скачать книгу бесплатно
Казахстан и Россия: быть ли им в новом союзе, или Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане, нанизанные на собственную жизнь
Петр Владимирович Своик
Вниманию читателя предлагаются заметки-воспоминания видного государственного и общественного деятеля Республики Казахстан П.В. Своика, в которых автор рассказывает о своем жизненном пути, процессе становления и развития демократических процессов, экономических, социальных и политических реформах, истории казахстанской оппозиции. Автор дает оценку пройденному за четверть века пути – своего и страны. Прикладывается выборка оставивших наибольший след публикаций. Для широкого круга читателей.
Петр Своик
Казахстан и Россия: быть ли им в новом союзе, или Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане, нанизанные на собственную жизнь
жене Наталье,
которая все это пережила,
посвящается …
Предисловие
редактора
Когда Петр Владимирович, возложивший на меня несколько месяцев назад редактирование этой рукописи, попросил написать к ней небольшое предисловие, согласие он получил быстро. Проблема оказалось в том, что мыслительный процесс на долгое время – дольше, чем редактура – остановился на фразе «С политическими взглядами автора категорически не согласен, о чем прошу занести в протокол».
Возможно, в этом и был хитроумный замысел и, может быть даже, маленькая месть. За те несколько месяцев, что я работал с мемуарами г-на Своика, заваливая автора замечаниями, пожеланиями и вопросами, он вынашивал коварный замысел сделать меня совсем уж сопричастным к авторству «Фрагментов». Ну, раз уж согласился, то придется отдуваться.
Началось все этой зимой, когда Петр Владимирович задал пару невинных вопросов по ряду персоналий и назначений начала 90-х, потом прислал рукопись и попросил высказать пожелания. Рукопись понравилась категорически, хотя с позицией автора согласиться порой бывало сложно, а то и вовсе невозможно, но в таланте рассказчика и публициста ему отказать еще сложнее. Я взял на себя смелость высказать свои замечания и пожелания – инициатива наказуема – и вот я уже пишу предисловие.
На самом деле, наказанием такую работу (подчерку, общественную) считать сложно. Петр Владимирович на удивление благожелательно принимал замечания, писал те фрагменты, которых не хватало в качестве связующих моментов или отдельных историй и, в конце концов, собравшись с силами, выделил скромной персоне редактора несколько весьма приятных предложений в тексте. Книгу эту будет интересно прочитать историку, политику, журналисту, госслужащему, политологу, экономисту, да и практически любому интересующемуся современнику-соотечественнику, кроме, пожалуй, нескольких персоналий, которым не удалось в свое время стать источником позитивного вдохновения у автора. Мое впечатление об истинном отношении автора к тому или иному человеку, встретившемуся на его жизненном пути, – это не негативная или ироничная оценка, а полное, демонстративное отсутствие эмоций.
Автор порой сдержан в оценках, но это вопрос читательского восприятия: кое-кому наверняка хотелось бы, чтобы сдержанность автора начиналась с отказа писать воспоминания вообще, а кое-кому – не хватит жареных фактов и пикантных подробностей.
Петр Своик излагает свое видение собственной жизни и связанной с ней новейшей политической истории страны и, сколько угодно не соглашаясь с полученной картиной, ему нельзя отказать в праве это делать. Директор ТЭЦ, депутат Верховного Совета, член правительства – председатель Госкомитета по антимонопольной политике, политик-оппозиционер, член руководства с десяток различных партий и объединений, публицист и – наконец – мемуарист. Тут можно было бы написать, что «автор, мол, подводит черту под своей долгой политической жизнью», но складывается впечатление, что г-н
Своик не собирается ни прощаться, ни уходить.
Как редактор должен отметить, что в том, что касается взглядов автора (тех самых, политических), я удалял только лишние запятые и тире. В описании некоторых моментов и персонажей автор не принял замечаний (для протокола), но текст от этого хуже никак не стал. В конце концов, можно спорить, каким Петр Владимирович был энергетиком, депутатом, министром, политиком, но в таланте публициста, исследователя, аналитика ему не откажешь. Как не откажешь и в праве высказывать со своей колокольни свое мнение, весьма занимательное, хотя и порой обидное.
Но книга получилась, на мой взгляд, очень интересная, содержательная, раскрывающая и личность Петра Своика, и некоторые события новейшей истории, и сам процесс развития демократии по-казахстански. Данияр Ашимбаев
***
Данияр Ашимбаев Анатолий Юрьев, Юрий Трофимов, Владимир Милов, Виктор Казачков, Яков Пессин, Илья Литинский, Иван Дрожжин, Виктор Леляк, Константин Дидоборщ, Юрий Алимпиев, Нажамеден Искалиев, Владимир Гартман, Кабибулла Джакупов, Булат Мулдашев, Анатолий Савицкий, Лидия Ткачева, Хайдар Капанов, Газиз Алдамжаров, Николай Макиевский, Виктор Водолазов, Нурсултан Назарбаев, Ерик Асанбаев, Саук Такежанов, Серикболсын Абдильдин, Зинаида Федотова, Марат Оспанов, Сагат Тугельбаев, Христиан Дриллер, Ораз Джандосов, Нуржан Субханбердин, Даулет Сембаев, Бисенгали Таджияков, Жаннат Ертлесова, Виталий Розе, Ермухамет Ертысбаев, Платон Пак, Галым Байназаров, Виталий Метте, Павел Шумкин, Виталий Воронов, Петр Нефедов, Александр Перегрин, Михаил Горбачев, Алекс Москович, Олжас Сулейменов, Владимир Жириновский, Григорий Явлинский, Евгений Ясин, Ануар Алимжанов, Виктор Геращенко, Збигнев Бжезинский, Руслан Хасбулатов, Владимир Белик, Салык Зиманов, Мараш Нуртазин, Михаил Берсенев, Николай Вдовин, Николай Акуев, Тулеген Аскаров, Омирбек Байгельди, Владимир Чернышев, Анатолий Антонов, Рой Медведев, Андраник Мигранян, Александр Ципко, Энгельс Габбасов, Ержан Утембаев, Григорий Марченко, Константин Колпаков, Галымжан Жакиянов, Ерсен Айжулов, Тулеген Жукеев, Сергей Терещенко, Бахтияр Кадырбеков, Максутбек Раханов, Николай Радостовец, Татьяна Квятковская, Нурлан Каппаров, Виктор Тё, Виктор Храпунов, Лейла Бекетова, Ким Ир Сен, Асхат Буркутбаев, Бибигуль Тулегенова, Мурат Ауэзов, Всеволод Овчинников, Карим Масимов, Имангали Тасмагамбетов, Галым Абильсиитов, Акежан Кажегельдин, Василий Девятко, Владимир Школьник, Марина Соловьева, Кажмурат Нагманов, Камалтин Мухамеджанов, Гани Касымов, Сабит Жусупов, Михаил Устюгов, Нигматжан Исингарин, Гульжана Карагусова, Кенжегали Сагадиев, Галым Оразбаков, Абельгазы Кусаинов, Серик Торегельдин, Нурлан Искаков, Нагашбай Шайкенов, Аманжол Кошанов, Дмитрий Елизаров, Ефим Соколов, Эрнест Ланько, Умирбек Джолдасбеков, Булат Абилов, Мухтар Аблязов, Кайрат Оспанбеков, Жармахан Туякбай, Виктор Шацких, Владислав Косарев, Умирзак Султангазин, Торегельды Шарманов, Камал Ормантаев, Заманбек Нуркадилов, Макпал Жунусова, Нурбулат Масанов, Дюсен Касеинов, Маржан Аспадиярова, Юрий Мизинов, Геннадий Азаровский, Юрий Криводанов, Юрий Гусаков, Сакен Жунусов, Мадел Исмаилов, Шалбай Кулмаханов, Мухтар Шаханов, Томас Лекинжер, Нурлан Амрекулов, Буркутбай Аяган, Элизабет Джонс, Ирина Савостина, Андрей Чеботарев, Нурлан Аблязов, Юрий Хитрин, Максут Нарикбаев, Борис Гиллер, Мэлс Елеусизов, Паллада Тепсаева, Марат Тажин, Алихан Байменов, Алтынбек Сарсенбаев, Бахытжан Жумагулов, Исахан Алимжанов, Арманжан Байтасов, Джанибек Сулеев, Айгуль Омарова, Бахытжан Мукушев, Рахат Алиев, Сейдахмет Куттыкадам, Владлен Берденников, Гульжан Ергалиева, Евгений Жовтис, Мадлен Олбрайт, Розлана Таукина, Загипа Балиева, Азат Перуашев, Амиржан Косанов, Сергей Дуванов, Ермурат Бапи, Нартай Дутбаев, Бахыт Туменова, Булат Утемуратов, Нуртай Абыкаев, Андарь Шукпутов, Толен Тохтасынов, Асылбек Кожахметов, Игорь Мельцер, Бауржан Мухамеджанов, Карлыгаш Жакиянова, Лев Пономарев, Сергей Ковалев, Ерлан Арын, Козы-Корпеш Карбузов, Владимир Козлов, Владимир Жумаканов, Владимир Божко, Балташ Турсумбаев, Зауреш Батталова, Шаймерден Уразалинов, Эдуард Назаров, Геннадий Бондаренко, Юрий Винявский, Татьяна Трубачева, Владимир Поляков, Владимир Бобров, Жолдасбек Нусенов, Булат Атабаев, Уалихан Кайсаров, Жанболат Мамай, Константин Затулин, Ерлан Смайлов, Данияр Ашимбаев, Александр Дугин, Юрий Захаров, Юрий Бунаков, Болатхан Тайжан, Алдан Аимбетов…
Со всеми с ними, и с другими причастными к власти и политике в Казахстане, и не только, людьми пришлось пересекаться в тех самых «фрагментах»…
***
До сорока лет я был только энергетиком, голова была забита схемами включения вакуумных деаэраторов и двухступенчатым подогревом сетевой воды. Ничего важнее и интереснее проектирования ТЭЦ я не знал и не хотел, карьерные же мечты поднимал – где-нибудь под пенсию – аж до должности главного инженера нашего САО «ВНИПИ- Энергопром». Что для не члена партии было даже многовато.
Анатолий Юрьев
Вход в вираж, в конце концов выбросивший меня из энергетики в политику, начался с Юрьева. Вообще Анатолий Федосеевич сыграл важную, можно сказать, переломную, роль в моей жизни. Не появись он – не было бы ничего из последующего.
Юрьев тогда стал только что назначенным директором Балхашской ТЭЦ, а я – только что назначенным главным инженером проектов. Дело было в середине лета, а зиму ТЭЦ обещала не пережить, срочно требовалась новая бойлерная. Мы запроектировали ее бегом-бегом, сметы я ему подписывал прямо с колес. Успели. Мне показалось, что Юрьев – очень опытный директор, ему – что Своик – опытный ГИП.
Вскоре он получает повышение до управляющего
«Запказэнерго», а у меня как раз Актюбинская ТЭЦ (старые и проблемные станции отдавали только начинающим ГИПам). Приезжает в Алма-Ату, выручай, говорит, зиму Актюбинск не переживет. Мы с ним сделали проект, удвоенный против стандартного – пусковой комплекс сразу на два котла. Но загнали туда еще тройной задел – новую химводоочистку, трубу с запасом, серьезное обновление всей станции.
А по ходу дела он вдруг и говорит: «Иди ко мне главным инженером». Позвони мне сейчас Назарбаев и предложи должность премьера – гораздо меньше взволновался бы. Почти год привыкал-решался, потом переехал. Хорошо, что не главным инженером всей системы (в самом главном – электросетевом – хозяйстве мало что понимал), а замом главного по теплотехнической части.
Главное, что сразу удалось – убедить нашего министра Казачкова и первого секретаря обкома Трофимова, что неотложнее расширения ТЭЦ для Актюбинска ничего нет. А когда партия берет на контроль – дело вертится. Работали в три смены, главную оперативку проводили в четыре часа утра, первый из двух котлов затопили к 7 ноября, второй – ко Дню энергетика.
Отвлекусь чуть назад.
Доставшиеся мне при назначении ГИПом Балхашская и Джезказганская ТЭЦ в недавнем прошлом входили в состав соответствующих горно-обогатительных комбинатов, и это не еще забытое подчинение осложняло наши отношения. Конкретно, поначалу пришлось проявить характер в отношениях с главными энергетиками комбинатов, разговаривающих эдаким начальственно-покровительственным тоном. Все наладилось, но интриговало удивительное сходство этих непохожих людей: в Балхаше был Яков Исаакович Пессин, в Джезгазгане – Илья Абрамович Литинский. Оба уже сильно в возрасте, но и в безусловном авторитете: комбинатовское и городское руководство относилось к ним со всем почтением, а женщины-подчиненные – со страхом и обожанием.
Позднее мне рассказали их общую историю: якобы они работали сменными инженерами на той самой ТЭЦ Мосэнерго, которая напротив Кремля, через Москву-реку. Однажды случилась авария и свет погас даже у Вождя. И вот всех ИТР элементарно выслали в разные концы большой страны. Пессину достался строящийся Балхашский, а Литинецкому – Джезказганский комбинаты, там они и прижились. Карьеры с такими биографиями не сделали, но в своем-то кругу стали эдакими корифеями, а где-то и диктаторами.
Иван Харитонович Дрожжин, зампред облисполкома и Владимир Васильевич Милов, секретарь обкома, были приставлены к нашей – Актюбинской ТЭЦ – стройке. С Иваном Харитоновичем часто мотались в Москву, выбивали разрешения и фонды. Он останавливался в гостинице «Москва», меня устраивали при постпредстве – очень казалось удобным и престижным.
В Минэнерго и Госплане была «чистая половина» со своей внутренней охраной. Я объяснял Ивану Харитоновичу, куда заходить и что говорить, он приносил решения, ругая хозяина кабинета. Вечерами, обращаясь ко мне, стал называть Петей и вставлять в речь непечатное. А однажды вдруг пожаловался: типа, я тут с тобой мотаюсь, а у меня других дел невпроворот, все сам, аппарата нет, одна Марья Федоровна в приемной – ты знаешь. А у Владимира Васильевича отдел строительства, отдел промышленности, зато сам ни за что не отвечает, ни одной бумажки не подпишет, только устные указания раздает…
И я понял, что вошел в личное доверие.
А пару раз нам в помощь летал и Владимир Васильевич, ходил на Старую площадь, меня оставлял перед приемной, решил вопрос у Долгих. И вечером тоже вдруг признался по-свойски, как он ненавидит этих, спесиво-недоступных, которые в «членовозах» и ни за что не отвечают, а тут выкручивайся за них. И это тоже была степень личного доверия.
В проектном институте всегда была проблема вакансий – созревающих для повышения специалистов было больше, чем должностей. На производстве обычно наоборот. Я Юрьеву много чего в уши нашептал – этот не годится, тот не тянет. Но замени директора – новый еще слабее; тоже жизненный урок.
В Актюбинске пристрастились к даче. Юрьев, даром что большой начальник, упахивался на новом участке и я по-холостяцки с ним. Когда переехала Наталья, купили и себе участок с домиком. А там везде земля серая и сухая, но все растет – такого больше нигде не видел – со страшной силой, только поливай. Укроп – тот вообще все полонил, натуральный сорняк. Огурцы с помидорами и смородиной Наталья собирала ведрами, а мы с Федосеевичем вечно в командировке, она их пешком домой тащила, а там перерабатывала, а оставшееся – куда ж еще девать? – соседям раздавала.
У энергетиков жестко: каждый день республиканский селектор, по понедельникам – большая оперативка во главе с министром. (Казачков, услышав об очередной аварии на Экибастузской ГРЭС, как-то в сердцах воскликнул, что они в Минэнерго больше всего боятся понедельников, когда три тысячи эксплуатационников и три тысячи ремонтников Экибастуза, хорошо отдохнув, выходят на работу и начинают все подряд крутить).
Однажды, как раз я дежурил, а министр, заслушивая, сказал, чтобы Юрьев ему позвонил. Я управляющего нашел: знаю, говорю, о чем разговор будет – в замминистра забирают. Уезжая, Юрьев перевел меня в заместители управляющего по капстроительству – сам-то стал замом по этой линии.
Леляк Виктор Иванович – сын покойного уже тогда генерала Леляка – начальника областного УВД. От папы ему досталась новенькая «Волга» с номером 001 и ироничная такая интеллигентность. Он пришел на Актюбинскую ТЭЦ начальником ОКСа, то есть непосредственным моим подчиненным, но добиться от него трудовых успехов было невозможно. Он был совершенный скептик, считал и обосновывал, что и почему не надо делать. Даже наезжать на него не получалось, он не обижался, не оправдывался, оставался доброжелательно легким. Собеседник был классный, на все случаи жизни.
Однажды, еще из ГИПовской своей практики, пожаловался ему, как невыносимо было мотаться по Москве, по коридорам Минэнерго и разным комплектующим организациям, и как никогда не мог понять, что, с кем и зачем надо согласовывать. И он вдруг буквально парой-тройкой фраз описал мне суть всех главэнергокомплектов и союзспецарматур и логическую связь между ними. Меня тогда это просто поразило: умение, бродя внизу между деревьями, увидеть лес целиком – это было большим уроком. С тех пор пытаюсь, не увязая в деталях, выстраивать общую картину явлений. Хотя боюсь, что чуть-чуть это начинает получаться только сейчас…
А тогда было «Жилье-91» и мы тоже, всем энергетическим колхозом, заложили новую 9-этажку. И вот оперативка в вагончике, директора Западных, Восточных, Городских сетей, ТЭЦ, АТП, СМУ и так далее отчитываются, кто и что должен завести и смонтировать и как исполняется. Все, конечно, отстает. Очередной директор докладывает, что ни блоков, ни подушек на КСМК нет, но, если разрешу вместо девятого размера восьмой – он завтра же достанет. Строго говорю, а в проекте какие – девятые? – вот чтобы они и были! А сам после оперативки выхожу на котлован и разбираюсь – какие же они с виду, эти блоки и подушки…
Позвонил министр, говорит, что Анатолий Федосеевич рекомендует Вас вернуть в Алма-Ату начальником ГУКСа, если согласны, я займусь квартирой, а Вы собирайтесь. А был август, и у Натальи в Кинешме намечалась свадьба родственников, решили на прощание съездить, своим ходом.
Загрузили в багажник (он у «Запорожца» впереди, это и спасло жизнь) все подряд перцы-помидоры-баклажаны, посадили назад тетю Веру (двоюродную бабушку Натальи, жившую с нами) – она уже слепая была, но категорически потребовала ее взять последний раз на родину. Ехали хорошо, через Уральск на Тольятти и потом вдоль Волги.
Не доезжая Нижнего Новгорода, дорога неширокая, но свободная, солнышко садится, но видно хорошо, навстречу идет такая каракатица: грузовик везет за собой еще один – у того передние колеса в кузове. И вдруг из-за них вылетает белый «Жигуль», как на родео накренившись на двух колесах, – и нам в лоб…
Тетя Вера как сидела, так и осталась, даже не шелохнулась. Мне ноги запрессовало, еле вытащили. А Наталья сумела открыть дверь, сама выползла из машины, а вот подняться не смогла. Встречный маршрутный автобус, высадив всех пассажиров, забрал нас.
Привезли в райцентр – деревня Большое Мурашкино. У Натальи перелом вертлужной впадины и вывих тазобедренного сустава – ее на вытяжку, мне лавсаном сшили раздробленный надколенник. Только потом у нее обнаружился еще и перелом руки – все внимание отвлекала главная боль. А у меня первые дни сильнее колена ныли руки, хотя были целые. Только через полгода, когда увидел «Запорожец», понял, почему: рулевая колонка, толстая такая железяка, была отогнута в сторону – рефлекторно защищал грудь. Хотя весь эпизод, экспертиза установила, длился 2,5 секунды. А тетя Вера, слепая, не приготовилась, умерла на месте – переломы ребер и разрывы внутренних органов.
После операции мне было все хуже. Днем еще ничего, а ночи – более длительных и мучительных с тех пор не переживал. Есть ничего не мог, а тут вдруг заявился Юрьев, привез пышный такой белый хлеб и копченую колбасу, кормил с рук, и я ел. Но лучше не становилось, перевезли в Горький, еще раз прооперировали, потом долго лежал меж двух миров: температура редко, когда ниже сорока, дышал только со стоном. Хорошо, прилетела сначала сестра Таля, потом ее сменила мать, поила с ложечки козьим молоком с желтком.
Из Актюбинска прислали ЯК–40 с экипажем инструкторов АВЛУГА, прилетел Костя Дидоборщ, директор «Энергонадзора», нас забирать. Наталью доставили из Мурашкино вертолетом, встретились уже на летном поле. А носилки, оказывается, в ЯК–40 не проходят, пришлось летчикам срочно всю дверь вывинчивать. Тем временем действие обезболивающих заканчивается, больше колоть нельзя, в воздухе еще ничего, но я с ужасом жду посадки. Один пилот выходит, начинает мне пошагово рассказывать: сейчас выпустим шасси, сейчас коснемся полосы… Посадили мягко-мягко, не зря летали преподаватели.
По прилету нас с Натальей – в одну палату, меня опять на операционный стол.
А больница клиническая, преподаватели водят студентов. Чуть отошел от наркоза, а тут как раз экскурсия. Профессор выступает: вот мужчина и женщина, у нее травма тяжелее, но женщина уже ходит на костылях, а ему еще лежать и лежать, и все почему? – на женщинах заживает быстрее. И еще: он от чего не шел на поправку? – от непрерывной боли, поэтому мы поставили ему аппарат Елизарова, зафиксировали воспаленный сустав, теперь смотрите! И он мизинчиком так цепляет мне ногу за нижнее кольцо и резко задирает вверх, я автоматически разеваю рот для крика, но ничего – привычно пронизывающей боли нет!
Предложили инвалидность второй группы, а при этом работать нельзя и я отказался. И вот еще с аппаратом на ноге (сделали штанину на молнии) стали меня возить в «Запказэнерго», поднимать на второй этаж в мой кабинет – руководить строительными процессами. Алимпиев Юрий Николаевич, генеральный директор, до этого был директором Западных сетей и с Юрьевым у них были сложные отношения. Отношение ко мне у него было настороженное, но человек очень приличный, сильно нам тогда помог.
Возвращение же в Алма-Ату само собой отпало.
Чуть позже Юрий Николаевич попросил уже съездить в Уральск – дела требовали; двух человек специально дали, чтобы в вагон заносить и выносить. А потом, когда стал уже ходить без костылей, вдруг предложил поехать на ТЭЦ директором. Я с удовольствием согласился – самостоятельная работа. И действительно работать на ТЭЦ нравилось, иногда даже оставался в ночь, ходил по цехам, благо Наталья еще оставалась в Актюбинске. Она к тому времени уже доказала, что не «жена Своика» – была директором учебно-курсового комбината «Запказэнерго», который сама и создала: набрала людей и даже здание выстроила.
Как демократический директор постарался для трудового коллектива: договорился в одном из совхозов брать у них напрямую свиную колбасу, с облторгом – насчет женских сапог, разного другого дефицита. На ТЭЦ прямо с утра заезжал молоковоз, женщины шли на работу с бидончиками, потом весь день колготились с холодильниками.
Обнаружил, что добрые дела наказуемы: начальники цехов мне пеняли, что народ отвлекается, главное же – всегда сам виноватый, что не так эти сапоги поделил, а вместо колбасы лучше бы мясо, и вообще… С женщинами, я вам скажу, вообще опасно связываться.
А тогда уже был самый расцвет горбачевщины: выборы директоров (меня тоже выбирали – из одной, присланной сверху кандидатуры), СТК, хозяйственная самостоятельность предприятий. И вот на этой почве я всерьез стал требовать от управления отдать баланс ТЭЦ нам самим – отношения с гендиректором это существенно напрягло. Наталья, как директор УКК присутствующая на оперативках, мне звонила, переживала, что Юрий Николаевич с досадой говорил о неправильном моем поведении.
В марте 1989 прошли выборы народных депутатов СССР, после чего трансляции заседаний съезда смотрелись по телевизору с потрясающим вниманием. А зимой подошли выборы в городские и областные советы – теми же трансляциями подогретые. Стать депутатом Уральского совета мне по должности как бы полагалось, да и сам хотел – ветер перестройки поддавливал в политику. Кандидатов по нашему округу было человек восемь, в том числе заслуженный летчик, раскрученный предприниматель, еще известные в городе люди. Но выиграл в первом же туре: было большое собрание в школе, едва ли не весь электорат, и я, выступая последним, так и сказал: вам тут все обещают, но если этим мериться, то, конечно, депутатом должен быть я. У кого жилые дома на нашем участке? – у ТЭЦ, водопровод чей? – ТЭЦовский, дорогу кто недавно отремонтировал? – мы. И вообще, у кого больше возможностей, если не у директора ТЭЦ? Выбрали сразу.
А через пару дней приходит ко мне группа вновь избранных депутатов: мы, говорят, хотим выдвинуть в председатели совета не Кондратенко, а Мулдашева. То есть, не первого секретаря горкома (а такая рекомендация по всему Союзу была спущена от Горбачева), а директора завода «Омега» (очень крупный оборонный завод тогда был, позже и следа не осталось). Составили заговор, моя роль – вести первую сессию нового состава до выборов председателя. А ведущего полагалось избирать на предварительном депутатском собрании, дело рутинное и кандидатура понятная – старейший из избранных депутатов – кто-то из железнодорожников.
Но на это рутинное собрание мы явились всей демократической группой и легко переиграли. Кондратенко, как только из зала предложили вторую кандидатуру, сначала как бы не услышал, потом попытался надавить, а когда не получилось – сразу сдался. К конкуренции партия тогда была не готова совершенно – хотя сама же ее и развела.
И вот на следующий день с утра открывается сессия, первый – оргвопрос. Мне кто-то из горкомовских дает отпечатанный сценарий – там все пошагово расписано, все «прошу поднять», «прошу опустить», каждое слово и действие. Я говорю – не надо, сам справлюсь. А тогда все с упоением смотрели репортажи со съезда народных депутатов СССР, вот я и взял за образец ведущего Лукьянова. Из зала, кому положено, выдвигают кандидатуру Кондратенко – записываю, а есть ли еще? Из зала, опять, кому положено, предлагают подвести черту, но звучит и кандидатура Мулдашева – тоже записываю и… дело сделано! Голосование и Булат Гиноятович избирается председателем городского совета. (Кроме Уральска еще какой-то дальневосточный город тоже прокатил первого секретаря).
Перерыв – и на эйфорической волне наша расширившаяся заговорщицкая группа предлагает теперь мне баллотироваться на пост председателя горисполкома. Теперь сессию ведет уже Мулдашев, он записывает кандидатуру действующего председателя исполкома – Джакупова, тоже пропускает мимо ушей требование «подвести черту» и принимает выдвинутую альтернативу – Своика. И началось…
Дебаты часа на три, если не четыре – времени уже не замечаем, все увлечены. Из ста депутатов присутствуют 87, полно журналистов и подтянулись уже Гартман, председатель облисполкома, и Искалиев, первый секретарь обкома, но пока просто сидят – наблюдают.
Кабибулла Кабенович как опытный хозяйственник докладывает свою программу: перечисляет дома, улицы, школы-больницы, что уже сделал, что дальше собирается. Я лихо обещаю, что ездить по городу, смотреть, где как подметено, не буду. А буду –…и все про рыночно-демократические ценности.
Потом дебаты: депутаты по очереди поднимаются на трибуну, и кто-то за Джакупова, кто-то за Своика. Наконец, дело к вечеру, голосование, по регламенту тайное. Проголосовали, комиссия ушла считать, час проходит, два… не появляются.
Кабибулле плохо с сердцем, ему вызывают скорую. Наконец, выходит комиссия, собираемся в зале, зачитывается результат: за Джакупова – 43 голоса, за Своика – 43, а один бюллетень испорчен. Начальство предлагает продолжить завтра, но народ в азарте – решим сегодня. Тогда Искалиев предлагает голосовать открыто, чего таиться, свои ведь все…
И вот ночь на дворе, зал набит, полная тишина и в этой тишине со сцены зачитывают фамилию депутата, тот встает и произносит «Джакупов» или «Своик». Расклад такой – у Джакупова на три голоса больше. Один (Артамонов его фамилия, он был адвокатом) ко мне подошел, объяснил – почему тайно голосовал за меня, а открыто за Джакупова, но тут и объяснять не требовалось.
Я Кабибуллу Кабеновича с трибуны поздравил, на том организационная сессия и закончилась. Но в «черный список» я попал – не было такого партхозактива, где бы первый секретарь или предоблисполкома не упомянули бы Своика, у которого на ТЭЦ проблемы, а он зато полез в политику.
И вот недовольство таким моим политизированным поведением со стороны «Запказэнерго» и обкома сложились. Из Актюбинска приехал сам Алимпиев со своим заместителем по финансам Владимиром Сергеевичем Щёлкиным – проводить собрание по переизбранию директора. А до этого Уральской ТЭЦ, единственной в «Запказэнерго», не выплатили 13-ю зарплату, традиционно для энергетиков приличную – типа план по теплу не выполнен. И вдруг на собрании, я сам не ожидал такого, рабочие вперемешку с начальниками цехов меня не сдали. Начал Анатолий Савицкий – начальник цеха КИПиА, а заодно и председатель СТК. (А я горбачевскую идею с этим самым Советом трудового коллектива выполнил на полном серьезе: сам постарался создать и сам же требовал от них самостоятельности – вплоть до того, чтобы они с директором спорили).
И вот сразу после разгромного выступления гендиректора энергосистемы берет слово Анатолий и говорит: что вы, Юрий Николаевич, нас за детей не держите, мы знаем, почему нас денег лишаете, а директор все правильно делает… И зал бурно его поддерживает.
И – все, вопроса переизбрания будто и не было, собрание пошло, так сказать, по-деловому, включая обещание недоданное выплатить. Что вскоре и произошло.
Зима перевалила на 1990 год и к весне подошли выборы в Верховный Совет КазССР – тут уж я не мог не записаться в кандидаты. Предполагалось, что должность будет не освобожденная, на это я и упирал, объясняя на ТЭЦ свою хотелку, и сам верил, что останусь директором, хотя…
Хотя Лидия Георгиевна Ткачева, мой зам и хороший товарищ, вздыхая, сразу сказала: уедешь ты от нас, Петр Владимирович. И Савицкий, председатель СТК, тоже выступил против моего кандидатства, и я при всем народе пообещал, что с ТЭЦ даже после избрания не уйду – было дело, грешен.
Тогда же из Алма-Аты специально прилетал Юрьев – меня отговаривать, вечером дома с Натальей за чаем, а потом в нашем директорском кругу – предприятий энергосистемы. Но не отговорили – я уперся. Думаю, Федосеевич прилетал по заданию ЦК, но мы с ним этого эпизода больше никогда не касались – типа, оба забыли.
Выборы в Верховный Совет 12-го созыва организовывала Компартия, и ее кандидаты участвовали по всем округам, но конкуренция была почти честная и голоса считали без больших фальсификаций – то были первые и последние такие выборы. Кандидатов в моем округе было восемь, а главным соперников стал обкомовский ставленник Каиржан Идиятов – освобожденный секретарь парткома мясокомбината, с ним мы и вышли во второй тур. Выиграл с относительно небольшим отрывом – 54%, интрига была захватывающая, собрания – многолюдные и очень много добровольных активистов, с ТЭЦ в том числе. Кондратенко с Джакуповым в депутаты, кстати, не прошли.
В промежутке между уже состоявшимися выборами и первым нашим сбором в Алма-Ате в Уральск приехал Макиевский Николай Михайлович – председатель Госстроя, зампред Совмина Казахской ССР – человек страшной силы. До этого мне еще в качестве ГИПа довелось наблюдать его на коллегии Госстроя – представление более чем впечатляющее.
Представьте: громадный притемненный зал, в нем собраны отвечающие за строительство зампреды всех облисполкомов и управляющие областных трестов, куча других генподрядчиков и субподрядчиков, и все с придыханием смотрят на ярко освещенную сцену. На ней – подсвеченная трибуна, куда по очереди вызываются на доклад-экзекуцию областные руководители и ослепительное световое пятно – столик с вопрошающе непреклонным Николаем Михайловичем. У него внушительная фигура, густая белая шевелюра и громовой голос (да и микрофон, вроде бы, погромче). Короче – никакое капсоревнование за бабки не сравнится с такой эффективностью стимулирования своевременного ввода строительных объектов, какое демонстрировал тов. Макиевский.
Так вот, собрали, как положено, в большом зале весь областной партхозактив, и Николай Михайлович из президиума на сцене, в обрамлении Искалиева и Гартмана, ведет такую областную стройоперативку: что, когда вводится, почему отстает и как догнать. А у меня на ТЭЦ тоже серьезная стройка – расширение, но протолкнуть ее в перечень приоритетных для обкома проектов, по опыту Актюбинска, все не получалось. Потому-то и в списке Макиевского она не значится, речь о ней не заходит. Тогда улучив момент, встаю из зала и говорю: «Николай Михайлович, а «Уральскпромстрой» по ТЭЦ сроки срывает!»
Но Макиевский, человек тертый, реагирует мгновенно: «Ты кто – директор? – так ты сам ПСД не представил, садись, не мешай». А профессия строительного руководителя, надо вам сказать, была в СССР самая, с одной стороны, арапистая – вешать лапшу на уши и блефовать надо было лучше любого партийного идеолога, с другой – что-то надо было и строить. Сравните: канцелярист Черненко, поднявшийся до генсека, так серой мышкой в Истории и остался, зато выпивоха Ельцин, выросший из прорабов, вон сколько всего наворотил.
Но я не сажусь: нет, говорю, проектно-сметная документация вся предоставлена вовремя. Значит, оборудования у тебя нет! Нет, говорю, и оборудование все в комплекте. Макиевский не привык, чтобы из зала с ним спорили, но и я замолкаю, сажусь интеллигентно – все ведь нужное уже сказал, ждем реакции. Но тут вдруг встает Виктор Водолазов – не из директоров, а из депутатов, и как раз от уральского казачества – Уральск- город на тех выборах дал сразу несколько «нестандартных» избранников. И устроил Николай Михайловичу целый отлуп: а что это вы на «ты» разговариваете, и почему на вопросы Своика не реагируете, тем более что он тоже депутат! Все – собрание сорвано, всех распускают.
Возвращаюсь на ТЭЦ, но звонят из приемной Искалиева, просят приехать. Нажамеден Иксанович меня встречает примирительно, а тут из его комнаты отдыха выходит и Николай Михайлович – совершенно красный, при всех своих сединах, умытый и домашний такой. И тоже вполне так ласково говорит: извини, дескать, не знал, что ты депутат, на ТЭЦ мы ускорим, но и ты тоже хорош… Поговорили, короче, дружески, расстались довольные друг другом.
А чтобы закончить тему скажу, что потом, уже в депутатстве, мы с Макиевским пару раз пересекались и всякой раз он демонстрировал свое расположение. И в правительстве тоже некоторое время довелось поработать вместе – пока он не ушел. И, знаете, куда?
Спустя уже годы встречаю его как-то раз в городе, случайно. А Николай Михайлович поседел окончательно, добавив еще и белую окладистую такую бороду, совершенно благообразного вида. И общий облик у него уже не начальственный, а умиротворенный такой – светлый. И вот он новым тихим и спокойным голосом говорит, что – да, ушел к Богу, исполняет при церкви такие-то обязанности и в этом имеет смысл и радость жизни.
Вот так-то.
Очень много случилось сразу в первый же день на первой – организационной – сессии ВС 12-го созыва. Избрали Назарбаева президентом, Асанбаева – спикером, затем утвердили набор комитетов, стали назначать председателей. В перерыв я сразу побежал к Такежанову, избранному на Комитет по экономической реформе, бюджету и финансам – записываться. Но оказался уже третьим, Саук Темирбаевич познакомил с двумя уже записавшимися – Маратом Оспановым из Актюбинска и Сагатом Тугельбаевым из Гурьева (ныне Атырау).
После формирования комитетов объявили свободный микрофон, выступали с монументальной трибуны перед всем залом, а за спиной возвышался еще более монументальный президиум с Нурсултаном Назарбаевым, Ериком Асанбаевым и его замами – Серикболсыном Абдильдиным и Зинаидой Федотовой. Причем сам президиум тоже был амфитеатром, и Назарбаев один сидел не только над депутатским залом, но и над руководством ВС. Такая диспозиция сохранилась до самого конца, и была весьма показательной.
А тогда желающих выступить набралось человек десять – так все будущие члены группы «Демократический Казахстан» и обозначились – перед залом, руководством и друг перед другом.
Оспанов Марат
Кстати, Марат Оспанов успел отметиться в тот же день и еще раньше нас. Перед тем, как зал собрался проголосовать (руками, электронику
установили чуть позже) за избрание Нурсултана Назарбаева президентом, Марат встал и прямо с места обратился к кандидату с предложением, чтобы тот пошел на всенародное голосование. Типа, при таком-то авторитете народ поддержит единогласно. Посыл выглядел вполне верноподданно, но фактически означал отказ от уже решенной процедуры, с переносом выборов на куда-то потом. Да еще и (вдруг!) с альтернативами.
Ну, сказал и сказал, все пошло своим чередом, а отметка – осталась.
А еще тогда решили создать группу депутатов (в районе 65 или что-то около того человек, кажется), работающих на постоянной основе – вот так я после троекратного отказа (старался выполнить обещание коллективу ТЭЦ) опять стал алмаатинцем, уже в качестве депутата от Уральска.
Комитет по экономической реформе, финансам и бюджету оказался соответствующим своему названию: на нас свалилась основная масса разрабатываемых тогда законов – а при переходе к рынку заново и с нуля пришлось писать едва ли не все, причем основополагающее. О собственности, об акционерных обществах, о СЭЗ… и т.д. и т.п. Тем более, что Саук Темирбаевич от такой работы не бегал, наоборот, брал на комитет основную нагрузку, и авторитет у него в ВС был на уровне. Относительным конкурентом выступал только Комитет по промышленности – Дриллера Христиана Давыдовича, но все самое главное шло через нас. И мы трое, кроме шефа, – Марат, Сагат и я, соответствовали – рыли землю копытами.
Начали, помнится, с закона «О собственности» – и написали мы его весьма лихо, ввели, в том числе, собственность областного и городского уровней. И вот, помню, уже перед подписанием президентом нас с Маратом пригласили в его аппарат – отбиваться от замечаний юротдела. Противостоял нам человек (как сейчас понимаю) весьма грамотный, и искренне изумлялся, чего мы такого наворотили. Но мы и его взяли своим энтузиазмом – закон вышел.
Хотя в следующие два-три года очень многое начало переписываться. Собственно, с тех пор законодательство так почти ежегодно и «совершенствуется». Если откровенно – по российским «калькам».
Нам с Сагатом отвели один кабинет, и он почти сразу помчался в хозчасть – выбивать компьютер. Сам радовался как ребенок и меня подозвал – показывал, как набирает на клавиатуре и сразу на экране высвечивает текст, и его можно убирать, править, переносить, сохранять – какое чудо этот «Лексикон»!
А у меня, по опыту написания диссертации, тоже была наработана высочайшая технология работы с текстами: пишу от руки, ненужное зачеркиваю и сразу, с новой строки, продолжаю, потом беру линейку – ррржык – отрываю под каждым зачеркиванием, клеем – вжик – соединяю, получались такие толстенные простыни, слоев иногда в пять или больше. И печатать сам научился – тоже этим гордился. ГИПовскому ремеслу это большая помощь – где еще в той же Москве, в командировке сразу найдешь машинистку.
Короче, заразил меня Сагат компьютером, себе тоже получил, и иногда даже с сессий убегал – попечатать.
