скачать книгу бесплатно
– Нет! – головой сердито мотнула.
– А почему нет? – он уже растерялся.
– Зачем кшатрию брать в жёны девочку из варны земледельцев?
– А некоторые берут. Если девушка сословием ниже, то вроде можно её брать себе, – мужчина задумчиво потёр подбородок, стирая кровь подсохшую.
Его и, кажется, и из моей щеки. И как-то растерянно посмотрел на кровь на своих пальцах, большом и указательном. И как-то снова сердито на меня уже посмотрел.
Тихо сказала:
– Я не смею о том мечтать.
– Это удивительно! – фыркнул чужеземец. – Некоторые вполне себе мечтают.
Торопливо добавила:
– Я покорна моей судьбе! Раз уж я родилась у земледельцев, значит, заслужила.
– Ты… – он сердито нахмурился. – Покорной будешь… твоей судьбе?
– Вы… ты как будто говоришь загадками. Я тебя не очень понимаю.
– А я сейчас и не хочу объяснять! – рявкнул воин на меня.
И невольно отскочила, напугано.
– К-как хочешь. Не хочешь – и не объясняй.
Воин проворчал:
– О, я много чего не хочу! Но, кажется, придётся.
Мы какое-то время смотрели пристально друг на друга. Он – сердито, я – напугано.
Потом чужеземец и мой спаситель серьёзно спросил:
– Так что же делать будем? С моею раной?
Ох, рана! Жестокосердная я женщина! Совсем о тяжёлой ране его забыла!
Но у меня только длинная юбка и дупатта. Рваная. Или обнажить ноги выше позволенного. Или открыть грудь в чхоли, обнажить живот и плечо. И так, и эдак срам выходит. Но рана у него серьёзная. И много крови потерял. Но дупатта уже испорченная.
Я подняла край шали и посмотрела на неё, прощаясь. На первую мою шаль дорогую, такую красивую. Родители меня убьют. Или побьют. Но я уже обещала позаботиться о нём. Тем более, что он раненный спас меня.
Медленно развернула дупатту. Сняла с себя. И протянула ему, как-то странно смотревшему на меня.
– Ты передо мною разделась, будто я твой муж, – растерянно выдохнул мужчина.
Робко сказала:
– Я только хочу тебе помочь. Не смею думать ни о чём другом.
Он вдруг руку свободную завёл за мою спину и резко рванул меня к себе, прижимая к своему телу. Но… почему-то в этот жаркий день тело его не горячее было. А будто бы слегка даже прохладное. Тело… мужское… мускулистое. Впервые меня так прижимал какой-то мужчина к себе. И не отец. Ой!
– Как имя твоё? – спросил воин вдруг хрипло.
Тихо призналась:
– Кизи.
– «Сияющая», значит… – медленно произнёс он, будто смакуя моё имя на вкус.
Потом вдруг сказал, твёрдо смотря на меня:
– Дождись меня, Кизи! Ты будешь только моей женщиной. Моею старшей женой, – криво усмехнулся. – Но вот то, что ты будешь единственною моею женщиной и единственной моею женой, я тебе не обещаю. Поняла?
Едва слышно выдохнула:
– П-поняла.
Его тело вплотную к моему пугало. И его странный взгляд. И пламя, которое мне примерещилось вдруг внутри его глаз. Испуганно зажмурилась. А он… он вдруг осторожно поцеловал меня в лоб. Испуганно глаза распахнула. А дерзкий незнакомец, улыбнувшись, серьёзно добавил:
– Вот и договорились. А я – Ванада, сын Суманы и Шандара. Жди меня.
Мужчина выпустил меня – и отскочила. Но он нахмурился, так что приблизилась к нему на шаг, нет, на два. Кажется, его лучше не злить.
Ванада длинными ногтями отщипнул золотую подвеску из одной серьги, мне протянул.
– Кольца-подвески хватит на новую дупатту. А украшение оставь на память обо мне, – улыбнулся, на сей раз по-доброму. – Но я всё равно тебя найду. Ты теперь моя женщина.
Подобрала мою шаль, которую выронила, когда он меня схватил. Он снял безрукавку, чуть поморщившись, видимо, отдирая с присохшей кровью от раны. И я, робко подойдя, осторожно обвязала его рану, так, чтобы мягкая ткань без вышивки касалась раны. Хотела ещё сбегать, воды принести и рану промыть, но Ванада перехватил меня за запястье, правда, осторожно, не причиняя боли. И я послушалась. Только перевязала.
А после он ушёл. Не сказал, когда вернётся. Не сказал, куда. И даже не знаю, так ли серьёзно сказал, будто выбрал меня своею женою. Старшей. Он… ещё не женат? Но, впрочем, незнакомец, может, только подшутил надо мною. Зачем ему я? Он – кшатрий. И, судя по золотой вышивке, из знатных воинов происходит.
Мать его Сумана, а отец Шандар. Сумана – «добродушная». Шандар – «гордый». А самого зовут Ванада, «дарующий дождь». Но я о таких не слыхала.
Подобрала его подарок и спрятала за пояс юбки, изнутри прицепив. Домой пошла. Без кувшина и без дупатты. Шла и боялась, что родители меня заругают. И, наверное, бить будут. Наверное, отцу сложно далась покупка этой шали, да ещё и с серебряными нитями в вышивке.
А ещё горло саднило. И грудь внутри. То, что воды наглоталась, принесло свои последствия. А знакомство с тем чужеземцем свои последствия принесёт?
У деревни меня отец с матерью встречал. А сестрёнка робко пряталась за соседями. Мрачными какими-то и сердитыми. Спереди стояли взрослые мужчины, а жёны и дочери, матери держались позади. Мальчишки сбоку. И как-то странно на меня глазели.
– Ты где оставила дупатту? – спросил отец мой, нахмурившись, руку левую за спину отводя.
Да, кстати, все мужчины руки за спиной держали, будто что-то прятали.
Как будто рассказал им кто-то! Ох, а ведь могли и подсмотреть! Ведь не я одна за водой на реку хожу.
И потому честно всё рассказала. И что раненного нашла. И что он воды попросил. И что я едва не утонула. И что он меня спас, дерзко вдруг к себе прижал. И что имя своё назвал. И обещал вернуться за мной. Сказал, что я стану его женой.
Но мужчины переглядывались растерянно. И с ужасом поняла, что такого воина они не знают. Ни в ближайших деревнях, ни в ближайшем и дальнем городе. И имя его и его родителей никогда не слышала. А женщины шептались:
– Бесстыдница! Сняла перед мужчиной свою дупатту!
А старая женщина прошипела:
– Да лучше бы ты там утонула!
Отец тяжело вздохнул. И сказал:
– И лучше бы ты вообще не возвращалась.
– Н-но… – голос мой задрожал.
– Ты сняла перед чужим мужчиной свою дупатту! – заорал он на меня, а лицо его, такое родное и доброе прежде, исказилось от ярости. – Ты оголила при чужом мужчине своё чхоли и руки, плечи! Да как ты только могла?!
И руку из-за спины достал. Камень был в его руке. И он вдруг сказал, с ненавистью глядя мне в глаза:
– Мне не нужна такая дочь!
И первым бросил в меня камень.
Закричала отчаянно моя мать, но женщины, что стояли вокруг неё, вцепились в её руки, в её дупатту, в её косу и юбку и не пустили ко мне.
И мужчины остальные достали руки из-за спины. И у всех были камни.
И мальчишки, хохоча – им всё казалось забавой, самым младшим, старшие-то, мрачно насупившись, тихо стояли поодаль – кинулись разбирать груду камней, которая оказалась спрятанной за их ногами.
И камни полетели в меня. Один больно ударил в левый глаз – и я вскрикнула, падая, заслоняя лицо руками. И камень больно ударил меня по голове.
Плача, ко мне кинулась сестра. Заслонила меня собою. Три камня получила по ногам и по голове. Упала. Но тотчас встала, заслоняя меня своим худым телом, раскинув руки в стороны, тонкие руки. Я схватила её и что есть силы отшвырнула в сторону. О, только бы не тронули её! Пусть лучше убьют меня!
– Она не виновата! – отчаянно мать кричала. – Это всё тот мужчина! Он… – тут злые соседки заткнули ей рот. Она кусала руку, закрывавшую ей рот, плакала, вырывалась, но её не пускали.
Несколько камней ударили меня в плечи, в грудь, сбили с ног. Робко дёрнулась, закрывая юбкой ноги. Хотя бы так. Хотя бы так умереть. Не открывая своих колен чужим. Взглядам чужих. Здесь все были мне чужие. А я и не знала.
Больно было от ударов. А камней они много запасли. Но ещё больнее сердцу было.
Даже отец… даже мой отец… за что?.. Почему женщине так много не позволено? Почему с женщины спрашивают так строго?
Камень 2-ой
– Остановитесь! – рявкнул голос старческий.
И все, вспомнив про отца старосты, давно ушедшего от мира, остановились и обернулись туда, откуда слышался голос. И я, приподнявшись, глянула туда между спутанных волос, уже слипающихся от моей крови.
Ещё недавно сидел раненным и со слипшимися от крови волосами Ванада. А теперь и я. Только он сильный. А у меня не хватит сил, чтобы защититься. И мне некуда идти. А он ушёл. Оставил меня и ушёл.
Но моё убийство задержал не отец старосты. А незнакомый старик в оранжевом дхоти из хлопка. Со священным шнуром, одетым через плечо. С тремя полосами из пепла на лбу. С бусами из рудракши на шее и браслетами из неё на запястье и на предплечьях. Да на обритой голове на затылке прядь волос, связанная священным шнуром. Волосы почти все седые. Но нет совсем морщин на лице незнакомца. И не похоже, чтобы тело его угасало от старости.
– Не трогайте девочку! – прокричал мужчина так, чтобы все его слышали. – Если вы убьёте её, то зло придёт на эту землю! Страшное зло!
– Кто придёт? – староста поморщился.
Брахман закрыл глаза и шумно принюхался. Потом вновь глаза распахнул и так мрачно глянул на стоявших рядом мужчин, что они, крепкие, рослые и молодые, испуганно попятились.
– Я не знаю его имени! – объявил брахман. – Но я чую его ауру! Сильная злая аура! – он указал рукой на меня. – И она вокруг неё!
– Ты… – отец отчаянно посмотрел на меня, так, будто самого его почти до смерти камнями избили. – Ты с кем спуталась, гадкая моя дочь?! Что за демону ты помогала?!
– Он… – потупилась. – Он человек. Он точно человек!
Но люди шагнули к старику. Сказали ему имена, что назвал мне незнакомец.
Тот, подумав, серьёзно головою качнул:
– Я таких воинов не знаю. И царей не знаю, хотя много земель Бхарат обошёл.
– Так… – робко староста наш спросил. – Может, то был демон какой-то? Ракшас или асур?
Взвыла женщина, зажимавшая рот матери моей. Мать же выплюнула кусок кожи с мясом – и женщины шарахнулись от неё, откусившей кусок чьей-то плоти, чтобы только рот высвободить. Мать шагнула к бродячему священнику – и все посторонились, пропуская её, боясь, к нему.
– А может… – голос её дрожал. – Может, тот Ванада или его отец… может, это какой-то бог? Мы-то люди глупые. Всех царей и дэвов не знаем. Но вы-то человек мудрый. Может, вы слышали? – и с мольбой, с отчаянной надеждой посмотрела на него.
Брахман задумчиво коснулся браслета на запястье. И помолчал чуть, будто просил священные плоды дерева, родившегося из слёз господа Шивы, помочь ему принять правильное решение. А потом степенно сказал:
– Среди царей… нет. И среди дэвов такого, яркого чтоб, не слыхал. Но… – строго на мужчин посмотрел. – Но среди ракшасов известных и среди асуров такого тоже нету. А я и о них изучал.
– Так… чью же ауру вы почуяли на ней? – отец дрожащею рукою указал на меня.
– Даже не знаю… – задумчиво сказал священник. – Может, талисман, что она прячет при себе, благословлён неким сильным йогом? Или куплен в храме какого-то строгого бога? Дэв явно не добрый. Может покарать тех, кто нарушит покой его верующего.
– Какой талисман?! – староста мрачно посмотрел на меня. – Тот мужчина… он тебе что-то дал?
Дрожащей рукою нащупала подвеску с украшением от серьги Ванады. Но вытащила с трудом – с трудом согнула на её боку разбитые пальцы. Села на колени и протянула незнакомцу подарок мужчины, обещавшего взять меня в жёны, но бросившего на растерзание моим односельчанам. Тем, кого считала своими соседями и друзьями. Кого уважала. С кем прежде играла. Кем восхищалась. Но уже больше не могла.
Старик медленно приблизился, как-то пристально смотря на меня.
Больно было стоять на избитых коленях, но я промолчала. И как-то странно брахман посмотрел на меня. Осторожно принял кусок украшения моего первого жениха, меня оставившего. Если можно мне Ванаду своим женихом называть. Мудрец рассмотрел вещь его сверху, покрутил, со всех сторон осмотрел. Нахмурился. Как-то быстро взглянул на меня. Будто он что-то знал. Но ничего им не сказал.
Сказал только:
– Тут узор процарапан, мне не знакомый. Да, увы, сколь ни прожил я на свете, но всего мне знать неведомо, – и как-то странно взглянул на меня.
А потом как-то грустно посмотрел на солнце. И мудрец рядом со мной всё ещё стоял, и я видела его лицо. И будто бы он смотрел на солнце виновато. А потом строго на притихших земледельцев посмотрел:
– Вы, конечно, вправе наказать её. Ибо постыдно девице снимать дупатту перед чужим мужчиной, да ещё такой на людях показаться. Но запомните: то, что вы убьёте её, и даже каждый ваш удар, если не убьёте, и каждый ваш смех… – и так посмотрел на мелких мальчишек, швырявших в меня камнями, что те испуганно попятились, роняя камни.
