скачать книгу бесплатно
– Вот именно. Я зацепился якорем за крышу моего… своего дома. К счастью, я не установил у него на крыше никаких датчиков, так что он ничего не заметил.
– В наших местах бывают сильные ветры. Не боишься, что якорная цепь оборвётся или что у дома крышу сорвёт?
– До сих пор не срывало, а если сорвёт, то так ему и надо – паразиту неблагодарному, – с явной обидой проворчал Дурабум. – А от ветра у меня есть купол. Ты его видел, когда мы подъезжали. Когда меня нет или если ветер сильный, купол поднимается. Он обтекаемой формы, и ветер его не сдувает. Замечательная штука. Сам Профессор рассчитал. Помнишь Профессора?
Конечно, я помню Профессора. Это был наш одноклассник, отличник, который ещё в третьем классе читал вузовские учебники по физике и высшей математике. Про ракету из консервных банок он сразу сказал, что это чушь, но расчёты сделал безупречно, иначе мы бы не далеко улетели.
– Он, небось, теперь настоящим профессором стал? – спросил я.
– Нет, – ответил Дурабум, – представь себе, не стал. Окончил университет с красным дипломом, но в учёные не пошёл. Ему деньги были нужны, а в науке, да ещё и без английского языка, денег не заработать. Там надо писать статьи по-английски, а у Профессора с языками плохо – воображения, наверное, не хватает, он ведь только считать умеет. Вот и стал считать деньги – сначала чужие, а потом и свои. Теперь их у него так много, что он и сам, небось, со счёта сбивается. Зазнался – страшное дело, но, если уговорить, он и сейчас что угодно рассчитать может. Мне он и аэростат рассчитал, и купол, и магнит внутреннего сгорания.
Говоря это, Дурабум нарезал хлеб и колбасу, выстраивая на столе башни из бутербродов. Опять вспомнилось детство: наш одноклассник Коля Зверев обожал живую природу и бутерброды с колбасой. Он был готов сутками наблюдать жизнь муравьёв или рост цветов и мог съесть сколько угодно бутербродов с колбасой. Он тоже летал с нами на ракете из консервных банок и всю дорогу рассказывал о внеземных формах жизни, а мы слушали и верили, хотя единственная форма жизни, с какой мы встретились в космосе, были мы сами. Если я, конечно, не забыл что-то существенное.
– Ты никак для Коли Зверева готовишь бутерброды? – спросил я.
– Он обещал зайти. Мы тут часто видимся. Эти теплицы – его работа. Ставит там эксперименты. Исследует влияние высокогорного климата на развитие растений, – ответил Дурабум.
– У него ещё была ящерица, – продолжал вспоминать я. – Он с ней в школу всё время приходил.
– Это не ящерица, – возразил Дурабум, аккуратно выкладывая последний бутерброд. – Это говорящий динозавр Митя.
– Помню Митю, – ответил я, погружаясь в воспоминания, которые на глазах становились всё более явственными. – Только это был никакой не динозавр, а просто крупная ящерица, и говорил он совершенно невнятно – я ничего не мог разобрать.
Дурабум пожал плечами:
– Нормально он говорил – я всё понимал. Проблемы с дикцией у него, конечно, были – не человек всё-таки, но тогда и у меня дикция хромала, и у тебя тоже. А кто он там точно был – я в этом не разбираюсь, но, насколько помню, динозавры и есть крупные ящерицы, а какой размер у ящериц считается крупным, я не знаю. К тому же это был молодой динозавр – он рос.
Это правда: я помнил Митю размером с небольшую собаку, Коля Зверев намеревался его откормить, но после всех его усилий ящерица выросла до размера разве что среднего пони. По моим представлениям это на динозавра не тянет.
– Он здоровенный вымахал, – продолжал Дурабум, широко разводя руки. Размах рук Дурабума не соответствовал размерам динозавра, но, возможно, он имел в виду нечто большее. – Громадная такая зверюга.
– И что с ним теперь?
Дурабум печально опустил глаза:
– Помер Митя. Выпил канистру бензина, испустил столб пламени, и всё.
Дурабум загрустил, и я, чтоб сменить тему, спросил:
– У Коли Зверева тоже есть магнит внутреннего сгорания или ты за ним заедешь?
– Он не ездит на машине, – рассеянно пробормотал Дурабум, стараясь найти оптимальное положение колбасы на очередном куске хлеба.
В то же мгновение порыв ветра опрокинул бутербродную башню, и на заоблачный остров опустилась крылатая ящерица размером с лошадь. Приземлившись, она слизнула со стола несколько бутербродов и, получив от своего наездника затрещину, аккуратно сложила на спине осиные крылья, распласталась и застыла, подставившись солнцу. Я, признаться, оторопел от такого зрелища. С одной стороны, оно было слишком невероятным, чтобы воспринимать его всерьёз, а с другой стороны, меня настойчиво свербила мысль, что это я уже видел, причём совсем недавно. Не справляясь с этими мыслями, я переключил внимание на Колю Зверева, лихо соскочившего с шеи ящерицы.
Он ухитрился почти не измениться с пионерской поры: не растолстел и не обрюзг, вырос, конечно, но лицо оставалось моложавым, светлые волосы так же густы и аккуратно расчёсаны, очки в модной оправе и светло-коричневая замшевая куртка символизировали элегантность и хороший вкус их владельца, а руки Коли Зверева, как в детстве, были покрыты царапинами и следами свежих укусов.
Представляться было не нужно – Коля Зверев узнал меня сразу, как и я его, хотя я-то как раз изменился очень сильно.
Бодрой пружинистой походкой он подошёл к столу, широким жестом схватил бутерброд, откусил от него, сел на складной стул и принял от Дурабума стакан пива.
– Здесь всегда холодное пиво, – сказал он, когда мы чокнулись за встречу. – В наших краях, чтобы оказаться на высоте, нужно сутки-другие добираться до ближайших гор или пойти в гости к Дурабуму.
Мы выпили за горный климат. Коля Зверев выглядел так солидно, что мне неудобно было о чём-то расспрашивать, а расспросить хотелось. Собравшись с духом, я начал издалека:
– А ты кем работаешь? Специалистом по животным?
– По людям, – ответил Коля Зверев. – Они тоже животные те ещё. В процессе эволюции кем только не побывали, и всё в генетической памяти остаётся. Отсюда сказки вроде как про животных, а на самом деле про людей. Люди могут стадом идти на убой, как овцы, набрасываться стаей на одного, как волки, жрать друг друга, как пауки. Что бы там люди о себе ни воображали, всякий, кто разобрался в психологии животных, знает всё про людей.
Я рассмеялся. Коля Зверев и в детстве был хвастуном. Он тоже рассмеялся в ответ и спросил:
– Хочешь, я прочитаю твои мысли?
– Ну? – сказал я.
– Ты хочешь узнать, как я здесь оказался, но боишься признаться в этом. Нарочно не смотришь в ту сторону, делаешь вид, что не замечаешь, и болтаешь о всякой ерунде.
Я хотел бы не согласиться, но не мог: Коля Зверев был прав. Действительно, я за всё время разговора не взглянул на ящера с осиными крыльями и ничего о нём не спросил, хотя, казалось бы, о чём ещё спрашивать, увидев такое… Неуверенно обернувшись, я убедился, что ящер никуда не делся. Мне было стыдно: я, взрослый, серьёзный человек, смотрю на то, чего быть не может, и, кажется, даже верю, что это не обман зрения. Дурабум смотрел туда же, куда и я, и, хотя на его лице не было заметно удивление, я подозревал, что он видит то же самое.
– Ящер, – решился выговорить я, делая всё же вид, что не имею в виду кого-то из присутствующих.
– Динозавр, – поправил меня Дурабум.
– Птеродактиль, – уточнил я.
– Нет, это не птерозавр, – возразил Коля Зверев. – У птерозавров крылья представляли собой кожаную мембрану, которая крепилась к пальцам передних конечностей, примерно как у летучих мышей. А это пластинчатые выросты как у насекомых.
– Откуда он у тебя?
– Помнишь динозавра Митю?
– Ящерицу?
– Динозавра! – почти хором возразили Дурабум и Коля Зверев.
– Это почти одно и то же, – сказал я, надеясь на компромисс.
– Нисколько! – настаивал Коля Зверев. – Динозавры больше общего имеют с птицами, чем с ящерицами.
– Я со школы помню…
– Мало ли чего мы помним со школы! Наука не стоит на месте, учебники устаревают, в них многое упрощено, да и память нас часто подводит. Когда мы учились в школе, ты называл Митю динозавром.
– Называл, – подтвердил Дурабум.
– Мы были детьми, – возразил я.
– Были, – согласился Коля Зверев, – только Митя-то при чём? Если он был динозавром, когда мы были детьми, то почему он должен стать ящерицей, когда мы повзрослели?
– Динозавры давно вымерли, —попытался возразить я.
– Лопастепёрые рыбы, от которых произошли земноводные, тоже давно вымерли, – заметил Коля Зверев, – но в прошлом веке нашлись современные лопастепёрые рыбы латимерии. Дожили как-то. Так почему динозаврам не дожить? Вот Митя и дожил. Я обнаружил его на окраине города, за гаражами. Он рылся в свалке, бедняга, – единственный динозавр, доживший до нашего времени. Много, наверное, натерпелся: у него была рана на хвосте – кто-то хотел его обидеть, и людей он очень боялся. Неделя ушла на то, чтобы приманить его бутербродом с колбасой и приручить. Приходилось прятать от взрослых, чтобы его не сдали в музей. По-другому с ним бы не обошлись: я спрашивал в зоопарке, нужны ли им динозавры, но там посмеялись и ответили, что их берут только в музей на чучело.
Я переглянулся с Дурабумом. Тот пожал плечами.
Коля Зверев заметил наши переглядки и нахмурился.
– Мне было десять лет. Я не употреблял ни алкоголь, ни наркотики, и врать я тогда тоже не умел, так что не вижу причин вашего недоверия, – сказал он.
– Ладно, – согласился я, – в детстве тебе повезло встретить небывалое животное. Но перед нами сейчас другой динозавр. Не могло же тебе так повезти дважды.
– Незадолго до своей трагической гибели Митя снёс яйцо…
– Снёс яйцо?! – мне определённо казалось, что Коля Зверев просто издевается надо мной. – Митя оказался самкой?
– Что значит оказался? Он всегда ей был. Имя Митя происходит от имени Деметры – древнегреческой богини плодородия. Это женское имя.
Дурабум громко хмыкнул.
– Ну, хорошо, – вынужденно согласился Коля Зверев, – имя мужское, но происходит от женского. Короче, он снёс яйцо. Дело было летом на даче. Я подложил яйцо курице, она его высидела, и вылупился этот молодой динозавр.
– Замечательно! – воскликнул я. – Папа Митя снёс яйцо, мама курица его высидела и получился крылатый птенец динозавра! Ещё одно доказательство того, что динозавры – родственники птиц.
– Курица не птица, – заметил Дурабум. – Куры не летают.
– Да кончайте вы стебаться! – Коля Зверев от возмущения так взмахнул руками, что выронил бутерброд с колбасой, тот взмыл вверх, а динозавр, до сих пор лежавший неподвижно, резко рванул за ним и с громким чавком проглотил, окончательно убедив меня, что он не иллюзия, а вполне реальное существо, находящееся на одном летающем острове со мной. – Курица тут вообще ни при чём, – продолжил, успокоившись, Коля Зверев. – Она только высидела яйцо, а крылья – вы же видите – они не куриные. Вы разве не знаете, что из неоплодотворённых яиц вполне может кто-то вылупиться? Это называется партеногенез. Он бывает у пауков, термитов, пчёл, муравьёв, тараканов, ящериц, рыб и даже у кур. А крылья – ну, бывают же крылья у муравьёв – так почему им не быть у динозавров. Никто не доказал, что крыльев у динозавров не было, ведь такие крылья следов не оставляют, и окаменевать в них нечему.
Коля Зверев порол явную чушь, но доказывать что-либо было бесполезно, поскольку главное доказательство – динозавр с крыльями был налицо и жрал бутерброды. Я взял один из них со стола и протянул дальнему родственнику птиц. Тот схватил его так шустро, что чуть не оттяпал мне руку, громко хлюпнув, проглотил, не жуя, и с благодарностью кивнул.
– Разговаривать ты его тоже научил? – спросил я.
– Ну вот ещё! Я ж не ребёнок, чтобы разговаривать с животными.
Крылатый динозавр согласно кивнул, будто поблагодарил за то, что к нему не пристают с дурацкими разговорами.
– И часто ты на нём летаешь? – спросил я.
– Всегда, – ответил Коля Зверев. – Машины у меня нет. Непрактичная бесполезная вещь: вонь, пробки, правила дорожного движения. А так долетаю куда мне надо без стресса и всегда вовремя.
Я попытался припомнить заметки в газетах, фотографии в соцсетях или сюжеты в телевизионных новостях о человеке, летающем по городу на динозавре с осиными крыльями, но ничто не пришло мне на память. Странно: уж такое-то ни пресса, ни граждане не могли обойти вниманием.
– А как люди реагируют, когда тебя видят? – спросил я.
– Никак. Они меня не замечают.
Я не придумал, как на это ответить, но, видимо, выражение моего лица всё за меня сказало.
– А что такого? – удивился моему удивлению Коля Зверев.
– Ты умеешь становиться невидимым? – предположил я, решив не удивляться никакому ответу.
Коля Зверев улыбнулся, налил себе ещё пива и взял новый бутерброд с колбасой.
– Представь себе, – сказал он, – что ты идёшь по улице и видишь, как два гигантских жука доедают свежий труп. А люди вокруг проходят мимо, лишь мельком взглянув на жуков, – кто равнодушно, кто с осуждением. Что ты сделаешь в такой ситуации?
Я с отвращением представил себе это и ответил:
– Позову полицию.
Коля Зверев коротко хохотнул:
– Ха! Ты точно так не сделаешь. Ты сразу представишь себе, как будешь объяснять полицейскому: «Там два жука доедают свежий труп!», а он, даже не взглянув в ту сторону, вызовет санитаров со смирительной рубашкой. Ты разумно рассудишь, что это не твоё дело, пойдёшь своей дорогой, как и все остальные прохожие, и уже через пару минут решишь, что это была галлюцинация, иллюзия, игра воображения или что-нибудь ещё подобное, и напрочь забудешь, что видел, а потом, если и припомнишь, то посчитаешь, что это тебе приснилось или показалось.
– Такое бы я запомнил, – возразил я не очень уверенно.
– Брось! – махнул рукой Коля Зверев. – Всего не запомнишь без специальной практики. Целый день с тобой всякое происходит, а спросит кто вечером, что было сегодня, – ничего и не вспомнишь. А почему не вспомнишь? Потому, что мир полон чудес, которые ты пропускаешь мимо себя и тут же забываешь. А про собственное детство люди как правило вообще ничего не помнят, потому что дети видят слишком много удивительного, чтобы помнить об этом, став взрослыми. Вспомни, например, что было в прошлую среду?
– В прошлую среду? – я напряг память. – Это был обычный будний день. Я проснулся, позавтракал, пошёл на работу, там занимался обычными делами, потом пошёл домой, поужинал, посмотрел телевизор и лёг спать. Вот и всё. Хотя, нет. Днём я вдруг вспомнил про школу и про ракету из консервных банок, а вернувшись с работы, я нашёл в интернете Дурабума и написал ему сообщение.
– И это всё? Не больно-то много за целый день. Может, хотя бы вспомнишь, что навело тебя на мысли о школе и ракете?
Я снова напрягся и представил себе, что я выхожу из автобуса и вижу, как мимо меня пролетает Коля Зверев верхом на динозавре с осиными крыльями. Кажется, он даже помахал мне рукой. Определённо, так и было, потому мне и сегодня показалось, что я его и этого летающего динозавра где-то видел. Конечно, тогда я не придал значения такому нелепому видению – я как обычно утром был невыспавшийся и подумал, что это продолжение сна, который я видел в автобусе.
– Так это ты был! А я-то совсем было запамятовал.
– Угу, – подтвердил Коля Зверев. – Так ещё поднатужишься и много чего вспомнишь. Только другим не рассказывай, а то в психушку попадёшь. Теперь понимаешь, почему на меня не обращают внимание? Кстати, не все. Дети меня часто замечают. Иной малыш закричит: «Мама! Смотри! Там дядя на драконе!», а мама только буркнет: «Не говори глупости!» – и даже не посмотрит в мою сторону. Пьяный, бывает, взглядом за мной проследит или наркоман какой-нибудь пальцем укажет: «Во! Мужик на крокодиле летит!» А нормальные, адекватные люди меня не замечают!
Заново сведя наше школьное знакомство, мы отправились на прогулку по острову. Дурабум провёл для меня экскурсию по своим заоблачным владениям. Его новый дом был глуп как дровяной сарай. На первом этаже хранился хлам, не поместившийся в карманах Дурабума, на втором были спальня и кухня, а на чердаке был установлен телескоп. Дурабум признался, что ничего не смыслит в астрономии, но любит иногда посмотреть на звёзды.
Коля Зверев показал мне растения в теплицах и рассказал про свои заоблачные биологические эксперименты. Он сумел скрестить картофель с помидорами, отчего клубни стали красными, росли на ветках, и их можно было есть сырыми, а помидоры стали расти из корней под землёй, затвердели, потемнели, и их надо было варить, прежде чем есть. Потом это растение Коля Зверев скрестил со свёклой, капустой и морковью – если это покрошить в кастрюлю целиком – с плодами, листьями и клубнями, можно сварить борщ, не добавляя даже соли и перца, поскольку соль и перец входят в состав изобретённого Колей Зверевым удобрения и уже содержатся в борщовом гибриде в достаточном количестве.
Он вывел сорт клубники, ягоды которой были легче воздуха, – они поднимались над листьями и быстро созревали под солнечным светом, не лежали на земле и не гнили, и их было удобно собирать. При этом надо было только хорошо закрывать корзину, чтобы ягоды не улетели в космос. Варенье из такой клубники было не только вкусно, но и полезно для тех, кто хотел сбросить вес.
В ходе долгих экспериментов он сумел вывести сорт арбузов с мягкой и прочной коркой, через которую можно было прощупать, созрел арбуз или нет. А из корок, после того как арбуз был съеден, можно было шить дамские сумочки или футбольные мячи.
– Люди пока что не придумали ничего более совершенного, чем созданное природой, – рассказывал Коля Зверев, переходя к следующей грядке. – Солнечные батареи – жалкое подражание листьям растений, которые из солнечной энергии добывают жизненную энергию. При этом их не надо ни строить, ни настраивать – они сами растут и располагаются так, чтобы получать больше солнечного света. Люди издревле использовали жизненную энергию растений, полученную ими от Солнца, когда сжигали уголь и дрова, а сейчас из растений добывают топливо – этанол и биодизель. Но для всего этого используются мёртвые растения, а я добываю энергию из живых лопухов, которые прямо сейчас её производят и будут производить дальше, при этом разрастаясь и наращивая свою мощность.
Вот откуда на заоблачном участке электричество – от энерголопухов. Ни проводов на землю, ни солнечных батарей на острове не было.
Вечером мы сложили костёр на специально подготовленном для этого месте посреди участка и при свете разгорающегося огня любовались закатом, который в наших пасмурных безгорных краях можно наблюдать только с острова, парящего над облаками.
Костёр горел, весела треща головешками. Дым от него столбом уходил в безоблачное небо, в то время как люди внизу не видели нас из-за густых облаков. Коля Зверев играл на гитаре, и мы пели пионерские песни. Крылатый динозавр тянул к костру свои замёрзшие лапы и пытался нам подтягивать, но у него получалось плохо, ведь когда он рос, такие песни уже не пели.
Когда костёр догорел, мы пекли в углях картофельные помидоры, студили их, перекидывая с руки на руку, ели, запивая пивом, и предавались фантазиям, которым так способствовала заоблачная ночь, красные блики тлеющих углей, белый свет луны и мерцание множества звёзд, каких никогда не увидеть из города.
– С детства мечтал о путешествиях, – сказал я. – Мир тогда казался огромным, и в нём столько всего хотелось посмотреть! Сейчас, когда я вырос, мир уже таким большим не кажется, но в нём всё равно столько интересного! Был бы у меня такой вот участок – я бы весь мир на нём облетел.
– Если бы он у меня в детстве был, я бы тоже на нём куда только не полетел бы, – ответил Дурабум. – Да, было время. А теперь и девочки постарели, и мечты измельчали, и возможности мы стали реально оценивать. Да и ракету из консервных банок теперь не построить. Не те стали банки.
