Почти ангел. Начало

скачать книгу бесплатно


– Невероятно!

– Зря вы, док. Очень зря. Стоит мне лишь подумать о том, чтобы стереть ваш чертов мир с лица земли, как это может произойти, но вы все еще живы! За годы моего существования люди до сих пор населяют вашу планету! Вы словно дикие звери, только недавно обретшие более-менее нормальный облик! Ваш Томпсон лишился ума. Ему хотелось сделать из моей крови эликсир бессмертия и черпать ее как из неиссякаемого источника, но в мои планы это не входило – уж простите, что не захотел послужить экспонатом в вашей скромной лаборатории! – я перешел на крик, а доктор сильнее вжался в стену. Во мне с великой охотой пробуждался тот, кого я боялся больше всего. Демон по имени Александр. Он поднимался из глубин подсознания и охватывал меня пылающим огнем ненависти к людям и Небесам.

Моя жертва попятилась к выходу, и мне ничего не оставалось, как подчинить себе ее волю. Сверкающий ярче вспышки на солнце огонь моих глаз заставил доктора смотреть и смотреть на меня, гипнотизируя красотой и проникая внутрь человеческого тела. А губы продолжали шептать, уже находясь в опасной близости.

– Со мной все хорошо, доктор. Не надо меня злить. Сейчас я на грани, и не пытайтесь сопротивляться. Я не хотел нанести Томпсону вред, и, если вас это успокоит, воспоминания ранят меня и делают больно. Постоянно. Вы даже не представляете, сколько боли я ношу в себе.

– О, Господи! – пролепетал доктор, и эта мысль врезалась в меня, заставляя благоговеть. Демон внутри меня также поморщился, выдал реакцию в виде холодных мурашек на моем теле и нырнул назад в глубину. Упоминание о Творце доставляло мне мучение – сердце сжималось в комок и начинало трепетать, и трудно было не поддаться Его власти. Опускалась голова и закрывались глаза, возвращая доктору свободу, но я сделал усилие и отогнал страх перед Господом. “Подчинись, дитя, и я помогу тебе”. – прошептал Хранитель, но я лишь улыбнулся. Да уж, Небеса мне уже помогли, отправив на землю. Другой помощи от них я тогда и не ждал.

– Обещаю, я не причиню вам вреда. – я успокаивал дрожащего доктора, прикладывая горячие пальцы к его седым вискам. Вокруг меня завертелись моменты его жизни: красочные дни рождения, незабываемая свадьба дочери, горькая потеря – смерть жены, сложная работа с пациентами, проблемы со здоровьем, и после подчинения себе его воли весь этот ворох останется со мной навечно. А в качестве расплаты я буду любить этого человека до конца его дней. Пришедший в себя доктор был не опаснее кошки. Я стер лишнюю информацию, бережно отфильтровав ее и разложив по полочкам. Заодно увидел, что за этим стоит кто-то довольно мощный. Все разговоры, все действия – настолько засекречены, что не узнать. И в тот же момент я увидел возможное будущее – я стоял с каким-то рыжеволосым мужчиной, мы разговаривали. Не слышал, о чем, но понял, что мы были близки. У нас были крылья, белоснежное оперение. Мое сияло как бриллиантовое колье, а его чуть послабже. И мы светились радостью. Конечно, сейчас я знаю, кто это, и я улыбаюсь. Но тогда я увидел его впервые, его изумрудные глаза мне запомнились.

Сложно оторваться, слившись с человеком. Больно. Точно отдираешь прилипший бинт от засохшей раны – она кровоточит, доставляя мучение. Я возвратился из проекции будущего в свое земное тело, опьяненный и уставший. Горло обожжено внутри, будто секунду назад я выпил чистого спирта. Не в силах сделать вдох, опустился на колени и схватился за голову. Чужие воспоминания замелькали перед глазами. Отвернулся, но жизнь, украденная мной, стала преследовать как тень. Как же хочется вырвать из головы уже почувствовавшие себя хозяевами мысли о семье, работе в госпитале, взрослым детям, но не было сил. Люди замаливают грехи, и Бог слышит их. Бог их прощает – дарует смерть. Мои грехи навечно опутывали тело, очерняли душу без права на покой. У ангелов есть выход, но я – ошибка природы, баг системы. Мой внутренний демон рассказал бы, почему, если бы я позволил себе выпустить его наружу. Это страшный убийца, и я знал, какова расплата за его вольности. Да, меня изгнали с Небес именно за это, за мою темную сторону. И тогда я знал, что однажды мне придется столкнуться с ней лицом к лицу.

Я приходил в себя. Около меня, прижавшись к стене, стоял Алекс Хатс, не способный начать шевелиться и думать без моего приказа. Нужно было закончить дело – подняться, превозмогая тошноту и жжение в горле, и отпустить его. Я всматривался в его карие глаза и, как ни в чем не бывало, продолжил беседу.

– Что вы говорите, доктор?

– Я говорю, уже завтра можете ехать домой – никакого сотрясения не обнаружено. Поздравляю!

Нет ничего краше сочетания слов: ехать домой. Песня, а не фраза! И, если бы не чужая боль, то с радостью заголосил бы соловьем прямо в палате.

– А, может, сегодня? Я же соскучился по дому. – я потянулся, разминая ноющие конечности, и вопросительно поглядел на доктора. По-отцовски он улыбнулся мне.

– Ладно, Аарон, можешь паковать вещи.

Каждый человек – носитель информации. Положительной ли, отрицательной, но всегда сильной. Я смотрел на врача его же глазами: поглощенный работой с ног до головы, лишь бы не оставаться наедине с тяжелыми мыслями. Стареющий. В ближайшем будущем он собирался уйти на заслуженную пенсию, чтобы нянчиться с внуками, копошиться в цветнике, помогать повзрослевшим детям. А потом его не станет. Его жизнь и его воспоминания: каждый день, каждый миг чужой судьбы – все это уже решило преследовать меня до скончания веков.

– Благодарю вас, доктор. – я прикрыл ногой кровавое пятно, растекшееся на полу, заслонил брошенный шприц, стреляя по жертве ангельски невинным, завораживающе прекрасным оружием – улыбкой, и, как ожидаемый результат, собирался домой. Мне до сих пор стыдно за причинный мистеру Томпсону вред. Из-за моей ошибки он перестал помнить родных, забыл все, что связывало его с прошлым. Я остро переживаю это и сейчас. Реальность заключила меня в рамки, поставила на ринг, где я должен бороться за право жить в спокойствии. Да, пока я не решился выйти из тени, мне это удавалось.

Чужие чувства хуже проклятья. Воспоминания – кусочки мозаики, вонзаются в тело цветными картинками, на которых слезы и боль, печаль и скорбь, заставляют смотреть на них и переживать, куда бы не отвернулся. “Все хорошо, скоро пройдет”. – прошептали дрожащие губы. “Ты – чудовище”. – произнес Хранитель. Да я это и без него знал.

Пятый аккорд. Мелодия дождя.

Собрав немногочисленные вещи, надев пиджак, галстук и ботинки, я вышел из палаты, на прощание окинув ее взглядом – век бы не видеть эти “апартаменты”. Я мечтал поскорее очутиться дома в безопасном пространстве. Вспомнил про любимый рояль и хотел сыграть на нем. Люди, не понимающие силу красивой музыки, не умеют бережно обращаться со старинными инструментами, именно поэтому я изготовил его копию. Но она мне тоже была дорога. Хоть бы все было в порядке, хоть бы не испортили.

“Да что ты, в самом деле? Еще бы сказал, что ему больно!” – подал голос Хранитель.

“А, может, и больно!” – я огрызнулся в ответ, слоняясь по коридорам госпиталя в поисках Хатса. В его руках мой спасительный билет для выхода наружу – справка о выписке. Он находился в регистратуре – принимал нового пациента. Я помахал ему рукой, пытаясь издалека обратить на себя внимание.

– Джейн, я сейчас, оформи пока бумаги. – кинул Хатс медсестре, направляясь в мою сторону. – Аарон, ты уже?

– Так у меня вещей-то всего ничего с собой. Я готов.

– Да, вот справка, но, – док наклонился к моему уху и прошептал. – Я в ответе за тебя. И если что-то случится…

– Все будет хорошо. Благодарю!

– Подожди. Я пообщался с мистером Грейтом, и мы договорились, что сразу после выписки ты отправишься в корпорацию. Здесь недалеко, она видна с любой части Лос-Анджелеса. Если что, спросишь у прохожих. Мистер Грейт пообещал мне, что приютит тебя до завтра, раз уж ты так не хочешь оставаться на ночь в госпитале. Иначе я тебя сегодня не выпущу, извини.

– Но, док! Это нечестно. Я хочу домой. – раздосадованный тем, что в родные стены мне попасть вряд ли удастся, я негодовал. Не обошлось без Грейта!

– Ехать в такое время в Вашингтон опасно. Неужели сам не понимаешь? Я уже передал твое согласие, и в корпорации тебя будут ждать, а телефона мистер Грейт не оставил.

– И никто не знает номера самой известной корпорации в Америке?

– Пожалуйста, не сопротивляйся. В ином случае кортеж с мигалками насильно доставит тебя по адресу. К тому же, мистер Грейт забрал из клуба твой инструмент. Сотрудники порывались выставить рояль на улицу из-за нехватки места. Вот и заберешь его.

– Как ящик с инструментами? Ну в самом деле.

Да, я должен был в тот же вечер забрать рояль, он действительно великоват по размеру, и я долго думал, как вообще уместить его на узенькую сцену. Дейв Ричардс долго не соглашался снимать двери с петель, чтобы он влез в помещение. А ведь он едва влез! Но я не виноват, что оказался в госпитале. А Грейт? Он что, как кейс с отвертками его “забрал”? Организовал транспортировку с большой доплатой за очень и очень бережное отношение к грузу? Своими пахнущими табаком лапами этот противный пузырь прикасался к моему другу? Я решил лично прожечь дыру в Питере Алане Грейте, если обнаружу хоть царапину.

– Ладно, я понял. Доктор, спасибо за все.

Алекс Хатс посмотрел на меня, задержавшись секунд на десять, чтобы я постыдился не поступить так, как он попросил. Я вглядывался в темноту, прячущуюся за серо-голубой радужкой, и вспомнил события в палате. С усилием вырвав из его рук справку, вышел прочь. Прочь от тяжелых мыслей, прочь из госпиталя, прочь от себя. Мне вдогонку полетели слова: “Не подведи, Аарон”. Куда уж там! Принятое мной решение двигаться по увиденному маршруту я не изменил бы ни при каких обстоятельствах.

Как же хорошо было на улице! Темнота не мешала мне разглядывать косые капли моросящего дождя. Подставив лицо под струю небесной воды, я, наконец, ощущал комфорт и легкость. Казалось, этот длинный день не закончится вовсе, но вот последний лучик света спрятался за горизонтом – он тоже хотел отдохнуть. Люди на улицах разглядывали сумасшедшего, стоящего под дождем и любующегося небом, а мне было так хорошо, что, забыв обо всем на свете, я наслаждался прохладной влагой. Вода намочила пиджак и брюки, добралась и до ботинок, но это не портило радостного настроения. Ощущение, что все будет хорошо, что выбран правильный путь, обволакивало тело мокрыми каплями. Кто-то сказал, что дождь – это слезы ангелов. А я точно знаю – на Небесах не плачет никто! Там легко и тепло, беззаботно и комфортно, там нет печали и грусти, есть только любовь к Богу, переполняющая весь эфирный организм. Там истинное счастье. Мои мысли перебил резко начавшийся ливень. Меня словно окатили из ведра, и пришлось побежать под крышу. Минут через десять “плач ангелов” прекратился, и я продолжил путь к самому высокому зданию в Лос-Анджелесе – “First Interstate World Center” на Гранд Авеню. Спросите у любого местного жителя: “Что это за высотка?” – и люди ответят: “Это самая мощная и влиятельная школа искусств в мире!” Так и есть. А раньше все было по-другому.

Когда судьба подарила мне замечательного друга, никакой влиятельной и мощной корпорации тогда не существовало. Было обычное, почти неприметное двухэтажное здание с покосившейся надписью “Peterson’s Instrumental School”, куда мог прийти каждый, кто хотел заниматься музыкой, независимо от вероисповедания, количества приданого и носимого титула: графы, аристократы, малоимущие, дети, инвалиды и совсем бедняки – Артур не отказывал никому. Спотыкаясь о безразличие президента Милларда Филлмора к искусству и к стране в целом, Петерсон все-таки добился, чтобы маленькая школа получила лицензию на право осуществления коммерческой деятельности, а это означало, что за концерты ученики смогли получать деньги, пусть и небольшие. Артур отдавал 90% прибыли от предприятия музыкантам, считая своим долгом просто открывать перед людьми двери в искусство, и лишь 10% шло на становление и продвижение дела. Однако люди сами несли деньги и жертвовали их школе, чтобы всем вместе осуществить великолепную мечту: построить дворец, откуда идет прямая дорога на сцену.

Я шел по улице, гонимый страхом одиночества и совершенно потерянный, а дождь лил, не прекращаясь, уже вторые сутки. Навстречу неслась пролетка, а мне было все равно, мне так хотелось умереть. Столкновение оказалось неизбежным, ведь за стеной водной стихии совершенно нельзя было что-то разглядеть. Сбив меня, экипаж остановился. Управлял коляской мистер в черном плаще и с элегантной шляпой. Так произошла наша встреча. Я никогда не забуду блестящие огоньки его зеленых глаз, в которых сокрыта великая теплота и большое горячее сердце, самая крепкая дружба и немножко одиночества. Он спрыгнул, подбежал, принялся щупать пульс, а я плакал вместе с небом, потому что снова остался бессмысленно существовать. Глупо желать смерти, прекрасно зная – у тебя от нее прививка. Раны затянулись быстро, и мужчина не заметил их, предложив подбросить меня до дома в качестве компенсации за причиненный ущерб. По дороге он ненавязчиво, но точно переживая за близкого человека, расспросил о том, почему расстроенный юноша бродит под дождем, что гложет, и будто заглянул мне в душу, сумел залечить ее. К концу нашего пути я уже рыдал на его плече, выплескивая наружу все, что накопилось, и мне стало легче. Артур протянул руку помощи, подарил надежду и научил играть на рояле. Теперь, прикасаясь к инструменту, я точно обнимаю старого доброго друга; сквозь время он останавливается в своей скрипящей пролетке с прыткой лошадкой, протягивает морщинистую, но крепкую ладонь, и снова к концу пути рыдаю на плече, рассказывая все, что меня гложет. Сейчас для таких дел есть психотерапевты, целители наших душ за большие деньги.

Проливной дождь всегда напоминает мне о друге, о том прекрасном времени, когда мы познакомились, а после не разлучились до самой его смерти. В каминной просторного теплого дома в Вашингтоне Артур впервые вручил мне нотную тетрадь и показал звуки. Через две недели мы уже играли дуэтом, а через месяц я забыл обо всех проблемах, огонек снова зажегся в моих глазах, и яркая светлая любовь поселилась в сердце – я встретил Кэтрин.

В день его похорон вся Америка пришла почтить память и проводить в последний путь этого доброго, отзывчивого, преданного делу человека, и я не знал, есть ли на свете хоть кто-то, подобный Артуру.

После смерти моего друга школой занялся предприниматель Джеймс Блэкстоун, который превратил милую душевную студию в мощную корпорацию, привлекая спонсоров и делая из волшебного замка мечты прибыльный коммерческий проект. И вряд ли кто-то вспоминал о том, что “P.I.S.” это аббревиатура от “Peterson’s Instrumental School”. Современники стали звать ее “PEACE”, то есть “МИР”. Поменялось многое с тех пор, но одного учебное заведение не утратило – оно по-прежнему искало талантливых людей, приглашало их и обучало с той лишь разницей, что 90% прибыли от всех концертов забирало себе в качестве компенсации за труды, остальное же шло на стипендию артистам, и отбор проходили далеко не все. Да, вместо маленького покосившегося здания сейчас возвышается самое громадное строение в Лос-Анджелесе, и я направлялся туда. Мой добрый друг навсегда остался в сердце и живет в нем по сей день. Я был уверен, что никогда больше на моем пути не появится человек ближе и роднее, чем он. Артур Петерсон знал мою тайну, и теперь она похоронена вместе с ним на кладбище “Forest Lawn Memorial Park”.

Наслаждаясь погодой и хлюпая ботинками, привычными и приветливыми улочками я дошел до площади искусств. На ней возвышался подсвеченный иллюминацией памятник его величеству Чарли Блэкстоуну, родственнику Джеймса, державшему в руках символ музыки – Скрипичный ключ – ключ от дверей в мир звуков. Свернул за угол и попал на бульвар Музыкантов, а там вплотную подошел к Гранд Авеню, где располагалась корпорация. Громадными буквами на строении была выбита аббревиатура “P.I.S.”. Около входа застывшими взглядами меня встретили две каменные статуи в виде мистических львов с крыльями, олицетворяющие силу, полет фантазии; мраморные ступени вели прямо в поднебесную, словно открывая двери перед молодым исполнителем, пришедшим попытать счастья. И абсолютно не узнать маленькую уютную школу искусств, основанную в 1850 году. Теперь это могущественная и влиятельная корпорация с кучей спонсоров, продюсеров и директоров. Здесь преподают самые лучшие учителя, здесь выпускаются самые лучшие ученики. Это икона для всех музыкантов и певцов. И я поднимался по длинной лестнице, ведущей в мастерскую талантов, восхищенный бесспорным величием и силой. “МИР” обратил на меня внимание, а я искренне жаждал славы.

Переполненный эмоциями, я подошел к стойке администрации и попросил разрешения войти внутрь. Записывая данные с моего свежеизготовленного документа, охранник навел на меня камеру и потребовал произнести вслух имя, фамилию, дату рождения и к кому направляюсь.

– Аарон Бейли, 25.12.1980, к Питеру Грейту.

– Он ожидает вас. – ответил охранник, получив из кабинета Грейта одобрение в виде зеленого сигнала на своем мониторе.

Что ж, отлично – предстоял непростой разговор, и я был к нему готов.

Шестой аккорд. Ночной медальон.

Совсем недалеко от облаков располагается дирекция “МИРА”. На сотом этаже. Я поднялся на лифте, разглядывая через стеклянные стенки кабины людей внизу: будто точки! На каждой из дверей висели таблички обладателей роскошных апартаментов, и найти кабинет Великого Грейта – дело нехитрое. Как и подобает скромному молодому певцу, приехавшему из другого города пытать счастье, сначала негромко постучал, а, услышав одобрение, устремился вперед:

– Добро пожаловать, Аарон. Я извещен о вашем приходе. Рад видеть вас в стенах корпорации. – Грейт потер друг об друга потные ладони.

Мне в глаза бросился стильный интерьер как из модного журнала: темная кожаная мебель, картины абстракции и гигантское цельное окно, из которого виднелась полная луна, обрамленная облаками. Также мое внимание привлек блестящий стенд с различными наградами: золотыми статуэтками, грамотами, дипломами и даже мини-коллекцией музыкальных инструментов. Будучи привязанным ко всему прекрасному, я загипнотизированно рассматривал предметы – зрение у меня достаточно острое, но, почуяв взгляд Питера Грейта, я отвлек себя и вспомнил, что мы с ним не в музее и, уж тем более, не на экскурсии.

– Здравствуйте, мистер Грейт. – я произнес это с напряжением в голосе, предчувствуя что-то нехорошее. Стало интересно, если бы судьба столкнула меня с ним при других обстоятельствах, не в больнице и не после позорного падения, могли бы мы подружиться? Я на минуту погрузился в пространство вариантов, но быстро вынырнул из него. Отвлекаться было опасно. Оглядел упитанного мужчину с прилизанными к голове словно смачной слюной волосами и понял, что он тоже напряжен. При всей его попытке выглядеть спокойно, мистер Грейт почти не дышал и отчаянно думал, что бы такое мне сказать, чтобы задеть меня. Он, вероятно, делал это, чтобы я ощутил себя земляным червяком рядом с ним, ведь моя проницательность и многовековой опыт позволяли смотреть на людей как на муравьев. К тому моменту накопилось множество причин моей брезгливости к людям. И, как я минутой позже выяснил, это было целиком напряжение Питера, а не мое, и тяжелое ощущение меня сразу отпустило. Питер жестом пригласил сесть в черное кожаное кресло и начать разговор.

– Заказанная нами статья в “Л-А Пресс” имела большой успех. Поздравляю!

– Заказанная вами? Что? Так это ваших рук дело? Но зачем? Я ведь оплатил ее. – я вскинул брови.

– Твои деньги тебе вернут. Разве Кейт Уильямс об этом не сказала? Считай это маленьким вложением в тебя. Волна пошла. Но я беспокоюсь за тебя, юное дарование. Стремительный взлет это и стремительное падение! С пьедестала больно падать, мой позитивный мальчик. Конечно, были исключения и на моем веку, но чаще всего подтверждается правило.