скачать книгу бесплатно
– У нас с Алексеем Николаевичем уже появилась версия. Почерк убийства в Новой Стройке схож с разбойным нападением возле Спас-Клепиков. Четверо напали на крестьян, возвращающихся из города с выручкой. Отца главарь, человек корпусный, убил ударом топора. Сразу, без единого слова! Сыновей поранили ножами. Отобрали деньги и ушли. Здесь то же самое. Сила удара, орудие убийства, показания владельца винницы насчет четверых неизвестных – много совпадений.
– Даже слишком много, – встрял в разговор Будильников. – Другие версии тоже надо ковырять, не держаться только одной этой.
– Совершенно с вами согласен, – кивнул Лыков. – Мы с Сергеем Филипповичем того же мнения: слишком много совпадений. Опросили первого попавшегося торговца, и тут же он вспомнил про четверых разбойного вида. Как в книжке.
Кузнецов дал всем высказаться и продолжил:
– Я заслушал уездного исправника. Он ведет дознание по разбою, но топчется на месте. Никаких улик. Свидетели примет нападавших не запомнили – было темно, неожиданно, и сразу их взяли в ножи. Помнят только, что главарь длинный и что одеты все четверо были как фабричные. Обратим внимание на этот факт. Государство у нас сословное…
– Важный факт, – подхватил Баулин. – И в ночь убийства в Новой Стройке появились четверо неизвестных такой же наружности. А что у нас в городе с пролетариатом, мать его ети?
Кузнецов махнул рукой: помягче с формулировками.
Начальник сыскного отделения продолжил свою мысль:
– Рязань не самый промышленно развитый город. Чистых рабочих насчитывается всего тысяча триста человек. Заводов раз-два и обчелся, и они не сказать чтоб крупные. Кроме завода пахотных орудий и сельскохозяйственных машин.
– И паровой мельницы Масленникова, – опять встрял с комментарием пристав Будильников.
– И мельницы, – согласился городской сыщик. – Я бы добавил еще суперфосфатный завод, он на подъеме.
Кузнецов счел необходимым пояснить командированному:
– Наши рязанские фосфориты обширно распространяются по всей России и спорят с бессарабскими и подольскими!
Баулин выдержал паузу и продолжил:
– Прочие заводы числом около шестидесяти имеют небольшой персонал. Краскотерочный завод, шпалопропиточный, свечно-восковой, винокуренный, мыловаренный, гончарный, каретно-экипажный, лесопильный и кирпичный. Все их можно обшарить, если господа приставы помогут сыскному отделению, придадут нам смышленых городовых для обхода.
– Помогут, – со значением сказал полицмейстер.
На лицах господ приставов появилось унылое выражение. Кузнецов увидел это и вспылил:
– Умышленное убийство! Это вам не бочонок сельдей украли. Все обязаны помогать Баулину, все. Спрошу с каждого! А губернатор с меня шкуру спустит, если не найдем злодеев, и правильно сделает.
Он чуть остыл и обратился к губернскому секретарю:
– Сколько вам нужно человек?
– Хотя бы по десятку от каждой части. Большие предприятия мы сами обойдем, притоны вокруг базаров – тоже. Мелочь хорошо бы поручить частям. Особое внимание обратить на Троицкую слободу. Сургучный завод, где работал Полудкин, – там расположен. Мельница – там. Лесные склады, нефтяная торговля общества «Мазут» тоже там. А полицейский надзор слабый. В казармах селят кого ни попадя, и рабочие, кто имеет свои дома, охотно спрячут за бутылку ханжи человека без паспорта.
– Облава? – сообразил надзиратель Троицкой слободы Киреев.
– И немедля, сегодня же ночью, – приказал полицмейстер. – Я сам пойду с вами. Убийцы в моем городе… Не позволю!
Лыков дал начальству выпустить пар и обратился к Баулину:
– Сергей Филиппович, расскажите, что дал опрос жителей Новой Стройки.
– Так точно. А… ничего он не дал! Видели около полуночи двоих, что шли в сторону Лазаревского кладбища. Двоих, а не четверых. Там ни одного фонаря, разглядеть не вышло. Вроде бы один рослый, в мохнатой папахе, как у сибирских стрелков. Но где Рязань, а где сибирские стрелки?
Начальник сыскного отделения обратился к полицмейстеру:
– Петр Григорьевич, когда же там освещение проведут? Убивать уже стали! Войдите с отношением в городскую управу!
– Управе сейчас не до того, – пояснил надворный советник. – Готовят выборы в думу на новое четырехлетие, до восемнадцатого года. Ты давай ближе к делу.
– Так точно. Домовладелец, который Власов, в ту ночь отсутствовал. Дворника у него нет и никогда не было. Соседи сказали, что спали и ничего не слышали. Пусто…
– А купоны, что отобрали у Пишванова?
– Чистые.
– Вскрытие?
– Перед смертью убитый пил водку и закусывал хлебом с горчицей. Такое угощение предлагают во всех кабаках, а их в городе два десятка.
– Ясно, – констатировал питерец. – Что дал опрос на сургучном заводе?
– Пусто и здесь. Полудкин держал себя задавакой, ни с кем дружбу не водил. Говорил: я среди офицеров половину жизни провел, не вам, голодранцам, чета, обхождение знаю. Рабочие, понятное дело, обижались. А еще он стоял караульщиком на воротах и не давал сургуч воровать. Так что… как уж? Обструкция, вот.
– Но насчет денег, пятидесяти рублей, он кому-то обмолвился?
– Надзиратель Свириденко таких не обнаружил, как ни старался.
В комнате установилась тишина. Статский советник прервал ее очередным вопросом:
– А женщину, Марию Елизаровну, вы нашли? – И пояснил остальным: – Это баба, которая ходила к убитому.
Баулин ответил:
– В адресном столе такая есть одна, по фамилии Котасонова. Проживает на Затинной улице в собственном доме. Ну, не дом – хибара. Крыша дырявая, забор упал… Исчезла неожиданно и никому не сказала куда. Ищем.
– Узнала про убийство, испугалась и спряталась? – предположил статский советник.
– Возможно. Люди у нас не любят якшаться с полицией.
– Тогда найти ее ваша приоритетная задача.
– Так точно.
– Что еще? – повысил голос полицмейстер. – У кого какие будут предложения?
Неугомонный Будильников поднял руку:
– Из пропавших вещей есть что-нибудь приметное?
Алексей Николаевич ответил:
– Разве что два оловянных стакана с рисунком Рижского замка.
– Рижского? – удивились рязанцы.
– Полудкин там служил.
– Такие стаканы можно и найти, – оживился пристав Савинов. – Толкучий рынок взять под лупу и известных скупщиков краденого…
– Сыскное отделение этим уже занимается, – укоротил его рвение полицмейстер. – Другие идеи есть?
Подчиненные дружно промолчали. Лыков повернулся к коллеге-сыщику:
– Бабу надо отыскать. Срочно!
Баулин развел руками:
– Легко сказать. Родни у нее нет, соседи как в рот воды набрали.
– Покажите мне Затинную улицу.
Губернский секретарь подошел к стене, на которой висел план Рязани, и ткнул пальцем в правый край:
– Вот, по-возле ипподрома.
– Значит, она ходит или в Благовещенскую церковь, или в Иерусалимскую. Хотя храм Симеона Столпника тоже недалеко. И девичий Казанский монастырь тоже.
– Ну… а что это нам дает? Думаете, мы ее там на службе поймаем?
Лыков приказал:
– Установите приход и полистайте церковные книги.
– Да зачем, Алексей Николаич?
– Узнайте, у кого она крестила детей, кому приходится кумой. И ищите Марию Елизаровну там.
– Слушаюсь! – Баулин зачесал в затылке. – А ведь точно. Как я сам не додумался?
– Выполняйте, – приказал ему полицмейстер. – А вечером будьте готовы к облаве. Господа приставы и надзиратели, слушайте приказ. К десяти часам вечера быть наготове. Собрать под секретом в каждой части по двадцать городовых, которые покрепче. От Ново-Александровского участка пятеро, хорошо знающие местность, и со списками подозрительных адресов. Конной страже в полном составе стоять во дворе управления. Ищем четырех неизвестных, схожих с фабричными, но на самом деле они разбойники. Заодно метем всех бесписьменных, подозрительных, херых[17 - Херый – пьяный.], не имеющих права проживать в губернском городе, отбывших тюремный срок, состоявших под судом и следствием, под гласным и негласным надзором полиции. Подчистую без поблажек. Потом будем разбираться.
Подготовка к облаве началась. Питерцу лазить ночью по притонам было не по чину да и не интересно. Местные разберутся лучше приезжего, кто чего стоит. А он утром посмотрит на улов. Поэтому Лыков занялся поиском Марии Котасоновой. В помощь ему придали городового Фоку Разстрыгина. Тот служил при сыскном отделении с первого дня его основания, уже шестой год, и был достаточно опытен. В первом же храме, в Благовещенском, Фока нашел в крестильных записях скрывающуюся бабу. Она приходилась кумой владельцу торговых бань в Рыбацкой слободе Ивану Иванову. Сыщики отправились туда – и обнаружили Марию Елизаровну сидящей в горнице у самовара.
– Здорово, честная вдова, – хмыкнул довольный Фока. – А мы с их высокородием тебя разыскиваем.
– На что я вам сдалась? – начала было прикидываться убогой Котасонова. Но была тут же одернута:
– Айда в полицию, там будем жечь тебя каленым железом, пока не сознаешься.
Подготовленную таким образом женщину Алексей Николаевич допрашивал лично. Первые минуты она еще пыталась отовраться, однако командированный умел быть суровым. И в конце беседы Елизаровна сообщила кое-что важное. На вопрос, где ее хахаль покупал водку и табак, она ответила:
– Он сам бывший денщик и любил водить дружбу с денщиками. А местных обывателей презирал.
– И?..
– В Нежинском полку служит поручик Жанно-Кристофер Янович Гиждец…
– Как-как? – вскричали полицейские.
Вдова без запинки повторила.
– Ого… – удивился Лыков. – Но что дальше? У него есть денщик – приятель Василия?
– Точно так, барин, – с достоинством ответила Елизаровна. – Живут они через два дома от Полудкина. Денщика звать Евграф Обозенко. Хитрый малый – ух! Он и продает всей округе спирт и необандероленный табак. Восемьдесят копеек бутылка! Ночью, конечно; днем полтинник. И Васю он же снабжал.
Вспомнив своего дружка, вдова всплакнула. Больше ничего ценного из нее вытрясти не удалось, как питерец ни старался.
Алексей Николаевич решил ковать железо, пока горячо, и немедленно допросить денщика. Тут были свои сложности. Хоть Обозенко и нижний чин, но все же он военный. И для допроса нужно разрешение начальства, командира полка или даже дивизии. Однако питерец быстро придумал хитрый ход.
Пока вся рязанская полиция готовилась к облаве, Лыков с Разстрыгиным делали свое дело. Они подъехали к дому, где жил поручик с дикой фамилией. Статский советник спрятался за угол, а городовой стукнул в окно. Открылась форточка, и раздался голос:
– Чего надо?
– Диковинку[18 - Диковинка— бутылка водки] продай.
– А деньги?
Фока протянул горсть медяков (специально разменяли в кассе вокзала, чтобы не вызвать подозрений). Как и ожидалось, денщик рассердился:
– Вы бы еще по копейке притащили, живоглоты!
– Нету других, Евграф Батькович, бери что дают.
– А ты кто такой? – вдруг встревожился служивый. – Что-то я тебя не помню.
– А кто у тебя на Рождество покупал? Фока это.
– А-а… Держи.
Городовой взял протянутую бутылку и сделал вид, что ушел с нею. Через пять минут они с Лыковым подкрались к входной двери. Алексей Николаевич бесшумно снял ее с петель, своротив при этом засов, и приставил в стене.
– Пошли.
Полицейские ворвались в комнату и застали интересную картину. Денщик в мундире и домашних тапочках разливал из бака ковшом через воронку ядреную жидкость. Бак стоял на полу, а вокруг красовалась посуда на любой вкус: косушки, четушки, штофы с полуштофами, осьмухи и даже одна четверть[19 - Косушка, она же получарка, – 0,06 литра. Четушка, она же сороковка, – 0,31 литра. Полуштоф, или мерная бутылка, – 0,6 литра. Штоф – 1,23 литра. Осьмуха – 1,55 литра. Четверть – 3,1 литра.].
– Так-так, – зловещим голосом произнес Лыков. – Да тут притон! Городовой, взять его!
Денщик заорал. На шум из соседней комнаты прибежал молодой поручик с огромными усами, каким позавидовал бы даже будущий премьер Горемыкин.
– Кто вы? Что происходит?
