скачать книгу бесплатно
Верность слову
Михаил Сверлов
Повесть о младшем лейтенанте, попавшем на фронт сразу же по окончании военного училища в январе 1945 года, где он нашёл и потерял в бою друга, с которым они дали взаимное обещание: тот из них, кто останется жив, после войны позаботится о семье погибшего.Помимо трогательной истории о верности слову, данному своему боевому товарищу, повесть позволяет увидеть события последних дней войны и послевоенных лет глазами очевидца, материалы личного дневника которого были использованы при создании книги.
Верность слову
Михаил Сверлов
Документально-художественная повесть
Редактор Е. М. Сверлова
© Михаил Сверлов, 2023
ISBN 978-5-0060-4770-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
? ? ? ? ? ? ? Дмитрий Михайлович Сверлов
? ? ? ? ? ? ? ? ? ?? ? 1924—1999
Посвящается моему дяде,
Дмитрию Михайловичу Сверлову,
ветерану Великой Отечественной войны.
?
?
? ?
?
?
?
?
?
?
?
?
«Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
Каждый выбирает для себя».
– Юрий Левитанский
Часть I: Фронт
Путь на фронт
– Ваша фамилия?
– Сверлов.
– Имя, отчество?
– Дмитрий Михайлович.
– Год и месяц рождения?
– 1924, 23 февраля.
– Где работаете?
– В автотранспортном техникуме.
– Участник войны?
– Участник.
– Подождите минуточку.
Медицинская сестра, дежурившая в регистрации приёмного покоя пульмонологического отделения республиканской больницы города Уфы, встала, закрыла окошечко регистрации и куда-то ушла.
Он сидел на медицинской скамейке, откинувшись к стенке холодного приёмного покоя, куда его привезла скорая медицинская помощь.
«Участник войны, – подумал он, – такой, вроде бы, и далёкой, но, оказывается, такой близкой, что до сих пор не отпускает». Вздохнув, оглядел пустой приёмный покой и вновь усмехнулся: «Слово-то какое придумали – покой! Какой тут, к чёрту, покой?! Покой будет там, на погосте…» «По-кой, по-гост. По-кой, по-гост», – застучало в его голове, как будто стук колёс… Он выпрямился, вспомнив, как тогда, в сорок четвёртом, он, младший лейтенант, выпускник военно-пулемётного училища ехал в поезде к месту назначения. «Как это было?..» – задумавшись, вновь прислонился спиной к стенке приёмного покоя.
Баюкающий стук колёс и мягкое покачивание вагона. Мимо пролетает унылый, однообразный, серый пейзаж. Душно и тесно.
Станция Обозерская. Ночью, лёжа на столах привокзальной столовой, четыре часа ждём мурманский поезд, который, к несчастью, опаздывает.
Толкучка при посадке, и снова маринование в душном, до отказа набитом вагоне.
Станция Вонгунда встретила четырёх комсоргов-выпускников Архангельского военно-пулемётного училища (АВПУ) утренним ядрёным морозцем. Вновь пригородный поезд и бесконечная дорога с желанием хоть как-то согреться.
Город Онега. Политотдел 291-й стрелковой Гатчинской Краснознамённой дивизии. Неожиданно быстрое назначение в 309-й стрелковый полк, и снова путь на Обозерскую.
Вновь станция Вонгунда – ожидание и безделье, песни и совсем беспричинный смех.
Заходим с ребятами за перегородку, отделяющую санитарную часть от общего зала. Там две девушки просматривают пассажиров на педикулёз и выдают необходимые для получения проездного билета справки. Рядом с ними печь, весело шумящая языками пламени, излучает ласкающую тело теплоту.
– А что, девчата, – начал Пашка Сиротин, – много тут у вас завшивленных граждан?
– А вы кто, контролёры-ревизоры? Пришли вшей считать? – девчата засмеялись.
– Да уже не так много, как было раньше. Морозец многих побил, – ответила одна из девчат и добавила, – вшей.
– А присесть к печурке можно? – с напором продолжил Павел, – Не пустите к теплу? А то жрать так хочется, что переночевать негде!
Все рассмеялись. Обмен шутками позволил подготовить почву для знакомства. И так, полушутя-полусерьёзно одну из девушек уговорили заварить чайку. Пошли к ней на квартиру. Пока забирались на горку, познакомились ближе. Она оказалась студенткой медицинского училища.
Квартирка холостяцкая с одной кроватью, покрытой тюлевым покрывалом; кисейные занавески на одном широком окне. Горка книг на столе. В углу – гитара.
Разделись, достали сухой паёк, и через пять минут аппетитно прихлёбываем из стаканов чай, подливая его из пузатого чайника.
Закончив чаепитие, Пашка взял в руки гитару. Немного поднастроив её, он, неожиданно для меня объявил:
– А сейчас для вас споёт почти народный артист, «орденопросец», гроза фашистов и любимец архангельской публики – Димитрий Сверлов! Аккомпанирую я, – привстав, он поклонился в разные стороны.
– Ой, ребята! Так вы из Архангельска? – всплеснув руками, весело спросила Зина.
– Из Архангельска – мой «знаменитый» друг, а мы – «пскопские»! – Павел вновь приподнялся и театрально поклонился девушке.
– Да брось ты, Пашка, дурака валять! – сказал я. – Чего петь-то будем?
– Народный согласен! – чумным голосом заорал Пашка и, узрев, что я стал сердиться, взял аккорд: – «Чёрные косы!»
Я любил петь и поэтому, не споря с ним, начал:
Чёрные косы имела
В них чёрные ленты вплела,
Милого крепко любила,
За что и в могилу сошла.
Он был из семьи коммунаров,
Она же – кулацкая дочь,
И как же сошлась эта пара,
То знает весенняя ночь.
Два часа пролетели незаметно, и мы нехотя вернулись на станцию. Ещё через пару часов погрузились в теплушки, и с девятого декабря в ночь на десятое я распростился с милым Севером, стоя в дверях шестнадцатитонного грузового вагона.
Мимо меня уходила в даль знакомая до мелочей привычная жизнь, а за моей спиной в сутолоке людей связного штаба, спешивших закончить последние работы по обустройству, начиналась жизнь – новая, неведомая, с очень часто меняющейся обстановкой.
Северный ветер в последний раз обдул моё лицо, бросив в него горсть колючего снега, а северные звёзды в сужающийся створ закрывающейся двери подбадривающе мерцнули: «Держись, Димка!» И началась жизнь на колёсах.
– Дмитрий Михайлович! Дмитрий Михайлович!
Он открыл глаза. Рядом с ним, тряся его за плечо, стоял дежурный врач и девушка-регистраторша.
– Пойдёмте, я провожу вас в душевую, а затем в палату, – сказал врач.
– Да я сегодня уже принимал душ.
– Всё равно. У нас так положено, что все больные обязаны принять душ и переодеться в наше бельё.
«Ну вот, уже и больной!» – невесело подумал он. Потом встал и, подхватив свою сумку с вещами, пошёл за доктором. Через полчаса он был одет в больничную пижаму и помещён в четырёхместную палату, где спал всего один сосед.
«Утром познакомлюсь», – подумал Дмитрий Михайлович. «Утро вечера мудренее, – откуда-то пришло на ум, и он закончил эту пословицу многим людям неизвестными словами: – Кобыла мерина удалее!»
Лёг на кровать. Спать не хотелось. Наплывали воспоминания полувековой давности.
Город Вологда! Затем суточное болтание по Московской окружной железной дороге. Реутов – пригород Москвы. И опять неизвестно сколь длительное стояние.
Заместитель командира полка по политической части майор Сидоров, войдя в вагон, ругнулся.
– По всему видно, что попали мы суток на трое. Чёрт возьми, конец войны, а у нас всё ещё неразбериха кругом! Чем заниматься будем, соколы вы мои? – обратился он к нам.
– Разрешите обратиться, товарищ майор? – спросил я.
– Давайте, товарищ младший лейтенант, обращайтесь.
– Разрешите увольнение в город. Жену брата нужно найти.
– Это где ты её в Москве искать-то будешь? И зачем? А где брат?
– У меня примерный адрес есть. Я ей хочу передать свой продовольственный аттестат. Сын у неё семимесячный, а с продуктами питания плохо. А Николай, брат мой, на фронте. С первого дня воюет.
– А он что, не может ей свой аттестат послать?
– Так он, товарищ майор, сержант. Они на фронте-то и познакомились.
– Как добираться до города будешь?
– Так было бы разрешение, а как добраться – найду.
– Хорошо! Сейчас 13:00. К 24-м часам быть на месте. Времени хватит? – спросил майор, выписывая документ.
– Ну давай! Передавай привет фронтовичке. Да… – он попридержал меня, готового сорваться с места. – Вот, передай ей подарок от нас, – и он достал из походного рюкзака, стоявшего под столом, буханку хлеба, две банки тушёнки и две банки сгущённого молока. – Малец-то, наверное, молочко сладенькое любит? Давай, беги!
Майор отвернулся, но я заметил, как на его глаза навернулась слеза. Вся семья майора погибла в начале войны. Погиб и годовалый внук.
– Есть! – ответил я.
Быстро прихватив заранее приготовленный рюкзак с продуктами, запихнув туда же завёрнутые в чистую нательную рубашку продукты майора, я выскочил из вагона. Навстречу шёл железнодорожник, держа в руках молоток на длинной ручке, которым он что-то там простукивал под вагонами.
– Скажите пожалуйста, – обратился я к нему, – как тут можно до Москвы добраться?
– А вон, иди к платформе, – он указал направление рукой. – Повезёт, на пригородный попадёшь. Он должен был уже пройти, но что-то задерживается.
– Спасибо! – крикнул я на бегу.
Как это ни удивительно, но мне повезло. Я успел на поезд. Правда, он больше стоял на каких-то станциях, разъездах, а то и прямо в поле, но уже через два часа я был на Курском вокзале. В справочной узнал, как доехать до улицы Осипенко. Оказалось, совсем несложно: на метро до библиотеки Ленина, а там на трамвае – прямо до улицы Осипенко.
Я быстро нашёл нужный дом и, поднявшись на третий этаж, квартиру. Звонок не работал. Постучал в дверь. Потом ещё раз. За дверью послышались шаркающие шаги, и дверь открыл очень пожилой человек с женским тёплым платком на плечах.
– Вам что надо, молодой человек? – спросил он, глядя на меня подслеповатыми глазами.
– Макеева Люся здесь живёт?
– А Вы, собственно говоря, кто?
