скачать книгу бесплатно
– Можно спросить? – остановила его дежурная. – У вас такая симпатичная стрижка, ужас как мне нравится. Я мужу всегда говорю, стригись покороче, тебе идет. Не получается. Как ни придет из парикмахерской, всё не то. Где вас стригут? Если, конечно, не секрет.
– Это большой секрет, – серьезно ответил Панкратов. – Но вам, так и быть, скажу. Раз в два месяца жена берет машинку и стрижет меня наголо. С неделю я не могу смотреть на себя в зеркало. Невыразимо противно. Потом привыкаю. Через два месяца всё повторяется.
– Завтра же своего охломона постригу!..
Панкратов забрал машину с платной стоянки и выехал на шоссе. Он был доволен временем, проведенном в аэропорту. Кое-что удалось узнать, но что – в этом еще нужно разбираться.
Значит, чемодан отправить без пассажира нельзя. А купить билет, пройти регистрацию и не улететь можно. И никто ничего не заметит. Осталось выяснить, что заставило Гольцова купить билет в Пермь и в последний момент отказаться от вылета. Если он отказался, в чем никакой уверенности у Панкратова не было.
Смущала машина, оставленная на стоянке. Если человек раздумал лететь, он сядет в машину и уедет домой. Зачем ему тащиться на автобусе-экспрессе или на электричке? Только в одном случае: если он хочет, чтобы все думали, что он улетел в Пермь. Когда стало известно о гибели самолета? Через час, полтора? В электричках радио нет, в экспрессах обычно крутят попсу. Значит, Гольцов узнал об этом уже в Москве. И не поспешил обзвонить родных и друзей, чтобы сообщить, что по счастливой случайности он остался жив. Значит, что? Значит, ему зачем-то было нужно, чтобы его посчитали погибшим. Зачем?
V
Каждый год в России бесследно исчезает больше семидесяти тысяч человек. Процентов десять из них – старые люди, страдающие потерей памяти, иногда они обнаруживаются в тысячах километрах от дома. Процентов пятнадцать – оставленные без присмотра малолетние дети и подростки, сбежавшие от родительского насилия или в знак протеста против ущемления их свобод. В большинстве случаев их находят и возвращают под родительский кров. Но процентов десять так и остаются пропавшими без вести. В основном же исчезают люди вполне взрослые, никаким психическим заболеваниям не подверженные. Часто это гастарбайтеры, отправившиеся на поиски лучшей доли и не желающие возвращаться в нищие палестины. Нередки среди них злостные алиментщики, многоженцы, разорившиеся предприниматели, скрывающиеся от долгов. Да мало ли что может побудить человека уйти в бега.
По закону их ищут пятнадцать лет, после чего розыскное дело закрывается, а фигуранта объявляют умершим. Но родственники уже через пять лет могут по суду признать пропавшего безвестно отсутствующим и вступить во владение его имуществом, если такое имущество было.
Поиск пропавших всегда ведется по такой же отработанной схеме, по какой больных, доставленных на скорой помощи в приемный покой, подвергают стандартным процедурам: измерение давления, ЭКГ, анализ мочи и крови. Так же действует и милиция: осмотр места происшествия, если известно, откуда человек пропал, опрос тех, кто видел его в последний раз, опрос родственников и знакомых. Если по горячим следам ничего узнать не удалось, розыскное дело ложится на полку и лежит до тех пор, пока фамилия пропавшего не мелькнет в милицейских сводках или из морга не сообщат о похожем трупе.
Панкратов знал о том, как работает милиция. И хотя ему никогда не приходилось разыскивать без вести пропавших, он не видел причин, почему нужно отступать от сложившейся практики. По правилам сейчас ему следовало бы встретиться с вдовой Гольцова, но он решил погодить. Если допустить, что Гольцов не погиб и она об этом знает, вряд ли она что-нибудь скажет, а у Панкратова не было никаких средств, чтобы побудить ее к откровенности. Поэтому он решил начать раньше – с ваганьковского камнереза Фрола. Но сначала нужно было взглянуть на надгробие, чтобы не оказаться в неловком положении, если этот Фрол спросит, видел ли он его. А он обязательно спросит, творческие люди очень ревниво относятся к своим творениям.
Контора Ваганьковского кладбища приятно удивила Панкратова своим видом. Не было сваленных в углу заступов в глине, за столом не забивали козла свободные от работы могильщики, небритые, в замызганных робах и кирзачах, благоухающие перегаром. Такую картину Панкратов наблюдал лет десять назад на Люберецком кладбище, когда помогал вдове организовывать похороны знакомого. Приемная была похожа на обычный офис, могильщиков вообще не было, а в окошке с надписью «Справки» за компьютером сидел приличный молодой человек в приличном костюме с галстуком, типичный банковский клерк.
– Я хотел бы узнать, где похоронен один мой знакомый, – обратился к нему Панкратов.
– Нет проблем. Справка сто восемьдесят рублей. Фамилия?
– Гольцов Георгий Андреевич.
– Свидетельство о смерти есть?
– Нет.
– Когда похоронили?
– Точно не знаю. Вскоре после 14 сентября 2008 года.
– Справка триста двадцать рублей. За сложность поиска. Согласны?
– Ищите.
Клерк пощелкал клавиатурой.
– Нашел. Я могу назвать вам сектор и номер участка, но сами вы не найдете. Дать сопровождающего?
– Дайте.
– Плюс пятьсот. Итого восемьсот двадцать. Это в кассу. И сотни три дадите ему. Не обездолит?
– Выдержу.
– Минутку!.. – Клерк ушел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с худосочным юношей в темном одеянии, напоминающем монашеское, с жидкой бороденкой и с черными волосами до плеч. – Иероним. Это его так зовут. Он здесь всё знает
Клерк получил деньги, дал Иерониму листок с номером участка и занялся другим посетителем.
– Усопший был вашим близким? – спросил Иероним.
– Я бы этого не сказал.
– Навестить могилу любого человека – богоугодное дело. Пойдемте…
Клерк не преувеличил, Иероним прекрасно знал кладбище. Минут через двадцать, покружив между могильными оградами, они оказались на месте.
– Вот. Раб Божий Георгий. Мир праху его. Назад дорогу найдете?
– Подождите меня, я недолго, у меня к вам еще одно небольшое дело, – сказал Панкратов и дал ему пятьсот рублей.
– Благодарствую, – с поклоном сказал Иероним и немного отступил назад, чтобы не мешать человеку в богоугодном деле.
Если бы Панкратов ничего не знал о Гольцове, то и тогда надгробие произвело бы него впечатление. Но он уже кое-что знал, и в образе молодого человека, вырывающего из глыбы белоснежного мрамора, угадывал то, что так и осталось в камне. Воображение дорисовывало дерзкий веселый взгляд, живость некрасивого, но поразительно обаятельного лица, неукротимую волю в крутых скулах и твердом подбородке. «Не хотел бы я иметь этого человека своим врагом», – почему-то подумал Панкратов.
– Нравится? – спросил Иероним.
– Да.
– Его рукой водил сам Господь Бог, истинно говорю вам.
– Чьей рукой? – не понял Панкратов.
– Рукой Фрола. Господь его посещает. Но редко. Чаще им владеют бесы. Мы все молимся за него.
– Помогает?
– Не очень. Не доходят наши молитвы. Наверное, нет в них настоящей веры.
– Где мне найти Фрола? – спросил Панкратов.
– Вам зачем?
– Хочу выразить ему свое восхищение.
– Ему будет приятно услышать доброе слово. У него мастерская под Ваганьковским путепроводом. Это недалеко. Спросите, его там все знают. Раньше там были гаражи, а сейчас обитают разные божьи люди.
– Бомжи?
– Каждый человек – раб Божий. Какая кому доля выпала, ту он и несет.
Панкратов достал тысячерублевую купюру и протянул Иерониму. Тот отрицательно покачал головой:
– Вы мне уже заплатили.
– Это не вам. Я не догадался принести цветов на могилу. Сделайте это за меня.
Уже отойдя от могилы, Панкратов оглянулся. В дымке хмурого зимнего дня белоснежное надгробие на черном гранитном постаменте словно бы светилось изнутри неземным, божественным светом.
VI
Путепровод Панкратов нашел без труда, припарковал машину в начале Беговой улицы, вошел под мост и тут сразу же потерялся. Горы мусора, огромные железные ворота, ведущие неизвестно куда, никого вокруг. Потянул на себя ржавую створку бокса, из которого доносились неясные звуки, и сразу же отшатнулся. В нос шибануло помойкой, внутри шевелились какие-то люди, мало похожие на людей, – в отрепьях, с тупыми бессмысленными лицами, с больными глазами. Спрашивать их о чем-то было бесполезно, они изъяснялись уже не на человеческом языке, а на каком-то другом, предчеловеческом. Остальные ворота были заперты, а в тех боксах, где ощущалась какая-то жизнь, на стук не отвечали, даже притихали, замирали, пережидая непрошенное вмешательство.
Панкратов прошел из конца в конец под мостом и хотел уж было уйти, но тут со стороны Беговой бодро вкатились два бомжа с тяжелыми рюкзаками и установились на Панкратова, как на приведение. По-видимому, обычный человек в обычной одежде был здесь большой редкостью.
– Мужики, не подскажете, где мне найти Фрола? Фрол, камнерез с Ваганьковского, – пояснил Панкратов.
– Он нам рассказывает, кто такой Фрол, – хмыкнул один из них. – На хера тебе Фрол?
– Есть к нему небольшое дело.
– Он не при делах, бухает. Попробуй. Крайний бокс с той стороны, видишь? Только стучи сильней. Он, когда бухает, никому не открывает. Когда работает – тоже. Но ты стучи.
– Пошли, люди ждут! – нетерпеливо вмешался второй.
Возле одного из боксов они сбросили рюкзаки, в них звякнули бутылки, явно не пустые, постучали в железную дверь условным шпионским стуком. Дверь распахнулась, вырвался торжествующий вопль десяток глоток, дверь закрылась и снова всё стихло. Жизнь продолжалась. Наверху своя, здесь своя.
У крайнего бокса Панкратов немного постоял, прислушался. Ни звука. Попробовал постучать кулаком, без толку, только перепачкался в ржавчине. Отыскал в мусоре кусок трубы, заколотил по створке так, что железо загудело. Сработало. Изнутри повозились с замком, бокс открылся, в створе возник какой-то человек, пробурчал раздраженно:
– Ну чего молотишь, чего молотишь? Как по башке, надо же понимать. Быстрей заходи, дует!
Бокс был большой, без окон, с высоким сводчатым потолком, черным от гари, с ремонтной ямой и талями, сохранившимися от тех времен, когда здесь ремонтировали машины. С потолка на длинном проводе свисала лампочка с жестяным абажуром, освещая часть бокса, приспособленную под жилье: стол с бутылками и остатками еды, продавленная тахта, явно с помойки, два таких же кресла с ободранной обивкой. Остальное пространство терялось в темноте. В боксе было тепло, что немного удивило Панкратова. Приглядевшись, он заметил вдоль стен трубы теплоцентрали, отопление не отключили – то ли забыли, то ли по каким-то другим причинам.
– Располагайся, раз пришел, – недружелюбно предложил хозяин, опускаясь в кресло и деловито наливая себе водки в граненый стакан. – Будешь? Не паленка, не думай. Настоящий «Ермак». Уважаю!
– Нет, спасибо, я на машине, – отказался Панкратов.
– Была бы честь предложена. – Фрол как бы с усилием пропихнул в себя водку и откинулся в кресле, будто передыхая после трудной работы.
Только теперь Панкратов его рассмотрел. Он был в бордовом стеганом халате, когда-то богатом, с атласными отворотами, а теперь замызганным, с торчавшей из швов ватой. Халат распирала волосатая грудь, мощная, как у молотобойца. Длинные седые волосы перехватывал кожаный ремешок, глаза на блеклом лице светились неукротимым огнем, как у ветхозаветных пророков.
«Сумасшедший, – сразу решил Панкратов. Но тут же вспомнил надгробие Гольцова и поправился: – Или гений. Черт их разберет!»
Он никак не мог придумать, с чего начать разговор, но Фрол невольно помог вопросом:
– Как ты меня нашел?
– Подсказал монашек с Ваганьковского. Иероним.
– А, Ерёма! – заулыбался Фрол. – Божий человек, всё молится за меня. А того не может понять, что у каждого свой путь к Богу. У него вера и церковь, у меня это вот, – щелкнул он по стакану. – Ты пьешь?
– Случается.
– Тогда поймешь. Замечал, как бывает, когда наберешься под завязку? Ничего нет, есть только горние выси и ты один на один с Ним. И паришь там, паришь. Всё внятно, никаких загадок. «И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье», – с чувством продекламировал Фрол. – Это Пушкин. Говорят, он не пил. А я так думаю, квасил по-черному. Уедет к себе в Болдино и поддает. А иначе откуда бы он всё это знал?
– Гений, – неопределенно отозвался Панкратов.
– Вот! – почему-то обрадовался Фрол. – А кто такой гений? Тот, кто общается с Ним. Иногда. Часто нельзя, человек не выдерживает.
– А похмелье? – полюбопытствовал Панкратов, которому случалось выпивать со всеми вытекающими последствиями.
– А что похмелье? Если ты побывал в раю, справедливо, если после этого посидишь в аду. За всё нужно платить, закон природы. Погоди, подзаправлюсь… – Фрол пропихнул в себя еще полстакана водки, отдышался и оживленно продолжал: – Ерёма говорит, что в меня вселяются бесы, когда бухаю. Нет, они вселяются, когда завязываю. Терзают, суки. А почему? Хотят вытравить память о том, как я был с Ним. Но ничего у них не выходит. Это остается тут, – Фрол постучал себя по лбу корявым пальцем. – И тут, – постучал по груди. – А главное тут – в руках. Ты думаешь, я сам решаю, что из камня убрать, а что оставить? Нет, Он. Я всего-то инструмент в Его руке. Такие дела.
– Сколько вам лет? – спросил Панкратов.
– Сорок. Нет, сорок уже было. Сорок один. Или сорок два. Не помню.
– Вы учились скульптуре?
– Этому не учат. Это или есть или нет и никогда не будет. Когда-то учился в Суриковском. Давно. На третьем курсе мои работы похвалил Неизвестный. Эрнст Неизвестный, слышал про такого? Сказал: в парне есть искра Божья. После этого меня из института поперли.
– За то, что похвалил Эрнст Неизвестный?
– Да нет, за пьянку.
– А потом?
– Потом пошла жизнь. Нужно было кормить семью. Так и стал камнерезом.
– Семья сохранилась?
– Куда-то исчезла, ничего про неё не знаю. А ты, мужик, кто? Повадка у тебя ментовская.
– Нет, я не из милиции. Я сам по себе. Один человек рассказал мне, что вы разговаривали на могиле Гольцова с живым Гольцовым. Было такое?
– Ну да, было. А что?
– Я хотел бы кое-что уточнить. Посмотрите на эти снимки…
Панкратов убрал со стола пустые бутылки и выложил штук тридцать фотографий. Накануне он полдня просидел за компьютером, скачивая из Сети снимки самых разных людей, близких по возрасту, лет по пятьдесят, и печатая их на цветном лазерном принтере. Среди них была только одна сканированная фотография Гольцова – из папки, которую передал ему Михеев. Снимок был сделан, вероятно, сразу после выхода Гольцова из лагеря – в казенной одежде, с настороженным выражением лица.
– Вы кого-нибудь узнаете из этих людей?
Фрол скользнул взглядом по снимкам и сразу ткнул в Гольцова:
– Он. Такой он и был, когда я с ним разговаривал.
– Спасибо, вы мне очень помогли. Я был сегодня на Ваганьковском кладбище, видел вашу работу. Я небольшой знаток, но она произвела на меня сильное впечатление.
