скачать книгу бесплатно
?
Денис Олегович Семенов,
Глава Павлово-Посадского городского округа Московской области
Предисловие от Школы дизайна НИУ ВШЭ
Сейчас много говорится о задачах, о туристической привлекательности российских регионов, о создании среды, привлекательной для населения. Роль дизайна в решении подобных задач важна не только на стадии «упаковки» и создания образа и пространств, но и на этапах исследования, осмысления, переосмысления и формирования локальной идентичности, событийности и вообще нарратива.
Студенты Школы дизайна часто обращаются к тематике локальной идентичности. В рамках развития цифровой инфраструктуры и системы портфолио в Школе дизайна организован медиа-ресурс «Креативный город» – цифровая платформа, объединяющая образовательные инициативы. «Креативный город» – это портфолио проектов, связанных с региональной спецификой, демонстрирующих уже состоявшееся или возможное развитие креативной индустрии в регионе, а также медиа-проекты, которые способствуют повышению привлекательности регионов.
Задача авторского курса «Сторителлинг» – продюсировать контент, который способствует развитию интереса к региональной тематике. Тексты становятся основой путеводителей, повышающих интерес к местам, людям, событиям. Легенды, созданные в рамках курса, становятся основой работ студентов других профилей: иллюстраторов, создателей комиксов, видеоигр.
Результаты образовательной проектной деятельности студентов побеждают в открытых литературных конкурсах. Студенты продвигают личный авторский бренд и способствуют продвижению регионов России в мультимедийных форматах.
?
Наталья Логутова,
заместитель руководителя
Школы дизайна НИУ ВШЭ
Предисловие от Федерального центра гуманитарных практик
Повествовать о тех, кто живет рядом с тобой, трудно и легко одновременно.
Трудно, потому что не все, что лежит на поверхности, есть правда. Легко, потому что это часть нашей жизни, нашего повседневного бытования, нашего общения, наших переживаний, наших ценностей, наших традиций. Так, казалось, и должно было бы сочинять о людях, которых любишь или которых, напротив, недолюбливаешь, петь эту песню без начала и без конца. Однако в том-то и вся загвоздка, что никто из нас не может существовать вне пространства, вне кордона, в котором родился, где рос, где этих самых близких людей встретил и узнал.
Стало быть, выходит, что особую роль в этом повествовании играет именно местность, частью которой все мы являемся – будь то Москва или Владимир, Павловский Посад или Вологда, Воронеж или Можайск. А у всякой местности, как известно, есть свои тайны, загадки, свои мифы, внутри которых мы все вместе и обитаем в поисках гармонии, развития и естества.
Трудно ли это?
Трудно и легко одновременно…
?
Максим Гуреев,
писатель, эксперт Федерального центра гуманитарных практик РГГУ
Литературный
Павловский Посад
Ирина Константиновна Ушакова
Павловский Посад находится на востоке Московской области. Он расположен на реках Вохна и Клязьма в 68 км от Москвы по Нижегородской железной дороге.
История местности, где расположен Павловский Посад, насчитывает тысячелетия. Археологические раскопки свидетельствуют, что на берегах рек Клязьмы и Вохны находились стоянки первобытных людей каменного века. Первое письменное упоминание о местности с древним названием Вохна значится в духовном завещании Великого князя Московского Ивана Даниловича Калиты в 1339 году.
Малоплодородные земли и неблагоприятные условия для сельскохозяйственного труда способствовали развитию в этой местности промыслов и торговли. К началу XIX века основными занятиями жителей были шелкоткачество и набивка рисунка по шерстяным и хлопчатобумажным тканям и платкам.
Посад с общим названием Павловский был основан по Указу императора Николая I в 1844 году из села Вохны (Павлово) и четырех смежных деревень: Захарово, Усово, Меленки и Дуброво. Предприимчивость местных купцов и талант жителей прославили Павловский Посад на весь мир: набивные платки и шали входят в золотой фонд декоративно-прикладного искусства России. В 1861 году через город пролегла железная дорога на Нижний Новгород, соединив его удобными путями с Москвой и Владимиром. Данный факт оказал значительное влияние на развитие местной текстильной промышленности и купеческой торговли. Постепенно город, его купцы и обыватели становились известными не только в уездном центре – городе Богородске, но и в двух столицах – Москве и Санкт-Петербурге.
Купцы Павловского Посада торговали с Востоком по Шелковому пути и с западными странами. Продукция крупных мануфактур Лабзина и Грязнова, Абрамова, Соколикова и Заглодина стала известна в России и за рубежом. Шелковые и парчовые ткани, платки и шали с набивным рисунком завоевывали призы и медали на Международных выставках в Париже, Лондоне, Брюсселе и Мюнхене. Павловопосадские фабриканты открывали торговые дома в крупных городах России.
К началу XX века Павловский Посад сложился как типичный русский купеческий город с традиционной застройкой. Текстильная промышленность определила облик города. Добротные каменные купеческие дома с мезонинами, красивые резные наличники деревянных домов и сегодня создают атмосферу старинного русского города. Вокруг каждой мануфактуры – слобода с фабричными зданиями, больницей, школой, жильем для специалистов и рабочих. В центре города – главная торговая площадь с рядами лавок и магазинов, жилыми домами купцов, гостиными дворами и трактирами. В городе ежегодно проводилось несколько ярмарок, и товары свозились со всей округи.
Купцы и фабриканты делали большие вклады в строительство и убранство храмов, были попечителями школ и больниц, организовывали клубы для занятий спортом и театральные кружки.
Статьи о Павловском Посаде в российской прессе и особенно беллетристике в дореволюционный период встречаются довольно редко, поэтому любое упоминание о родном городе является ценным для современного читателя и позволяет увидеть и открыть для себя историю города любителям литературы через произведения русских писателей, жизнь и творчество которых так или иначе в разные исторические периоды были связаны с Павловским Посадом.
Николай Иванович Пастухов
Николай Иванович Пастухов (1831—1911) – российский предприниматель, издатель, основатель газеты «Московский листок».
«Это яркая, можно сказать, неповторимая фигура своего времени: безграмотный редактор на фоне безграмотных читателей, понявших и полюбивших этого человека, умевшего говорить на их языке», – так характеризует Н. И. Пастухова известный московский журналист, писатель Владимир Алексеевич Гиляровский.
Николай Иванович Пастухов родился в 1831 году в Смоленской губернии в мещанской семье. В юности его образование было ограничено умением читать и считать. Рано оставив учебу, он работал разъездным контролером и поверенным по винным откупам. В 25-летнем возрасте уехал в Москву, где, скопив денег, открыл пивную лавку на Арбатской площади.
К числу завсегдатаев заведения относились будущий адвокат Плевако и его однокурсники. Их разговоры стали основой для самообразования Пастухова: он начал читать те книги, что обсуждали студенты, и писать заметки для «Современных известий» и «Петербургского листка» (там они печатались под рубрикой «Письма из Москвы»). Сотрудничая с газетами, Н. И. Пастухов постепенно приобретает опыт репортера и беллетриста.
В 1880 году начинающий репортер приезжает в Павловский Посад, тогда заштатный город Московской губернии. Под впечатлением от увиденного он пишет бытовой очерк «Лабзинский посад».
Это яркий и колоритный калейдоскоп зарисовок, картинок и сценок из жизни павловских обывателей в период расцвета предпринимательского дела и личной славы достойного и типичного представителя своего класса и фамильной династии – крупнейшего местного купца и фабриканта Якова Ивановича Лабзина (1827—1891). В очерке его фамилия, как и некоторые детали реальных событий и фактов (видимо, в силу законов художественного жанра), автором изменены.
В 1881 году Николай Иванович Пастухов загорелся идеей (подсказанной ему Плевако) выпускать первую газету специально для простонародья, чтобы ее читали дворники, извозчики, прислуга, деревенские мужики. Для этого он сделал ее попроще и печатал на дешевой бумаге. Газета получила название «Московский листок». На страницах газеты Пастухов публиковал сплетни, скандальные истории, но успех ее обеспечивали репортажи и фельетоны. Репортерские заметки, помещенные в рубриках «По улицам и переулкам», «Советы и ответы», «По городам и селам», рассказывали о происшествиях в Москве и Московской губернии.
На рубеже XIX—XX веков «Московский листок» становится одной из самых популярных газет в России. Тиражи исчислялись десятками тысяч, а читательская аудитория охватывала всю страну.
В 1882 году на страницах «Московского листка» Пастухов начал печатать собственный роман «Разбойник Чуркин». В основу романа легли материалы уголовного дела с протоколами и перепиской о банде атамана Чуркина, недавно орудовавшей в Подмосковье. Для сбора материала о разбойнике издатель отправил лучшего репортера русской журналистики Владимира Алексеевича Гиляровского.
Василий Чуркин был уроженцем востока Подмосковья и происходил из деревни Барская (ныне Орехово-Зуевский район). Гиляровский побывал в Куровском, Запонорье, Павловском Посаде, Ильинском Погосте, Гуслицком монастыре, везде, где жил и действовал Чуркин. Общался с теми, кто знал Василия Чуркина – трактирщиками, крестьянами, с супругой атамана Ариной Ефимовной. В окрестностях многих населенных пунктов сохранились так называемые Чуркины поляны. Выяснилось, что шайка в 1870-е годы действовала на огромной территории от Москвы до Владимира. Чаще всего разбойники промышляли на Носовихинском тракте и на знаменитой Владимирской дороге, устраивая здесь лежбища и засады.
Вернувшись из поездки, Гиляровский представил редактору собранные свидетельства, но Пастухов, отбросив многие факты, начал создавать свой литературный образ разбойника Чуркина. По мере развития сюжета основной персонаж произведения все больше приобретал черты народного героя и все больше и больше завоевывал читательскую аудиторию. Постепенно Чуркин становился подмосковным Робин Гудом. Это стало причиной недовольства московского генерал-губернатора Владимира Долгорукова, который пригрозил Пастухову закрыть газету в случае продолжения публикации романа. Так деяниям разбойника пришел конец.
Популярность газеты сделала Николая Пастухова заметной фигурой в жизни Москвы. С ее страниц периодически звучали призывы к читателям об участии в различных общественных сборах. Сам издатель пожертвовал 25 тысяч рублей на обустройство музея изящных искусств. Будучи любителем рыбной ловли, он собрал единомышленников и создал первый в столице «Кружок рыболовства». В качестве почетного гостя основатель «Московского листка» приглашался на балы к французскому президенту. Среди наград, которых удостоен Н. И. Пастухов, ордена Святого Святослава III и II степеней; ордена Святой Анны III и II степеней; болгарский орден «За гражданские заслуги», III сербский орден Святого Саввы, корреспондентские коронационные знаки.
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский (1875—1958) – выдающийся русский советский писатель. Родился 18 (30) сентября 1875 года в селе Бабино Тамбовского уезда и той же губернии (ныне село Преображенье Рассказовского района Тамбовской области), в семье учителя. В 1890 году окончил уездное училище, поступил в приготовительный класс Екатерининского учительского института, начал писать стихи. В 1892 году в «Тамбовских губернских ведомостях» был опубликован его первый прозаический опыт «Кочетовская плотина». В это время он прибавляет к своей фамилии псевдоним Ценский, который взят писателем от названия реки Цны, на берегах которой прошло его детство. В 1895 году окончил Глуховский учительский институт с медалью. Затем несколько лет работал преподавателем в ряде учебных округов России.
Свою литературную деятельность Сергеев-Ценский начал как поэт, выпустив в 1901 году сборник стихотворений «Думы и грезы». В 1902 году Сергеев-Ценский преподает математику в четырехклассном училище в провинциальном городе Павловский Посад. В 1903 году в журнале «Русская мысль» появился его рассказ «Тундра», сделавший имя молодого писателя известным в литературных кругах. Сюжетами и героями следующих рассказов явились реальные события и люди.
Литературоведы в своих исследованиях уделили значительное внимание павловопосадскому периоду жизни Сергеева-Ценского. В рассказах «Погост» и «Колокольчик», которые критики признали достаточно зрелыми, писатель рисует картины ущербного существования одиноких слабых людей. Человек оказывается во власти непреодолимой силы, не находя в себе силы воли бороться за свои мечты. Рассказ «Медуза» автобиографичен. Он написан под впечатлением работы в городском училище. В нем заключена острая социальная сатира на порядки, господствующие в системе школьного образования. В основе сюжета конфликт между инспектором городского училища Кирилловым по прозвищу «Медуза», рутинера, интригана, доносчика, и молодым учителем-новатором Данковым, в котором писатель изобразил себя.
В 1904 году Сергеева-Ценского призывают в армию, после окончания Русско-японской войны он увольняется в запас, а в 1905 году уходит в отставку с учительской службы в чине коллежского асессора. В 1906 году Сергеев-Ценский покупает участок земли в Алуште. С этого времени литература становится его главным делом. В 1907 году вышел принесший ему мировую известность роман «Бабаев».
Главным произведением Сергеева-Ценского является многотомная эпопея «Преображение России», в которую вошли двенадцать романов, три повести и два этюда, созданные на протяжении сорока пяти лет. В ней широко показана жизнь дореволюционного русского общества, события Первой мировой войны 1914—1918 годов и Февральская революция 1917 года.
В 1943 году писатель получил степень доктора филологических наук за произведения о русских классиках и был избран действительным членом Академии наук СССР. Сергеев-Ценский имел правительственные награды. В день 80-летия, 30 сентября 1955 года, был награжден орденом Ленина. Умер 3 декабря 1958 года. Похоронен в Алуште на территории своего дома-музея.
История Покровско-Васильевского монастыря и святого праведного Василия Павлово-Посадского
Ирина Ушакова
В русской провинции храм всегда был центром хозяйственной и культурной жизни округи, поэтому история строительства и деятельности, закрытия и разрушения православных храмов неразрывно связана с историей края. Все основные события в жизни каждого человека от рождения до смерти были связаны с храмом, а православные праздники регулировали жизнь и занятия людей в течение года. В маленьких провинциальных городках, выросших из сел и деревень, где мещанин еще на протяжении нескольких поколений в бытовом и хозяйственном отношении являлся крестьянином, храм долго оставался центром и определителем жизни округи.
Русская православная церковь проводила активную деятельность на территории Богородского уезда и, в частности, в Павловском Посаде, который с 1844 года считался заштатным городом (до этого село Вохна и окрестные деревни) уезда. С конца XVII века в южной части Богородского уезда, в так называемых Гуслицах, селились старообрядцы – хранители древнерусских традиций и обрядов, «древлего благочестия», не принявшие церковных реформ патриарха Никона. Со временем здесь образовался один из крупнейших старообрядческих центров, официальная пресса конца ХIХ века называла Гуслицы «старообрядческой Палестиной».
По статистике, на рубеже XIX—XX веков каждый третий житель Богородского уезда являлся старообрядцем. Исследователь Богородского уезда, современник событий отмечает, что «открытие православной общины в этой местности, в которой преобладают раскольники, является весьма желательным для укрепления и развития православия». Покровско-Васильевский храм и монастырь были основаны и содержались на средства семьи Лабзиных. Начал строительство храма глава семьи Яков Иванович Лабзин – купец первой гильдии, потомственный почетный гражданин, владелец крупнейшей фабрики, на которой производились шерстяные и хлопчатобумажные ткани, а также шерстяные набивные шали, знаменитые павловопосадские шали, известные не только в России, но и во всем мире. По рассказам старожилов, Яков Иванович был влиятельнейшим лицом в городе, его портреты, отпечатанные типографским способом, висели во многих городских учреждениях и домах граждан.
Строительство Покровско-Васильевского храма и учреждение при нем сначала женской общины, а затем монастыря неразрывно связано с жизнью и деятельностью другого жителя Павловского Посада – Василия Ивановича Грязнова. В. И. Грязнов – купец первой гильдии, родной брат жены Я. И. Лабзина, они были компаньонами, совладельцами платочного производства. После смерти Грязнова Лабзин начинает строительство храма на могиле своего родственника и делового партнера, а нижний этаж храма был освящен в честь Василия Исповедника, чье имя носил В. И. Грязнов.
В. И. Грязнов родился в 1816 году. Как описывается в его Житии, в юности его образ жизни был далек от праведного. «Дух мира сего стал тревожить его неокрепшую душу, дурное сообщество фабричных подростков толкало на путь порока, навыки добродетельной жизни, усвоенные в семье, стали ослабевать, а благое рассуждение стало его по временам оставлять». Но однажды на его глазах внезапно умер его товарищ, умер в тот момент, когда произнес хулу на икону Божией Матери. И Василий Грязнов услышал голос, призывающий его изменить образ жизни, а если он не исправится, то и его ожидает такой же конец.
Однако точных документальных свидетельств о его жизни и деятельности в 1830—1840-е годы нет. В одном из документов рассказывается, что в 1845 году в Павловском Посаде состоялось следствие по доносу о том, что В. Грязнов организовал «секту под названием фармазонской». В Житии упоминается, что «Василий Иванович и близкие ему по духовной настроенности люди, ищущие истинного благочестия, стали собираться вместе для чтения Священного Писания и святоотеческих книг». То есть донос имел в своем основании реальные факты: под руководством Грязнова собирались его родственники и друзья с целью изучения и толкования христианского учения, хотя монопольное право на это принадлежало священнослужителям Русской православной церкви. Из Москвы в Павловский Посад для проверки фактов и проведения следствия на месте приехали жандармский полковник князь Хилков, исправник, стряпчий, следователь и представитель от духовенства священник Антоний. Б. И. Грязнов был арестован, его приказали пытать, выбили два зуба и проломили голову. В результате расследования московская комиссия пришла к выводу, что В. Грязнов «человек редкой добродетели, человек Божий и истинный христианин». И этому человеку в ту пору было 29 лет.
С тех пор Василий Иванович, «по велению свыше», стал принимать всех обращавшихся к нему за помощью. Кому он помогал деньгами, кому добрым советом, кому молитвою. Но наиболее активную деятельность он вел среди раскольников, старообрядцев, которые благодаря его духовно-нравственному влиянию воссоединялись с православной церковью.
Духовная деятельность В. И. Грязнова, выведенная на первое место в Житии, в реальной жизни, по крайней мере, в конце 1840-х – 1850-е годы совмещалась с достаточно активной торгово-промышленной деятельностью. В этот период он уже является купцом первой гильдии, и в 1855 году, объединив капитал с Я. И. Лабзиным, становится совладельцем платочной мануфактуры. Краевед 1920—1930-х годов М. П. Смирнов – исследователь истории Старопавловской фабрики (мануфактуры Лабзина и Грязнова) – отмечает, что Грязнов «был ловкий и умелый администратор и коммерсант и много содействовал лучшей и более прибыльной постановке предприятия, а также был не менее зятя популярным в Посаде, среди граждан которого и до сих пор передается легенда об этом компаньоне Лабзина – по одним легендам – разбойник и кутила, по другим – праведник, целитель и утешитель».
Не менее красноречивое свидетельство о деловых качествах Василия Ивановича представляют отзывы о нем и личные поручения митрополита Московского Филарета, который поручил Грязнову в 1858 году «как искреннему любителю иночества иметь наблюдение при устроении Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря» совместно с его первым настоятелем игуменом Парфением. Об активном участии В. И. Грязнова в строительстве Гуслицкого монастыря свидетельствует переписка митрополита Филарета с наместником Свято-Троицкой Сергиевой лавры архимандритом Антонием, где в нескольких письмах упоминается В. И. Грязнов. В письме от 22 апреля 1859 года митрополит Филарет предполагает «отпустить» Парфения и «возложить труд на Грязнова» (труд по устроению монастыря). А в письме от 11 сентября 1859 года митрополит Филарет называет В. И. Грязнова «поручителем» и рекомендует «спросить… что он думает», то есть Василий Иванович курировал строительство монастыря и принимал участие в решении хозяйственных вопросов. Данная переписка свидетельствует о том, что при строительстве Гуслицкого монастыря было допущено перерасходование средств и по окончании строительства «на нем оставался долг в двадцать три тысячи рублей». Этот факт оказал влияние и на дальнейшие события в судьбе самого Грязнова.
Строительство Гуслицкого монастыря было начато по желанию императора Александра II, который поручил М. Н. Муравьеву (министр государственных имуществ) «отнестись к Высокопреосвященному Филарету, Митрополиту Московскому, и спросить его, не может ли принести пользу, в видах постепенного уничтожения раскола в стране Гуслицкой, учреждение между заблудившимися мужских монастырей и женских общин, и при них училищ, больниц и богаделен?» Выполняя волю государя императора, митрополит Филарет поручил игумену Парфению «отправиться в Гуслицы, объехать всю страну эту и избрать место, удобное для сооружения монастыря». По результатам поездки о. Парфений «донес Владыке, что он находит самым удобным и даже необходимым устроить мужскую обитель у Спаса на Мошеве, а для женской общины полагал избрать приходскую церковь Никиты Мученика, что на Дрезне».
Митрополит Филарет предполагал после окончания строительства Гуслицкого Спасо-Преображенского монастыря начать строительство указанной женской общины, пользуясь и в этом деле помощью В. И. Грязнова. Но в связи с большим перерасходом средств при устроении Гуслицкого монастыря митрополит Филарет сомневался и не решался начать новое строительство. В письме к архимандриту Антонию он говорит так: «Министр желает, и думает, что сие угодно будет Государыне Императрице. Парфений представляет, как сократить расходы. Грязнов говорит, что некоторые придут и построят кельи от себя. Трудный вопрос, кому быть строителем. Парфений опять обочтется. Грязнов говорит, что можно найти купца: но в таком случае дело опять надобно будет вести на удачу. И как вверить частному лицу царские деньги. На частные приношения нет надежды».
В результате этих сомнений разрешение на устройство женской общины получено не было. Однако после смерти В. И. Грязнова Я. И. Лабзин добился разрешения на строительство храма с последующей организацией при нем женской общины. Как отмечает М. Ф. Грачев, Я. И. Лабзин «устроил» женскую общину «на свои собственные средства, без всякого со стороны Правительства пособия в восьмиверстном расстоянии от Дрезны». Таким образом, женская община, «не устроенная» В. И. Грязновым, была открыта при вновь построенном храме, но уже на его могиле. Возможно, если бы Василию Ивановичу удалось построить женскую общину при храме Никиты Мученика на Дрезне, то не было бы Покровско-Васильевского храма на его могиле и не случились бы все последующие события.
В последнее десятилетие жизни В. И. Грязнова – 1860-е годы – «по благословению святителя Филарета Василием Ивановичем в Павловском Посаде для ищущих постнического жития было основано мужское общежитие». Для этого на земле Я. И. Лабзина был выстроен двухэтажный дом и отдельно келья для В. И. Грязнова. В этот период жизни Василия Ивановича почитали как старца. К нему за советом, помощью, благословением приходили люди не только из окрестностей Павловского Посада, но и из других губерний, и он оказывал не только финансовую или словесную помощь, но и по некоторым свидетельствам излечивал.
В середине ХIХ века в России, можно сказать, была «мода» на старчество. Старцами становились не обязательно священнослужители. Вспомните описание обители и деятельность старца Зосимы в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Этот старец – бывший помещик, в молодости служивший в армии на Кавказе, то есть человек, не получивший специального духовного образования и не имевший духовного сана. Старчество в православной церкви считается особым родом святости, открывающим дар различения духов, прозорливости и дающим право на духовное руководство. Василий Иванович Грязнов – человек с большим жизненным опытом, начавший свой «подвижнический путь с покаяния», – стал таким старцем. Его почитали при жизни, а после смерти особым почитанием была окружена его могила, и уже через пять лет на ней был выстроен храм.
История строительства Покровско-Васильевского храма и организации при нем женской общины также не проста. Разрешение на строительство храма было получено Я. И. Лабзиным от Консистории 2 июня 1870 года, то есть достаточно быстро после смерти Грязнова (умер 16 февраля 1869 года). Нижний этаж храма был освящен в 1874 году во имя Преподобного Василия Исповедника Преосвященным Игнатием, епископом Можайским, «верхний же храм оставался не отделанным». Нужно отметить, что данный храм являет собой достаточно редкий вид постройки: он состоит из двух самостоятельных и достаточно вместительных храмов – нижнего и верхнего. Отделка и освящение верхнего храма произошли уже после смерти Я. И. Лабзина (умер 2 декабря 1891 года). То, что за 21 год с начала строительства храма в 1870 году и до смерти Якова Ивановича ему не удалось завершить строительство, свидетельствует о наличии препятствий к этому.
В 1871 году собрание обывателей при городской думе уступило Я. И. Лабзину безвозмездно участок земли около городского кладбища для устройства «собственным своим иждивением в Павловском Посаде дома для призрения увечных, престарелых и бедных сирот женского пола, преимущественно из посадских обывателей разных сословий». Однако этому воспротивились мещане Посада. В «Выписке из дела Павловской городской думы по тяжбе мещан с посадом относительно выгонной земли» сказано, что «после освящения нижней церкви в 1874 году Я. И. Лабзин по причине многих происков мещан Дубровской Павловского Посада слободы приостановился от исполнения задуманных построек». Почему мещане так сопротивлялись и боролись за эту землю около городского кладбища, отданную для благотворительных целей, тем более эта земля представляла собой «преимущественно болота и кочкарник», неизвестно. Тем не менее, задуманное богоугодное учреждение было организовано Лабзиным в 1885 году, а 1894 году, уже после его смерти и открытия верхнего храма, по ходатайству его наследниц это «благотворительное женское общежитие» было переименовано в Покровско-Васильевскую женскую общину, с организацией при ней приюта на 12 человек бедных детей и сирот.
В конце XIX – начале ХХ века, после завершения дела по устройству монастыря, наследники Лабзина и Грязнова подготовили картины с изображением Василия Ивановича, опубликовали его житие и духовное завещание, с целью канонизации Грязнова, но в то время это событие не состоялась. А в октябре 1920 года в Павловском Посаде состоялся судебный процесс, на котором В. И. Грязнова заклеймили как разбойника и кутилу. В отчете VIII Всероссийскому съезду Советов VIII ликвидационный отдел Наркомата юстиции сообщает: «В Павловском Посаде разбиралось любопытнейшее дело по обвинению бывшей купчихи I гильдии Ольги Яковлевны Лабзиной, бывшего купца I гильдии Василия Никифоровича Грязнова и игуменьи Покровско-Васильевского монастыря… Алевтины в мошеннической инсценировке культа бандита, скопца, купца I гильдии Василия Ивановича Грязнова». Обвиняемые «в целях духовного одурманивания и экономического угнетения трудящихся масс… размножали и распространяли апокрифы о нем, картины, портреты, фотографии с подложным содержанием, иконы; подвергли пальцы от трупа Грязнова смазыванию эфирными маслами для придания им вида так называемых „мощей“. Ольга Лабзина составила в обычном для воинствующего православия духе житие В. И. Грязнова».
В ходе судебного процесса многие монахини и священники в своих показаниях отмечали, что В. И. Грязнов был вор, разбойник и кутила, и, ведя разгульную и пьяную жизнь, он одновременно занимался чтением церковной литературы, посещал храмы и т. п. Появление данных свидетельств в период активной борьбы советской власти с религией и церковью, на наш взгляд, не случайно. В Павловском Посаде сохранилась легенда о разбойнике Василии Чуркине, который жил в середине XIX века и прославился своими «деяниями» в Павловском Посаде и окрестностях. Недалеко от города в лесу есть место, до сих пор называемое Чуркина поляна, – поляна, на которой, по преданию, собирались «соратники» и «сподвижники» Чуркина на свои сходки и делили награбленное. Василий Чуркин – личность не менее знаменитая и легендарная в Павловском Посаде, чем Василий Грязнов. В 1883 году в Москве был опубликован роман в трех томах «Разбойник Чуркин. Народное сказание „Старого знакомого“ Н. И. Пастухова», а в 1908 году было осуществлено второе издание романа в четырех частях. То есть в середине XIX века в Павловском Посаде жили два известных и впоследствии легендарных человека по имени Василий, и обоих предание связывает с «разбойничьим промыслом».
О. Я. Лабзина – автор первого жизнеописания В. И. Грязнова, отмечает, что такую фамилию Василий Иванович взял себе сам в минуту раскаяния, «в скорби от сознания греховности своей жизни». К тому же, как признала комиссия по канонизации, Василий Грязнов начал «подвижнический путь с покаяния» (согласно христианскому учению церкви более дорог один раскаявшийся грешник, нежели десять праведников), и, видимо, эти факты биографии, доказывающие наличие неких поступков в жизни Грязнова, требовавших раскаяния и покаяния, невозможно было обойти О. Я. Лабзиной, так как были живы свидетели. Через 50 лет после смерти Грязнова, когда готовился и проходил судебный процесс, некоторые факты биографии Василия Чуркина, видимо, были перенесены и приписаны Василию Грязнову. Было это сделано сознательно или же по стечению обстоятельств – в настоящее время судить сложно. В 1920 году было не так много живых свидетелей жизни В. И. Грязнова. Люди в возрасте 60—70 лет могли помнить Грязнова по детским и юношеским воспоминаниям в последний период его жизни, а свидетели более старшего возраста не фигурируют в документах судебного процесса. В то же время в народе бытовало предание о другом Василии – разбойнике, живых свидетелей жизни которого также было не много. Однако в соответствии с обнаруженными на сегодняшний день источниками и документами мы не можем отождествить эти две личности: основная деятельность Василия Чуркина приходится на 70-е годы XIX века, а Грязнов умер в 1869 году. Но несомненно то, что в период судебного процесса некоторые факты биографии Чуркина были использованы и следователями, и свидетелями применительно к Грязнову.
По итогам судебного процесса 1920 года был снят художественный немой фильм о Василии Грязнове. Фильм начинается кадрами судебного процесса, а затем вдруг лесная поляна, разбойники с их главарем (по ходу фильма выясняется, что главарь – Василий Грязнов) обсуждают детали предстоящего «дела». После удачного ограбления с убийством В. Грязнов возвращается домой и «превращается» в человека, жизнь которого проходит в богомыслии и чтении слова Божия и святоотеческих преданий. В фильме показаны все основные события жизни В. Грязнова, но с точки зрения двойственности его деяний: внешняя жизнь в трудах, молитве и помощи ближним и тайная жизнь в качестве главаря разбойничьей банды. Таким образом, если о Чуркине в XIX веке был написан многотомный роман, то о Грязнове в соответствии с новейшими достижениями техники был снят художественный фильм.
Начало канонизации Василия Ивановича Грязнова в 90-е годы ХХ века положила исследовательская работа Павлово-Посадского краеведческого музея. Еще в 1995 году музей занялся поиском документальных материалов судебного процесса 1920 года и вопросом о том, куда были вывезены картины и документы, подготовленные для канонизации в начале ХХ века. В Павловском Посаде практически не сохранилось документальных свидетельств о жизни В. И. Грязнова и о судебном процессе, а к имени Грязнова был приклеен ярлык – «разбойник», иначе его не называли. В результате поисков выяснилось, что все материалы по этому делу были переданы сначала в Московский антирелигиозный музей, а с 1930 года хранились в Санкт-Петербурге в Государственном музее истории религии. В 1997 году весь комплекс документов о В. И. Грязнове был привезен в город.
С момента возвращения реликвий в Павловский Посад возрожденный к тому времени Покровско-Васильевский монастырь во главе с игуменом отцом Андреем начинает подготовку к канонизации. 11 июня 1999 года комиссией Московской патриархии было проведено вскрытие склепа, где был захоронен Василий Грязнов, и произошло «обретение мощей» святого, а 7 августа того же года в Павловском Посаде состоялось празднование, посвященное причислению к лику местночтимых святых Московской епархии Праведного Василия Павлово-Посадского.
В жизни и деятельности Василия Ивановича Грязнова и его компаньона Якова Ивановича Лабзина, а также в посмертных событиях, связанных с их именами, есть еще много тайн и загадок, требующих своего разрешения. Но как бы то ни было, у города есть свой святой, небесный покровитель, человек, чья жизнь оказала немалое влияние на духовную и материальную историю Павловского Посада.
Деяния во славу Господа Бога надолго остаются в памяти людской, являются связующей нитью поколений; о них помнят, эти предания, со временем приобретающие легендарную окраску, передают как наследство потомкам, они связывают события прошлого и настоящего, объединяя столь разные и далекие поколения.
Сказ о старопавловской шали
Виктор Ситнов
Прошло уже 6 лет с того момента, как ушел от нас мой муж, Виктор Ситнов. Через призму времени становится понятным, насколько многогранным и талантливым человеком он был: писателем, поэтом, историком-краеведом, литературоведом, замечательным мужем, отцом, дедом. Виктор восхищался родным краем: его историей, природой, людьми. И конечно, в своем творчестве он не мог не коснуться темы павловопосадского платка. В 2008 году впервые был издан «Сказ о старопавловской шали». В этом поэтическом произведении в художественно-сказовой форме на местном фольклоре он пишет о зарождении старинного набивного ремесла, ставшего одним из известных промыслов России.
Хочу поделиться им с вами…
Татьяна Ситнова
Давным-давно это было. Так давно, что уж и самые древние старики позабыли. А уж молодые и вовсе не ведают про эту дивную историю, похожую на сказку.
…Жил в наших вохонских краях на деревне Меленки мастеровой человек по имени Павел. За какое ремесло ни брался, все у него ладилось-спорилось. Ежели надо – он и бондарь, и плотник, и гончар, и кузнец, и шорник. Охотой тоже промышлял. Молодая жена его, Марьюшка, тоже была и рукодельница, и красавица. Самое лучшее полотно на деревне ткала. В ладу да согласии жили они, да пришло горе, откуда не ждали. Полоскала раз Марьюшка зимним днем полотно у полыньи да поскользнулась, видать, нечаянно. И крикнуть не успела, как под лед ее затянуло. Только полотно на снегу осталось…
Детишек у них не было. Загоревал, закручинился Павел, поседел с горя, запил горькую, ремесло забросил. Ничто его не утешает. Весна-красна пришла, а ему все постыло. Возьмет ружьишко да в лесу пропадает.
Сидит он раз на опушке, голову повесил – тяжелую думу думает, тоску свою горькой заливает. Слышит вдруг – вроде крылья в вышине заплескались. И пальнул он против солнца, не глядя. Бац! Упала к его ногам прекрасная белая птица-лебедь, крылья окровавленные раскинула. Глянул Павел в небо. Кружит и голосит в вышине вторая птица. Так призывно кричит, что сердце щемит. Покружил-покружил лебедь, поднялся повыше, сложил крылья и – камнем вниз. Да прямо об пень расшибся возле Павла так, что перья полетели.
Шея с клювом окровавленным запрокинулась. Болью екнуло сердце у Павла – что сотворил, окаянный!.. Зажгло в душе. Опустился мужик на колени перед птицами и заплакал. Первый раз забыл о своем горе: «Простите, лебедушки, проклятого-неразумного. Не хотел греха, лукавый попутал…» Исказнился Павел, уж весь хмель из головы вышел. Взял свое ружьишко за ствол да в сердцах, размахнувшись, так хрястнул им об пень – аж на куски оно разлетелось. Видит вдруг: у первой птицы глаз приоткрылся и крыло едва дрогнуло. «Аль жива, милушка!» – обрадовался Павел. Взял птицу осторожно на руки, изо рта попоил, домой понес.
Долго выхаживал Павел лебедушку, травами пользовал, выкармливал, как дите малое. Выходил-таки. Ожила лебедь, срослось крыло перебитое. Из рук есть стала. Привыкла к Павлу – ходит за ним по двору, любопытствует, чем мастер занимается. В избу зайдет – тоже ко всему приглядывается. Павел ее любовно хозяюшкой зовет, про старую кручину за делами да заботами забывать стал.
Однажды возвращается он из лесу, и странное дело: лебедушка его не встречает, как бывало, а двор да крыльцо выметены, сени прибраны. Зашел в горницу – глазам не верит: все чистотой сверкает, стол накрыт угощеньем, а рядом стоит девица русая красоты неписаной – в сарафане белом, красными лебедями расшитом. И сама стройная, как лебедушка. Поклонилась она в пояс Павлу, очи с поволокой ниц опустила. Зашлось у мастера сердце, сам стоит ни жив ни мертв, боится, что чудится ему все это да вдруг пропадет-исчезнет, как сон… А она ему ласково: «Не тревожься, Павел-мастер, не удивляйся гостье незваной-нежданной. Коли что не по душе – скажи, все станется по-прежнему». Догадкой осенило его сердце. Робко поклонился он и вымолвил:
– Как звать-величать тебя, краса-девица?
Подняла она очи и грустные, и лукавые:
– Не спрашивай ни о чем, скажи только, Павел-мастер, любо тебе со мной будет или нет? Только прежде крепко подумай…
Глянул он в ее мудрые печальные очи и бухнулся на колени:
– Любо! Сделай милость – останься у меня хозяюшкой!
– Ну, раз люба я тебе, – так и зови меня Любушкой. А коли хочешь, чтоб осталась я, поклянись, что боле никогда в лебедей стрелять не станешь. Да помни: как нарушишь слово – не видать тебе счастья…
И поклялся он ей верной клятвой. …Стали они вместе жить-поживать, радоваться друг на друга. Скоро и сынок у них родился. Павел совсем охоту забросил, ремеслом занялся. А Любушка его за дитем ходит, по хозяйству хлопочет – со всяким делом споро управляется да еще улучает минутку рукодельем заняться. Никогда не видывал Павел, чтоб так искусно кто полотно вышивал.
Расстелет, бывало, Любушка на зеленой лужайке выбеленный на солнышке плат, разложит по нему живым узором цветы садовые или полевые, ягодки лесные, травки да бутоны. Глянет придирчиво и переложит стебелек-другой. Спросит Павла, улыбаясь:
– Любо ли твоей душеньке и очам такое узорочье?
– Любо, ладушка моя.
– Ну-ка, а теперь глянь… – положит в середочку венок из васильков.
– Еще краше, голубушка!
– Так и вышью, родной…
