Житьё-бытьё бабы Фроси

Светлана Валентинова

Житьё-бытьё бабы Фроси

Баба Фрося и девица с вопросом

Жила-была баба Фрося в маленькой деревне у реки. Домик у неё был старенький, но уютный, с кривым крылечком и геранью на окнах. А ещё был у неё кот Васька – рыжий, наглый и с таким взглядом, будто он хозяин, а Фрося у него в прислугах.

Однажды утром баба Фрося проснулась, а Васьки нет. Обыскала весь дом – под лавкой пусто, на печке тишина, даже в погребе, где сметана стояла, его не было. "Ну, поганец, – ворчит Фрося, – опять, поди, к соседке за колбасой сбежал!" Взяла она платок, палку для важности и пошла искать. А Васька, представь, сидел на заборе у кума Ивана и орал песни, как заправский солист. Соседи уже собрались, ржут, а кум Иван кричит:

– Фрося, забери своего артиста, он меня уже оглушил!

Фрося только хмыкнула, схватила Ваську за шкирку и домой потащила. А тот ещё и вырывался, будто ему за выступление не заплатили. Устала баба Фрося от этой беготни, присела на лавочку перед домом – отдохнуть. Солнышко припекает, воздух тёплый, цветы в палисаднике гудят от пчёл. Расслабилась она, глаза прикрыла, чуть не задремала.

Тут слышит – шаги лёгкие, городские. Открыла глаза – стоит перед ней девица, явно не местная: в джинсах модных, с сумочкой яркой, волосы в хвостик собраны. Подходит ближе и говорит, немного стесняясь:

– Здравствуйте, бабушка. Говорят, вы гадать можете? Правда это?

Фрося прищурилась, Ваську ногой от себя отодвинула, чтоб не лез, и отвечает:

– Может, и могу. А тебе зачем? Что узнать хочешь, городская?

Девица замялась, покраснела, а потом присела рядом на лавочку. Глаза у неё блестят, видно – душа болит. Начала рассказывать, тихо, но с надрывом:

– Бабушка, меня Лена зовут. В городе живу, работаю в конторе, всё как у людей. А год назад встретила я одного… Сашей звать. Высокий, улыбка добрая, глаза такие, что утонуть можно. Помог он мне однажды сумки донести, слово за слово – разговорились. Полгода встречались, всё хорошо шло: гуляли, в кино ходили, он мне цветы носил. А потом вдруг пропал. Ни звонка, ни весточки. Я ждала, писала ему, а он молчит. Месяц назад узнала – уехал он куда-то, говорят, работу нашёл за границей. И вот не знаю: то ли ждать его, то ли забыть. Сердце рвётся, а ума не хватает понять – будет он со мной или нет?

Фрося слушала молча, только платок на голове поправляла да Ваське шикала, чтоб не мяукал. Потом вздохнула, посмотрела на девицу строго и говорит:

– Эх, Ленка, любовь – она как река: то течёт спокойно, то пороги бьёт. Давай-ка поглядим, что судьба тебе сулит.

Достала она из кармана передника горсть камушков – мелких, речных, каждый с едва заметным узором. Подержала их в руках, чтоб тепло своё передать, и сказала:

– Ты мне теперь молчи, а то собьёшь. Сама спрашивай судьбу в уме, что хочешь знать.

Фрося разжала ладонь, камушки тихо звякнули, упав на деревянную лавочку. Их было пять – каждый свой, особенный: один чёрный, гладкий, другой с белой прожилкой, третий будто солнце в себе держал, четвёртый шершавый, а пятый совсем маленький, почти прозрачный. Она шепнула что-то невнятное, старое, на ветер, и камушки легли в странный узор: три в ряд, а два – чуть в стороне, будто отщепенцы.

Фрося прищурилась, провела пальцем по воздуху над ними, будто нити невидимые распутывала, и говорит:

– Вижу я, Ленка, дорогу дальнюю. Твой Саша не просто уехал – он к жизни новой пошёл, к делу большому. Три камня в ряд – это путь его, крепкий, но долгий. А два в стороне – это ты и сердце твоё, что мается. Не скоро он вернётся, ох не скоро. Год, а может, два пройдёт, прежде чем судьба его назад повернёт. Но видишь, чёрный камень в ряду лежит? То знак – тяжко ему там, не всё сладко. А твой прозрачный рядом с тобой – душа твоя чистая, ждёт его. Только вот вопрос: дождёшься ли?

Лена сидела тихо, глаза опустила, пальцами сумочку теребила. Солнце уже к закату клонилось, тени длинные по двору тянулись, а Васька, зараза, опять рядом крутился, хвостом пыль поднимал. Наконец девица вздохнула и говорит:

– Бабушка, а если не ждать? Если я жить дальше решу, без него? Что тогда судьба скажет?

Фрося хмыкнула, сгребла камушки обратно в ладонь, потрясла их, будто кубики, и снова кинула – теперь не на лавку, а на землю, прямо в пыль у крыльца. Камни легли иначе: чёрный с белым рядом, шершавый чуть дальше, а солнечный с прозрачным будто круг замкнули.

Старуха долго молчала, щурилась на узор, потом ткнула пальцем в солнечный камень и говорит:

– Вот оно как. Не ждёшь – и свет к тебе придёт. Новый путь откроется, Ленка, не хуже старого. Чёрный с белым – это прошлое с Сашей, оно с тобой останется, но тянуть не будет. А круг этот – жизнь твоя, полная, без пустоты. Скоро, глядишь, кто-то другой постучится, не такой, как Саша, но свой. Только ты сама решай, девка, камни путь кажут, а шагать тебе.

Лена задумалась, глядя то на камушки, то на бабу Фросю. Вечер уже подкрался, ветерок прохладный с реки потянул, а Васька, почуяв сырость, шмыгнул в дом, будто его и не звали. Девица наконец улыбнулась, слабенько, но искренне, и говорит:

– Спасибо вам, бабушка. Не знаю, что выберу, но легче стало. Как будто камень с души сняли.

Фрося кивнула, а потом вдруг глаза её блеснули, и она говорит:

– Погоди-ка, Ленка, дам я тебе заговор один, старый, от прабабки моей. Чтоб судьба твоя гладко текла, как река весной. Слушай да запоминай. Возьмёшь дома воды ключевой, нальёшь в чашку, на закате встанешь у окна и трижды скажешь: "Вода-водица, сестрица ясная, смой с меня тоску чёрную, путь мой светом озари, что позади – отпусти, что впереди – прими". Потом выпьешь до дна и спать ложись. Утром легче станет, а там и жизнь повернётся.

Лена слушала, глазами хлопала, а потом кивнула и говорит:

– Запомню, бабушка, попробую.

Фрося только рукой махнула, мол, не за что, и камушки в карман спрятала. А потом, хитро прищурившись, добавила:

– Ты, Ленка, как решишь, приходи ещё. А то я вижу, не всё судьба твоя сказала. Да и коту моему городские гостинцы по нраву будут.

Лена засмеялась, впервые за весь разговор, достала из сумочки конфету, протянула Фросе и сказала:

– Это вам с Васькой. Я подумаю и вернусь, обещаю.

С тем и ушла, шаги её лёгкие по тропинке затихли, а баба Фрося сидела, конфету крутила в руках и бормотала:

– Эх, молодёжь… Всё им судьбу подавай, а жить когда будут?

На том и закончился день у бабы Фроси – с котом под боком, конфетой в кармане и чувством, что жизнь, хоть и кружит, а всё ж по-своему ладно идёт.

Баба Фрося и тракторист Пётр

Жила-была баба Фрося в маленькой деревне у реки, где домишки кособочились от времени, а герань на её окнах цвела так ярко, будто с солнцем спорила. Кот Васька, рыжий и наглый, то на печке дремал, то по двору шастал, будто хозяин. День шёл за днём, и всё было тихо, пока не загудел трактор за рекой.

Это Пётр, местный тракторист, парень крепкий, с руками в мазуте и улыбкой до ушей, решил поле старое вспахать. Да не простое поле – то, что за кривой тропой лежало, где, по слухам, ещё дедами запомнилось, нечисть шалила. Селяне качали головами, шептались: "Не трогай, Петька, худо будет!" А он только рукой махал:

– Бабкины байки! Мне картошку сажать надо, а не духов ваших бояться!

Взял он трактор свой красный, завёл с пол-оборота и поехал. Гудит машина, земля дрожит, а Фрося с крыльца смотрит, платок поправляет и бормочет:

– Ох, дурень молодой, не знает, с кем шутит…

Наутро переполох начался ещё до Петра. Васька, будто почуяв неладное, с печки спрыгнул, в курятник шмыгнул и давай там орать, как на шабаше. Куры от его воплей в панике забились, перья летят, две самые шустрые через дыру в заборе сбежали. Фрося выскочила во двор, палкой Ваське погрозила, а тот только хвост задрал и на крышу залез – сидит, иди, мол, разбирайся. Пока она кур ловила, прибежал Пётр. Лицо красное, шапка в руках смята, а глаза бегают. Говорит:

– Баба Фрося, выручай! Трактор мой заглох, ни с того ни с сего. Вчера пахал, всё ладно было, а сегодня – как мёртвый стоит. Уж и свечи чистил, и бензин лил – не едет, и всё! Может, правда что не так сделал?

Фрося, запыхавшись от беготни за курами, глянула на него строго, велела на лавочку сесть, а сама в дом шмыгнула. Вернулась с горстью камушков – тех самых, речных, что судьбу кажут. Села напротив, кинула их на крыльцо, да так, чтоб ветер их не тронул. Камушки легли странно: три в ряд, один сбоку, а чёрный сверху, будто печать поставил. Она долго молчала, пальцем узор обводила, а потом говорит:

– Эх, Пётр, разбудил ты хозяина поля. Спал он там сто лет, никого не трогал, а ты трактором своим ему сон порушил. Чёрный камень сверху – обида его, тяжёлая. Не заведётся твоя машина, пока не задобришь. А Васька мой, вишь, неспроста взбесился – чует беду.

Пётр рот открыл, закрыл, а потом выдавил:

– И что ж делать-то, бабушка?

Фрося прищурилась, подумала и говорит:

– Ночью пойдёшь к той тропе. Возьмёшь молока парного, миску чистую и хлеба кусок – не магазинного, а домашнего, с душой. Поставишь у края поля, скажешь: "Хозяин земли, прости за шум, прими дары, дай мне покой, а себе сон". А ещё травки тебе дам – полынь да зверобой, в костёр бросишь и шепнёшь: "Огонь-батюшка, злобу спали, мир меж нами позови". Да смотри, не шуми там, а то хуже будет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.