скачать книгу бесплатно
– Вам лучше попить, пока есть возможность.
– В смысле, «пока»?
– На базе в Ираке питьевая вода – роскошь. Там сухой, знойный климат, в середине лета дождей почти нет. При прошлом моём визите термометр не опускался ниже 40*С.
– Ясно. – Катя благоразумно приняла флягу и сделала несколько глотков. Желудок моментально запротестовал, издавая не слишком приятные звуки, но, благо, при шуме двигателей никто ничего не услышал.
Когда организм девушки совсем отказался внятно функционировать в подобных условиях, пилот объявил о скорой посадке. Самолёт пошёл на снижение.
Посадка, как и полёт, была не самой мягкой и Катя всерьёз приготовилась к рвоте. Желудок был пуст и дело закончилось парой-тройкой непонятных звуков, похожих на срыгивание. Она решила, что хуже уже не будет. Поняла, что ошиблась, едва ступив на землю…
Воздух. Его просто нет! Вместо него горячий песок, который взвился в небо при посадке самолёта, осел на волосах, одежде, попал в нос и глаза. Вокруг однообразный пейзаж, похожий на пустыню, – все оттенки жёлтого, кругом песок, камни, и лишь несколько серо-зелёных пятен, – наших солдат.
Вдалеке виднелись горные хребты, покрытые зарослями. Запахи чужие, плотные, тягучие. Идентифицировать их она не смогла, нагретая солнцем пыль мешала сделать полноценный вдох. Катя достала платок и приложила к носу, надеясь, что так дышать будет легче. Её рубашка мгновенно промокла от пота. Сказать, что здесь жарко – не сказать ничего. «В адском пекле – и то прохладнее!» – пробубнила Кетрин.
– Вам видней. За мной. – Раздался над ухом голос полковника. Девушка пропустила шутку мимо ушей, последовала за Лостнером. Они погрузились в мощный Виллис (военный джип – прим. автора) и двинулись в путь. Дорога длилась не более 15 минут, но Катя была еле жива. Голова раскалывалась, глаза чесались от песка, желудок крутило. Больше всего ей хотелось упасть на постель и умереть часов на десять!
Минуя КПП, колонна военных машин въехала на территорию базы. Вместо казарм я увидела шатры, обтянутые чем-то вроде брезента. Удобства и столовая – на улице. Сотни военных в форме цвета хаки, бронированные джипы, четыре танка, крупнокалиберные пулемёты и миномёты. Я словно попала на съёмки военного кинофильма.
Моя внутренняя я, советчица и подруга, подала голос: «Что с тобой? Неужели тебе страшно? Может передумаем, пока не поздно?». Я тряхнула головой, чтобы избавиться от неё, и обратилась к полковнику: «Могу я отдохнуть немного с дороги?».
– Конечно. Только сперва вам следует пройти инструктаж и получить военную амуницию. Затем зарегистрироваться в журнале учёта, где вам выдадут пропуск для прессы, и после этого вас проводят в вашу палатку. Джеймс будет сопровождать вас. – На этих словах полковник откланялся, оставив меня рассматривать робкого юношу. Джеймс был юным, светловолосым парнем, с чистыми голубыми глазами, смотревшими на меня с заинтересованностью и дружелюбием. Ну хоть кому-то я здесь не мешаю…
– Привет, Джеймс. Я Катя.
– Доброго дня, мисс! Пойдёмте, я провожу в штаб. Вы, видать, очень храбрая, раз не побоялись приехать сюда?
Я широко улыбнулась той улыбкой, из-за которой мальчишки в школе забивали друг другу стрелку: «Ну что ты, вовсе нет. Просто мне, как и всем, нужны деньги. Я должна сделать репортаж для своего агентства.»
– Вы ещё и честная. Редкость для таких профессий.
– Верно подмечено! Ты мне нравишься, Джеймс.
Парень покраснел от смущения и предпочёл промолчать. Пока они шли к штабу, Кетрин ловила на себе мужские взгляды. Не удивительно, девушки здесь редкие гости, не считая пленниц. А стройная, рыжеволосая Кетрин ярким пятном выделялась среди местного контингента. В этот момент советчица вновь подала голос: «А теперь представь, что будет, если тебя разглядят восточные мужчины, для которых ты словно диковинный товар?». По коже пробежали мурашки. В душу закрались первые червячки сомнений, прогрызая основу моей уверенности.
– Всё, пришли. – Прервал мои беспокойные мысли Джеймс.
Штаб по сути тоже был палаткой, только более комфортабельной. Около часа меня продержали в нём, и когда я наконец дошла до своего скромного жилища, то буквально упала замертво. Джеймс оставил мне рацию, на случай если мне понадобится помощь – я могу вызвать его. Ещё предупредил, что за территорию базы выходить запрещено, только с разрешения Лостнера. Были ещё какие-то предупреждения про пауков, змей и москитов, но я их уже не различала. Моему организму требовался срочный отдых и перезагрузка!
Спустя несколько часов отдыха, мне удалось принять душ. Божественнее ощущений я не испытывала за всю свою жизнь! Во-истину, чтобы ценить простые вещи, нужно их сначала лишиться. Облачившись в худи зелёного цвета с капюшоном, под которым удобно прятать волосы, и льняные брюки свободного кроя, я решила немного поработать и заснять «будни американских солдат». Ребята охотно отвечали на вопросы, просили передать привет родным. Удалось даже взять интервью у одного контактного земляка. Однако, спиной я постоянно чувствовала плотоядные взгляды на себе. Взгляды мужчин, изголодавшихся по женской ласке и вниманию. И при общении мужчины пытались кидать недвусмысленные намёки. Приходилось мило отшучиваться и сворачивать беседу вовремя, пока не последовало более конкретных предложений. Остаток дня ушёл на то, чтобы обработать материал. Коррекция, редактура, вёрстка, обработка фотоснимков – всё это я всегда делала сама, в результате получая живой и нетривиальный продукт! За это Дик и ценил меня, спуская мне мои выходки с рук.
Когда я оторвала глаза от ноутбука, было далеко за полночь. Я с удовлетворением откинулась на подушку в надежде сладко проспать до утра. Однако поспать не удалось. Стояла такая духота, что даже без одеяла я была вся взмокшая от пота, глаза покраснели и чесались, кроме того, москиты набросились на нежную белую кожу, будто хищники на свежее мясо!
Наутро Кетрин была уставшей, разбитой и раздражительной.
В столовой, после скудного завтрака, она попросила ещё сока или воды, но ей вежливо отказали, попросив дождаться обеда.
Полдня она провела в своём шатре, проклиная Дика, Ирак с его ужасным по её мнению климатом, президента – за то, что выбрал такую неудобную страну для воплощения своих наполеоновских идей, и вообще всех, кто к этому хоть каким-то образом причастен!
Вскоре зашёл Джеймс и сообщил, что через час выдвигаемся в Багдад и можно принять участие в рейде. Настроение заметно улучшилось, руки затряслись от возбуждения, в зелёных глазах вспыхнул огонь азарта.
Кетрин собралась за 10 минут -убрала волосы под шлем, одела бронежилет, нацепила крупный бейдж «Пресса», вооружилась камерой и диктофоном. Колонна представляла собой два военных грузовика, спереди и сзади сопровождаемых танками Челленджер третьего поколения. Кетрин сидела на низких скамьях во втором грузовике от начала колонны и слушала свой бешеный пульс. От волнения ладони вспотели еще больше и в ушах гудело так, что Катя еле расслышала голос Джеймса: «Не волнуйтесь, на окраинах Багдада сейчас тихо, мы контролируем эту территорию. Это просто очередной проверочный рейд».
Въехав в город, мне позволили приоткрыть брезент и сделать снимки. То, что я увидела, повергло меня в шок. Это вовсе не освобождённый от тирана и ликующий по этому поводу город, как нам вещали из новостей. Это обломки былой жизни, грязь, нищета и безысходность.
Окна заколочены картоном, большая часть домов основательно разрушена, повсюду осколки, тряпьё, камни и кирпичи от бывших строений. Несколько худеньких ребятишек, играющих на руинах. Несколько фигур женщин, мешковатая одежда полностью скрывала их тело и голову, а также часть лица. Открыты были только глаза. Никогда не забуду выражение этих глаз. В них горел огонь ненависти и презрения. Они смотрели на меня с укором, и мне захотелось оправдаться, спросить в ответ: «Что я вам сделала? За что вы меня ненавидите?».
Я содрогнулась под взглядами этих женщин и машинально опустила камеру, почему-то почувствовав себя виноватой и вторгшейся в чужой мир.
Это не наша страна, не наша земля, а мы ходим и свободно передвигаемся по ней, устанавливая свои порядки. Какое мы имеем на это право? Конечно, я мало что смыслю в политике, но я верю своим глазам. Здесь повсюду витает дух смерти, я ощущаю его на своей коже! Эта адская смесь запахов дыма, пыли, пота, крови… Становится очевидным, насколько мы, люди, хрупкие и беззащитные перед ликом войны. Нет здесь романтики, нет победителей. Страдают все.
Мы вернулись в штаб, когда уже начало темнеть. Солнце плавно опускалось за горные хребты, окрашивая небо в сочный багровый и оранжевый тона. Здесь совсем другое небо, нежели в Штатах. За счёт большого свободного пространства, оно казалось бесконечным! Отсутствие небоскрёбов позволяло увидеть всю красоту и величие восточного заката. Потрясающая картина!
Но впечатление омрачало горькое послевкусие от сегодняшней поездки. Я не могла уснуть, несмотря на усталость. Перед глазами вновь и вновь мелькали картины раненого города. И глаза этих женщин. Чьих-то жен, матерей, дочерей или сестёр. Мне даже сейчас кажется, что я слышу их крики…
Крики. Нет, это не галлюцинация. Я правда слышу чей-то приглушенный крик, полный отчаяния. И это женский голос. Кому-то необходима помощь!
Не раздумывая, Кетрин набросила на плечи лёгкую куртку с капюшоном, спрятала волосы, которые как огонь маячили в темноте, намереваясь привлечь к себе внимание. Она двинулась на звук, выйдя из палатки и направившись по дороге мимо других временных жилищ. На шее на шнурке болталась камера, которую Кетрин попросту забыла снять. Она медленно приближалась к источнику звука, – мычащие стоны женской боли стали громче. К ним примешивались выкрики и смешки мужчин. Постепенно в сознании Кетрин нарисовалась картина того, что ей предстоит увидеть. По спине пробежал холодок, желудок сжался от нехорошего предчувствия.
В темноте, на расстоянии метров 10, глаза различили кучку солдат. Кетрин бесшумно подошла ближе, и тут увидела всё. Она судорожно закрыла рот рукой, чтобы не закричать от ужаса. В центре круга из солдат на четвереньках стояла голая женщина арабской внешности, явно местная. Её пытались насиловать сразу трое: один в рот, другой традиционным способом, третий – рукой в задний проход. Остальные солдаты весело улюлюкали и выкрикивали непристойности, подбадривая насильников. В воздухе витал крепкий запах спиртного. Ничего более омерзительного и жестокого Кетрин не видела за всю свою жизнь… Женщина уже не могла активно сопротивляться, лишь глухо рычала, как зверь, угодивший в капкан и потерявший надежду на спасение.
Кетрин потеряла дар речи от вопиющей картины. К горлу подступило содержимое желудка, отбежав на пару шагов, её вырвало. Она наспех вытерла рот рукавом и бросилась на помощь несчастной, готовая разорвать этих ублюдков на куски! Внезапно кто-то зажал ей рот, сгрёб её в охапку и оттащил в сторону: «Нет, мисс Коулби, пожалуйста, не встревайте!»
Кетрин отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться: «Нет, отпусти, Джеймс! Я убью этих пьяных выродков!».
Джеймс оттащил её довольно далеко, и встряхнул за плечи, неожиданно став взрослым и серьёзным.
– Это пленница, её поймали сегодня на шпионаже. Она перерезала горло нашему дежурному! Вы ей уже ничем не поможете. Поймите же это. А пьяные солдаты могут и вас… обидеть. Успокойтесь. Прошу!
– Но как они могут?! Они же люди, а не звери!!
Кетрин перестала вырываться и только лишь беззвучно плакала. Её сердце разрывалось от жалости к пленнице и от собственной беспомощности. Она ничего не может сделать против стада обезумевших от похоти мужчин. Хотя, кое-что она может.
Кетрин включила камеру и трясущимися руками стала снимать: «Я покажу это всем, и их матерям в первую очередь!». Джеймс печально передёрнул плечами: «Вы ничего не в силах изменить, мисс». Он ушёл, а Кетрин снимала. Вскоре она почувствовала, что силы её на исходе, она не может более выносить это, и направилась в свою палатку.
Этой ночью она поняла, куда попала. Война – это катализатор, который высвобождает все самые худшие человеческие пороки. Какой бы ни была цель, она не оправдывает подобные средства. После поездки сюда что-то изменится внутри неё. Меняется прямо сейчас. Многие вещи придётся переосмыслить…
Утром полковник Лостнер приветливо кивнул Кетрин за завтраком. Та едва заметно кивнула в ответ, но улыбаться, как бывало раньше, не стала. Он наверняка знал о случившемся ночью. И предпочитал делать вид, что ничего не произошло.
Она навострила уши, весь завтрак солдаты обсуждали предстоящую вылазку в город Эль-Фаллуджа, что западнее Багдада. Решение поехать туда даже не обсуждалось в голове Кетрин с её советчицей, которая была категорически против. Кетрин сосредоточилась на беседе Лостнера с каким-то военным:
– Армия Махди уничтожила весь наш отряд, отправленный патрулировать окрестности. Возьми лучших, выступаем сегодня как стемнеет.
– Есть. Но они не единственные, кто борется за землю. Я слышал, люди Джехана так же заинтересованы в противостоянии.
– Их внутренние группировки меня не волнуют. Основная задача – зачистка территории от боевиков. Огонь открывать по всем «несогласным», поддерживающим их, без колебаний. Ясно?
– Так точно.
– Мы должны продержаться до прибытия морпехов и отряда снайперов, тогда уже мы сможем организовать полноценную блокаду города и атаковать повстанцев. А пока наша цель – сократить численность врага.
Кетрин внутренне оскалилась. Интересно, а женщины и дети, по мнению полковника, тоже «несогласные»? Ей необходимо поехать. Но полковник никогда в жизни не разрешит ей присоединится. Значит, придётся поиграть в переодевания!
На протяжении дня Кетрин то и дело общалась с Джеймсом, выясняя у него обстоятельства предстоящей поездки. К концу дня она была полностью готова совершить то, что задумала. Она предложила Джеймсу выпить холодного чаю перед дорогой, предварительно подмешав туда лошадиную дозу снотворного. Затем, когда тот отключился, уложила его на свою постель и накрыла покрывалом. Выкрав у него жетон и ключи от шкафчика, Кетрин прокралась в мужскую раздевалку, пока там никого не было, и взяла всю амуницию Джеймса, выданную для предстоящей операции.
В своей палатке она переоделась, не забыв натолкать ваты в жесткие ботинки, перетянуть грудь бинтами, натянуть на голову специальную маску, через которую видны были только глаза. Теперь вроде порядок! Нужно спрятать камеру и не забыть молчать, голос её сразу выдаст. И походка, конечно! «Просто представь, что у тебя есть яйца!».
Кетрин улыбнулась, мысленно представив, что бы сказал её друг, преподобный отец Лайонелл, увидев свою подопечную в подобном виде! «Ты всю жизнь будешь попадать во всякие передряги. Такова уж твоя сущность. Так постарайся хотя бы извлечь из этих ситуаций уроки». – Сказал как-то ей священник. Как в воду глядел!
Небо темнеет. Этот факт сыграл в её пользу. Перед отъездом – построение и перекличка. Затем погрузка в фургоны. Кетрин запрыгнула внутрь одной из последних. Внутри темно, жарко и тесно. Бинты на груди мешают дышать. К счастью, в основном все молчат. Едем долго, сильно качает, сквозь прорези в брезенте ничего не разглядеть – кромешная тьма. Кетрин начало клонить в сон. Она стала кусать губу, чтобы не уснуть.
– Внимание! Приготовились, подъезжаем!
Кетрин вмиг очнулась, навострив уши. Все зашевелились, почувствовалось всеобщее напряжение.
– Приготовиться к высадке! Три, два…
Грузовик резко остановился и солдаты быстро стали выпрыгивать из фургона и куда-то бежать, распределяясь по разным направлениям.
– Эй! Не туда! – крикнул мне кто-то и схватил за руку, таща в противоположную сторону. Добравшись до угла одноэтажного дома и пригнувшись, солдат принялся материть меня, затем присмотрелся и спросил: «А где твоя винтовка?».
– Забыла в машине. – Машинально ответила я.
Тот вытаращил глаза, услышав женский голос. В следующий миг он сорвал с моей головы шлем и маску.
– Твою мать!!! – взревел солдат, глядя на копну рыжих волос, рассыпавшихся по моим плечам.
Откуда-то с неба на нас обрушился грохот, от которого заложило уши. Я не сразу сообразила, что по нам стреляют. Солдат сгрёб меня в охапку: «Пригнись! В укрытие, живо!». Он оттащил меня к стене здания, за которым мы скрылись, и стал отстреливаться. Я только сейчас огляделась по сторонам.
Мы в каком-то посёлке или маленьком городе, по обе стороны дороги тянутся одноэтажные полуразрушенные дома. Напротив нас, через дорогу, толпа военных иракской армии. Или это боевики, не понятно. Я не различала их. По мне, так все на одно лицо! У всех одинаковый камуфляж, чёрные бороды, покрытая голова. Они что-то кричали на арабском и стреляли в нашу сторону. Рядом с нами, за каменным выступом, отстреливался еще один американский солдат.
Я тихонько попыталась подползти к нему и начала снимать, лежа на земле. Он заметил меня и выругался. Я подумала, что действительно совершила большую глупость, тайком отправившись сюда. Но сейчас уже поздно думать об этом. Дрожащими руками я попыталась выровнять изображение на крошечном экране камеры. Если удастся выжить и доставить материал Дику – он озолотит.
В висках лихорадочно пульсировало от напряжения, я почти не слышала, что кричат солдаты друг другу. В воздухе запахло кровью и порохом. Мне нужно найти оружие. Тут я вспомнила про нож в ботинке. Я достала его и крепко зажала в руке. Второй рукой держала камеру, продолжая снимать. Тут краем глаза я уловила фигуру ребенка. Он находился метрах в десяти от нас, сидел на корточках и плакал, толкая безжизненное тело мужчины, лежавшего перед ним в луже крови. Видимо, это был его отец.
Я крикнула ему: «Малыш! Иди сюда! Прячься! Иди ко мне, скорее!». Мальчик услышал и посмотрел в нашу сторону. Его детское лицо исказила гримаса боли и ненависти. Он схватил пистолет с земли и стал беспорядочно нажимать на курок. Солдат, находившийся рядом со мной, машинально открыл огонь в ответ на стрельбу извне. Ребенок упал. «Нет!!! Не стреляй, там ребёнок!!» – заорала я, намереваясь броситься к мальчику. Солдат схватил меня за шкирку и грубо толкнул на землю:
– Куда?! Лежать! Мы и так из-за тебя чуть не погибли!
Он отвернулся. Я не знаю, видел ли он, в кого стреляет. Осознанно или случайно, но он для меня – убийца. Я не знаю, что на меня нашло в этот момент. Ослеплённая яростью, я с воплем бросилась на него и воткнула нож ему в шею, где не было защиты. Видимо, случайным образом попала в артерию, поскольку в этот же миг из раны фонтаном хлынула кровь. Солдат ошарашенно выпучил глаза, глядя на меня диким взглядом, полным ужаса и непонимания, повалился на землю. Пару секунд его тело сводила судорога, затем он затих, остекленелыми глазами глядя в пустоту. Я роняю нож на землю, в оцепенении смотрю на труп, но осознание ещё не пришло. К горлу подступает ком, затошнило.
Слышу шум шагов, поднимаю глаза и успеваю увидеть только чёрные глаза и бороду. От сильнейшего удара по голове падаю в темноту. «Это конец» – мелькнула последняя мысль, перед тем как отключиться.
Глава 3
Я очнулась от непривычного ощущения холода и сырости. Лежу на скользком, ледяном полу. Невероятно! Наконец-то мне холодно, впервые с моего пребывания в этой знойной стране. Попыталась немедленно открыть глаза, но не смогла – голова раскалывалась, от малейшего резкого движения кружилась, к горлу подступала тошнота.
Всё же спустя несколько секунд я сосредоточилась и открыла глаза, осмотрелась.
Я в подвале. Темно, сыро, бетонные стены и пол, тусклая полоса света из коридора. Нет окон. Ржавая решетка. Эта картина живо напомнила мне об ужасной ночи из моего детства, когда я оказалась заперта на всю ночь в сыром подвале с крысами.
Чувствую, как паника цепкими когтистыми лапами сжимает моё горло. Делаю глубокий вдох, пытаюсь успокоиться. Я попробовала пошевелиться, но не тут-то было: ноги и руки связаны. На мне нет бронежилета, моей камеры, удостоверения журналиста и ножа. Холодно, пальцы заледенели! Очень болит голова. И рёбра! Меня били? Или волокли по земле… Я этого совершенно не помню, но тело помнит отчётливо.
Сколько же я здесь провалялась? Как хочется пить…
Я облизала губы, начала думать, что я могу предпринять. И в тот момент, когда в моей голове зашевелились мысли, вместе с ними пришёл запоздалый, леденящий душу страх.
Осознала всю безысходность ситуации. Я заложница у боевиков, их враг – американка, ещё и женщина. Повезёт, если убьют сразу. Но этого не будет. Все знают об их жестокости и о пытках, которым они подвергают пленных.
Голова пошла кругом, когда я осознала, что меня может ожидать. Я вспомнила женщину, которую насиловали американские солдаты тогда ночью. И я ничем ей не помогла. Видимо, карма не заставила себя долго ждать.
В голову пришла мысль убить себя первой. Тогда они не смогут издеваться надо мной. «Но чем, как… Нет, стоп! Я никогда не сделаю этого, это смертный грех! Буду стоять до конца, сколько смогу!». Сердце колотилось как бешеное, в ушах шумело, мысли путались.
Внезапно послышались приближающиеся шаги и отрывки арабской речи. Я кое-как поднялась на ноги, опираясь о стену. Двое мужчин восточной внешности подошли к решетке и не глядя на меня, стали отпирать замок. Оба были в военном камуфляже, головы покрыты платками, сами увешаны оружием. Один был моложе и без бороды, за счёт чего показался мне человечнее. Второй – с густой черной бородой и маленькими крысиными глазками. Когда эти глаза остановились на мне, моё тело прошиб холодный пот. В этих жестоких и пустых глазах я прочла свой приговор.
Аббас подошел к пленнице и влепил ей пощёчину: «Опусти глаза, ведьма!» Девушка вскрикнула от обжигающей боли, но в следующий миг подняла на него глаза вновь. Аббас озверел от такой наглости, и ударил её кулаком в лицо.
Кетрин упала, из носа потекла струйка крови. Он схватил девушку за горло и рывком поднял с пола: «Скоро от твоей гордости ничего не останется, американская шлюха!». Его английский был с сильным акцентом, но смысл этих слов она поняла.
Прежде чем Кетрин успела подумать о последствиях, в её зелёных глазах вспыхнул огонь презрения, а рот открылся и произнёс: « Такой мрази, как ты, не дано узнать, что означает иметь гордость!». Мужчина замер, затем резким движением прижал её к стене и приставил к горлу холодное лезвие ножа: «Сейчас ты предстанешь перед Аллахом!».
– Аббас! – окликнул его второй мужчина. – Хозяин ждёт пленницу. Живой.
Хватка ослабла, она смогла сделать вдох.
– Ты прав, Масуд. Но после допроса он отдаст её мне. И тогда придётся сполна ответить за своё оскорбление.
Затем добавил уже тише, глядя девушке прямо в глаза и повертев ножом перед её лицом, – Я отымею тебя во все отверстия, и не только членом, но и этим.
Он с удовлетворением заметил страх, промелькнувший в зеленых глазах, и отпустил её. Второй мужчина подошел, накинул ей на голову мешок, перерезал веревку на ногах, и толкнул вперед: «Иди!».
Я зашевелилась, ступая в темноту. Скрипнула дверца решетки. Масуд шёл рядом, толкая меня в нужную сторону. Голова гудела от напряжения, тошнило, в месте удара Аббаса кожа горела огнём. Я с трудом могла соображать. Это к лучшему, – в моём положении лучше вообще не думать!
Мы шли по ступеням вверх, становилось теплее, сквозь холщовый мешок пробивался дневной свет.
«Кэти, когда-нибудь твой взбалмошный характер доведёт тебя до беды. Ты должна бороться со своими демонами внутри, и тогда Господь не оставит тебя!» – вечно твердил мне отец Лайонелл. Вот я и в беде.
И похоже, исправиться мне не удалось и Господь всё-таки решил, что мне не место на этой земле. Память показала мне мою мать, как она поджимает губы: «Ты так похожа на своего отца! Такая же сумасбродная, неуправляемая! Когда-нибудь ты плохо кончишь, так же, как и он!». Мам, твоя мечта сбылась. Скоро ты избавишься от меня и я не стану портить очередной семейный рождественский ужин в доме отчима своей кислой миной. Но я ни о чём не сожалею. Я такая, какая есть, и не стану другой никогда.
Мысленно я прощалась со всеми, понимая, что это мои последние минуты…
– Стой здесь.– Сказал Масуд, грубо вырвав меня из собственных размышлений.
С головы сдернули мешок.
Кетрин перестала дышать, увидев, где находится. Она посреди зала, полного вооружённых мужчин. Они стояли вдоль стен, все похожи друг на друга: смуглые, с черными бородами, одетые в чалму и джуббу, увешенные автоматами и гранатами. Все смотрели на неё с презрением и издёвкой.
Впереди, на стуле сидел пожилой мужчина. По обеим сторонам от него стояло двое мужчин помоложе, видимо, приближённые. Его борода была седой, а взгляд более осмысленный, нежели у других. Молча сканировал её пронзительным взглядом умных глаз, от которых ничто не могло укрыться. По его манере держаться было ясно, что он здесь главный.
