скачать книгу бесплатно
То ли выдох, то ли стон коленопреклоненного гонца вырвал его из трясины досужих мыслей.
«Да живет Пророк вне времени и во все времена! Но что говорит этот несчастный?! Медальон с летящим монахом – одна из реликвий, похищенная изменниками в канун Того Дня?»
– Человек, о котором ты рассказываешь, видел это своими глазами?
– Нет, ему об этом рассказал изгнанник. Но тот клялся, что видел сам, когда Лешага утром обливался водой из ручья. Кажется, он и не думает скрывать, что владеет этим сокровищем.
Халиф Эргез удивленно поднял брови. Как можно не видеть сокровища, которое постоянно у тебя под носом? Хотя охранитель караванов мог найти реликвию где-то во время странствий, попросту снять с трупа или выменять у того, кто снял.
– Что еще рассказывал этот человек о Лешаге?
– Он – прекрасный воин, будто создан для боя. Люди верят ему, и не только люди. Вместе с ним идет существо, именующее себя драконидом, и стая диких псов, считающая этого неверного своим вожаком.
Наместник Пророка на мгновение задумался, ощупывая чуткими пальцами золоченые заклепки на костяной рукояти. «Драконид, дикие псы… Нет, пожалуй, такой человек знает, что он носит. В таком случае дерзость его воистину не ведает границ».
– Встань! – скомандовал Эргез.
Гонец поднялся, все еще опасаясь смотреть на халифа.
– Я желаю знать об этом человек все! И запомни, даже если огненная бездна разверзнется под его ногами, он должен выжить.
– Осмелюсь спросить, – почти шепотом, удивляясь собственной дерзости, проговорил гонец, – этот человек – наш враг, он желает смерти правоверным. Разве не повинны мы, вступившие на путь Священной войны, умертвить каждого, пожелавшего воспрепятствовать торжеству истинной веры?
– Принять смерть во имя правого дела – значит найти жизнь истинную. И, стало быть, не важно, сколько правоверных обретут ключи от светлого настоящего, расставшись благодаря этому Лешаге с оковами погубленного мира. Выполняй и помни: кто должен оставаться в живых для исполнения моей воли, пусть будет жив. Все остальные могут умереть.
– Да пребудет с нами воля Пророка! – все еще не веря в благополучный исход своей миссии, возгласил гонец, пятясь к двери.
– Да восславится имя его.
* * *
Анальгин лежал за камнем, аккуратно, как его учили еще в юности, совмещая выемку на прицельной планке с обрезом замкнутой в кольце мушки. Эта незримая линия уходила вдаль и упиралась точно в грудь смуглого бородача, размахивавшего кинжалом. На такой дистанции пуля войдет чуть выше, не оставляя шансов, попадет точно в лоб, так, чтобы без лишних мучений. Какая досада! Рустам еще совсем недавно держал один из секторов обстрела на их общем поле боя. И хорошо держал.
Секунда растягивалась, будто налипшая на кору смола, еще не успевшая затвердеть и обратиться в камень. Анальгин знал это чувство, когда что-то должно произойти, а ты ждешь и одновременно страшишься.
Так было тогда, еще совсем недавно, на том проклятом ночлеге. Лешага обнажил нож и неспешно пошел к ним, увязанным в одну длинную беспомощную цепочку. Раздольник в ту минуту буквально кожей чувствовал исходящий от стального клинка смертный холод и неуемную жажду крови. Леху он знавал и прежде, и казалось, еще мгновение, тот пройдет вот так мимо строя, даже не поморщится, рукой поведет, рассекая аорты отточенным лезвием – и вся гусеница осядет вмиг.
В эту минуту атаман увидел, как стремительно прыгает Черный, как падает на землю граната. Он даже успел рассмотреть, что кольцо, слава Ноллану, по-прежнему на месте. В следующий миг Лешага даст команду… В том, какова будет команда, бывший раздольник не сомневался. Чего же еще ждать в такой ситуации?!
А эти-то, вояки, с хвостом промеж ушей, ишь, как раздухарились! Неспроста на рожон лезут: всякому понятно, что после вчерашней победы нет больше прежнего Лешаги – стража и охотника за раздольничьими головами. Обернулся чем-то новым, чему Анальгин, по скудости умишка, и названия-то не знает, но чувствует всей шкурой.
И эти чувствуют. А то б чего вскинулись? Людей, мол, их лейтенант убил. И что с того, что убил? Правильно сделал. Все, хана, баста, что вчера было – ушло! Раз вместе дрались, стало быть, и вся добыча в общак! А уж там каждому его доля обломится. А эти – нет, по-тихому себе под хвост заханырить!..
В Диком Поле за такое не стреляют – пули жалко, всем кодлом на части рвут!
Вон Хлобыст забыл, что теперь да как, и схлопотал, – все честь по чести. Лешага и то предупреждал, что хоть ложку не по делу возьмешь – и поминай как звали. Спасибо еще, лейтенант всех с ним к стенке не поставил. А мог.
Когда Тиль с выпученными глазами примчался, голося, что вооруженная толпа идет Лешагу громить, никто и вякнуть не посмел, мол, и мы с ними. Виноват – так получи! Чего ж тут на стенку лезть? Одно бы дело, когда Лехин подручник чужаков порешил, а своего пожалел, было бы с чего языком тереть. Ан нет – все по понятиям.
Но что же командир медлит?!
– Остановитесь! Так нельзя!..
А, вот оно почему!
Человека, бежавшего сейчас рядом с песнопевцем, Анальгин уже намедни видел. Высокий, сухой, как жердь, с длинными седыми волосами, забранными в пучок, но молодым взглядом почти черных глаз, он производил странное впечатление. Раздольник и представить себе не мог, что такие старики существуют, а уж бежать так, что Тиль рядом едва поспевал, не каждому молодому под силу. Впрочем, страх порой толкает похлеще, чем ветер в спину.
А как тут не бояться? Начнись сейчас в Трактире перестрелка, и все, что до последних дней звалось порядком и законом, вмиг пойдет прахом. Ему ли не знать? Пока закон, кровью политый, сам собой в головах и сердцах не вырастет, толку от него, как от чирья на заднице. Но если уж вырос закон…
– Уйди, старик! – Рустам взмахнул перед носом Библиотекаря острым, точно бритва, кинжалом.
«Эх, как неудачно встал! – досадливо подумал Анальгин. – Прямо на линии выстрела. Ничего, вот сейчас отскочит…»
Библиотекарь и не думал отскакивать, даже отшатываться. Он стоял, замерев, и пристально глядел на взбешенного горца. Тот вдруг как-то скукожился, досадливо вогнал отточенную сталь в ножны.
– Прости. – Он почтительно склонил голову и проговорил через силу:
– Рассуди нас, отец.
* * *
Селение, отстроенное вскоре после Того Дня в предгорьях, у поросшей лесом каменной гряды, бурлило. Не каждый день с торжища приносят такие новости, и уж подавно сроду не бывало, чтобы в них был замешан их земляк, и не сбоку припеку, а буквально ж, первейший герой!
Всякий теперь наперебой вспоминал, как в прежние времена-то было: кто с Лешагой рыбу в реке острогой бил, кто с ним в детские годы на кулачках дрался, ну, это совсем мальцами. Потом, когда Старый Бирюк, не к ночи будь помянут, его и Миху к себе в ученики взял, тогда уж с ними никто на кулаках не бился – в один миг сметут.
Да что на кулаках, они вон и рыбу потом без всякой снасти, голыми руками ловили. С утра, бывало, на Речном Перекате сядут по пояс в воде и глядят, не появится ли белорыбица хвостатая, поблескивая чешуей. Затем бац – одно движение, и рыбина в кулаке. Прочие сколько ни пробовали, а этак не выходило. Иной, бывало, и ухватит, так не удержит.
А теперь вот Леха во главе целой армии встал и разгромил дикое воинство, а то и два! Купчина, что о том рассказывал, своими глазами не видел, на другом торге слышал, и потом где-то, что-то да приврал. Вот, к примеру, сказывал, что ученик Бирюка на драконе по небу летал! Это же вовсе сказки. Учитель еще когда объяснял, что никаких драконов в помине не было, а были динозубры или, кажется, длиннозубры – сейчас и не упомнить.
Сам учитель ходил именинником, рассказывал всякому, каким умным был Леха, как быстро он освоил грамоту и как старательно перечитал все шесть книг, какими владело селение. Даже кулинарную осилил, хотя почти ничего в ней не понял. Но ведь и никто не понял! Но читать все одно интересно: слова там такие волшебные: анчоус, антрекот, бефстроганов…
Увлеченный своими воспоминаниями, учитель обернулся, ища, кому бы еще поведать о самом лучшем и любимом из своих учеников. Только нечестно все заслуги себе присваивать. Надо по справедливости поделить славу с Бирюком. Что-то его, кстати, с утра не видно. Не занемог ли? Само это слово не слишком вязалось с образом вечно хмурого, но крепкого, точно дубовый ствол, односельчанина. Пожалуй, стоит к нему зайти, а то ведь, может, и помер. Лет же ему немало! Может, полвека будет. А то и больше.
Идти не хотелось. Всякий знал, что от чужака слова доброго не услышишь, да оно порой и спокойнее, если не услышишь вовсе ничего.
«Но с другой стороны, – подумал учитель, – с кем, как не с ним, делить лавры?» Что такое лавры, он представлял довольно слабо. В той самой книге, где писали о харчо и солянках по-селянски или, может, селянках по-солянски, лавры следовало кидать в почти готовое блюдо.
Должно быть, это было чрезвычайно важно, иначе с чего бы в другой книге говорилось, что лавры вручали исключительно победителям?
Раздумывая над этим, он направился к хижине на отшибе, где обитал Наставник Боя. Тот был дома. Казалось, вся шумиха вовсе его не касается.
– Эй! – крикнул учитель, держась несколько поодаль от входа, прикрытого занавесью от слепней и мух. – Старый Бирюк, люди толкуют, что, по словам караванщика, где-то там, у Трактира, наш Леха огромное войско победил!
– Знаю, – донеслось в ответ. – Проваливай.
– Что за человек?! – возмутился учитель. – Я ему такую весть принес!.. – он еще бурчал себе под нос, коря невежу, когда вдруг дверь за его спиной распахнулась.
«Сейчас точно прибьет», – с ужасом подумал наставник юных душ, невольно ускоряя шаг. Всякому было известно, что пришлый нелюдимец тяжел на руку.
Но удара не последовало. Селянин опасливо глянул через плечо, да так и замер. Наставник Боя во всеоружии подскочил к высоченной, без малого в три человеческих роста, ограде, сбитой из сосновых заточенных поверху бревен, и перемахнул ее с такой скоростью, что и белка бы не угналась.
– Вот так-так! – обескураженно прошептал учитель. – Вот так-так…
Старый Бирюк скользнул в густой кустарник, ушел змеей по-над землей, листья дрогнули, может, на самую малость сильнее, чем от легкого ветра. Места им хожены и перехожены, потому двигался он быстро, не цепляя расставленных поперек незаметной тропки силков, обходя упрятанные в палой листве им же самим сухие ветки-сторожки. На такие лишь наступи – треск издали слышен. Дальше каменная сыпуха, на ней так просто не укрыться, но, впрочем, это уж как кому.
Он хотя и близко, но еще не здесь.
Старый воин затаился, прислушиваясь не к шорохам перелеска, а к внутренним ощущениям – это у него получалось всегда само собой.
Похоже, действительно Он.
Нежданный гость его еще не слышал, но, ничего не поделаешь, скоро услышит. Может, оно и к лучшему, что скоро.
Глава 3
Лешага прикрыл глаза. В который раз за сегодняшний вечер знаменитый кассовый аппарат Трактирщика металлическим звяканьем призывал собрание к порядку.
Леха безмолвно выслушал обвинения. А что тут говорить? Последствий нынешнего выстрела не изменишь. Да ученик Старого Бирюка и не собирался отпираться. Ему припомнились слова, некогда вскользь брошенные наставником: «Будь прав, и стой, хоть против целого мира». Сейчас он сам не мог для себя решить, прав был или не прав. Как-то уж все по-дурацки вышло.
Гомон толпы стих, и сам Библиотекарь взял слово:
– Невозможно сделать бывшее не бывшим, – начал старик. – Усач мертв, и множество достойных людей скорбит о нем. Здесь только что говорили те, кто своими глазами видел гибель этого воина и предводителя воинов. Рустам, говоривший передо мной, утверждает, что Лешага убил Усача, но, послушав свидетелей, я хочу задать вопрос: повинен ли Лешага в гибели стража с Южных Перекатов?
– Повинен! – взвился с места Рустам. – Я все сказал, как было!
Вновь звякнул кассовый аппарат, прерывая возмущенный крик обвинителя.
– Здесь каждый знает Лешагу, – хмуро продолжил Хранитель Знаний, – и вряд ли сомневается, что он был в состоянии убить этого человека. Тем более что тот угрожал ему оружием.
– Да, оно так! – раздалось из толпы слушателей. – Этот мог, еще как мог!
– И раз не убил прежде, стало быть, не желал смерти Усача.
– Так, ясно, не желал! – опять донеслось из толпы. – Он его вдругорядь еще в круге порезать мог, никто бы и слова не сказал! Усач потом все бил себя в грудь, что лишку хлебнул, но все ж видели, что с Лехой ему не тягаться было.
И снова звякнул кассовый аппарат. Трактирщик, длинный, носатый, как и его предок, степенно встал с кресла.
– Я требую прекратить заявления с мест. Еще раз – и я прикажу шерифу очистить зал.
При этих словах лейтенант Нуралиев вытянулся и расправил плечи. Лешага поглядел на недавнего боевого товарища. Тот перехватил его взгляд и отвернулся, стараясь не утратить бравого вида.
«Глупо получилось, – подумал обвиняемый, – чего уж теперь ерзать, головой вертеть».
Он мысленно вернулся к недавней сцене у Лысых Камней. Через несколько мгновений после того, как там появился Библиотекарь, приведенный Тилем, на выстрелы подоспел Анальгин со своими людьми, взвод аэродромной охраны и Стая, пренебрегшая по такому случаю исходившим от человеческого поселения зловонием. Чуть следом появился и Трактирщик. И тут уж было не до выяснения отношений. Оглядев «поле боя», хозяин заведения наткнулся взглядом на стоявшего за спиной у Лешаги Нуралиева.
– Комендант, выполняйте свои обязанности! – хмуро скомандовал он. – Окажите раненому помощь, уберите труп и… – он кивнул на Лешагу.
Вот тогда лейтенант первый раз отвел глаза. Встал перед Светлым Рыцарем, уткнулся взглядом в землю и проговорил, будто слова меж ребер застряли:
– Приказываю сдать оружие. Вы арестованы.
* * *
Эдвард Ноллан IV распахнул дверь офицерского кубрика:
– Джуниор, а ну, подъем! Напяль форму на свою тощую задницу и бегом на мостик!
– У меня отбой был два часа назад! Ты сдурел, Ноллан?!
– Ты сам сдурел, если так разговариваешь с командиром своего корабля!
Из-под одеяла показался нос, затем узкие щелочки заспанных глаз.
– Не понял, а что с Хешемом и Бортниковым?!
– Джуниор, ты больше не служишь на танкере. А потому, слушай мою команду: нечего валяться на чужой койке, впрыгивай в штаны и бегом на мостик за назначением!
Из-под одеяла высунулась рука, протерла глаза, и те приобрели условно осмысленное выражение:
– Эд, ты это сейчас о чем?
– Первый лейтенант Тадеуш Сикорский-младший! Официально тебе заявляю, что у нас есть свой корабль, и ты на нем – старший помощник и мой штурман.
– Одуреть! – главный ловелас курса тряхнул золотистой гривой и, подкрутив шляхетский ус, разом уселся на койке. – Я проспал какой-то праздник? У тебя по второму кругу наступило совершеннолетие? – Он потянулся за формой. – Папаша Ноллан подарил сынуле личную яхту, и мы сможем катать девчонок по орбите?
– Давай, пошевеливайся, обо всем узнаешь. Бортников уже ждет.
– А почему старпом? Где капитан?
– Уехал в штаб ругаться. Мол, у него перед самым рывком к Сатурну забирают двух офицеров.
– То есть может статься, что девчонок будет выгуливать кто-то другой?! – штурман нахмурился. – Кстати, матка боска ченстоховска, я точно помню, что клал второй носок в ботинок. Куда он мог деться?
– Не важно! Надень новые. В конце концов, такое событие нужно отметить!
– Какое там не важно?! Я знаю, это Бейли нацепил! Мстительный хорек постоянно таскает мои вещи! Он все не может успокоиться после того, как на втором курсе обнаружил свою Лорелею в моей спальне.
– Тэд, когда мы будем нестись в открытом космосе, между вахтами ты сможешь предъявить мне весь свой донжуанский список, а то я последнее время путаюсь в именах! – рассмеялся потомок спасителя человечества. – По-моему, Лорелея была не с Бейли…
– Что ты такое несешь! Я скорее Большую Медведицу приму за Малую, чем перепутаю своих прекрасных дам!
– Ладно, посмеялись и хватит. Давай, пошевеливайся. Нам следует все оформить, – заторопил друга Ноллан, – покуда старый ворчун Хешем не притащил из штаба свою разъяренную морду.
– Но я не могу без носка…
– Возьми из моего рундука! Потом, когда вернемся, у тебя будут тысячи носков, ты сможешь делать из них гирлянды и требовать от Санты, чтобы на Рождество он совал подарок в каждый из них! – фыркнул новоявленный капитан.
– Ага, тысячи и один. Эд, с этим назначением ты просто одурел! Ни у кого не может быть тысячи носков.
