Проза жизни

скачать книгу бесплатно


– Ну, теперь-то у нас попрёт! Сивухин перечислил аванс!

Кошелёк этот привёз ему друг из Китая. Наверняка купил на самом дешёвом ночном рынке, но вручал с торжественной миной и пафосной презентацией, что вот, мол, смотри, Костян, у китайцев красный цвет – это цвет денег, а дракон – символ счастья. Видишь, тут драконы на коже вытеснены? Да ты смотри лучше, это не узор, это дракон такой, у него ещё дым из пасти. Это портмоне тебе на вырост, чего-чего, денег, конечно. Я туда для затравки сотенку положил. А ты докладывай, пусть помалу, но постоянно, денежки к тебе стекаться и начнут!

Костя носил кошелёк как талисман. На новолуние выкладывал его на подоконник, проезжая под железнодорожным мостом не забывал заталкивать под шапку: примета такая, к деньгам. На столе его, среди беспорядочно сваленных бумаг, карандашей с отломанным с мясом грифелем и мохрастых стирательных резинок, стояла стеклянная жёлтая жаба в натуральную величину. Одну лапу она прижимала к груди, припадая на полусогнутую вторую, и выражение лица имела «сами мы не местные жабы, китайские, подайте будды ради, люди добрые». Изо рта у жабы торчал грязный металлический рубль.

Ночью мне приснился этот красный кошелёк, на котором сидела жаба, что обещало двойную удачу и скорейшее избавление от безденежья.

А утром шеф явился помятым, злым, сразу плюхнулся за компьютер и оттуда, заслонившись, как щитом, монитором, сообщил:

– Хотел на весь аванс сетки закупиться. Потом только вспомнил, что Коростылёву я прилично задолжал.

– Коростылёву? – я пока ещё надеялась на лучшее. – Вы же с ним всё уладили до Нового года.

– Ну, как уладили. Я сказал, что через месяц долг закрою, полностью. А вчера у меня как-то из головы вылетело. Как-то я переключился на Сивухина, как он в Магадане на медведя ходил, как он там ограду из сетки ваять задумал, как мы с ним летом… Неважно. Забыл я про Коростылёва. Забыл.

Надо понимать, что аванс за сетку Коростылёв просто забрал в счёт долга. И сетку он нам не даст. И теперь мы должны Сивухину. А это плохо, очень плохо. Потому, что мы ещё должны Грицко, Шушунину и Армену Григорьевичу. Ну, и ещё за аренду, коммуналку и интернет.

Это конец. Прошлая зарплата была позавчера. Следующей не будет. Я понимаю это чётко, глядя в таблицу заказов. Сивухин был последней соломинкой, на которой держался муравей Костиного бизнеса. Жёлтая жаба пучила на меня правый глаз: «Подайте будды ради…»

Где-то в солнечном сплетении китайским лотосом расцветала боль. Уж не знаю, что там может болеть, но сильные душевные страдания у меня всегда ощущались физически именно там. Душа моя, видимо, тяготела ближе к желудку.

Взглядом я поплыла по комнате, пытаясь заякориться за спасительное нечто. Мне нужен был толчок, что пробудит мысль, озарит простым решением, принесёт моментальный покой. Но голые стены офиса, наполовину белёные, наполовину покрашенные туалетной синей краской, равно, как и грязный пол (уборщица хлопнула дверью за неуплату неделю назад), и мутные окна со следами наружного птичьего помёта, навевали только безрадостное «стена кирпичная, казённый дом». Из двери, ведущей в глухой коридор цокольного этажа, отчётливо пахло баландой.

Как, как я оказалась в этой прокуренной комнате?! С жабой этой и хозяином её, Константином безмозглым? Мне тридцать пять, у меня два высших образования (педагогика и финансы), бодро начинавшаяся карьера, обучения и тренинги, всё легко, всё органично – как я докатилась до второго номера в жалкой фирме из двух человек?

?

А оказалась я здесь через постель.

Не в том смысле, что мне пришлось переспать ради работы. А в том, что работа эта стала следствием давнишнего пересыпа. Да, вот так всё запущенно…

Четыре года назад, когда вместе с безлимитным интернетом, появилась возможность бесконтрольного сидения в соцсетях, я и познакомилась с Костиком на одном местечковом форуме, обычной болталке ни о чём, где старательно убивали рабочее время офисные хомячки. Сообщество наше было задорным и юморным, интеллигентным и вежливым, троллинг тогда ещё порицался, но цветистое пустословие уже приветствовалось. Костя тоже был бывшим учителем, но не физики, как я, а литературы. В совершенстве владея эзоповым языком, он всех покорял меткими образами и сравнениями, очаровывал дам стихоплётством, вызывал уважение у парней добродушным нравом и богатым для своих лет жизненным опытом (как позже выяснилось, опыт был большей частью воображаемым). А вы замечали, что самые велеречивые сетевые болтуны всегда оказываются в реале либо молчунами-интровертами, либо тык-мык собеседниками?

Ах, эта виртуальная любовь, где вожделение круче обладания! Когда представляешь, что за ником Кот-обормот прячется прекрасный принц, великокодушный, добрый, красивый, и обязательно романтик! Он лучше всех, потому, что сумел разглядеть твой безусловно прекрасный внутренний мир, твою многогранную личность, твою уникальность и очарование, и всё это вслепую, без этих пошлых сисек. И ты не скована ритуалами очных церемоний, ты просто берешь и пишешь: «Ты клёвый, кот!» Никто не видит, как ты краснеешь и задыхаешься от первого шага, невозможного в реальности, но в виртуале всё как бы понарошку. Здесь можно всегда отпрыгнуть «ты меня не правильно понял» или «я не это имела ввиду», отшутиться или вообще перелогиниться, если стыдно после отказа. Но отказы в сети от мужчин – это фантастика. Скорее, это будут согласия для всех, оптом, и чтоб никто не ушла обиженной. Но ты-то знаешь, что это он просто вежливый, всем говорит комплименты, но только тебе они с тайным смыслом, особенно-утончённые, он явно выделяет тебя из всех. Это щекочет твоё самолюбие, но в режиме лайт, это всё поверхностно, не глубоко. Точно так же тебя щекочет и переписка с Крошкой Енотом, Хитрым Лисом и прочим зоопарком: звериные ники не сдают популярность.

И вот случилась встреча, на специальной такой вечеринке-форумовке, где атмосфера непринуждённая, ни к чему не обязывающая, и после третьего пива все кажутся душками. Как там было в каком-то фильме? О, точно – одноразовые друзья.

Костя мне тогда не понравился. В моём представлении он был выше, тоньше и не так широколиц. А здесь – отросшие соломенные волосы, круглые голубые глаза и нарочитая манера их пучить – просто вылитый Страшила из Изумрудного города. Но! Внешность не главное для духовных людей. Я же помню, какой у него богатый внутренний мир, а на стоптанные сандалии на носки можно смело забить. Ещё немного уговоров себя самой, и вот мы уже едем к нему, по дороге купив ещё пива. Плохо помню подробности (молчаливое копошение в темноте), хорошо помню послевкусие: мне не понравилось.

Это не стало препятствием для нашего последующего сетевого общения, разве, что Костя стал чуть более развязен и панибратски закадычен, с лёгкостью перейдя во френдзону. Какое-то время я вслушивалась в себя, не стучит ли там где-нибудь внутри обида: надо полагать, что я его тоже в восторг не привела, раз о продолжении не заходило речи. Но на удивление, весь негатив этой истории смылся с меня весенним дождём, перейдя в разряд этаких жизненных открытий – дружеский секс, да такое бывает! Переспать по пьяни – ну, и такое случается в нашей нелёгкой жизни. Мы ещё некоторое время тёрлись бок о бок на этой площадке, пока она естественным образом не сошла на нет.

?

А потом грянул очередной мировой финансовый кризис. Компания, в которой на тот момент я вполне успешно работала, вдруг в одночасье прекратила существование. Мы, рядовые исполнители, так и не поняли до конца произошедшего, растерянно выдвигая версии одна нелепей другой. Я даже не очень волновалась по-первости, мне казалось, что это единичный случай, в других местах всё не так плохо, и миграция будет неприятной, но вряд ли затяжной.

Я ошибалась. Вакансии по моей специальности вдруг испарились, словно по волшебству. Пренебрегая ранее кадровыми агенствами, теперь я оббивала их пороги третий месяц, уже в отчаянии, уже на грани. Женщина умеренных лет, разведена – это отягчающие обстоятельства при прочих равных.

– На начальника отдела даже не рассчитывай, – терпеливо объясняла мне цыганистого вида эйчарка, – толпы мужчин оказались без работы, женщин если и смотрят – то помоложе.

– Я понимаю, я хотя бы на просто сотрудника. Я очень работоспособная!

– Вакансии техничек ещё есть.

Физический труд был мне ненавистен с детства. Росла я хилой немощью, чуть выправившейся в пубертате, не приспособленной к нагрузкам выше поднятия мяча, но заимевшей шарм субтильной хрупкости, чуть став взрослее.

Я вышла из агенства с накатившим чувством беспомощности и одиночества. Дома кроме холодной постели, меня ждал голодный сын. Он был пока ещё вполне упитан, а главное – верил в меня. Кроме него, у меня никого в жизни не было. Родители умерли, братьев-сестёр не имелось, прочие родственники были далеко и почти что не правда. Друзья со своими проблемами, хотя, конечно, приди я с протянутой рукой, не отказали б.

Техничка или протянутая рука. И то, и другое унизительно, в первом случае тяжелее физически, во втором – морально. Надо выбрать что-то одно, и начать копить силы. Но не было сил, чтобы даже начать…

Тут я и встретила Костю. С ещё более красным цветом лица, чем на последних фото (я по-привычке просматривала страницы былых соратников по сетевой борьбе), с ещё более кустистыми бровями и набухшими веками.

– О, мать! А ты всё хорошеешь!

Раньше он выражался изящнее.

– Вот прям рад, рад, что встретил! У меня тут как раз зреет план! Поехали, подвезу, куда там тебе, заодно расскажу!

Мы сели в его старенькую Калдину, и пока двигались в пробке, длиной с Млечный путь, я узнала, что Костя теперь – бизнесмен. Он два месяца как зарегистрировал свою фирму с гордым названием «Актамыш».

– Это лошадь такая была, известная, всех рвала на скачках. Как вы лодку назовёте – так она и понесёт! – Костя был не в меру возбуждён.

Я принюхалась: пивом не пахло, но явно чуялся спиртовый дух.

– Бросил я свою богадельню, значится, протирать штаны продажником на телефоне – так много не заработаешь, да и порядки у них! Чуть что не так – регламент, штраф, даже покурить не выйти, не говоря уже, чтоб в сеть зайти не по делу. Начальник трафик отслеживал самолично, гад.

Костя крутанул рулём. Господи, хоть бы его не понесло…

– А теперь вот что у нас дальше будет, – он подмигнул, как будто дело уже решённое, – я теперь напрямую на производителя вышел. Сто процентов маржи, это сразу в прибыль! Мне вот только с бумагами надо, чтобы кто-нибудь занимался, первичный учёт, то-сё, налоговая. Ты же у нас как раз по этой части! Я тебе сразу аванс дам, вот, мне вчера перевели, я ведь как раз первую сделку и отмечаю!

Он вынул из кармана пачку купюр. На меня это возымело магическое действие. Деньги. Наконец-то, в поле моего зрения появились деньги. Прощайте, блины на воде, суп из куриных шей и многократно заштопанные колготки. Здравствуй, новая куртка для сына и, может быть, даже летний лагерь в Быстрине.

– Офис я пока снял на Гагарина, там дешевле всего. Хорошо, что тебе объяснять ничего и не надо. Ты у нас со всех сторон грамотная, и с клиентами пообщаться, и оформить всё, как полагается. Ну, да, добираться тебе не ближний свет, часа полтора с пересадками. Но это временно, весной переедем поближе к центру. Можешь опаздывать – я разрешаю! Зато сразу сама себя трудоустроишь официально.

Я боялась расцепить пальцы, сжимавшие в кармане пальто мятые купюры. Ощущая подушечками мельчайшие выступы на гербовой бумаге, я испытывала что-то близкое к оргазму. Где-то глубоко в подсознании мерцал здравым смыслом тревожный огонёк, сигнал о том, что это авантюра, но у меня закончились идеи, как можно заработать себе на жизнь и призрак швабры склонял к самоубийству. Я сдалась. Можно сказать – морально легла под первого встречного, что показал мне конфетку. Я ничтожество. И это дно.

Временное, временное дно – затрепыхался шустрой синицей мой природный оптимизм. Подогреваемые сиденья и мерный такт дворников на лобовом стекле вводили в транс, состояние безмятежности и сиюминутности. Надо просто пережить зиму. Надо дотянуть до весны. Весной всё будет хорошо, будет тепло, будет энергия. Я обойду весь свой район, я постучусь в дверь каждому работодателю, я буду бороться и искать. Но сейчас мне надо просто немножко поесть досыта.

?

Вот так я и стала заместителем директора компании «Актамыш». Все маленькие фирмы грешат тем, что должности в них раздаются легко и бездумно. Но из песни не выкинешь слова, а из трудовой книжки – соответствующей записи. Поэтому так много было директоров и начальников всех мастей в годы размножения малого бизнеса.

Ближе к зарплате ситуация накалилась. Поскольку переговоры начальник мой вёл строго без свидетелей, то его манеру вести дела я могла представить только по отрывочным репликам:

– Ну, ты подумай, какой урод! Я ему прямым текстом, а он делает вид, что не понимает. Всё намёками какими-то, шутками и прибаутками. Я на него убил две недели!

Или:

– И пропал, представляешь, скотина такая! На мыло не отвечает, номер сменил. Я вчера караулил у офиса до темна – так и не появился, надо теперь узнавать – может, съехал куда. А вчера Сашка звонил, и с ехидцей такой, что, мол, Костенька, быстро ты занимать начал, я ему – да мне смешно от таких вопросов, а он, блин, ну, смейся, раз смешно. Друг называется!

Хуже всего было то, что в Косте проявился в полный рост классический самодур (надо понимать, точная копия его начальника времён наёмной работы).

– Я проверил твой трафик – опять в чате сидишь. Про штрафы говорил – помнишь? Из ближайшей зарплаты, учти.

Опоздания, пропущенные звонки, мелкие недочёты – каждый день начинался теперь нахлобучкой. Были затёрты-забыты когда-то приятельские отношения, установилась жёсткая властная вертикаль. И это я сама позволила её установить, жертва, слабачка, тряпка.

Во мне нарастало отвращение к себе.

Конечно, веди я себя по-другому, по-нормальному, ничего бы такого и не было.

– Костя, пожалуйста, не вымещай на мне свою обиду за то, что у нас не получилось, как задумано. Что ты разгильдяй, решивший, что оно как-то само всё должно крутиться, а я выжатый лимон, чьих сил хватает только на автобусную трясучку до работы и обратно. Я понимаю, что тебе страшно, страшно признаться, что ты облажался, и надо поскорей всё это закрывать, пока кредиторы тебя не повесили за причиндалы на крыльце этого сарая. Мне тоже страшно. Я догадываюсь, что если не случится чуда, тебе придётся мне выдать зарплату из своих. Которых у тебя, судя по дешёвым сигаретам и ржавому кузову Калдины, уже нет. Давай мы сейчас посмотрим правде в глаза, пожмём друг другу руки и разойдёмся, сохранив человеческое достоинство. Вместе не получается – так не будем тратить время на этот мёртвый проект.

Вот так можно бы было сказать, спокойно, открыто, сразу утром, как только он войдет с мороза, кинув шапку на батарею, и потирая красные ладони (перчатки потеряны месяц назад). И он бы насупился, помолчал, разглядывая жабу, а потом бы кивнул, посмотрел мне в глаза с облегчением – все слова уже сказаны – и решительно встал из-за стола.

– Мы сейчас соберём вещи, час-два, и управимся, делов-то!

Но до весны оставалось всего полмесяца. Мне надо дожить до весны. Я запрограммирована на март, я не смогу раньше. И я сыграю по этим правилам, продолжу делать вид, что у нас всё в порядке, рабочая обстановка, рабочие моменты – с кем не бывает, бизнес такое дело – непредсказуемое.

А потом я уйду. Точнее, просто не выйду на работу в один совсем не прекрасный день. Это будет нечестно с моей стороны, нас же двое, без меня эта фирмёшка просто развалится. Ему придётся поискать другую дуру, то есть замену на такие скотские условия. На этот вонючий офис на окраине города, куда от остановки пилить ещё пятнадцать минут до здания с бесконечным ремонтом и зудом дрели, что доводит до осатанения к концу рабочего дня. На эту подачку, именуемую заработной платой – тридцать долларов в день. На бесконечные тупые шутки, сменяющиеся приливами агрессии: «Сколько писем ты сегодня разослала потенциальным клиентам? Почему только пять? Опять проторчала в сети?»

Нет, определённо, второй такой дуры нет. Поэтому сдуется «Актамыш», корчи его будут недолги.

А может быть, случится какое-нибудь чудо. Каждый из нас, независимо от воспитания и веры, надеется на чудо, зря, что ли, мы всё детство провели под утвердительное: «прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте». Вдруг окажется, что Костя дела ведёт хорошо, просто я не в курсе, потому, что не слышу, как он убедителен и твёрд в своей аргументации, как он гибок и пластичен в условиях сделок, как он обворожителен (ведь был же когда-то) в общении с заказчиком.

?

В прекрасном старом мультфильме про щелкунчика кульминационный кадр – это когда уродливая зубастая корка осыпается с принца, являя красоту нового образа. Вот такой вот коркой сейчас осыпались остатки интеллекта и добропорядочности с руководителя моего, Константина Петровича. Я смотрела ему прямо в лицо, чувствуя, как у меня намокли ладони и засвербило в носу. Я испытывала гнев и отвращение, и направлены они были внутрь меня самой, зубным сверлом выжигая дыру в предохранительном заслоне самоуважения. Почему-то именно в такие моменты в голову лезут странные мысли: мне вдруг стал понятен дополнительный смысл презрительного «за тридцать серебренников», до меня дошло, что всё дело было в ничтожности воздаяния, за которое был совершён самый чудовищный акт предательства в истории человечества. Вот за такие тридцать долларов я сейчас предаю свою душу, предаю себя. И если я сейчас не встану и не уйду, я просто перестану дышать. Гори всё синим огнём, терпеть унижение от дурака я просто не в состоянии.

Я достала платок из сумки и вытерла глаза. Встала и подошла вплотную к столу начальника. Он недоумённо поднял брови.

– Костя, выдай мне, пожалуйста, зарплату. – Я взяла со стола жабу и стала её подкидывать одной рукой. – Пожалуйста, всю. Я потом тебе объясню, но мне очень надо. Прямо сейчас, да.

Костя напрягся. Глаза его следили за жабой, и в них читалась обида ребёнка, у которого отняли любимую игрушку. Я зажонглировала жабой уже с двух рук, наблюдая за выражением страха на его лице. Жаба утробно звенела.

– Отдай! – начальник мой вскочил и потянулся вперёд.

Стоя в полоборота, я держала земноводное за шею двумя пальцами, демонстрируя готовность их разжать в любой момент. Замерев на мгновение, Костя посмотрел на жабу, и вынул из кармана наличку.

– Спасибо. – Я быстро отсчитала нужную сумму, поставила жабу на стол, собрала сумку и надела пуховик. – Ну, пока.

В полном молчании я развернулась и вышла из офиса. Навсегда.

Этих денег мне хватило до весны, аккурат, чтобы найти нормальную работу. На восьмое марта Костя написал мне простое короткое поздравление, а ещё через год я случайно узнала, что он устроился в школу учителем литературы.

Роман Медведев

Герасим и Нуну

– Герасим, предприниматель и бизнесмен, – так я представлялся, когда хотел произвести впечатление. Я натренировано невнятно произносил своё имя, а то, что я бизнесмен и предприниматель, доносил громко и четко. На рынке, где у меня была палатка со шмотьем из Лужников, меня звали Гера. Жена называла меня Зина из-за фамилии Зиновьев.

На улице девяностые, все катится черт знает куда. Работу найти невозможно. Закрывают целые фабрики и заводы. Вчерашние инженеры и научные сотрудники челночат и таксуют. Пенсионеры – настоящие кормильцы родственников, на их пенсию, пусть очень скромно, но живут целые семьи по нескольку человек.

Чтобы прокормить свою маленькую семью, я пошел на рынок торговать. Вроде хватает на жизнь, даже купили «Поляроид» и игровую приставку к телевизору, правда вкалываю с утра до ночи, а иногда и ночью.

Ночью ремонтирую свою ласточку. ВАЗ – пятерка – старенькая, но еще послужит. По ночам, когда нет начальства, загоняю ее в автобусный парк по соседству, и знакомые мастера шаманят ее за бутылку.

В пять утра снова в арендованный гараж, грузиться товаром, потом на рынок, ставить торговую палатку, развешивать и раскладывать товар, потом на «Лужу» или «Черкизон» за новым товаром. Потом в обратном порядке: собрать товар, сложить палатку, перетаскать всё это в машину, рассчитаться с продавцами, взять список товаров, которые кончились (надо купить и привезти), разгрузиться в гараже, поставить машину на стоянку, потому что гараж занят товаром, а во дворе обязательно вскроют, и дойти по ночному городу до дома.

Домой надо идти не кратчайшей дорогой, а той, которая освещена редкими фонарями, избегая встречи с гопниками и ментами. И те и другие могут принести неприятности, но менты опаснее, проблемы с ними решаются затратнее. Пару раз приходилось убегать и от тех и от других, но, слава богу, район знакомый, я здесь знаю каждый закуток, так что до дома всё же добирался одним куском и без потерь для кошелька.

Дома ждет моя Нунуша. Нунуша – это жена. У нее привычка скрестить руки, подперев большую грудь, предмет зависти подружек и масленых взглядов мужчин, и скептично прищурившись повторять: «Ну-ну». Имя и фамилия у нее начинается на «Ну», вернее фамилия на «Ну», а имя на «Ню», ну не совсем на «Ню», вернее на «Ню», но не совсем имя. Запутался. Короче, зовут мою любовь Нюра Нурсина, поэтому Нунушей ее зовут с детства.

О том, как её звали в детстве, я точно знаю, потому что вместе мы, сколько я себя помню. В садике мы с Нунушей сидели на соседних горшках. Она помогала мне завязывать шнурки, а я заботливо подтягивал ей вечно сползающие колготки.