Путешествия Гулливера

Немного освоившись в собственном доме, я первым делом купил двух прекрасных жеребят. Они содержатся в отличной конюшне, и после лошадей моим самым близким другом стал конюх. Я очень люблю запах, который он приносит с собой из стойла. Мои гуигнгнмы прекрасно меня понимают, я беседую с ними по нескольку часов в день; они не знают ни уздечки, ни седла и крепко-накрепко привязались ко мне и друг к другу.

Заключение

Итак, любезный читатель, я поведал тебе истинную историю моих путешествий, продолжавшихся шестнадцать лет и семь месяцев. При этом я больше всего заботился о том, чтобы сохранить истину, а не приукрасить ее. Конечно, подобно другим путешественникам, я мог бы удивить тебя странными и невероятными баснями, но я предпочел изложить все прямо, простым языком, следуя только фактам.

Я от всей души хотел бы, чтобы был принят закон, который обязывал бы каждого путешественника, прежде чем он получит разрешение на печатание своих записок, приносить присягу перед государственным чиновником в том, что все, о чем он пишет, безусловно верно. Тогда бы некоторым писателям, желающим быстрого распространения их сочинений, пришлось призадуматься.

В юности я с удовольствием читал различные книги о путешествиях; но после того, как мне довелось повидать бóльшую часть земного шара и своими глазами увидеть то, о чем написано в книгах, я питаю отвращение к такого рода сочинениям, бесстыдно злоупотребляющим человеческой доверчивостью. Поэтому я взял за правило, от которого никогда не отступал, – строго придерживаться истины. В этом мне помогает пример гуигнгнмов, среди которых мне довелось прожить долгое время.

Не исключаю, что путешественники, которые когда-нибудь посетят страны, описанные мною, обнаружат в моей книге мелкие ошибки и неточности, но это меня не огорчит, так как я писал не для славы и денег, а совсем с иной целью – ради исправления нравов. Кто, узнав о добродетельной и осмысленной жизни гуигнгнмов, не устыдится собственных пороков? И разве мудрые принципы управления государством, принятые в Бробдингнеге, не достойны подражания? А разве нет в Европе государств, где полновластно хозяйничают йеху, причем самые испорченные из этих тварей? Поэтому я и предоставляю рассудительному читателю самому делать заключения.

Кое-кто упрекал автора – мол, долг английского подданного обязывает его не публиковать книгу, а сразу же по возвращении на родину представить полный отчет о своих путешествиях государственному секретарю – ведь все земли, открытые англичанином, по закону принадлежат британской короне. Однако я глубоко сомневаюсь в том, что нам удалось бы с такой же легкостью завладеть этими землями, как Эрнан Кортес завладел Мексикой. Покорение Лилипутии едва ли сможет окупить средства, затраченные на снаряжение армии и флота, а что касается Бробдингнега, то я, видевший армию великанов, вовсе не уверен в том, что нам стоит нападать на них первыми. Также я не знаю, насколько хорошо будет чувствовать себя британская армия, имея над головами летучий остров Лапуту. Пожалуй, только гуигнгнмы не так хорошо подготовлены к войне. Но будь я государственным министром, я бы никогда не отдал свой голос в пользу военной экспедиции в их страну. Благоразумие, единодушие, храбрость, любовь к родине вполне способны заменить недостаток военного искусства. Наоборот – я бы хотел, чтобы гуигнгнмы прислали нескольких своих представителей в Европу, чтобы научить нас чести, справедливости, любви к истине, снисходительности, патриотизму, величию духа, скромности, верной дружбе и любви к ближним.

Одним словом, раз уж описанные мною страны не имеют ни малейшего желания быть порабощенными и разграбленными и к тому же не изобилуют ни золотом, ни серебром, ни сахаром, ни табаком, ни пряностями, смею надеяться, что они не станут предметом наших колонизаторских устремлений.

На этом, заранее ответив на единственный упрек, который мне можно адресовать, я окончательно прощаюсь с моими любезными читателями и удаляюсь в свой скромный сад в Редрифе. Там я смогу спокойно предаваться размышлениям и применять в повседневной жизни прекрасные уроки, полученные от гуигнгнмов. С их помощью я надеюсь со временем воспитать всех йеху моей собственной семьи так, чтобы всякий мог без колебаний назвать их разумными существами. Пройдет еще некоторое время, и я наконец-то смогу без содрогания видеть собственное отражение – ибо всякий раз, глядя в зеркало, мне приходится признавать, что и я принадлежу к ужасному племени йеху.

Мне было бы совсем нетрудно примириться с этой породой, если б все дело заключалось только в ее пороках и глупости. Меня ничуть не удручает вид продажного законника, карманного воришки, льстивого шута, надутого царедворца, игрока, врача-обманщика, лжесвидетеля, шпиона и тому подобных негодяев. Все это следствие существующего порядка вещей. Но когда я замечаю, что к этой смеси физических и нравственных уродств добавляется гордыня, мое терпение лопается и я выхожу из себя. Какие основания у низших животных гордиться собой? У мудрых и добродетельных гуигнгнмов, одаренных всеми совершенствами, не существует даже слова для обозначения гордыни, как не существует в их языке слов для обозначения зла. Их жизнь подчинена разуму, и они гордятся своими добродетелями не больше, чем я горжусь тем, что у меня имеются две ноги и две руки.

Вот почему я прошу всех, кто хотя бы в малейшей степени подвержен этому нелепому пороку, не показываться мне на глаза.