скачать книгу бесплатно
– А, это ты! Привет! – оторвавшись на время от писанины и посмотрев на Гришина, ответил тот. – Каким ветром?
– Сквозняком с самого верха! – съёрничал оперативник. – Прислан по высочайшему повелению.
Ширшов понимающе покивал.
– Понятно. Давно здесь крутишься?
– Да с полчаса уже.
– Что-нибудь надыбал?
– Ничего особенного. Разве что, личность потерпевшего установил. Некто Зубов Кирилл Максимович, пятидесяти двух лет от роду.
– Из чего сие следует? – Ширшов вопросительно посмотрел на него снизу вверх. – Неужто какие-то документы нашлись?
– Ага! – кивнул Гришин и отчитался по пунктам. – Чёрная бэха «Х5». Стоит в Успенском. Водительское удостоверение под козырьком. Фото в правах соответствует. В бардачке конверт с фотографиями. Всё!
Он протянул следователю смарт ключ. Тот взял его, повертел в руках, разглядывая так и этак, потом буркнул: «И на том спасибо». После чего спросил:
– Я так понимаю, фотки те ты уже переснял?
Гришин снова кивнул.
– Покажи! – велел Ширшов.
Андрей достал из кармана смартфон, зашёл в галерею и не спеша пролистал снимки, давая следователю возможность как следует их рассмотреть.
– Что за диски? – спросил Ширшов, в задумчивости пощипывая бородку.
– Понятия не имею, – честно признался Гришин. – Но в ближайшее время намерен это выяснить.
За годы работы Ширшов попривык к тому, что у оперской братии сфомировался свой собственный, весьма своеобразный взгляд на то, что им, розыскникам, делать позволительно, а что нет. Была у них, как бы поделикатнее выразиться, привычка идти иногда в обход требований УПК. Гришин, в этом смысле, ничем от прочих не отличался. Ничего не попишешь – плоть от плоти. Нашёл машину? Прекрасно. Ну сделай всё по-человечески: сообщи следователю, он составит протокол осмотра, зафиксирует следы, изымет вещдоки, чтоб потом, в случае чего, комар носа не подточил. Таки нет! Вечно эти сыскари лезут поперед батьки! С другой стоны, действуй они всегда в строгом соответствии с законом, всякое серьёзное расследование продвигалось бы с черепашьей скоростью, а то и вовсе топталось на месте. Вот и приходилось закрывать глаза на некоторые мелкие шалости, вроде самочинного обследования автомобиля, что проделал Гришин, заподозрить которого в чём-либо кроме профессионального интереса, Ширшов ну никак не мог…
– Надеюсь, ты там не наследил? – исключительно для проформы поинтересовался он, прекрасно зная, что Андрей не из тех, кто позволил бы себе подобный прокол, и напомнил. – Мне, ведь, ещё официальный осмотр этой тачки производить.
Оперативник молча достал из кармана и продемонстрировал скомканные медицинские перчатки. Ширшов кивнул.
– Ладно. Будем считать, что я ничего не видел и не слышал.
– А у тебя какие-нибудь новости есть? – сочтя автомобильную тему закрытой, закинул удочку Гришин.
– Есть, как не быть! Только, сразу предупреждаю, от моих новостей тебе легче не станет, – глубокомысленно изрёк следователь.
– А мы не ищем легких путей! – парировал Гришин, хотя, такое начало его и не вдохновило.
– Я связался со Склифом. Потерпевший наш скончался по дороге. Не довезли, – сообщил Ширшов.
Это, действительно, не есть хорошо, мысленно согласился с ним Гришин. Но, как говорится, все мы во власти Всевышнего.
Далее последовал краткий диалог двух профессионалов, хорошо понимающих друг друга.
– Кому материал распишут, как думаешь? – спросил Гришин.
– И гадать нечего – мне! – фыркнул Ширшов. – Возбудимся по сто пять, два. А там, как пойдёт.
– А не пойдёт, прекратишь по двадцать четвёртой, – закончил за него Гришин.
– Сам всё знаешь! – усмехнулся Ширшов и, посерьёзнев, прибавил: – Но хотелось бы, чтобы всё-таки пошло. Так что, очень на тебя рассчитываю.
В переводе на нормальный, человеческий язык сказанное означало следующее. Поскольку по итогам перестрелки возле «Эрмитажа» следствие ЦАО обязано возбудить уголовное дело по статье «умышленное убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах», и оно его возбудит. Некие неизбежные в таких случаях оперативно-следственные телодвижения выполнить придётся, но особой нужды рыть землю носом нет, так как в любой момент это дело можно прекратить в соответствии с пунктом четыре части первой статьи двадцать четвёртой Уголовно-процессуального кодекса на основании смерти подозреваемого…
Андрей, понятное дело, не впервые сталкивался с подобным стечением обстоятельств. Будучи по складу характера бойцом, сдаваться без боя он не привык, но прерогатива принятия решения о судьбе уголовного дела всецело принадлежала следователю. Оперская же доля – всестороннее содействие и выполнение поручений этого самого следователя. А соблазн избавиться от бесперспективного дела подогревался ещё и тем, что применение двадцать четвёртой не отражалось негативно на статистике, будь она неладна! Ведь, с некоторой натяжкой, конечно, преступление будет формально считаться не то чтобы совсем уж раскрытым, но, как минимум, не портящим позитивной отчётности, что и руководство следственным комитетом, и розыскное начальство устроило бы целиком и полностью.
Впрочем, последние слова Ширшова пролились сладостным бальзамом на душу, ибо он недвусмысленно дал понять, что ежели розыск, в лице Гришина, горит желанием докопаться до сути произошедшего, флаг ему в руки и в довесок всяческая возможная поддержка со стороны лично Ширшова. Андрею такого заверения было вполне достаточно, потому как какой-нибудь другой следак – а они разные бывают – при наличии палочки-выручалочки, в виде упомянутой статьи двадцать четыре, и сам шевелиться не станет, и другим работать не даст.
Ну всё. Пора и честь знать, приятель! – грубовато напомнил себе Андрей. Евгений Васильевич, так между прочим, приехал сюда не ради удовольствия со мной поболтать: ему работать надо. Да и мне пора – вроде, всё что мог, выяснил. О! Чуть не забыл!
– Ты, Жень, когда изымешь те снимки… Ну, с дисками… Не знаю, кто там у вас фотографией занимается, но пусть сразу сделает с них копии покачественнее. Отложи для меня комплект-другой, – попросил Гришин.
– Да без проблем, – уверил его Ширшов.
– И ещё! – продолжил сыпать просьбами Андрей. – Пока суд да дело, озадачил бы ты своего криминалиста, чтоб он у злодея, – Гришин кивнул на застреленного полицейским китайца, – пальчики откатал. В морге дактилокарту конечно заполнят – это само собой, но не ждать же пока они там раскачаются. Время – деньги! Один экземпляр, чтоб шустренько по нашим учётам пробить, второй для Интерпола. Попробую через них по-быстрому отпечатки прокрутить, вдруг чего вылезет…
– Интерпол? Сталкивался я с ними как-то раз – волокитчики те ещё! – поморщился Ширшов. – Сперва набегался подписи для запроса собирать, а потом ответа полгода ждал. Или ты надеешься обойти процедуру?
– Да хрен его знает! – честно признался сыщик. – Вроде как, у моего начальника есть завязки в Национальном центральном бюро… Ты сделай, а там, как выйдет: попытка ж не пытка!
– Сделаю, чего ж не сделать, – пообещал следователь, снова погружаясь в писанину.
А Гришин поспешил в управление.
Артефакты?
Полковник Кочнев, нынешний руководитель второго отдела, вполне соответствовал сложившемуся стереотипу полицейского начальства – ещё не стар, но уже далеко не молод, крепкого телосложения, объёмистая грудь, плавно переходящая в живот, и некое подобие «бобрика» на голове. Когда-то Николай Сергеевич трудился в розыске «на земле» и, как говорят, был разудалым опером – с огоньком! Раскрытия на гора выдавал, любо-дорого посмотреть! Но с чьей-то подачи попал сначала в небольшие руководители, потом в руководители рангом повыше, потом ещё выше и так далее… Трудно сказать, хорошо это или плохо, но продвижение по служебной лестнице быстро превратило его – как, впрочем, и многих до него! – из сыщика в администратора, озабоченного исключительно формированием положительной отчётности о деятельности подразделения.
Всё это в полной мере проявилось, когда Гришин, вернувшись от «Эрмитажа», первым делом заскочил к шефу в кабинет, чтобы тот получил свежую информацию, что называется, из первых рук и не имел бы бледного вида в присутствии вышестоящих руководителей, если кому-либо из них вздумается поинтересоваться конкретными обстоятельствами неприятного происшествия, приключившегося почти в самом центре Москвы. По мере того, как Гришин излагал фабулу, выражение лица Кочнева чугунно-мрачного постепенно сменилось на почти безмятежное.
Ещё бы! Перестрелка под самыми окнами Петровки 38, разумеется, взбудоражила городские власти, но страсти скоро улягутся, и останется лишь формальная сторона события: плохой парень по какой-то причине всадил пару пуль в какого-то человека, но добить не успел, потому что прапорщик патрульно-постовой службы прикончил плохого парня. Правда, тот на чью жизнь покушались, скончался по дороге в больницу, но это уже мелочи. Главное, что киллера ухлопали.
При таком раскладе у следствия всегда остаётся в запасе возможность воспользоваться формальной лазейкой в виде приснопамятной статьи двадцать четвёртой, чтобы прекратить дело. Не приходится сомневаться в том, что имело место тщательно спланированное убийство, а, как показывает практика, обычно со смертью исполнителя все ниточки, ведущие к организаторам и заказчикам надёжно обрываются. Опять же, будь этот Зубов видным государственным деятелем или другой какой значимой фигурой, никуда не денешься – рой до посинения, а так… Почти наверняка по прошествии некоторого времени следствие – там небось тоже не дурачки сидят! – с удовольствием прекратит дело и славит его в архив. А коли так, то с розыска взятки гладки, и показатели раскрываемости не страдают… В таком примерно ключе рассуждал начальник отдела.
Пенять на него за было бы глупо, потому как «суум куиквэ». Что в переводе с благородной латыни означает «каждому своё». Кочнева заботила лишь красивая отчётность. А Гришину, к примеру, любопытно было бы разобраться в причинах, приведших к столь трагичному финалу. Выяснить, кем был по жизни Кирилл Максимович Прошин? Почему его хотел убить именно китаец? Что это за диски на фотографиях и какое они имеют отношение, если вообще имеют, к убийству? В общем, много чего хотелось разузнать…
Дослушав до конца и по-видимому придя к умозаключению, что в общем и целом серьёзных неприятностей для него с этой стороны не предвидится, Николай Сергеевич отпустил своего сотрудника с миром, напутствовав напоследок:
– Ты, само собой, подключайся! Хотя… Ну, в общем, сам смотри… По обстановке…
Надо заметить, в случае необходимости руководитель отдела умел быть конкретным и жёстким до крайности. Но сейчас его можно было понять как угодно в диапазоне от «Наплюй и забудь!» до «Если свербит, можешь заняться». Гришина такая расплывчатая директива вполне устраивала. Покинув начальственный кабинет спустился во двор, через главковский гараж вышел на улицу отправился прямиком в дом №16 по 3-му Колобовскому переулку, куда не так чтобы давно став начальником отдела, вынужден был перебраться из основного здания Петровки Лёшка Лавров – отличный товарищ, умница, интеллектуал, ну и до кучи один из лучших специалистов ЭКЦ.
Андрей усмехнулся, вспомнив с какой неохотой Алексей Николаевич покидал свою, можно сказать, эксклюзивную лабораторию на шестом этаже. Вообще-то, экспертно-криминалистический центр уже много лет назад переехал на новое место жительства, в этот самый 3-й Колобовский, но Лёшка уже тогда был на особом счету, его ценили и предпочитали держать под рукой. Вероятно потому-то и было позволено небольшой группе криминалистов, в которую естественно входил Лавров остаться в прежних, с позоления сказать, апартаментах. Но всё течёт, всё изменяется. Не то чтобы Алесей Николаевич так уж стремился к карьерному росту, однако в прошлом году получил майора и сразу был назначен начальником отдела криминалистических исследований. Как он не упирался, пришлось покинуть Петровку 38 и перебазироваться в Колобовский, где дислоцировались его подчинённые. Такая вот история! Впрочем, как эксперт-криминалист широкого профиля он по-прежнему был востребован, и довольно часто привлекался руководством для проведения наиболее сложных исследований. На дружеских отношениях эта передислокация, понятное дело, тоже никак не отразилась и помехой общению не стала, ибо пять минут пешком – не расстояние…
Здание, в котором располагался сейчас ЭКЦ, когда-то, ещё в досоветский период – да и в советский тоже – было тюрьмой и изначально называлось, вроде бы, Сретенским арестным домом, переименованным при Советской власти в Сретенскую тюрьму, кажется. Потом здесь лет на тридцать, а то и сорок, поселился топографический политехникум. Теперь вот строение опять вернулось в лоно министерства внутренних дел. Как ты его не реставрируй, не модернизируй, кого ты туда не заселяй, а тюряга она тюряга и есть, подумал Андрей, пройдя через арку внутрь замкнутого типично тюремного двора.
В кабинет Лаврова он вошёл уверенно, без стука – встреченные по пути сотрудники услужливо проинформировали его, что шеф на месте.
– Мои поздравления! – едва открыв дверь, с порога огорошил друга Гришин.
– В каком смысле? – Растерянно уставился на него Алексей Николаевич, ещё секунду назад что-то увлечённо выискивавщий в интернете.
– Так, у тебя ж сегодня годовщина! – пожав другу руку, торжественно напомнил сыщик, у которого была прекрасная память на даты. – Сегодня ровно год, как ты стал начальником отдела!
– Нашёл с чем поздравлять, – фыркнул Лавров.
– Ну, как? Не тяжела шапка Мономаха? Погоны майорские не жмут? —продолжал балагурить оперативник, устраиваясь на одиноком стуле, приставленном к письменному столу.
– Терпимо, – односложно ответил Лавров, давно уже свыкшийся с подходцам Гришина. – Можно подумать, что ты только за тем и пожаловал, чтобы поинтересоваться. Ищи буратин в стране дураков! Выкладывай, зачем заявился?
– Ну, во-первых, тебя проведать… – сказал Андрей, и это было если не чистой правдой, то уж не огульным трёпом точно. Выкроить время, чтобы так просто повидаться и перекинуться парой слов, когда ещё удастся, а тут прекрасный повод совместить приятное с полезным. Лавров это конечно же прекрасно понимал.
– Верю, – кивнул он. – Переходи к во-вторых.
– Отрадно слышать речь мужа, а не мальчика, коим ты был с десяток лет назад, – безжалостно исковеркал Гришин строку из Пушкина, давно перекочевавшую в разряд крылатых фраз и, достав из кармана «Самсунг», занялся манипуляциями, бормоча себе поднос. – Тут, понимаешь… Такая фигня… Вот!
Он нашёл то, что искал и протянул приятелю смартфон.
– Полистай! Там семь фоток подряд идут.
Какое-то время криминалист внимательно вглядывался в экран, так и этак перемещая картинки, потом вернул «Самсунг» хозяину и задумался. Тогда Гришин обратился к нему с простым, но всеобъемлющим вопросом:
– И что это такое, по-твоему?
Лавров с ответом медлил. Он устало снял очки – видно, притомился за день, в компьютер глядючи, – и, подслеповато сощурившись, принялся протирать линзы бархоткой. Покончив с это процедурой, он водворил очки на переносицу и наконец высказался:
– Трудно сказать. Качество изображения – не фонтан. Опять же, непонятно, каковы их реальные размеры? Может, они огромные, а может, совсем мисипусечные. В живую увидеть никак?
– Увы, – с сожалением развёл руками Андрей. – Пока только в таком виде. Могу, если понадобится, раздобыть оригинальные фотографии, с которых переснимал. Там качество на порядок выше. Но это только завтра… – сразу оговорился оперативник, прикинув, что для Ширшова суета сует в самом разгаре, и теребить его сегодня по поводу снимков было бы свинством, тем более что особой спешности, вроде как, покуда нет. – А что касается размера, кто ж его знает… – Гришин озадаченно поскрёб затылок и вдруг встрепенулся, озарённый догадкой. – Стоп! Так его ж вычислить – раз плюнуть! На обратной стороне одной фотографии была пометка, ну, типа, что снято в натуральную величину. Формат снимков половина А4, выходит…
Он бесцеремонно выдернул из подставки для канцпринадлежностей линейку и следующие несколько минут занимался измерениями на экране своего смартфона, подсчётами при помощи калькулятора и записью чисел на первом попавшемся под руку листке со стола Лаврова.
– Готово! – констатировал сыщик, жутко довольный своей смекалистостью. – Если я ничего не напутал, наружный диаметр колеблется от десяти до тринадцати сантиметров, а диаметры отверстий – от двух с половиной до четырёх… Что скажешь?
– Скажу, что свои подсчёты ты проделал на обратной стороне постановления о назначении экспертизы, – без особого восторга, но спокойно заметил криминалист, забрав у Гришина испещрённый цифрами листок, и, на всякий случай, убрал его куда подальше, на другой конец стола.
– Ну, пардоньте! – покаянно извинился сыщик.
– Да ладно. Бывает, – понимающе вздохнул Лавров, видимо и сам не единожды грешивший подобными вещами, и начал рассуждать вслух. – С размерами вроде попадаем… – он задумался, прикидывая что-то в уме, потом высказал новое пожелание. – Знать бы ещё материал, из которого эти кургляши нарезаны…
– А это имеет значение? – встрял в его рассуждения Андрей.
– Если это то, что я думаю, то имеет! – уверил товарища криминалист и снова посмотрел на экран смартфона. – Вообще-то, похоже на нефрит, но на деле может оказаться чем угодно.
– Относительно материала, я пас! – отрицательно мотнул головой оперативник и тут же настоятельно потребовал. – Ну а допустим, это нефрит, тогда что? Будь человеком, поделись соображениями!
– Честно говоря, делиться-то особо нечем, – почесав висок, нехотя признался криминалист. – Могу в меру моих скудных познаний высказать обоснованное предположение.
– Давай предполагай!
– Я думаю, это «би».
– ?
– Древнекитайские артефакты в форме дисков с отверстием посередине. Делались из нефрита, – отвечая на немой вопрос Андрея, пояснил Лавров. – Для китайцев это – национальный камень. Камень неба, земли, мудрости, вечности, бессмертия и бог ещё знает чего самого важного и сакрального. Не знаю, как сейчас, а древности он ценился чуть ли не дороже золота, и позволить себе иметь изделия из нефрита мог далеко не каждый. Следовательно, вещицы эти могли себе позволить люди небедные…
Алексей замолк, то ли давая другу время, в полной мере оценить значимость нефрита для жителей Поднебесной, то ли просто собирался с мыслями, чтобы приступить к дальнейшим разъяснениям.
– Если с нефритом полная ясность, то с самими дисками дело обстоит много хуже. Сплошные загадки. Неясно, каким образом они вообще изготавливались, как древние мастера умудрялись добиваться идеальной формы диска и высочайшего качества обработки поверхности при допотопных технологиях. Изначальное назначение дисков тоже до сих пор неизвестно, потому как письменных свидетельств не сохранилось. Бесспорно лишь, что такие диски находили в захоронениях аристократии высокого ранга. Вот, собственно, и всё, что я могу тебе сообщить. Понимаю, что негусто, но чем богаты… – Он невесело усмехнулся. – А вообще-то, на них сейчас мода! В качестве заманухи эти таинственные «би» срабатывают безотказно. Я, помнится, и сам повёлся. Лет семь тому назад прочёл о них где-то и завёлся со страшной силой. Правда, очарованье длилось недолго – через пару дней так же быстро остыл.
– Что так? – заинтересовался Андрей, знавший его, как человека увлекающегося, целеустремлённого и, как правило, на полпути не тормозящего.
– Всё просто. Чтобы ты понимал, самые ранние из нефритовых дисков датируются аж четвёртым тысячелетием до нашей эры. Ты только вдумайся: они – ровесники египетских пирамид! Даже постарше на лет этак на тысячу.
– И что с того? – Непонимающе пожал плечами оперативник.
Лавров посмотрел на него, как учитель на двоечника, скверно усвоившего урок.
– Андрюша, а позволь спросить: много ли тебе известно о пирамидах? Кто строил? Как стоил? Для чего? – и сразу внёс уточнение. – Я не о фантазиях на тему говорю, а о… – он даже прищёлкнул для убедительности пальцами. – …некой истине, пусть не абсолютной, но хотя бы более-менее объективной, подкреплённой более вескими доказательствами, чем голое теоретизирование. Нас от того Египта отделяет огромный временной пласт. Слишком много воды с тех пор утекло. Как следствие, имеет место катастрофический недостаток, если не сказать, полное отсутствие источников достоверной информации. Понятно, что околонаучной литературы пруд пруди, и псевдонаучного, зато, чрезвычайно популярного кино понаснимали море. Только всё это – по большей части чепуха и бред, эксплуатирующие неуёмное людское любопытство.
Андрей промолчал. Лёшка, конечно, прав – крыть нечем. Казалось бы, пирамида Хеопса исследована-переисследована, а на выходе сплошь и рядом одни версии, никакими серьёзными аргументами не подкреплённые.
– Тоже и с нефритовыми дисками, – безнадёжно махнул рукой Лавров и, скривившись в скептической ухмылке, посетовал. – Объективных сведений практически нет, а переливать из пустого в порожнее – занятие неблагодарное. Напоминает стрижку свиньи: визга много, а шерсти чуть! Ну и я, чтобы не было мучительно жаль потраченного впустую времени, с темой этой быстренько распростился.
– Угу… – отвечая каким-то своим мыслям, буркнул оперативник. – Значит, этим штуковинам, – он кивнул на смратфон, – может быть больше пяти тысяч лет?
– Этим вряд ли, – возразил криминалист. – Насколько мне известно, самые ранние «би» вообще не имели никаких отличительных признаков: просто гладкая поверхность и всё. Резные узоры и всякое такое появилось гораздо позже. Так что, дели пополам, не ошибёшься…
– То есть, им где-то две с половиной тысячи лет?
– Возможно, – пожал плечами Лавров. – Но учти, то, что ты мне показал вполне может оказаться и подделкой…
– Уж как водится, учту! – охотно согласился Гришин и дурашливо пролопотал. – Чать, не впервой! Нешто ж мы не понимаем!
– Перестань ёрничать, – поморщился Лавров. – Лучше расскажи, откуда фотографии взялись?
– Про сегодняшнюю войнушку у сада «Эрмитаж» слышал? – спросил оперативник.
– Само собой, – подтвердил криминалист. – Не в лесу живём.
– Вот оттуда и взялись. В машине убиенного обнаружены. А теперь прикинь! Киллер – китаец. Терпила зачем-то возил с собой фотографии предположительно древнекитайских артефактов, которые с учётом возраста просто обязаны стоить серьёзных денег… Лично меня это наводит на нехорошую мысль: а не за эти ли самые «би» товарища ухлопали?
