Акварельные кони. Стихи, проза… И всякая всячина

Акварельные кони

Стихи, проза… И всякая всячина

Светлана Викторовна Вишнякова

Иллюстратор Петр Николаевич Зеленов

© Светлана Викторовна Вишнякова, 2017

© Петр Николаевич Зеленов, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-7173-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

Был со мной такой случай. Подхожу библиотеке, а на крылечке стоит пожилая женщина: «Здравствуйте. Я очень люблю ваши стихи. Но сейчас почти ослепла. Не могли бы вы почитать, что-нибудь новенькое?» Я пригласила её. Мы долго общались, в конце встречи она сказала: «Мне нравится, как вы убедительны в своих стихах. Напишите в газете, что поэзию нужно любить. Вас послушают.» Её просьбу я выполнила и написала «Ненаучный трактат в защиту любви и поэзии». Единственное, о чем я жалею, что не расспросила о ней, не записала её рассказов. Простите, меня Валентина Ивановна. Наверняка, Вы были очень интересным человеком с необычной судьбой. Всему виной, мой щенячий эгоизм и ощущение, что жизнь вечна.

С возрастом время бежит все быстрей. Долго думала, почему это происходит и пришла к выводу: ты много умеешь, много знаешь, вместо наития приходит опыт, доведенный до автоматизма. Вместе с ним теряется ощущение новизны жизни. Там где раньше была работа ума и души, остается только «подкорка». Вернуть цвет, вкус, запах и ощущение фактуры жизни мне помогает книга для того, чтобы она смогла вырвать меня из круговерти повседневности, заставила плакать и смеяться, сочувствовать героям, больше, чем самой себе.

Поэтому своих «Акварельных коней» я посвящаю всем хорошим людям, которых встретила на своем пути, с которыми живу и работаю. Прошу принять её, как знак моей любви и благодарности.

Акварельные кони

Мне приснился странный сон. Акварельные рыжие лошади, уронив свои головы и вытянув шеи, пили с листа акварельную реку. Я проснулась со странным чувством тихой грусти. Терпкой, как вкус айвы. В синем сумраке обычного утра во мне переливаются тонкие рыжие шеи, вытянутые от напряжения. В этом напряжении чувствую тревогу. Наконец, решаюсь разорвать это утреннее колдовство. Включаю свет. Лампочка мохнато повисает над головой. И в этом рыжем клубке читаю свою тревогу. Рыжие лошади были нарисованными.

Мой день пришел и ушел, не оставив следа в душе. Я закрываю за ним дверь без благодарности.

За порогом колдует вечерний город. Синь вечерняя, разведенная призрачным светом фонарей.

Дождь косой. Окосел от холода. Ветру хорошо. Забавляется. Проведет мохнатой лапой по струнам дождя-звенит жалобно. То раздует его, как парус. Но город – слишком большая лодка, чтобы ветер мог его сдвинуть. Паруса дождя безвольно повисают. На мокром лице асфальта – грусть. Вместе с дождем он точит слезы. Они собираются в неровности и углубления, образуя моря грусти.

Веткам холодно. Они голые. Стыдятся своей наготы. Зябко жмутся друг к другу. Кажется нет безотрадней зрелища.

Хилым жителям города достались от природы только этот дождь, ветер, ветки. Хочется глотками пить эту грусть. В ней все то, чего нам так не хватает-тишина и спокойная мудрость: грусть для того, чтобы радость стала желанней во стократ.

Теперь я наверняка знаю причину тревоги. Кони, хотя бы во сне, должны быть живыми

Риторические вопросы

        ***Красивая женщина улыбнулась,мне нет до неё дела.От чего пыль на дорогезаклубилась золотистым облачком?       ***Я гляжу в потолок —одна большая мысльво всю голову:мне – пятьдесят,а я круглая дура.Сократ в юбке?!        ***Когда я обрету вечный покой,Солнце будет упрямовсходить и заходить…Интересно, кому повезло больше?        ***Жизнь состоит из пустяков,мелочей и подробностей…Блажен кто радоваться им умеет?        ***Прошёл апрель…а синие вечера так и не наступили.Может они были,но не для меня?         ***Газон скосили некрасиво,              трава мертва…Кому-то утрата?         ***Сирень цветет, как двадцать лет назадВ старинном парке на берегу седой реки…Так от чего же сердце щемит и щемит        ***Как странно!грязный мартовский снегбез труда прорастет из землиневинным зеленым ёжиком.Нам возвращение своенужно пред кем заслужить?

Из моего окна

В мареве апрельского дождявытянутыесеребристые телафонарных лампплывут над улицейкак журавлиный клин.А журавлипережидают дождь?

Заклинание

Давай, обида, с тобой побеседуем.Напрасно ты раздуваешь щеки.Посмотри на себя – я красивее,Ведь я не кривлю рта.Еще я тебя мудрее:Я точно знаю, я «всегдашняя»,А ты-только «теперешняя».Куда же ты, обида, торопишься?Я не все про тебя рассказала.Никакая ты не великая,Можно сказать-небольшая,А может быть, даже маленькая,Может, тебя вовсе нет?

Есть женщины

Н. Давыдкиной

Я свои и чужие печалиНанижу на суровую        нитку судьбы.Будет совсем не больно        и очень красивоКак цветное монисто.Дай мне, Бог,        только нитку покрепче,Твердую руку        на хитрый узел,Чтобы они не смогли        раскатиться.

Моей дочери

Звёзды твоих желанийПригоршнями падаютВ мой август.Звезды моих желанийМедленно плавятсяВ твой рассвет.

Ожидание

В  три сорокстрелки, как черные птицы,с надеждой хлопали крыльями.В половине шестогобеспомощно повисли.Колченогое времятак-так-такжалко заковыляло,не попадая в тактчуть живому загнанному сердцу…Душа стекленеет от страха-вдруг не дождусь?

Полуночное

Мне приснились стихиОни были бессловесныеСердце так и таяло в груди…Они были не мои.Мне приснилась любовьОна была бестелесная,Но сердце так и рвалось из груди.Она была не моя.Мне приснилась моя жизньОна была безталаннаяА сердце стучит:Может она не твоя?

Журавлик

Птица моего вдохновенияСмотрит на меня круглымГлазом, склонив голову набок.Не печалься,Я тебя не держу.Ты ведь не какая-нибудь«Синица в руках».Улетай.Я не смею тебя ни о чем просить.

Игра в ассоциации

Посвящается В. Антипину

Последняя электричка,нервно передернувшись на стыке,скрылась из виду.Я закрываю глазаи вижу зеленую гусеницу.

Волхов

От Ильменя до ЛадогиОгромной серебристой рыбой,Как послание древней ведуньи,Поспешает не торопясьВолхов седой.От Ильменя до Ладоги-Лишь древние камни ему родня.Невозмутим, как мудрый человек,Чист, как слеза времени.Подумаешь, тысяча-другая лет.Это ведь у людей короткий век.От Ильменя до Ладоги…

Луна глядится

Луна глядится в зеркало                       асфальтаЧернильным бархатом                      обтянут небосводДождь, второпяхСтежком «вперед иголку»Печальную картину                мира шьет.

Осень

Ледяного молока туманвдоль рекикровь осин бинтоватьбезуспешно пытается.Облетит на землю листваи на ней – с Покрова туманбесконечную зимуснегом промается

Мой вернисаж

Рафаэль

У юной мадонныНежная улыбка и грустные глаза.Она шагает по облакам,прижимая к сердцу          голопузого младенца-          Бога-сына.Я смотрю на нее          и думаю:Что же было вначале?

Андрей Рублев

Мир полон красок,Все зеленое, желтое, синее,Как у сумасшедшего                  Ван Гога.Лишь иногда,тоской по божественномуПолоснет по сердцу         ультрамаринСреди грозовых туч.Не оттого ли,Три ангелав ультрамариновых одеждах,над чашею золотою         наклонясьЖивут средь нас века?         Не оттого.Канон всему причиной.Кто выдумал         Канон?

Морис Утрилло

На кривых улочках Парижау Мориса Утрилловетер рвет со стен обрывки газет                и мое сердце.Они трепещут на ветру,не давая забыть, что все проходит,как стерлась от дождя и времениулыбка розовощекого циркачана старой афише.

Марк Шагал

Вдыхая и посмеиваясь,с кистью наперевесМарк Шагал летит над землей.Бог вложил в мою руку перо,а в немощное тело-бессмертную душу,чтоб-в который раз-я могла удивиться,как мир велик и прекрасен.Воспарив над квадратом стола,я летаю туда-куда Марк Шагал не летал.

Нико Пиросмани

Простаку Пиросманивсе нипочем.Нет ли денег,     холста          или счастья.На клеёнке         он нарисуеткрасивых  наивных зверей     и счастливых         влюбленных людей,готовых друг с другом             брататься.

Питер Брейгель

Мы бедные слепцы.Не знаем, откуда пришли.Не знаем, куда придем.Улыбка блуждает по нашим лицам.Наш проводник – надежда.

Несколько слов о связях. мобильных и не только…

П. Зеленову

«Моя любовь со мной»

– поёт молодая африканка.

Черное блестящее тело

извивается в такт музыке.

Прихожу в себя.

Молодая африканка исчезает.

Она – рингтон.

Панически шарю в темной утробе сумки.

Наконец вылавливаю

скользкое тщедушное тельце телефона.

Негритянка замолкает.

Человек на другом конце мобильной связи

потерял терпение.

Ищу пропущенный звонок.

Зеленая кнопка дает добро.

Акаюший голос московского интеллигента.

Тягучий, как свежий мед:

сколько не поднимай ложку вверх,

желтые капли падают на подбородок

и в вырез платья,

заставляя вздрагивать.

От волнения плохо разбираю слова.

Понимаю только одно.

На другом конце провода

меня не только слушают, но и слышат.

Бог, целуя нас в макушку,

вменил нам в обязанность

в обшарпанной обыденности

серой мути повседневности

разбирать,

порой едва различимые,

знаки поэзии.

Про любовь

В. Левину

Кто сказал,       что тоска зеленая?Она цвета венозной крови:       Густая и темно-красная.Ты ушел навсегда.       Не понять. Не оплакать.Запер белую птицу       моей  глупой душиВ черную клетку       жизненных обстоятельств.Ключ от неё       я  тебе насовсем отдала.

Недоуменное

Друг мой!Я боюсь заблудиться,когда простив тебя,в который разя отправляюсь в дальнюю дорогу:иду на компромисс с самим с собой.Не посылай меня так далеко.Я могу не вернуться.

Про страсти

Пока мы громко кричали,картинно ломая руки,безмолвно глаза закрыла,отпустив наши души на покаяние,любовь покинула нас.***Ты плохой игрок,коль не понял, что не шваль я,а дама козырная.Жаль. Теперь- не в твоей колоде.

Время

Ночь-бессонницанелепица.День не клеится,не лепится.Утекает сквозьбелые пальцы тоски,сочится по капле-Время.Кончается день.Кончается год.Кончается век.

Тривиальное

Все чаще впадаюв грех унынияИ без того короткий деньразмениваю мелкою монетойслучайных встречнезначащих улыбокдосужих разговоров.     Себе оставлю ночьс ледяными от тоски по несбывшемусяпальцами у раскаленного виска.

Весна

Ветер, как молодое вино, бродит в трех тополяхпод моим окном. Я стою на кухне в халатеострым ножом взрезаянежно-лиловый шелк кальмараМне нет никакого дела,что за окном отцветает май

Капля

Капля, чуть помедлив,устремилась вниз,чтобы, последний раз,блеснув на солнце,пропасть в талом снегу.Хоть и короткая – едва лисамая бездарная судьба.

Море волнуется…

Ветер – забияка шаловливоТреплет волны Финского залива.Волны возбуждено и спесивоЛижут берег Финского залива.

Философия травы

Я – траваочень зелёная.Я имею место бытьмежду синим небоми жирной землёй.Мне нет никакого дела,до философии,политики,религии.Я имею место быть.

Чужая молодость…

Чужая молодостьна звонких каблучкахпромчалась мимо,скрывшисьв сумрак ночи.Взгрустнулось…В поле горький, колючий осотпахнет мёдом к исходуцветущего лета.

Ливень

Чахлое дитя городая пыталась сбежатьот летнего ливня.Но у него слишком длинные ногии упругие обжигающие ладони,сбивающие с ритма.Дождь меня обогнал.Даль чиста.Я, как детстве,средь лужи босая.А сомненья мои и печалитемно-синие лужикачали.

Осень – кокетка

Е. Михайленко

За окном красивая осень        разлегласькленовыми листьями        в лужахвсегда модного цвета —        мокрого асфальта.Ах, осень – кокетка!

Еве

Снежинки обреченно,как мотыльки на свет,летят к земле.Глупо горевать.Наступление зимынеизбежно.

Снег

Очень хотелосьпервого снега,яркого, белогодо ломоты на зубах.И, когда он пошёл,так некстати,крупными хлопьямина ещё зеленую листву,таял в воздухе,не долетевдо лоснящегося асфальта,стало чего-то жаль.Снег первый,снег последний?

Три ветки

В вазу из глины поставлютри нежных веткиедва опушённойзелёнойлиственницы.Пусть греют душу.Ветка – Земле,ветка – мне,ветка – небу.

Анне. Колыбельная осенней ночью

Одинокойпромозглою ночью,когдабеззвёздное небоцвета линялого ситца,одинокая злая луна —окровавленныйрыбий пузырь,поплотнее закрою окнотяжёлою бархатной шторой,лёгкою синей косынкойлампу завешу,чтобы Солнце моёневзначайне проснулось.

Осеннее депрессивное

Я чернильница – непроливайка,Ванька – встанькаС нарисованной улыбкой.Рутина и невезениенеизбежны в моей жизни,как зимаили понедельник.Полежу на диване,отвернувшись к стене,ковёрпорассматриваю.Как советовалличный психиатр.

Слова

Слова, как слепые котятаТычутся мне в ладони,Царапают моё сердце,Умоляя о красоте и гармонии,прося защиты от  беспорядка.Я беспомощно опускаю руки,Пристыженно опускаю глаза:В моей душе нет порядка,Только боль и разочарование.

Про Стихиру

Стихира —читай поэзия,конечно, смешная игра,но даже самыйбездарный из насставит на кон в нейни больше ни меньше —бессмертную  душу.

Предвосхищение

Тесно стало душев бренном теле.Чувствую —белые крылья режутсямеж двух тонких лопаток.Больно. Сладко.Это просто…оркестр настраивается.

Малодушное

Что греха таить,

в нашем маленьком городе,

где все разговоры только о деньгах,

где жизнь глупее театра абсурда,

скучнее романов Анатоля Франса,

странно писать стихи,

еще безысходнее их не писать…

Праздник

Т. Гриценко

Серые буднисловно  пригоршнявыжатых тюбиковмасляной краски.Засучу рукава,кистью волшебнойпалитры коснусь.На холсте повседневностинарисуюв полумраке еловый запах,красный бархаттомного танго,золотую кожуру мандарина,едва намечупузырькив хрустальном бокале.Голова пойдет кругомот счастья.Видишь, праздниксвоими руками —это возможно!

Проза

Очень страшная Рождественская сказка-быль

Было это в приснопамятные 90-е годы. В одной деревне Ленинградской области жила женщина. Ладная, складная, все у неё получалось на раз. Звали её Ксенья. Ксюша – юбочка из плюша, как пели в сельском клубе на дискотеке. Работала она бухгалтером в совхозе. Была замужем за разбитным красавцем, любимцем деревенских девок. Даже детей она родила, как полагается: сначала нянька, потом лялька. Леночка и Алёша. Славные ребятишки. Спокойные, смышленые. Белоголовые, голубоглазые – и в мать, и в отца. Многие ей завидовали. Жизнь есть жизнь. Не всегда все гладко складывается.

Не успели сельчане опомниться, как совхоз развалился. Негде стало работать. Одна надежда на огороды. Мужики в город подались работу искать. А бабы с детьми – в деревне горе мыкать. Сначала у Ксюши все хорошо было. Муж ее приезжал из города с деньгами и с подарками. Дети вечером в пятницу встанут у окошка и ждут, когда на дороге папанька появится. И выбегают его встречать. Тяжело Ксюше без мужа, но притерпелась. Однажды студеным декабрьским вечером не дождались они своего отца. В понедельник собралась Ксюша в город. Сердце беду почуяло.

Пришла в общежитие завода, на котором муж работал, а там говорят – зарезали вашего мужа в пьяной драке. Денег, которые у неё остались, только и хватило, чтоб мужа домой привезти, похоронить и поминки справить. А еще надо детей кормить. Так ей черно на душе, хоть в петлю лезь! Чтоб хоть как – то боль в груди унять, хлебнула Ксюша из бутылочки, что с поминок осталась. Вроде чуть потеплело в груди, расплакалась она, детей крепко обнимает и приговаривает: «Как же мы теперь жить-то будем!». А дети, как два воробушка, прижимаются к ней и тоже плачут. Так они и уснули на диване, обнявшись.

Зима выдалась суровая, снежная. Избы в деревне чуть не под крышу заметало. Пока Ксюша по дому крутится, то вода, то дрова, то помои, то снег чистит – ничего. Душа, как замороженная, молчит. А как наступит вечер, хоть волком вой. Ксюша к бутылочке и приложится. И вроде, как отпустит. И так каждый вечер. С каждым разом всё больше и больше надо хлебнуть. Давно уже самогон, наваренный на поминки, кончился. Стала Ксюша по соседкам бегать самогон покупать. А соседки не гнушаются вдовьего рубля. Никто не сказал: «Хватит, Ксенья. У тебя дети. Могут ведь сиротами остаться».

Все трудней ей стало вставать по утрам, пока из бутылочки не хлебнет. И в делах не такая ухватистая стала. Зарос огород, дети некормленые днями, а на бутылку ей надо, вынь и положь! Выпьет, повеселеет, оглянется вокруг – в доме грязь, немыто, не топлено. Хорошо, дети в интернате при школе живут. На рождественские каникулы приехали. Обнимают её, мамочка, родименькая не позорь нас, не пей больше. А Ксенья уже с собой не справляется. Понимает, что жить так нельзя, а по другому – не может.

Дело к Рождеству, в доме ни подарков, ни ёлки. Выбежала в сени, схватила веревку и давай к матице прилаживать. Повешусь, чтоб детей больше не позорить, думает. А сзади – Алёша: «Мамочка, ты что тут делаешь?» А Ксенья ему: «Качели лажу!» А Алеша ей отвечает «Какие качели мамочка, холодина в сенях». Стыдно стало Ксенье. Представила себя с вываленным синим языком. Вернулась в дом. Успокоилась она немного, хлебнула из заветной бутылочки и говорит: «Пойду я в лес дров привезу, в доме не полешка».

Заплакали Леночка с Алешкой: «Куда ты, на ночь глядя, смотри какой мороз заворачивает?» Но с подвыпившей бабой разве сладишь? Оделась Ксенья, взяла санки и топор и пошла к лесу. Остались дети в непроглядную тьму смотреть. Ветер в трубе воет, поднялась метель. Мороз крепчает.