скачать книгу бесплатно
Седов остановил машину. Все вылезли размяться и сходить до кустов. Начинало смеркаться, но час-полтора светлого времени у них еще был. От памятной полянки, по прикидкам Седова, отъехали около двадцати километров. Впереди была былинная тройная развилка, только без камня. Основная накатанная дорога явно уходила направо, в лес. Прямо шло слабо заметное ответвление, налево – дорога, видимо, в поля, так как в отличие от скошенных лугов, в основном попадавшихся до этого, здесь в полях было жнивье.
–Направо – наше Коробьино – сказал Федор – а нам прямо.
–Так – подтвердил Семен – еще верст пять так же по краю леса, а дальше тоже направо. Но дорога тут уже одна должна быть.
Все залезли обратно в машину и поехали дальше, разве что скорость Седов теперь держал чуть поменьше. После памятного разговора атмосфера в машине была мрачной.
–Давайте я вам, что ли, музыку поставлю – предложил Седов.
–А что у тебя, старче, тут и музыканты есть? – удивился Федор.
–Музыкантов нет, а музыки – сколько хочешь. Правда, вам она будет непривычна, но есть у меня кое-что…
Седов воткнул флешку и пару минут искал нужное. Пассажиры тем временем, еще не устав удивляться новым чудесам, таращились на засветившийся экран бортовой системы, на котором вроде бы узнаваемыми буквами сами складывались и плыли в строках незнакомые слова.
–Не пугайтесь, сейчас пойдет звук – предупредил Седов, и все равно все вздрогнули, когда из динамиков раздался перебор струн.
Седова и самого пробирало от Высоцкого, и хотя песня была не из тех, которые будешь слушать часто, но записи он с собой возил. А перебор тем временем кончился, и в салон ворвался знакомый, хриплый и печальный голос:
В сон мне – желтые огни,
И хриплю во сне я:
Повремени, повремени,
Утро мудренее!
Но и утром всё не так,
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьешь с похмелья.
В кабаках – зеленый штоф,
Белые салфетки.
Рай для нищих и шутов,
Мне ж – как птице в клетке!
В церкви смрад и полумрак,
Дьяки курят ладан.
Нет! И в церкви все не так,
Все не так, как надо.
Сперва таращащиеся в разные стороны, ища невидимого певца и музыкантов, пассажиры, на втором куплете уже начали вслушиваться в слова, почти все вроде бы привычные и понятные людям 16 века, но… какие-то не такие.
Я – на гору впопыхах,
Чтоб чего не вышло.
А на горе стоит ольха,
А под горою вишня.
Хоть бы склон увить плющом,
Мне б и то отрада,
Хоть бы что-нибудь еще…
Все не так, как надо!
Я тогда по полю, вдоль реки.
Света – тьма, нет бога!
А в чистом поле васильки,
И дальняя дорога.
Вдоль дороги – лес густой
С Бабами-Ягами,
А в конце дороги той —
Плаха с топорами.
Голос с надрывом, берущий за душу, свои невеселые раздумья о будущем, дальняя дорога, по которой они сами ехали, все это как-то сплеталось в один клубок, но странное дело – песня не усиливала тяжесть на сердце, а как будто наоборот – забирала ее и развеивала вместе с музыкой.
Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так,
А в конце – подавно.
И ни церковь, ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!
Когда песня закончилась и все недолго помолчали, Седов сказал:
–Не надо отчаиваться. И у нас, как вы видите, и через пятьсот лет бывают проблемы, и жизнь подкидывает те еще испытания. Что-нибудь придумаем, пока вы живы.
–Старче – спросил расчувствовавшийся к концу песни Федор – а он… кто? Пел вот?
–Человек большого сердца – немного помолчав, сказал Николай Федорович – Много песен написал, стихов… Ну, как песни, только без музыки. Актером был, ну, лицедеем, только не ярмарочным, а настоящим. Мог заставить людей рыдать и смеяться. Умер рано. Такие в любые времена долго не живут. Но он жил уже тогда, когда голос, музыку и кино… ну, картинки, как оно на самом деле, научились записывать, и поэтому пока его слушают – он вроде как жив.
–Нет ли тут колдовства какого…
–Запись эта не живая, а как слова, хоть на чем написанные, повторяется только так, как записана была. Давайте я вам еще раз поставлю, послушайте, точь-в-точь все.
Послушали еще раз.
–А нам можно будет еще что послушать? – совсем по мальчишески влез Ефим – и посмотреть? Картинки эти?…
–Пока можно – тихонько усмехнулся Седов – пока работают мои… приборы… и машина, будет что вам послушать и посмотреть. Да вот, хотя бы – и он свободной от руля рукой достал из внутреннего кармана кошелек, бросил себе на колени, и, вытащив из него небольшой кусочек бумаги, передал его князю, после чего убрал кошелек обратно. Князь аккуратно взял то, в чем любой человек 21 века уверенно опознал бы обычный карманный календарик на 2020 год. На обратной стороне этого календарика было отличное цветное фото собора Василия Блаженного, на фоне кремлевской стены и ослепительно синего неба выглядевшего со своими цветными куполами совершенной игрушкой.
–Построят в Москве, на Красной площади, лет через пятьдесят. В честь взятия Казани – сказал он на немой вопрос князя – и это не рисунок, это фотография, то есть точный слепок, как он и выглядит.
–Умеют писать светом… – донесся с заднего сиденья потрясенный голос, естественно, Ефима.
–Нет, Ефим, там все сложнее, просто название такое придумали.
Князь некоторое время рассматривал календарик с обеих сторон, потом передал его назад, а сам негромко спросил у Николая Федоровича:
–Казань возьмут?… Уже через пятьдесят лет?.. Москва, конечно?
–И Казань, и Астрахань. Возьмут даже раньше, собор будут стоить несколько лет по случаю взятия. Москва, но она станет лишь столицей Руси, Русского государства, Российской империи или просто – России. Подробности позже, как обещал.
На такой ответ князь кивнул и замолчал, задумавшись. Седову показалось, что тоска и безнадежность исчезли с его лица, и оно приобрело какое-то иное выражение. Тем временем дорога ощутимо начала забирать вправо, в лесную чащу, хотя пока шла еще не по глухому лесу, а скорее по цепочке полян, перемежающихся лесными островками. Земля здесь тоже была подмерзшей, а вот лужи встречались чаще, но проблем это не доставляло. День склонялся к вечеру, в лесу было темновато, и пришлось включить фары.
–Семен – позвал Николай Федорович, высматривая Глебова в зеркало заднего вида – мы правильно едем? Хорошо бы, не доезжая до жилья, нам остановиться, а кому-то вперед сходить, посмотреть, что там и как, да хозяев предупредить, чтоб не напугать ревом да светом. Ты прикинь, где бы нам встать, скорость нашу примерно понял же уже?
Семен сначала просто кивнул, но потом, подумав, решил пояснить:
–Как въедем в чистый сосновый лес, так и надо будет встать. К Никодимычу я и схожу, а Гридя тут вокруг посмотрит.
Прикинув расстояние и направление, в котором они все это время ехали, Седов неожиданно понял, что, скорее всего, это тот самый сосняк на озере, в котором и стоял его дом и само Залесное, из которых он выехал сегодня утром (хотя уже невообразимо давно и как-то… далеко). Все слои мозга кричали, что это не может быть простым совпадением, но пока никакой подсказки к разгадке этой тайны не возникало. И вот впереди показались зеленые верхушки сосен. Седов сбавил скорость и, вскоре найдя удобное место, чтобы съехать с дороги, остановился у края не сплошного, хорошо просматривающегося, без кустов и подлеска сосняка, на пригорке, усыпанном порыжевшими иголками, заглушив машину. Все, кроме князя, вышли, размялись, прислушались – но стояла тишина. Семен, вздев саблю и перемигнувшись с Гридей, пошел дальше по дороге, Гридя, тоже вооружившись, начал ходить кругами вокруг машины, а все остальные просто стояли и сидели, глядя на начинающее малиноветь на западе закатное небо. Седов достал из багажника термос и, обойдя машину, напоил князя остатками еще вполне теплого чая. Ефим подошел ближе и с почти неслышным вздохом подал ему календарик.
–Оставь пока у себя, Ефим – тоже вздохнул Седов. Бутылка пластиковая… ну, из-под воды, тоже у тебя? А вообще, нам надо будет серьезно подумать, что мы будем говорить людям. Если меня еще переодеть можно, а вещи из моего времени прибрать, то машину уже никуда не спрячешь, а это такой след, по которому нас просто по расходящимся слухам найти можно будет. Вот у вашего Никодимыча сколько человек на подворье?
–Ну, сам он, с женой, сын его с женой же и детьми, вроде двое у них, работники… Человек десять примерно – ответил князь – но он надежный, не как… эти все…
–Он-да, а работники его? И как-то надо будет до них донести, чтобы они про нас молчали.
–Вокруг чисто, следы на дороге все старые и немного – доложил князю вернувшийся Гридя – о, а вот и Семен добрался до Никодимыча.
Вдали, но не так чтобы очень далеко, послышался лай собак. Он продолжился с минуту, после чего стих. Все прислушались, но больше никакого шума не последовало.
–Я выйду встретить Семена… на всякий случай – сказал Гридя, и получив кивок от князя, выдвинулся в сторону жилья немного в стороне от дороги.
Через несколько минут две фигуры, повыше – Семена, и пониже – Гриди, вместе подошли по дороге.
–Ворота открыли, пугаться не должны, я предупредил – сказал Семен – но ты это, старче… потише как-нибудь, а?
–Можно – сказал Седов – поедем тихонечко. Давайте в машину. Там колдобин нет?
–Нет, такая же дорога.
–Ну, я полный свет включать не буду.
Все снова расселись, и Седов на скорости не более 20 километров в час на подфарниках поехал среди сосен. Чистый лес просматривался еще хорошо, и почти сразу между стволов далеко слева заблестела водная гладь еще не замерзшего озера, а впереди в сумерках показалось некое строение. Подъехав ближе, Седов увидел, что на приличной поляне, скорее всего, бывшей вырубке, стоит построенный из тех самых сосен частокол, в некоторых местах перемежающийся задними стенами хозяйственных построек, тоже сложенных из бревен, а дорога выводит к воротам в этом частоколе, опять-таки собранным из приличного по толщине бруса. На вырубке-поляне было немного светлее, и все это было еще хорошо видно в подступающих сумерках, так что Седов погасил и подфарники. Одну из створок ворот придерживал молодой белобрысый парень, лет 17, с разинутым ртом глядевший на машину, а во дворе стоял еще кто-то со светильником.
–В ворота и сразу влево – сказал Седову Семен.
Николай Федорович аккуратно въехал во вполне приличного размера ворота и взял влево, сразу останавливаясь и глуша мотор. Парень кинулся закрывать ворота, закладывая створки двумя очень солидно выглядящими брусками. Все полезли из машины, и сделалось несколько шумно. Седов тоже вышел, и, обойдя машину спереди, встал около капота, оглядывая двор и встречающего их со светильником в руке человека. Это оказался высокий, не ниже самого Седова, но очень сухой и несколько сутулящийся старик, совершенно седой. Одет он был в простую рубаху и штаны, а сверху была накинута длинная меховая безрукавка. Тем временем Гридя помог выйти князю, и они оказались лицом к лицу с хозяином усадьбы.
–Здоров будь, дядька! – бодро сказал ему князь, однако, сломав голос на середине фразы – что с тобой приключилось, Никодимыч?! И где все твои?!
–Здравствуй и ты, княже – как бы через силу ответил тот – а нет больше моих. Три года тому, летом, поехали в Коробьино к куму, внуков показать. Подарков набрали, рыбки нашей с озера, ну и так еще чего. Должны были погостить дня три-четыре-пять, мы и не беспокоились. А через неделю приехал дозор твой… и сказал… что нету их…
Голос старика все-таки дрогнул.
–Я на лошадь, да в село. А там… наскочили поганые, давай полон хватать. Народ отбиваться, а они давай дома жечь. Мой-то с копьем не из худших был, сам учил, выскочил, да положил сколько-то, соседи видали… Ну, татары и обозлились… Его – стрелами… а кума с кумой, невестку, внуков, и всех кто у них в дому был… посекли… да дом тоже пожгли… потом и разобрать не смогли, кто угорел, кого зарубили… как головешки…
Старик опять замолк на некоторое время, просев голосом.
–И еще часть домов спалили они тогда, да не стали задерживаться, ускакали с полоном малым, да что нахватать успели. Я приехал – а всех уж отпели да похоронили, и пепелища разбирают.
–Мы тот набег на отходе тогда хорошо прижали – негромко сказал стоящий с другой стороны машины Семен – они в основном пленников-то бросали, правда, были и такие, кто саблей по горлу сначала… Татары, что ж…
–Да, потом кое-кто вернулся – так же через силу сказал старик – да только мои все в избе у кума были… Бабка моя, как узнала, так и слегла… Месяца не прошло, как схоронил я ее… Хорошее место, на пригорке у озера… Сам плохо помню то время, все как в тумане… Мужиков, что у меня работали, отпустил, ни до чего мне было… А приехал как-то вскоре староста Коробьинский и привез мне парнишку с девчонкой… тоже… сироты остались, родных побили, дом сгорел, родня сами без крыш, вот и решили ко мне приткнуть. Я и взял. Егорша, вон – кивнул он на парня у ворот, двенадцати весен тогда был, а Машка, сестренка его, девяти… Да так и живем втроем с тех пор.
–Считай, треть села мужиков тогда недосчитались мы в Коробьино – тоже негромко сказал Федор – татары тогда близко к городам не совались, а частым гребнем, но по окраинным селам пошли… пока в Рязань сообщили, пока на перехват да в погоню снарядились… Но про тебя мы не знали, Никодимыч…
–Да я что… у нас же тут выселки… – вздохнул старик – теперь уже подзатянуло…
К Никодимычу подошел Ефим и молча обнял его. Старик обозначил намек на улыбку, и тоже обнял его левой рукой, продолжая держать в правой небольшую лампу.
–Твоя рука, Никодимыч! – удивился тот – лекари же смотрели, сказали, сухожилие повреждено? Ты ж через то и из дружины ушел?
–Да видишь, какое дело, Фимка… Егорша-то, как отошел, говорит мне как-то – научи меня, деда, как воевать, чтобы татарам отомстить. А я, однорукий копейщик, и показать ему толком ничего не могу. Ну, и такое зло меня взяло, что сдвинулось что-то в руке, и стал и локоть гнуться маленько, и в хвате сила снова появилась. Ну, а с того я и разработал ее, не до прежнего, конечно, но и Егоршу обучил, и, видишь, сам снова двурукий теперь. А Егорша и с копьем хорош, и с луком, да и по лесу научился ходить. Собирается к тебе в дружину, княже.
–А нету у меня больше дружины, Никодимыч – каким-то мертвым голосом ответил ему молчавший все это время князь.
