишет по-английски название фальшивки: Protocols.]. 17 ноября 1921 г. этот самый Гойе уточнял:
Times 1920 года известила мир о «Протоколах» как доказательстве ужасного еврейского заговора против народов[75 - Gohier U.// La Vieille France, n° 251, 17–24 novembre 1921. P. 6: перепечатана в: Protocoles des Sages d’Isra?l. P.: Edition nouvelle de La Vieille France, 1925. P. 206 (мы цитируем этот пассаж по книге 1925 г.; в тексте 1921 г. говорится: «[…] документ, который она расценивает в 1921 г. как мошенничество»).].
Неподписанная передовица (ее автором был У. Стид)[76 - Ср.: Holmes C. Anti-Semitism in British Society, 1876–1939. L.: Edward Arnold, 1979. P. 148, 279, note 56. Гизела Лебзельтер, ссылаясь на свидетельство Лакёра, приписывает авторство статьи Роберту Вилтону, корреспонденту Times в России (Political Anti-Semitism in England, 1918–1939. L. – Basingstoke: The Macmillan Press/ St Antony’s College, Oxford, 1978. P. 183, note 49.] имела следующий заголовок: «Еврейская опасность» [The Jewish Peril], памфлет, вызывающий беспокойство. Требуется расследование»[77 - A Distrubing Pamphlet: a Call for Enquiry// The Times, 8.5.1920. В «предварительном примечании» ко второму изданию «Протоколов», осуществленному ассоциацией «Бритты» в 1920 г., имеется ссылка на статью в газете Times, частично цитируемую в качестве признанного авторитета (The Jewish Peril. Protocols of the Learned Elders of Sion, (2e edition). L.: The Britons, 1920. P. 2 de couverture; Iиre ed., 1920). О контексте данной публикации см.: Lebzelter G. C., op. cit., 1978. P. 21 sq.; Holmes C., op. cit., 1979. P. 141 sq.; Moisan J.-F. Contribution а l’etude…, th?se, I987. P. 46 sq.]. Статья начиналась следующими словами:
До настоящего времени Times не придавала значения этой странной книжке [ «Протоколам»]. Однако же ее распространение идет полным ходом, и ее чтение способно встревожить думающую публику. Никогда ранее какую-либо расу или религию не обвиняли в столь зловещем заговоре[78 - The Times, 8.5.1920. P. 15; ср.: Moisan J.-F., op. cit., 1987. P. 51. Обширные выдержки из статьи были включены в книгу: Netchvolodow A. L’Empereur Nicolas II et les Juifs. P.: E. Chiron, 1924. P. 263–269.].
Уже 20 мая 1920 г. Ю. Гойе не скрывал своего крайнего удивления:
Times объявляет еврейскую опасность. […] Наконец Times потрясена.
Вплоть до директорства Норсклиффа [sic] газета была цинично проеврейской. Ныне она делает попытки быть независимой[79 - Gohier U.// La Vieille France, 20 mai 1920; перепечатано в: «Protocols». Proc?s-verbaux de rеunions secr?tes des Sages d’Isra?l. P.: Edition de La Vieille France, 1920; introduction. P. 5 (еd. 1925. P. 9–10). Гойе не переставал подчеркивать роль Times: «Protocols поистине были включены в широкую циркуляцию газетой Times (Le Times et les Protocols// La Vieille France. n° 239, 25 ao?t – 1er septembre 1921. P. 9). Логика антиеврейской страсти сбивает с толку Гойе; чтобы убедиться в этом, достаточно привести следующее замечание Нечволодова: «Публикация этой статьи именно в Times вызвала некоторое удивление в национальных английских кругах, учитывая тот факт, что владелец Times, лорд Нортклифф, умерший в августе 1922 г., сам имел еврейское происхождение (Хармсворс-Стерн). Это лишь усилило впечатление, произведенное названной статьей» (op. cit. P. 269–270). См. также: Nilus S. L ’ Internazionale Ebraica. Protocolli dei «Savi Anziani» di Sion. Roma: La Vita Italiana, 1921, appendice. P. 160–161 (G. Preziosi).].
Тема «еврейской опасности» и, более точно, тема всемирного еврейского заговора попадала в круг вопросов, подлежащих обсуждению, то есть приемлемых, даже достойных уважения. А главное, тематика «Протоколов» могла теперь найти широкий отклик, ее распространение выходило, таким образом, за пределы узкого круга обычных потребителей антиеврейской духовной пищи. «Протоколы», выходившие из круга, предназначенного для патентованных антисемитов, были, таким образом, поставлены на путь их будущего превращения в «бестселлер». Роже Ламбелен прекрасно понял в 1921 г., что создается условие культурной приемлемости «Протоколов»:
Явно представляется, что еврейская опасность, о которой свидетельствовало такое количество симптомов и фактов, по-настоящему открылась для широкой публики лишь тогда, когда появился перевод фрагмента русской книги, попавшей в каталог Британского музея в августе 1906 г.; эта книга называлась «Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность. Записки православного» (2-е издание, исправленное и дополненное. Царское Село, 1905). Перевод ее был напечатан в декабре 1919 г. издательством Eyre and Spottiswoode под названием «Еврейская опасность: Протоколы сионских мудрецов». На эту книгу в Англии долго не обращали бы внимания, если бы одному редактору Times не пришла в голову мысль посвятить ей статью и дать на нее самую подробную рецензию, которую можно резюмировать в одном тревожном вопросе: «Если эта книга есть выражение истины, то не уцелели ли мы от германского мира лишь для того, чтобы испытать на себе условия еврейского мира?»[80 - Lambelin R. Introduction [1921] aux «Protocols» des Sages Sion. P.: Grasset, 1937. P. XIV.]
Мысль об очевидности еврейского заговора была тогда усвоена настолько, что газета La Croix посвятила 7 октября 1920 г. статью «еврейской опасности», начав ее с перечисления уже стандартизированных признаков: «Об этом снова говорят. Значительное участие евреев в большевистской революции, признанными вождями которой они являются; место, занимаемое ими в политических и финансовых конгрессах; связи, которые они имеют почти повсюду с официальными лицами; особое расположение к ним в Палестине со стороны английского правительства, – все это снова привлекает внимание к еврейской опасности, о которой, как кажется, забыли, испытывая страх перед германской опасностью. […] В своем значительном большинстве народ Израиля перестал поклоняться истинному Богу и поклоняется Сатане.
Передовица Times, несмотря на ее осторожные нюансы[81 - Ср. критические замечания Л. Полякова: Poliakov L., op. cit., 1977. P. 231–232; см. также: Moisan J.-F., th?se. P. 51 sq.; idem// Taguieff P.-A. (dir.). Les Protocoles… T. II, 1992.], отныне будет постоянно являться гарантией подлинности – или дополнительным доводом в пользу тезиса о подлинности документа – в околопротокольных книгах о всемирном еврейском заговоре, созданных распространителями и обработчиками «Протоколов» в самых различных контекстах; для антисемитских агитаторов предгитлеровской эры, отмечает Л. Поляков, «эта статья обозначила нулевой год их Хиджры»[82 - Poliakov L., op. cit. P. 232. Странным образом ни А. Роллен, ни Н. Кон не отметили важность легитимационного действия, совершенного статьей в Times; см. Rollin H., op. cit., 1939. P. 38, 181; Cohn N., op. cit. 1967. P. 75, 154.]. Вот факт, относящийся к распространению «Протоколов», который часто игнорировали позднейшие историографы, сосредоточившиеся на национал-социалистическом феномене: эксплуатация «Протоколов» нацистами будет лишь одной из превратностей (но наиболее заметной) в процессе глобализации ударной брошюры, и она могла бы остаться только сравнительно секретным оружием (например, пропагандистским инструментом, который точечно применялся некоторыми русскими белогвардейцами в период с 1917 по 1921 г.).
Из легитимирующей передовицы Times был прежде всего взят анализ «Протоколов» в форме их резюме; из анализа, который бесчисленное количество раз воспроизвели профессиональные антисемиты[83 - См.: Moisan J.-F., these, 1987. P. 108, note 44. В своем издании «Протоколов» (по версии С. Нилуса) монсеньор Жуэн также полностью приводит резюме, предложенное газетой Times.], был затем взят ряд риторических вопросов, поднимавших с ловкой осторожностью тему «еврейской опасности» и сосредоточенных на аргументе о «волнующих совпадениях», который отсылал читателя к «пророческой» силе, выявляемой благодаря тексту. Это «пророческое» содержание парадоксально, ибо «Сионские мудрецы» рассказывают о том, что они сделали, описывают то, что они делают и что будут делать. Истинностное значение «Протоколов» будет им приписано их распространителями, в частности, с помощью аргумента, утверждающего, что история развертывается в соответствии с планами какого-то активного и сверхмощного меньшинства. Это парадокс, поскольку они обращаются к пророческому свойству в мире, где сама идея пророчества лишена смысла: судьба и Провидение в современности как бесконечном процессе секуляризации и упразднения трансцендентностей заменены могуществом человеческой воли, а также воли действующих меньшинств, которые составляют собственно современный аспект конспирационистского видения, выражаемого «Протоколами» и проистекающего из их толкования.
Резюме в газете Times из семи пунктов – «скрупулезно точное», по оценке Ю. Гойе[84 - Gohier U. Introduction а «Protocols»… op. cit., 1920. P. 6.], – распространители и комментаторы «Протоколов» немедленно начинают цитировать и использовать. Оно быстро совершит путешествие вокруг антисемитского мира или, скорее, поможет создать антисемитский мир, тот мир, в котором мы частично живем – иногда этого не зная – в начале XXI в.
Анонимный журналист из Times так оправдывал их представление и анализ на ее страницах:
Так каковы же максимы, которые формулируют «Протоколы» и в которых английским читателям приходится разбираться самостоятельно, поскольку никакого публичного обсуждения этой темы не было? Взятые в целом, указанные максимы содержат следующие мысли…[85 - The Times, 8.V.1920; citе par: Netchvolodow A., op. cit., 1924. P. 264.]
20 мая Ю. Гойе, следивший за англосаксонскими публикациями по рассматриваемому вопросу, дает в La Vieille France перевод, который вскоре станет образцом в антисемитской литературе на французском языке:
1) Существует и существовала многие века международная политическая организация евреев.
2) Как представляется, дух этой организации – традиционная, извечная ненависть к христианству и титаническое стремление господствовать над миром.
3) На протяжении веков преследуется цель разрушить национальные государства и заменить их международным еврейским владычеством.
4) Метод, применяемый для ослабления, для разрушения существующих политических государств, состоит в том, что им вспрыскивают идеи, приводящие к их распаду, следуя умело рассчитанному движению от либерализма к радикализму, а затем к социализму, к коммунизму, наконец, к анархии, к re-ductio ad absurdum уравнительных принципов. В течение этого времени Израиль остается невосприимчивым к разъедающим доктринам…
5) Политические догматы, развивающиеся в христианской Европе, ее политика и демократические установления вызывают равное презрение со стороны Старейшин, или Мудрецов, Израиля. Для них управление является тонким и тайным искусством, усвоенным лишь благодаря традиционной культуре и данным очень узкой элите в некоем оккультном святилище…
6) Согласно этой концепции управления массы представляют собой лишь жалкое стадо; и политические вожаки гоев почти так же слепы, как их скот, являются простыми куклами в руках Старейшин Израиля; чаще всего эти вожаки коррумпированы, вечно беспомощны, их легко укрощают с помощью лести, угроз или шантажа в пользу еврейского [sic] владычества.
7) Пресса, театр, биржа, наука, закон, находящиеся в руках тех, кто владеет всем золотом мира, – это инструменты для запугивания общественного мнения, деморализации молодежи, подстрекательства к порокам, для разрушения идеалистических устремлений (христианская культура), для насаждения культа чистогана, материалистического скептицизма, циничной тяги к удовольствию[86 - Цит. по: Gohier U.// «Protocols»… 1920, introduction. P. 5–6 (nouvelle еd., 1925. P. 9–10).].
Это «авторизованное» резюме «Протоколов» полностью процитирует на страницах L’ Action fran?aise Леон Доде[87 - Da udet L. Un document saisissant: les «Protocols» des Sages d’Israёl// L’Action fran?aise, n° 28, 28 janvier 1921. P. 1. Л. Доде не скрывает своего восторга: «Под общим заголовком «Еврейский заговор против народов» Юрбен Гойе, директор La Vieille France, только что опубликовал в переводе с английского на французский документ, представляющий необыкновенный интерес […]. После ученого издания монсеньора Жуэна перед нами популярное издание, доступное для любого кармана. Эти Protocols, которыми я призываю всех моих читателей немедленно обзавестить в конторах Vieille France, в целом представляют собой, как кажется, адаптацию принципов Талмуда к современному обществу […]. Следует горячо поздравить Гойе за то, что он осмелился в переживаемый нами момент выпустить в свет спасительную книгу, последствия публикации которой могут быть бесконечными […]. Я просто говорю вам: пусть прочтут эту книгу люди, стремящиеся понять современные события не только как череду происшествий […]. Читайте, а после прочтения книги поразмыслите, и главное – не распространяйте! […]». Позже отношения между Гойе и Доде ухудшатся. В книге «Евреи во французском обществе» «Гигес» (псевдоним Анри Костона) так вспоминает этот эпизод: «Когда Гойе опубликовал на французском языке текст знаменитых «Протоколов сионских мудрецов», Доде посвятил несколько leaders [передовых статей] пресловутому «плану мирового господства», который его друг Жак Бенвиль назвал «грубой фальшивкой» на страницах газеты Petit Parisien. На всем протяжении острой полемики, которая завязалась вокруг этого «документа», директор L ’Action fran?aise, являвшийся тогда депутатом от Парижа, горячо поддерживал собрата из La Vieille France, иногда даже своей лентой. Затем, в один прекрасный день 1923 г. […], вспыхнула ссора. Теперь Гойе был для Доде лишь «мерзавцем», а для La Vieille France сын Альфонса Доде превратился в «Дауде-бен-Дауда», занимающегося «промыванием мозгов французской гнили» («dеcerveleur de la putrefaction fran?aise»)» (P.: Documents et Tеmoignages, 1956. P. 52). В брошюре, увидевшей свет в 1934 г. («Мой юбилей после пятидесяти лет журналистики»), Гойе по-своему описал этот разрыв: «В 1920 г. я открыл французам знаменитые «Протоколы сионских мудрецов»; я выпустил в пропагандистских целях издание, которое продавал себе в убыток; немедленно г-н Ламбелен, редактор L ’Action fran?aise, подготовил их аккуратное издание, распроданное с большой выгодой. Забавным было то, что в своей собственной газете его сотрудник Б. Бенвиль называл Ламбелена фальсификатором: это позволило L ’Action fran?aise задобрить Бенвиля» (цит. по: Drault J. Histoire de l’antisеmitisme. P.: Editions C.L., 1942. P. 146. О разрыве см. также: Pierrard P. Juifs et catholiques fran?ais., op. cit., 1970. P. 239.], который горячо будет рекомендовать прочесть французскую версию «Протоколов», опубликованную Ю. Гойе в декабре 1920 г.[88 - Еще один пример распространения мифа: в апреле 1921 г. Жан д’Эльбе посвящает пространную статью в Revue hebdomadaire (P. 107–114, 234–238) изданию «Протоколов», предпринятому монсеньором Жуэном, толкованию которого автор безоговорочно следует.] 11 февраля 1921 г. L’ Action fran?aise в неподписанной статье под заголовком «Еврейский вопрос» в «Обзоре печати» откликается на публикаторские несчастья Ю. Гойе, это новое доказательство того, что евреи завладели прессой и информацией:
[…] Евреи имеют обыкновение навязывать свое господство прессе. Ю. Гойе заметил на страницах La Vieille France, что все газеты, посвящающие целые колонки непристойным, антисоциальным или антифранцузским книгам, отказались поместить объявление об издании им «Протоколов», чтобы не потерять еврейскую милостыню и рекламу. Вот почему в их племени возникает волнение, когда независимые литераторы решаются сорвать маску с еврейского заговора.
Данный аргумент периодически появляется в антиеврейских публикациях: доказательство существования еврейского заговора видят в усилиях евреев, направленных на то, чтобы не допустить распространения сведений об этом заговоре. Применение указанного аргумента к случаю «Протоколов» само собою разумеется: подлинность документа якобы доказывают попытки евреев остановить его распространение, в частности применяя по отношению к нему стратегию «молчания, которое убивает».
1.2. Свидетельство Александра дю Шайла (май 1921 г.)
Все непосредственные свидетели, заявлявшие о том, что они видели рукопись «Протоколов», утверждают, что текст ее был написан по-французски, но различными руками[89 - Chayla A. du, Serge Alexandrovitch Nilus et les Protocols des Sages de Sion (1909–1920)// La Tribune Juive, n° 72, 14 mai 1921. P. 3; Hurblut H. // American Hebrew, n° 16, mars 4, 1921; перепечатка: La Tribune Juive, n° 66. Ier avril 1921. P. 2. Статья А. дю Шайла была также опубликована на русском языке в парижской газете «Последние новости», 12 мая 1921 г.; с.р. Curtiss J.S., op.cit. 1942. P. 69; Fry L., op. cit., 1931. P. 114–115.], различным почерком[90 - Chayla A. du., art. cit. P. 3; Radziwill C.// American Hebrew. n° 15, 1921; перепечатка: La Tribune Juive, n° 66. Ier avril 1921. P. 2.], различными чернилами[91 - Chayla A. du., ibid.]. Им запомнилась также пожелтевшая бумага[92 - Chayla A. du., ibid.; Hurblut H., art. cit. P. 2; Radziwill C. Les Protocoles des Sages de Sion// La Revue Mondiale, 15 mars 1921, n° 6. P. 154.] или бумага с желтым оттенком[93 - Radziwill C., art. cit., Ier avril 1921. P. 2.]. И еще запомнилось чернильное пятно на первой странице рукописи: «большое» или «огромное» синее чернильное пятно[94 - Radziwill C., art. cit., 15 mars 1921. P. 154; Ier avril 1921. P. 2; Hurblut H., art. cit. P. 2.], в 1904–1905 гг.[95 - «Я говорю о 1904 и 1905 годах» (Radziwill C., Ier avril 1921, ibid., 15 mars 1921. P. 154: о зиме 1905 г.). О неправдоподобии данной датировки ср.: Rollin H., op. cit., 1939; reed, 1991. P. 478. («Протоколы» были напечатаны в 1903 г.). Эту ошибку в датировке защитники подлинности «Протоколов» будут использовать для того, чтобы целиком отвергнуть свидетельство княгини Екатерины Радзивилл, которая, однако, ясно указала настоящего фальсификатора – Матвея Головинского (см. ниже).]; «обширное, очень светлое, лиловое или голубоватое пятно», уточняет Александр дю Шайла, рассказывая о своих беседах с С. Нилусом в 1909 г. Дю Шайла добавил:
Мне показалось, что когда-то на лист опрокинули чернильницу, но чернила оттерли и отмыли[96 - Chayla A. du., art. cit. P. 3.].
А. дю Шайла, который, по его словам, прочитал рукопись в доме у Нилуса, заявляет, что его «поразили некоторые особенности текста. В нем были орфографические ошибки и, главное, нефранцузские обороты речи. С тех пор прошло слишком много времени [с 1909 по 1921 г.], чтобы мне можно было бы сказать о наличии в тексте «руссицизмов». Одно несомненно: манускрипт был написан иностранцем»[97 - Chayla A. du., ibid.].
Свидетельство графа Армана Александра де Бланке дю Шайла (1885–1939) о С.А. Нилусе и о происхождении «Протоколов» является, бесспорно, важнейшим и заслуживающим наибольшего доверия (несмотря на некоторые ошибки и неточности) свидетельством из числа тех, которые были преданы гласности и горячо обсуждались в ходе длительного спора в первую половину двадцатых годов. Этот документ впервые появляется в русской газете «Последние новости» 12 мая 1921 г.[98 - Директор «Последних новостей» Павел Николаевич Милюков был известным историком, лидером партии конституционных демократов, находился в эмиграции во Франции (Curtiss J.S., op. cit., 1942. P. 69). О покушении на него 28 марта 1922 г. в Берлине, совершенное антисемитом-фанатиком, профессиональным распространителем «Протоколов» Шабельским-Борком, см.: Rollin H., op. cit., 1991. P. 605–606; ср.: Rollin H., ibid. P. 193 (он называет апрель 1922 г.); Laqueur W., op. cit., 1965. P. 110; Cohn N., op. cit., 1967. P. 146. Милюкову удалось уйти от пуль убийц, но «известный масон» В.Д. Набоков (отец писателя), предполагаемый агент «иудео-большевиков» (то есть «Сионских мудрецов»), погиб. В России, гип нотизируемой «иудео-массонским заговором», фигуру Шабельского-Борка сегодня славят новые «патриоты», обличающие «космополитизм». См. например: Платонов О. Терновый венец России. М., 1997. Т. 2, С. 1009 (цит. по: De Michelis C. G. La giudeofobia in Russia, op. cit. P. 42).] Спустя два дня, 14 мая, еженедельная газета La Tribune Juive напечатала французскую версию этого обширного свидетельства под заголовком «Сергей Александрович Нилус и “Протоколы сионских мудрецов” (1909–1920)»[99 - Art. cit.. P. 1–7. См. также: Poliakov S.L. La lumi?re est faite. A propos des «Souvenirs» de M. A. du Chayla// La Tribune Juive, n° 73, 20 mai 1921. P. 1 (и реплику А. Нечволодова, op. cit., 1924. P. 297).]. Статья А. дю Шайла была представлена следующим образом:
Автор статьи о Нилусе и о «Сионских протоколах», которую мы помещаем ниже, г-н А. дю Шайла, – француз по происхождению, капитан в отставке Казачьего войска Донского, провел весь 1909 год в монастыре Оптина пустынь, куда он отправился с целью изучить внутреннюю жизнь Русской церкви. В 1910 г. г-н дю Шайла поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, в которой учился четыре года. Он написал несколько работ на французском языке, посвященных истории русской культуры, славянским вопросам и проблемам религии.
С 1914 г. г-н дю Шайла находится на военной службе; он командовал транспортным отрядом 101-й пехотной дивизии. В ходе выполнения своих обязанностей и за непосредственное участие в боях был награжден Георгиевской медалью всех четырех степеней. С декабря 1916 г. и вплоть до августа 1917 г. находился в составе 8-го бронеавтомобильного подразделения. Оттуда был переведен в штаб 8-й армии, где работал вплоть до взятия власти большевиками. В 1918 г. г-н дю Шайла – член главного штаба армии донских казаков. Начиная с 1919 г. он последовательно выполнял функции штабного офицера по дипломатическим делам и начальника политического отдела[100 - Art. cit., 14 mai 1921. P. 1.].
Учитывая важность статьи А. дю Шайла, мы воспроизведем ее полностью, пусть даже придется уточнять или исправлять с помощью дополнительных примечаний те или иные утверждения ее автора[101 - Большинство историков, которые занимались «Протоколами» и особенно их происхождением, приняли во внимание и обсудили данное свидетельство. См., в частности: Rollin H., op. cit., 1939, 1991. P. 478 sq.; Curtiss J. S., op. cit., 1942. P. 68–72; Laqueur W., op. cit., 1965. P. 100–101; Cohn N., op. cit., 1967. P. 89–97.].
Введение
Впервые апрельские дни 1921 г., после эвакуации из Крыма и четырехмесячного пребывания в Константинополе, я прибыл в Лион. Каково было мое удивление, когда я увидел среди новинок в витринах книжных магазинов на площади Белькур французское издание «Протоколов сионских мудрецов», то есть ту самую книгу, которую Сергей Александрович Нилус, человек, мне лично знакомый, издал в 1902 г.[102 - А. дю Шайла приводит здесь неверную дату: первое издание книги Нилуса «Великое в малом» не содержало текста «Протоколов», они были включены лишь во второе ее издание (Царское Село, 1905, гл. XII), а затем фигурировали во всех переизданиях (1911, 1912, 1917); см. ниже: «Хронология с комментариями» и «Библиография». См. Rollin H., op. cit., 1991. P. 33; Curtiss J. S., op. cit., 1942. P. 2–3; Laqueur W., op. cit. P. 101; Cohn N., op. cit. P. 71. Упоминает 2-е изд. 1903 г.; Hagemeister M., 1991. P. 54. Ошибку в датировке А. дю Шайла повторяет и ниже.]
В своем обширном предисловии издатель книги, монсеньор Жуэн, постарался дать критический анализ ее предыдущих публикаций, выявить происхождение документа и установить личность ее русского издателя. Книга содержит некоторые неточности, впрочем хорошо понятные.
Позднее, читая русские газеты, выходившие в Париже, я убедился, что вокруг «Протоколов» в различных частях света и даже внутри русской прессы развернулась полемика.
Взятые в совокупности, эти наблюдения побудили меня поделиться своими воспоминаниями о С.А. Нилусе и его трудах.
Я должен здесь заявить, чтобы больше к этому не возвращаться: мои сведения о личности и трудах С.А. Нилуса были собраны в ходе длительных и непосредственных отношений с ним и с лицами, хорошо его знавшими. Более того, источники этих сведений не могут быть предметом сомнения ни с точки зрения честности, ни с точки зрения беспристрастности.
Я не питаю никаких дурных чувств к Сергею Александровичу Нилусу, и у меня нет никаких причин их питать. Вот почему я во многих отношениях сознаю, что должен щадить его личность и касаться его частной жизни лишь с тех сторон, которые связаны с его общественной жизнью, и лишь в той мере, в какой это необходимо для раскрытия истины, помня изречение: «Платон мне друг, но истина еще больший друг».
I. Как я познакомился с С.А. Нилусом
В конце января 1909 г., движимый религиозным исканием, я поселился, по совету ныне покойного митрополита Санкт-Петербургского, Его Преосвященства Антония, рядом со знаменитым монастырем Оптина пустынь.
Этот монастырь находится в шести верстах от города Козельска в Калужской губернии между опушкой большого соснового бора и левым берегом реки Жиздра. При монастыре существует некоторое число загородных домов, где селятся миряне, желающие в той или иной мере приобщиться к монашеской жизни.
В период, к которому относятся мои воспоминания, монашеское сообщество насчитывало примерно 400 человек; они занимались сельским хозяйством, а также предавались молитвам под духовным руководством трех «старцев».
Было время, когда Оптина пустынь являлась источником духовного влияния на одно из самых важных течений русской мысли. Институт оптинских «старцев» в лице отцов Макария и Амвросия первые славянофилы рассматривали как управляющий центр. На монастырском кладбище, рядом с отцами Макарием и Амвросием, покоятся их ученики, писатели братья Киреевские. Два других знаменитых публициста, Хомяков и Аксаков, часто посещали монастырь, в нем провел последние годы своей жизни еще один знаменитый писатель, Константин Леонтьев.
В монастырской библиотеке сохранилась ценнейшая переписка с этими писателями, а также с Гоголем и Достоевским. Этот последний создал (в романе «Братья Карамазовы») бессмертный художественный образ старца Зосимы, придав ему живые черты отца Амвросия с его мистическим учением.
Даже Л.Н. Толстой часто приезжал в Оптину пустынь, и, конечно, все помнят, что именно здесь он провел предпоследние дни своей жизни, столь загадочные и до сих пор еще необъяснимые.
Не будет лишним подчеркнуть здесь, что оптинские старцы, которых я знал, отцы Варсонофий, Иосиф и Анатолий, не имели ничего общего с дворцовыми авантюристами, окружавшими трон последнего Царя. Оптинские старцы были людьми просвещенными, проникнутыми духом милосердия и терпимости, всегда сохраняли свободу по отношению к сильным мира сего и внимали лишь человеческому горю; будучи близкими к народу и понимая его безграничную скорбь, они посвящали все свои дни утешению несчастных и обиженных, которые тысячами приходили к старцам. Существование их института и сохранение некоторых духовных религиозных традиций привлекали в Оптину пустынь русских интеллектуалов, увлеченных религиозным исканием.
На следующий день после моего приезда настоятель монастыря архимандрит Ксенофонт предложил мне познакомиться с С.А. Нилусом, религиозным писателем, который также жил при монастыре.
После обеда я познакомился в покоях настоятеля с Сергеем Александровичем Нилусом. Ему было лет сорок пять, он представлял собой человека настоящего русского типа, высокого и сильного, с седой бородой и с глубокими голубыми глазами, ясными, но немного замутненными тревожащей пеленой. Он носил сапоги, был одет в русскую рубашку, подпоясанную тесьмой с вышитой на ней молитвой.
С.А. Нилус довольно хорошо говорил по-французски, что представляло для меня тогда большую ценность. Оба мы были очень довольны нашим знакомством, и я не преминул воспользоваться его приглашением. Он поселился в большом доме, вмещавшем 8–10 комнат, в которых жили ушедшие на покой епископы. У дома был разбит фруктовый сад, окруженный деревянным забором, за ним чернел лес. Сергей Александрович со своей семьей, состоявшей из трех человек, занимал лишь четыре комнаты; в остальных размещался приют, содержавшийся на пенсию, которую Министерство царского двора выплачивало жене С.А. Нилуса. В этом приюте жили разного рода калеки, слабоумные и бесноватые, ожидавшие чудесного исцеления. Одним словом, эта часть дома была настоящим Двором чудес.
Квартира Нилуса была обставлена мебелью, напоминавшей по стилю мебель старинных дворянских особняков, со множеством портретов членов императорской семьи, которые они со своими автографами дарили жене Нилуса; там имелись несколько хороших картин и богатая библиотека с книгами по всем областям человеческого знания. Была там также молельня, где Нилус отправлял, по светскому ритуалу, домашние богослужения. Впоследствии, когда я вспоминал обо всем этом, в моем воображении всегда возникали картины старообрядческих скитов, которые описал нам Лесков.
Род Нилуса произошел от шведского эмигранта, приехавшего в Россию во времена Петра I. Сергей Александрович уверял, что в его жилах течет переданная по женской линии кровь Малюты Скуратова (палача Ивана Грозного). Быть может, именно поэтому, будучи большим поклонником крепостничества и античной твердости, Нилус со рвением защищал память об Иване Грозном.
Лично Нилус был разорившимся помещиком. Его имение в Орловской губернии граничило с землями М.А. Стаховича, о котором он часто говорил, впрочем, хорошо о соседе не отзывался, поскольку считал его «вольнодумцем». Брат Сергея Александровича Дмитрий был председателем Московской судебной палаты. Братья враждовали. Сергей считал Дмитрия атеистом, а тот относился к Сергею как к безумцу.
С.А. Нилус был, несомненно, образованным человеком. Он успешно окончил правовой факультет Московского университета. Более того, Нилус в совершенстве владел французским, немецким и английским языками, хорошо знал современную зарубежную литературу.
Как я понял позднее, С.А. Нилус ни с кем не мог ужиться. Из-за своего взбалмошного, высокомерного и капризного характера ему пришлось расстаться со службой в Министерстве юстиции, где он получил пост судебного следователя в Закавказье, на границе с Персией. Нилус попытался сделать производительной [sic] свою собственность, но нашел, что он слишком умен для этого. Его увлекли философия Ницше, теоретический анархизм и идея радикального отрицаниям сегодняшней цивилизации[103 - См.: Les «Protocols»… еd. Jouin, op. cit., 1920. P. 42: «Обдумайте успех Дарвина, Маркса и Ницше, подготовленный нами». Этот пассаж взят не из «Диалога» Мориса Жоли (Rollin H., ibid. P. 413). Но можно предложить две гипотезы относительно его присутствия (вопреки Роллену, ibid. P. 337–338): ссылка на Ницше могла быть результатом вставки в текст, сделанной Нилусом, а ссылка на Дарвина – происходит из какого-либо труда Эли де Циона, посвященного критике дарвинизма (см. Rollin H., ibid., 337–338). См., например: Cyon E. de. Dieu et Science. Essais de psychologie des Sciences. P.: F. Alcan, 1910, III partie: Evolution et transformisme. P. 263–382 (здесь его автор продолжает и развивает критику, которая содержалась в работах, опубликованных в два последние десятилетия XIX в.).]. В таком состоянии ума он не мог оставаться в России. Нилус уезжает за границу с госпожой К.[104 - дю Шайла позднее уточнит, что речь шла о г-же Наталье Афанасьевне Комаровской, любовнице С.А. Нилуса (ср.: Bergmeister K. Le Plan juif de conspiration mondiale. Erfurt: U. Bodung – Verlag, 1937. P. 6). Как отмечается далее в свидетельстве, г-жа Комаровская будет жить в Оптиной пустыни вместе с С.А. Нилусом и его супругой Еленой Александровной Озеровой, «святой женщиной» («являясь близкой подругой Нилуса и его жены», напишет А. Нечволодов в 1924 г.). См. также свидетельство графини Кашкиной (Cohn N., op. cit., 1967. P. 98). По ее словам, Нилус жил в окружении своей законной жены и двух своих любовниц, первая из которых была разведенной женщиной, г-жой К. О женитьбе Нилуса см.: Cohn N., ibid. P. 90 (Rollin H., ibid. P. 480).], долго живет во Франции, особенно в Биаррице, пока не получит от своего управляющего известие о том, что его имение под Орлом и сам он разорены.
Именно тогда, примерно в 1900 г., под влиянием материальных осложнений и серьезных моральных испытаний он пережил духовный кризис, который привел его к мистицизму. Об этом и пойдет речь ниже.
С.А. Нилус представил меня своей жене, Е.А. Озеровой, бывшей фрейлине императрицы Александры Федоровны; она была дочерью г-на Озерова, гофмейстера и бывшего русского посланника в Афинах. Брат его, генерал-майор Д.А. Озеров, являлся дворецким в Аничковом дворце. Госпожа Е.А. Нилус представляла собой добрейшую женщину, покорную и целиком подчинявшуюся своему мужу, вплоть до полного самоотречения, так что она находилась в самых лучших отношениях с бывшей подругой г-на Нилуса, мадам К., которая также разорилась и тоже нашла пристанище в их доме, в их личной квартире.
Таким образом, мои отношения с С.А. Нилусом, завязавшиеся в описанных условиях, продолжались на протяжении девяти месяцев моего пребывания в Оптиной пустыни, вплоть до 10 ноября 1909 г. Когда позже я туда возвратился, то постоянно заходил к С.А. Нилусу, но вскоре его непримиримость по отношению к «еретикам» вынудила меня прервать наши отношения.
В 1918 г. он жил в Киеве, в гостинице женского монастыря Покрова Пресвятой Богородицы. Я узнал, что зимой 1918/1919 года, после падения власти гетмана, он якобы перебрался в Германию и обосновался в Берлине. Эти сведения мне частично подтвердила в Крыму бывшая фрейлина Карцева, старшая сестра лазарета Белого Креста, где я находился.
II. «Хартия Царствия Антихриста»
С самого начала мои отношения с С.А. Нилусом отличались бесконечными спорами. Ибо в нашем лице столкнулись самые решительные противники, какие только могут существовать, люди, идущие к одной и той же идее, но с противоположных точек, равно претендующие на ее обладание и на верность ей.
От своего прошлого анархизма С.А. Нилус сохранил полное неприятие современной цивилизации; и эту негативную установку он принял по отношению к религиозной мысли, отбрасывая возможность применить научные методы для религиозного познания. Он протестовал против духовных академий, стремился к «вере угольщика» и проявлял большие симпатии к «старообрядцам», отождествлял их вероисповедание с верой без примеси науки и цивилизации. Все это он отбрасывал вместе с сегодняшней культурой, обнаруживая во всех ее проявлениях «мерзость запустения в Свято Месте» и подготовку к пришествию Антихриста, которое совпадет с высочайшим развитием «христианской псевдоцивилизации».
Меня же, вопреки этому тезису, по пути православия повели либеральные течения христианства, те течения, которые очищают Церкви от искусственных исторических наслоений, чуждых учению Христа. Модернизм и старокатолическая критика как независимые методы научного познания религии восстановили в моем сознании образ истинной христианской Церкви. Ее последующее открытие произошло под влиянием А.С. Хомякова и В.С. Соловьева, а также других новейших представителей религиозной мысли.
Однако несмотря на наши жаркие дискуссии С.А. Нилус прощал мне многие «ошибки». Причиной тому были мое пребывание при монастыре и мои добрые отношения со «старцами»; вот почему он пока еще не обрекал меня на отлучение, но пытался меня «обратить».
На третий или на четвертый день нашего знакомства во время обычной дискуссии об отношениях между цивилизацией и христианством С.А. Нилус спросил меня, знаком ли я с «Протоколами сионских мудрецов», которые он издал. Я ответил отрицательно.
Тогда С.А. Нилус взял в своей библиотеке книгу и стал переводить мне на французский наиболее замечательные части ее текста и своих комментариев. В то же время он следил за выражением моего лица, так как ожидал, что меня поразит это откровение. Самого его несколько смутило мое заявление о том, что в этом документе не было ничего нового для меня и он, видимо, должен быть в близком родстве с памфлетами Эдуара Дрюмона и с большой мистификацией Лео Токвиля, на которую поддался весь католический мир, не исключая Папу Льва XIII, человека столь умного и проницательного.
С.А. Нилус был взволнован и обескуражен, он возразил мне, сказав, что мое суждение объясняется поверхностным и отрывочным знакомством с «Протоколами», что сверх того устный перевод ослабляет впечатление. Впрочем, мне нетрудно было бы познакомиться с «Протоколами», ибо их оригинал написан по-французски.
Рукопись «Протоколов» Н.А. Нилус у себя дома, конечно, не хранил, опасаясь того, что ее выкрадут евреи. Я вспоминаю, как он позабавил меня и какое беспокойство охватило его, когда еврей-аптекарь из Козельска, желавший прогуляться вместе с кем-то из своих близких по монастырскому лесу, в поисках кратчайшего пути к речному парому случайно попал в сад Нилуса. Наш бедный Сергей Александрович долгое время был убежден в том, что аптекарь пришел на разведку.
Позже я узнал, что тетрадь с «Протоколами» вплоть до января 1909 г. хранилась у иеромонаха Даниила Болотова (довольно известного в Петербурге портретиста), а после его смерти – в скиту Святого Иоанна Предтечи, находившемся в полверсте от монастыря, у монаха Алексия (бывшего инженера).
Спустя некоторое время после нашего первого разговора, касавшегося «Протоколов сионских мудрецов», около четырех часов пополудни один из калек приюта Нилуса принес мне записку: С.А. просил меня прийти к нему по срочному делу.
Я нашел Сергея Александровича в его рабочем кабинете, он был один, его жена и мадам К. отправились на вечернее богослужение. Наступили сумерки, но еще было светло, ибо землю покрывал снег. На его письменном столе я увидел нечто вроде большого черного матерчатого конверта, украшенного восьмиконечным крестом и надписью «Сим Победиши». На этот конверт была также наклеена бумажная икона Михаила Архангела. Видимо, все это имело магический характер.
Сергей Александрович перекрестился три раза перед большой иконой Смоленской Богоматери, списка со знаменитой иконы, перед которой молились русские воины накануне Бородина, и открыл конверт, из которого вынул тетрадь в кожаном переплете. Впоследствии я узнал, что конверт и переплет были изготовлены в монастырской мастерской под непосредственным наблюдением Нилуса, который сам приносил и уносил рукопись, опасаясь того, что ее украдут. Крест и другие символы нарисовала Елена Александровная по указаниям супруга.
«Вот, – сказал С.А. Нилус, – хартия Царствия Антихриста».
Он раскрыл тетрадь. На первой ее странице можно было увидеть большое пятно, лиловое или бледно-лиловое. Мне показалось, что на тетрадь когда-то опрокинули чернильницу, но чернила затем оттерли и отмыли. Бумага была плотная и желтоватая; текст был написан рукой различных людей и, как я заметил, разными чернилами.
«Дело в том, – сказал Нилус, – что во время заседаний Кагала секретарские функции выполняли различные люди, поэтому и почерк неодинаковый». Видимо, для Сергея Александровича эта особенность рукописи представлялась одним из доказательств того, что ее текст был подлинным. Однако по данному вопросу у него не было устоявшегося мнения, ибо в другой раз он мне говорил, что манускрипт – всего лишь копия.
Показав мне рукопись, Сергей Александрович положил ее на стол, открыл на первой странице и, предложив мне свое кресло, сказал: «А вот теперь читайте!»
При чтении рукописи меня поразили некоторые особенности ее текста. В нем попадались орфографические ошибки, а главное, обороты речи не были французскими. С тех пор прошло слишком много времени, чтобы я мог говорить о наличии в тексте «руссицизмов». Несомненно одно: рукопись была написана иностранцем.
Чтение мое продолжалось два с половиной часа. Когда оно закончилось, С.А. Нилус взял тетрадку, положил ее в конверт и запер в ящике своего письменного стола. К тому моменту, когда я завершил чтение, Елена Александровна Нилус и мадам К. уже возвратились из церкви, и был подан чай. Я не знал, сколь полно мадам К. была посвящена в тайну рукописи, и поэтому сохранял молчание. Но Нилусу не терпелось узнать мое мнение, и, видя мое стеснение, он точно догадался о его причине.
«Ну, Фома неверный, – сказал он шутливо, – верите ли вы теперь, что подержали в руках, увидели и прочитали «Протоколы»? Поделитесь с нами своим мнением. Чужих здесь нет, жена моя знает все, а что касается госпожи К., то именно благодаря ей были раскрыты заговоры врагов Христовых. Впрочем, секретов здесь нет». Меня это очень заинтересовало. Было ли возможно, чтобы «Протоколы» оказались в руках Нилуса благодаря госпоже К.? Мне казалось странной мысль о то, что эта женщина, невероятно толстая, почти потерявшая способность передвигаться, сломленная испытаниями и болезнями, могла проникнуть в «Секретный кагал Сионских мудрецов»[105 - Речь идет о так называемых «тайных хранилищах Центральной канцелярии Сиона, находящейся ныне во Франции» (Nilus S.A., op. cit., 1905. P. 934; Cohn N., op. cit., 1967. P. 73).].
«Да, – сказал Нилус, – госпожа К. очень долго жила за границей, именно во Франции. Там, в Париже, она получила от одного русского генерала рукопись и мне ее передала. Этому генералу удалось извлечь «Протоколы» из масонских хранилищ».
Я осведомился, является ли тайной имя этого генерала. «Нет, – ответил Нилус, – это генерал Рачковский[106 - Рачковский являлся генералом по гражданскому ведомству, этот чин соответствовал (французскому) государственному советнику. (Прим. La Tribune Juive)], смелый человек, очень активный, который в свое время многое сделал, чтобы вырвать жало у врагов Христовых».
