скачать книгу бесплатно
Искренне возмущался претензиями Латвии на русскую землю агроном из посёлка Гавры Олег Яковлевич Максимов: – Тут в "призыве" пишут, что в сороковом году "местные крестьяне протестовали против присоединения к России". Ложь! Помню, когда открыли границу с Росией в сороковом году, тысячи две народу шли на Бороус, к бывшей границе, многие даже плакали от радости. Такой подъём был! Наш колодец по дороге весь выпили, целый колодец осушили! Вот сколько народу шло…
Советский Союз ещё существовал. Но 15 августа 1990 года Совет Министров Латвии принял очень странное постановление "О восстановлении сухопутных границ республики с Белоруссией, Литвой, Россией и Эстонией в рамках границ на 16 июля 1940 года" Очень хотелось маленькой Латвии расширить свои владения.
На дворе уже 2014 год. Юридически независимая республика продолжает постоянно что-то требовать от России, например финансовой компенсации за "оккупацию".
В 2004 году Латвийская Республика стала членом Европейского Союза. Непременным условием вступления в ЕС была обязательная демаркация её границ. В мае 2005 года Россия отказалась подписать с Латвией договор о границе, так как в приложенной декларации содержались территориальные претензии. Президент России В.В.Путин на встрече с коллективом газеты «Комсомольская правда» в мае 2005 года высказался по этому поводу весьма резко: "Не Пыталовский район они получат, а от мёртвого осла уши". Только в 2007 году Фрадков от имени России и Калвитис от Латвии подписали – таки договор о границе. Без всякой дополнительной декларации. Но до сих пор какой-нибудь национально озабоченный нет-нет, да и вспомнит: – Отдайте Абрене!
Кто вы, профессор Свикке
?
Ян Мартынович Свикке был в Риге человек известный. Многие над ним посмеивались, не принимали всерьёз. Он так же, как и Ермаков, утверждал: "Это я убил царя!". Жил он в необъятной по размерам квартире, в самом центре города, напротив Бастионной горки. Очень красивое место. Отсюда пара шагов до Старой Риги, рядом, за фонтаном, белеет здание оперного театра и совсем близко высится Милда, точнее памятник Свободы – женская фигура, поднявшая на вытянутых руках три золотых звезды. Национальная святыня латышского народа. Она стоит на месте бывшего постамента с "кумиром на бронзовом коне", Петром Первым. Он был воздвигнут на средства горожан в честь двухсотлетия Полтавской битвы и освобождения Риги от шведского владычества. Но демонтирован по приказу царского правительства в начале первой мировой войны, так как Россия нуждалась в металле.
Был 1964-й год. Разгар развитого социализма, закат хрущёвской оттепели. Старые большевики пользовались большим почётом, исключительными льготами. Не удивительно, что Свикке с женой занимали тогда старинную "господскую" квартиру с огромным залом, бесчисленными коридорами, высокими окнами, дубовыми дверями с медными ручками. Но достаточно запущенную и неухоженную. Мощную старинную дверь молча открыла пожилая женщина в фартучке, в полумраке коридора я не разглядела её лица. А жаль: только позже я поняла, что это была Амалия, верная спутница жизни Я.М.Свикке. Профессор имел свой кабинет в дальнем углу пустующей гостиной, отгороженный мощным антикварным буфетом. Там стоял двух тумбовый письменный стол со следами
времени, поодаль, на полу, лежал запылённый старомодный чемодан. Сам хозяин сидел за столом спиной к буфету, лицом к стене, и очень важно кивнул на моё приветствие, повернув голову вправо. Мне он показался чем-то похожим на писателя Фёдора Гладкова. Сходство подчёркивалось овалом лица и круглыми, с большим увеличением, очками. У него сидел гость, довольно молодой мужчина по фамилии Корольков. С тех пор в течение сорока лет я его больше никогда не встречала. А тогда, как я поняла, он явился с очередным визитом в намерении написать книгу о славном ленинце. Но так и не написал.
Ян Мартынович встретил меня недоверчивым взглядом, но весьма заинтересованно. Чувствовалось, что он по-человечески рад вниманию и очень в нём нуждается. Во-первых, просто как пожилой человек, а во-вторых, как деятель революции, о котором с годами забыли. Отсюда обида в его голосе, проецирующаяся почему-то на меня. Вероятно так же он принял бы любого представителя прессы. В данном случае попалась я. Но его, возможно, подкупил неподдельно уважительный тон, некоторая осведомлённость. Я прекрасно понимала, что передо мной старый профессиональный чекист. И он в конце-концов разговорился. Визитёр Корольков посреди беседы раскланялся и ушёл. Заскучал что-то. Свикке беседовал с ощущением собственной значимости. Что ж, наверное это было справедливо. Родился он в 1885 году. В Курляндии, деревня Вецумниеки Бауского уезда. В тот год на свет появились Нильс Бор, Сергей Герасимов, Велемир Хлебников, а также Михаил Фрунзе и Яков Свердлов. Вот с последним судьба Свикке сошлась однажды в известной географической точке. На Урале. Но до того бедному курляндскому мальчишке пришлось немало пережить, чтобы выйти в люди.
Отец – батрак отдал Яниса (так звучит имя по-латышски) в пастухи. Так в восемь лет от роду началась его трудовая жизнь. Чуть подрос и отправился в Ригу, устроился мальчиком на побегушках у богатого торговца. Потом работал в пекарне, не ахти какая карьера, но зато был хлеб. Сумел сблизиться с рижскими индустриальными рабочими. Объединение пекарей послало его за границу, в "путешествие подмастерьев". Там, в Берлине и Гамбурге, он примыкает к социал-демократам, и уже дома, в Риге, вступает в СДП Латвии. Свой партийный стаж Свикке считает с 1904 года. В заграничном путешествии он "поправил" свою латышскую фамилию на немецкий манер. Был урождённый Свитис, стал Свикке. Впрочем, он иногда пользовался родной фамилией. Но позже, когда издавал в 1918 году газету "Вперёд!" (Uz priekshu!) на Урале.
Профессиональный революционер, он был пять раз арестован, жил в эмиграции, потом в Москве, учился. В послужном списке 1917–1918 годов – должность комиссара рижской народной милиции. В 1918–1919 годах – военный комиссар дивизии, член высшей военной инспекции полевого штаба 3-й армии Уральского военного округа, резидент управления ВЧК советской республики, военный комиссар штаба Реввоенсовета. В 1926 году окончил общественно-юридический факультет МГУ имени Шанявского. С 1927 по 1931 годы возглавлял рабфаки при московских вузах. С 1932 года – профессор кафедры по истории техники Московского института инженеров молочной промышленности. С августа 1936 года – парторг ИИН и Т Академии наук СССР. В октябре 1937-феврале 1938 годов временно исполнял обязанности директора этого института, представил к защите рукопись "Из истории техники мукомольных мельниц в средние века". Вероятно, на выбор темы сильно повлияло крестьянское детство, так как мукомольные мельницы всегда были залогом сытой жизни латышского хуторянина. А хозяин мельницы – самый зажиточный человек в округе. Мельница – древний символ технического прогресса в деревне.
В годы второй мировой войны Свикке – сотрудник особого отдела НКВД СССР. С 1945 года уже в Риге – главный редактор Госиздата, затем – профессор Латвийского государственного университета. Так вроде бы очень достойно описывается его биография.
Всё-таки 1964 год – не самое удачное время для откровений о тайнах и подробностях гибели царской семьи. Но Свикке убеждённо гордится своей причастностью к тем тяжёлым событиям и всё кивает на запылённый чемодан, лежащий на полу слева от его стола. – Там есть важные документы!
Он интригует, напускает загадочность, я вижу как ему хочется продлить и надолго стабилизировать интерес к собственной персоне. Но показывает только фотографию: царь с доктором Боткиным пилят дрова во дворе дома Ипатьева. Фото вовсе не оригинальное. Копия давно известного опубликованного снимка. Но другой документ, который показал Ян Мартынович, несомненно, интересен. Бумажка, ориентируясь на формат А-4, примерно в четверть листа. Дословно текст могу только пересказать, так как позднее в архивных бумагах Свикке этого документа не нашлось. Он нашёлся гораздо позже, но уже в фотокопии, в архиве Компартии Латвии. Точнее – в деле Рейнгольда Берзина (Берзиньша) Речь идёт о выдаче крупной суммы денег некоему Родионову по просьбе Сталина.
– Вот, – говорит с ухмылкой Свикке, – две орфографические ошибки великого человека! Мой собеседник несколько раз повторяет: – Я всё напишу. Вот работаю над книгой "Ясные дали великого пути". Он с пафосом произносит помпезное название.
Спустя годы, я нашла его архив, переданный в 1984 году в Музей революции внучкой профессора Гунтой Антоновой. Ян Мартынович скончался в 1976 году, через двенадцать лет после нашей встречи.
После гибели обоих сыновей они остались вдвоём с женой Амалией, сопровождавшей его в своё время в походе из Екатеринбурга на Псков и Ригу. Один из их сыновей – старший Янис был необоснованно репрессирован в 1937 году. – А меня не тронули, – говорил Свикке. – Вероятно потому, что у меня на рабфаке учился сын Сталина.
Он прожил 91 год и похоронен в Риге на 1-м лесном кладбище. Амалия ушла раньше. В последние годы Ян Мартынович носил на своём обшарпанном пиджачке множество значков, сувенирных эмблем, разных незначительных регалий. Большая часть из них подарена ему на встречах с молодёжью, пионерами и комсомольцами. Видимо он очень дорожил этим вниманием. Я выяснила, что правительственных наград было у него немного: четыре медали и один орден Трудового Красного Знамени. Невесть какой почёт для старого большевика и профессионального чекиста. Но даже у самого В.И.Ленина была одна единственная награда – Орден Труда Хорезмской Народной Советской Республики.
Поручение Ленина и «демон»
Среди многих личных документов Свикке, воспоминаний его соратников, служебных удостоверений и фотографий есть автобиографический очерк "Ясные дали", но уже без "великого пути". Записки плохо систематизированы, события революции и гражданской войны изложены хаотично,
много общих фраз и мало подробностей. "Царская" тема занимает три страницы. Автор был начисто лишён литературного дара. По-русски он говорил без акцента, а писал с "акцентом". Знал ещё немецкий. В моём личном архиве хранятся также два текста, подписанные Свикке, которые он прислал в Свердловск (Екатеринбург) 26 и 30 сентября 1964 года. Представляю несколько отрывков.(Копии текстов показаны здесь на вкладке). Стиль и орфографию сохраняю.
"Когда интервенты угрожали Тобольску, В.И.Ленин, – пишет Свикке, – устроил с товарищами Ф. Дзержинским, Якобом Петерсом, Лацисом (Судрабс) совещание. Решили перевезти царскую семью в Екатеринбург". Далее: "28 апреля 1918 года на заседании ВЧК было решено о посылке отряда особого назначения из латышских стрелков в составе 72-х человек. Царя надо было перевезти из Тобольска в Екатеринбург. ВЧК порекомендовала мне условную фамилию Родионов, которую я должен сохранить и впредь. Во время перевозки царской семьи выделенный мне отряд должен был очень следить, чтобы не допустить каких-либо провокаций или попыток освобождения заключённых, так как белогвардейцы стремились любой ценой освободить царя, объединив вокруг него все контрреволюционные силы.
2 июня 1918 года в Уфе Подвойский вручил мне удостоверение: Родионов Я.М. уполномочивается собрать точные данные по продовольственному вопросу и по организации Красной Армии. Всем Совдепам и организациям предлагается оказывать ему всяческое содействие. Подвойский был председателем Высшей военной инспекции. 9 июня я был назначен временным членом Высшей военной инспекции, а 19 июня 1918 года – членом Высшей военной инспекции. Командующим Северо-Урало-Сибирским революционным фронтом по борьбе с контрреволюцией Рейнгольдом Берзиным мне был разрешён пропуск в Екатеринбург и его окрестности".
…27 октября 2011 года следователь-криминалист Главного управления криминалистики Следственного комитета РФ Владимир Соловьёв заявил, что нет ни одного документа, который свидетельствовал бы о том, что Ленин или представители Кремля дали приказ на расстрел царской семьи. Директор канцелярии дома Романовых Александр Закатов также проинформировал, что императорский дом не имеет сведений о прямой причастности Ленина к расстрелу царской семьи, но есть косвенные указания на возможную осведомлённость советских вождей о происходящем в Екатеринбурге. Но как же расценивать свидетельства комиссара Свикке о роли Ленина в "царском деле"?
"…приговор был вынесен тремя голосами рабочих, членов президиума Уральского областного комитета Совета рабочих депутатов во главе с т.Белобородовым, при участии членов реввоенсовета 3 армии. Когда решение вопроса стояло на заседании Реввоенсовета 3 армии, то некоторые члены Реввоенсовета возражали против расстрела всей семьи Романовых. Так как положение было крайне напряжённым и революция в это время в Екатеринбурге висела на волоске, командующий III армией т.Берзин (Р. Берзиньш – С. И.) поручил мне запросить шифрованной телеграммой по радио мнение В.И.Ленина. В ответ мы получили за подписью Ленина, Свердлова, Аванесова(секретаря ВЦИК), Троцкого и Зиновьева сообщение, что разрешается расстрелять всех". ( LKM 16923/3420-Ng )
С Лениным Свикке познакомился ещё в 1907 году, они беседовали после Штутгартского конгресса П Интернационала, Ленин принимал большевика Свикке на своей квартире в Женеве в 1908 году. "И дал мне после незабываемой беседы особые задания", – вспоминает Ян Мартынович. Он подчёркивает, что "по мысли Ленина" выдержал проверку на преданного революционера в период 1905 г., февральской и октябрьской революций. А также по поручению Ленина вёл пропагандистскую работу против империалистической войны на Рижском фронте в 1917 году. "Характерно требование солдат Воронежского гарнизона, принятое на митинге 11 мая 1917 года. В резолюции о войне отмечалось, что митинг свободных граждан – солдат всецело присоединяется к резолюции делегатов с фронта в Петрограде и определяет войну как захватническую.
"Мне особенно приятно вспоминать героические годы на Урале и как Владимир Ильич Ленин посылал меня на Урал. Мне как историку хочется правдиво отобразить тот замечательный подход Ильича и особенная теплота, которую он проявил ко мне, когда я приехал к Ленину, чтобы сообщить ему о выполненных мною его заданий по доставке в трёхдневный срок из Тобольска в Свердловск семью и свиту Романовых. Помню, как Ильич дал товарищу Стасовой Елене Дмитриевне распоряжение, прежде чем беседовать со мной о великих свершениях…, сначала накормить меня вкусным обедом в столовой Совнаркома. Когда я услышал телефонный разговор Елены Дмитриевны с Ильичём мне в глубине души снова воскресли незабываемые встречи на Штутгартском конгрессе, в гостях у Ильича и Надежды Константиновны в Женеве, в марте 1908 года. А теперь… Ленин, как милейший отец с особой теплотой встретил меня, обеими рукам взяв под руки посадил меня рядом на большом кожаном кресле и улыбаясь сказал: – Ну дорогой Ян Мартынович! Я от всей души приветствую ваш приезд и расскажите, как вели себя мои славные друзья – латышские стрелки? … Когда я обрисовал всю картину проделанной работы, Ильича глаза загорелись и он милее солнца улыбнувшись сказал: – Я знал, заранее, что латышские стрелки снова проявят себя. Ленин с отцовской теплотой напоминал, что я правильно действовал, когда послушал его указания, и отправляясь в Тобольск…, назвал себя условно под фамилией Родионов, что эту условную фамилию я должен сохранять и впредь. Будьте всегда бдительны! Бдительность несокрушимая сила жизненности! Владимир Ильич встал, вышел из-за стола, несколько раз прошёлся по кабинету, остановился возле окна. Потом повернулся ко мне и сказал: – Охрана заключённых в доме Ипатьева до сих пор не оправдала возложенные надежды, поэтому мы решили заменить внутреннюю охрану исключительно латышскими стрелками под вашим руководством и ответственностью, а по приезде в Екатеринбург вы встретите коменданта дома заключённых мною рекомендованного надёжного товарища Юровского Якова Михайловича. Вы можете вполне доверять ему, он будучи членом коллегии Екатеринбургской Чрезвычайной Комиссии, вполне оправдал себя, как чекист. Передайте ему мой привет и тёплые поздравления… Я надеюсь, что вы с товарищем Юровским сумеете оправдать моё доверие и поручения… Я дал Ильичу твёрдое обещание, что я выполню его особое поручение и буду действовать и впредь, как он рекомендовал, под условной фамилией Родионов, чтобы наши враги не могли бы расшифровать мою настоящую фамилию в деле выполнения его особых поручений – на Северо-Урало-Сибирском фронте, в том числе и в городе Екатеринбурге. Я информировал также В.И.Ленина о том, что откомандированный штабом 3-й армии в распоряжение Высшей военной инспекции, прибывший из Петрограда, товарищ Кованов Михаил Васильевич, мною назначен моим шифровальщиком, ибо он оказался для этой цели незаменимым – надёжным сотрудником. Одновременно тов. Кованов будет и казначеем вверенного мне отряда особого назначения. Ильич одобрил мои действия по данным мне особым поручениям в городе Тобольске, по пути в Екатеринбург и в деле размещения заключённых в особняке инженера Ипатьева, в доме по улице К. Либкнехта № 49.
Когда я вышел из Кремлёвской квартиры В.И.Ленина, в этот вечер мне показалось, что в Кремлёвском саду наступившая весна приветливо встречала мои шаги, пока я вышел через древнейшие ворота и около кремлёвской стены – в Александровском саду. Я испытал в словах не выразимую радость. Мне казалось, будто даже берёзы подсказывали мне светлые дали великого пути…Я заметил, что в особенности вороны сплошной чёрной массой висели на деревьях, оглашая всё кругом неистовым карканьем. И когда я услышал от Спасской башни Кремля звуки Интернационала, которые вызванивали эту бессмертную песню, именно часы, которые смонтировал не кто иной, как Берзин (латыш) слесарь кремлёвский водопроводчик… когда я заснул в предоставленной мне комнате московской гостиницы, то даже во сне кто-то повторял призыв: "Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов!."..По возвращении в Екатеринбург первая тёплая дружеская встреча с вновь назначенным комендантом дома особого назначения …товарищем Юровским Яковом Михайловичем и его заместителем Никулиным Григорием Петровичем состоялась в первые дни июля 1918 года. Я от всей души приветствовал товарища Юровского Я.М. и передал ему от Владимира Ильича Ленина его особые указания, и что нам разрешается продолжить приёмку ежедневно продуктов от монахинь женского монастыря в Екатеринбурге, однако провести ежедневно тщательную проверку приносимых продуктов."
"Над Екатеринбургом продолжала висеть чёрная ночь белогвардейщины и интервенции. В городе Екатеринбурге мною было раскрыто три заговора. В этой тяжёлой обстановке Я ИМЕЛ ЗАШИФРОВАННУЮ СВЯЗЬ С ЛЕНИНЫМ."
Напоминаю, у Свикке-Родионова был "личный шифровальщик" Михаил Кованов. А в качестве шифровальной книги служила поэма Лермонтова "Демон". "Книжка "Демон" Лермонтова служила между мною и В. И. Лениным для обмена зашифрованными заданиями и соответствующими донесениями Ильичу. Ян Мартынович Свикке"
Где теперь экземпляр этой книги? Точнее – два экземпляра. Архивы и личные вещи Ленина давно "оприходованы". Может быть в архивах ВЧК? Я пыталась расспросить внучку Свикке Гунту Яновну Антонову ещё в 1997 году, по телефону. Но тогда она заявила, что ничего не помнит, ничего не знает, не желает знать и тем более с кем-либо встречаться. Правда, подтвердила, что дед переписывался с Никулиным, но у неё ничего не сохранилось. Категорически отвергала всякие контакты и Эльза – дочь шифровальщика Кованова. Они жили в Риге на улице Малиенас. Пока был жив её отец, она весьма агрессивно ограждала его от любых встреч. Но сохранились его архивные воспоминания. Последующие поиски заставили задуматься: а была ли вообще такая шифровальная связь? Однако кажется весьма многозначительным и символичным сам выбор "Демона". Демоны в народных поверьях представляются исключительно вредоносной силой. Хотя Лермонтов видит его не злым исчадием ада, а "крылатым и прекрасным". Но всё-таки "ничтожной властвуя землёй, он сеял зло без наслажденья". Хорошо хоть "без наслажденья"…
Комиссар Родионов
Итак, в мае 1918 года Свикке в образе Родионова, сильно вдохновившись личным поручением Ленина, как он утверждал, в трёхдневный срок будто бы перевёз царских детей из Тобольска в Екатеринбург. При участии матроса Павла Хохрякова.
Эти события достаточно подробно изложены следователем Н. А.Соколовым. Привожу текст из его книги: " 17 мая отряд полковника Кобылинского был распущен и заменён красногвардейцами…Во главе этого отряда, состоявшего почти сплошь из латышей, был человек, носивший фамилию Родионова. При встрече с ним кому-то из свиты припомнилось: пограничная с Германией станция Вержболово, проверка паспортов, жандарм, похожий на Родионова. Завеса над ним немного приподнялась, когда он увиделся с Татищевым…Камердинер Волков показывает: "Родионов, увидев Татищева, сказал ему: "Я вас знаю." Татищев его спросил, откуда он его знает, где он его видел. Родионов не ответил ему. Тогда Татищев спросил его: "Где же вы могли меня видеть. Ведь я же жил в Берлине." Тогда Родионов ему ответил: "И я был в Берлине." Татищев попытался подробно узнать, где же именно в Берлине видел его Родионов, но он уклонился от ответа, и разговор остался у них неоконченным." Так же говорят и другие свидетели: Кобылинский, Жильяр, Гиббс, Теглева, Эрсберг.
