скачать книгу бесплатно
– Что пора арестовывать?
– Конечно. Представляете, какая ответственность? Вдруг я упущу момент? И оружие попадет в злонамеренные руки. Признаться, когда Филиппов отдал богу душу, я даже обрадовался. И аппарат его сломал не без умысла. Пусть уж никому не достанется это чертово изобретение! Хотя, повторюсь: я считаю, что ничего подлинно опасного доктор натурфилософии изобрести не мог. Сейчас над такими вещами трудятся целые институты и секретные правительственные лаборатории. На изыскания требуется прорва денег, это по карману лишь государству. Вон у германцев вся наука служит военному министерству. А тут одиночка. В кабинете площадью десять квадратных саженей. Без средств, без помощников, все на живую нитку… Видели бы вы его аппарат! Три железки и какие-то линзы – вот и все. Какое из этого могло выйти оружие? Да еще чтобы остановить войны на планете. Чушь!
Сазонов перевел дух. Коллежский советник спросил:
– А если это был гениальный одиночка? И он действительно изобрел оружие страшной разрушительной силы?
– Тогда тем более я прав. Сломать лабораторию, сжечь все его бумаги, предать имя забвению.
– Ход науки не остановить. Завтра кто-то другой откроет это заново. Но у нас не осталось разработок ученого, чтобы получить фору в состязании с теми же германцами.
– Все равно я прав, – упрямо заявил подполковник. – И государь наш одобрит мои действия. Он пацифист, против войны. Вспомните, кто организовал Гаагскую мирную конференцию. Филиппов был наивный утопист. Так это называется? Он полагал, что если изобретет нечто до него невиданное, то войны от этого сразу прекратятся. С чего вдруг? Соперники бросят все силы на то, чтобы заполучить такое же оружие. Никаких денег не пожалеют и добудут. Представьте себе, что наше Военное министерство завладело изобретением покойника. И довело его до работающего образца. Долго после этого оно будет оставаться тайной для германцев или англичан? Купят кого надо с потрохами, купят и заведут у себя то же самое и даже сильнее.
– Вы правы, я сам в последнее время думаю о том же, – согласился с жандармом сыщик. – Утопист, согласен. Он полез не в свое дело. Тут такие силы замешаны… Большая политика, европейская война, власть в Европе на кону. Кто бы ему дал диктовать свои наивные требования…
– Вот! И я об этом, Алексей Николаич. Рад, что мы поняли друг друга.
– Яков Григорьевич, однако один вопрос все равно остается. Лаборатория Филиппова уничтожена безвозвратно. Но результаты его исследований – где они? У вас бумаг кот наплакал, на архив ученого не тянет. А в перехваченном письме германского агента сказано, что документы переправлены в Берлин. Откуда они взялись, если вы прибыли на место происшествия первыми и все забрали?
Сазонов опять пожал плечами. Похоже, это было его любимое телодвижение…
– Ума не приложу. Дворник сообщил тут же, как узнал. Мы приехали через полчаса. Дверь была заперта изнутри, в комнате ничего не тронуто, никаких следов обыска. Хотя…
– Что?
– Разве вот у жены что-то осталось? В спальню мы, конечно, не заходили.
– И не говорили с ней о бумагах?
– Алексей Николаевич, вы же понимаете, в каком она была состоянии. Лишиться мужа, внезапно. Остаться без средств. Да еще на последнем месяце беременности! О чем можно было говорить тогда с несчастной женщиной?
– Понятно. Я сам побеседую с ней.
– А…
– А вам, разумеется, сообщу о результатах.
– Буду обязан!
Пока доделывали опись, Лыков продолжил изучать бумаги. Его заинтересовал лист, запись на котором была оборвана. Сазонов глянул на него и пояснил: это лежало на лабораторном столе ученого. Последнее, что успел записать Филиппов перед смертью…
На четвертушке почтовой бумаги округлым почерком было написано: «Опыт над передачею взрыва на расстоянии. Опыт 12-й. Для этого опыта необходимо добыть безводную синильную кислоту. Требуется поэтому величайшая осторожность, как при опыте с взрывом окиси углерода. Опыт 13-й: взрыв окиси углерода вместе с кислородом. Надо купить элементы Ленкланше и Румкорфову спираль. Опыт повторить здесь в большом помещении по отъезде семьи…»
В папке лежал также рисунок аппарата Филиппова, сделанный перед его разрушением. Понять что-либо из него было невозможно. Эх, вандалы…
Коллежский советник оформил изъятие документов и покинул Мойку, 12. До встречи с военными оставалось еще несколько часов. Он заперся в своем кабинете и потратил их на ознакомление с архивом.
Сыщику мало что удалось понять из научных трудов вперемешку с частными письмами. Труды были других авторов – видимо, редакционный портфель. Из корреспондентов чаще всего встречался некто Трачевский. В черновике письма, обращенном к нему, встретились любопытные слова: «Я могу воспроизвести пучком коротких волн всю силу взрыва. Взрывная волна полностью передается вдоль несущей электромагнитной волны и, таким образом, заряд динамита, взорванный в Москве, может передать свое воздействие в Константинополь. Проделанные мною эксперименты доказывают, что этот феномен можно вызвать на расстоянии в несколько тысяч километров. Применение такого оружия в революции приведет к тому, что народы восстанут, и войны сделаются совершенно невозможными». Опять Константинополь! Как в письме в газету. Дался ему этот город… А фраза о применении оружия в революции совсем не понравилась правоохранителю Лыкову. Похоже, подполковник Сазонов не ошибся: покойный думал о таком использовании своего изобретения! Думал или специально готовил для этой цели? И вместо загадочного треххлористого азота грозил уже динамитом.
Еще сыщика заинтересовала приписка в конце: «К этому немного подходили в Америке (Тесла), но совсем иным и неудачным путем». Что за Тесла? Это фамилия или географическое название? Надо срочно отыскать Трачевского и расспросить о Филиппове.
Несколько писем были на немецком и французском языках – сыщик отложил их для поручика Олтаржевского. Закончив с бумагами, он наскоро почаевничал, потому что времени на обед уже не оставалось, и отправился на Таврическую.
Конспиративная квартира Разведочного отделения состояла из нескольких больших комнат на пятом этаже доходного дома. Ротмистр Лавров встретил сыщика и показал ему помещение. Удобство его было в том, что имелось два черных выхода. Для секретных дел весьма кстати. В прихожей сидел человек, хорошо Лыкову знакомый, – отставной унтер-офицер Арзамасцев. Барон Таубе привез его с Сахалина и пристроил к операциям военной разведки.
– Здравствуйте, Платон Ануфриевич! Вы тоже теперь здесь?
– Так точно, Алексей Николаевич. Его превосходительство уступили его высокоблагородию господину ротмистру.
Сыщик усмехнулся. С тех пор как барон Витька стал генералом, Арзамасцев, прежде величавший его по имени-отчеству, теперь титуловал превосходительством. Военная косточка. Интересно, когда он, Лыков, выслужит действительного статского советника, тоже удостоится такой чести?
В канцелярии царила деловая обстановка. Сидели несколько мужчин в партикулярном платье, один из них печатал на пишущей машине. Вошел курьер, молча передал бумаги, взял расписку и так же молча удалился. В углу двое, по виду филеры, что-то обсуждали вполголоса. До Лыкова донеслись слова про австрийского военного агента князя Гогенлоэ. Увидев незнакомое лицо, агенты замолчали. Чувствовалось, что с дисциплиной у Лаврова все в порядке.
Таубе в последний момент вызвали на заседание Совета военного министра. Поэтому совещание на правах старшего в чине открыл Лыков:
– Господа, я переговорил с начальником Петербургского охранного отделения подполковником Сазоновым…
– Он не начальник, а лишь исправляющий должность, – тут же поправил его педант Лавров.
– Да, Владимир Николаевич, вы правы. С исправляющим должность. Но для скорости я продолжу называть его начальником. Подполковник в курсе дела. Его подчиненные наблюдали за Филипповым, тот считался «красным». Знали они и о том, что ученый разрабатывает какое-то новое оружие. Это насторожило охранников, и они приставили к Филиппову внутреннего агента. Фамилию его меня просили не называть, но рапорты дали. Еще я забрал из отделения архив покойного. Он весьма незначителен, похоже, кто-то его перешерстил до них. Сазонов утверждает, что это невозможно. Они-де явились почти мгновенно, дверь была заперта изнутри, и замок сломали в их присутствии, следов обыска нет. Но в письме Шиммельмана утверждается другое. Как-то немцы обхитрили Сазонова и его людей.
Олтаржевский с Лавровым переглянулись и осуждающе покачали головами.
– Далее. Начальника отделения беспокоило, что его поднадзорный может передать свое изобретение революционерам. По словам Сазонова, тот был активным участником социал-демократической партии. И не задумаясь бы так поступил. Поэтому, когда Филиппов умер, охранное отделение сломало его аппарат и изъяло все бумаги. Ну, как они думали, все…
– Аппарат уничтожен? – опешил поручик. А ротмистр лишь крякнул и сказал:
– Вот и правильно. Беда только от подобных изобретений.
– Продолжаю. Я начал просматривать изъятые документы и в письме к некоему Трачевскому нашел прямой намек на такие планы доктора. Надо повидаться с ним. Похоже, это один из близких друзей Филиппова.
– Профессор Трачевский? Александр Семенович? – спросил поляк.
– Насчет ученого звания не знаю, но Александр Семенович.
– Это известный историк, – пояснил поручик. – Сейчас он без должности, в отставке. Читает публичные лекции в «Соляном городке». Вот только чем историк поможет в таком деле?
Лыков был обескуражен:
– Да, как раз лектора по истории нам и не хватало.
– Поговорить с ним все равно надо, – рассудительно заявил Лавров. – Если они были приятели, что-то профессор да знает.
– Разрешите мне, Алексей Николаевич, – предложил поручик. – У вас рапорты агента отнимут много времени, а я сижу без дела.
– Валяйте, – разрешил коллежский советник. – Заодно выясните вот что. В письме профессору Филиппов упомянул: в Америке создают нечто похожее, но идут другим путем, более дорогим. И написано в скобках: Тесла. То ли имя, то ли местность, а может, название компании.
– Тесла – это фамилия, – опять влез с объяснениями Олтаржевский. – Он очень известный ученый, занимается теми же короткими волнами, а еще электричеством. Серб по национальности. Некоторые считают его гением.
– Так, теперь у нас тут еще и американцы, – констатировал сыщик. – А только начали дознание. До чего же доберемся в конце?
– Заморский гений… – пробурчал ротмистр. – Идет неправильным путем, ишь ты. А наш доктор шел правильным? И, возможно, готов был подарить свой аппарат террористам?
– Расспросите Трачевского и про Теслу, – обратился к поляку сыщик. – И потом, если вы такой всезнайка, скажите мне вот что. В последней записи покойного есть упоминания о каких-то инструментах или оборудовании. – Он заглянул в выписки. – Румкорфова спираль и элементы Ленкланше. Неужто и их поясните?
– Румкорфова спираль – это преобразователь низкого постоянного напряжения в высокое переменное.
– Напряжения чего? – не понял коллежский советник.
– Электрического тока.
– Хм. А элементы?
– Элементы Ленкланше – не что иное, как электрические батареи. Первичный химический источник тока. Изобретение уже давнишнее, общеизвестное.
Лыков откашлялся и сказал:
– Мариан Ольгердович, берите весь архив, кроме донесений агентуры, и сделайте заключение о его содержимом. Будете у нас ученой головой, а то мы с Владимиром Николаевичем больше волкодавы, нам бы тащить и не пущать…
– Слушаюсь, господин коллежский советник.
– Будет вам, не на плацу. Алексей Николаевич я для вас.
– Слушаюсь.
– И еще. Когда я стану встречаться с людьми из науки, а с ними нам придется толковать часто, прошу вас находиться при мне.
– Буду к вашим услугам, Алексей Николаевич.
– Господа, мы только начинаем наше дознание, – Лыков строго посмотрел на офицеров. – Вопросов в сто раз больше, чем ответов. Но так всегда бывает. Пока я вижу пять главных вопросов, ими занимаемся в первую очередь.
Ротмистр с поручиком, как послушные ученики, взялись за карандаши.
– Первый: как все же немцы убили Филиппова? И столь ловко, что даже опытнейший Илиодор Платонович Решетников купился. Он двадцать лет в полиции, всякое повидал, поверьте мне. Тут загадка.
Второй: какие бумаги украли у покойного? Петербургское охранное отделение утверждает, что никаких. В письме германского морского агента говорится обратное.
Третий вопрос: кто исполнитель преступления? Немцам удалось, и это очевидно, подвести к доктору своего человека. Кто-то из вхожих в его дом – германский шпион. И он же убийца.
Четвертый вопрос: насколько близко Филиппов сошелся с террористами? Что он им пообещал? Не дай бог, аппарат попал бы в их руки. А если все-таки попал? Я не исключаю, что революционеры следили за опытами ученого так же пристально, как и немцы. Следили и ждали, когда он изготовит оружие, чтобы его применить. Их задача была легче, чем у немцев: тем приходилось действовать тайно, а боевики пользовались симпатией Филиппова.
Ну и пятый вопрос, самый главный. Вы понимаете, господа, что я имею в виду.
– Как не понять, – вздохнул Владимир Николаевич. – Что же в действительности изобрел сын титулярного советника?
Глава 4
Паутина вокруг доктора Филиппова
Целые сутки Лыков изучал донесения секретного сотрудника по кличке Химик. Он был подведен к Филиппову как корреспондент по экономическим вопросам. Отбывший ссылку марксист, основатель одного из первых социал-демократических кружков в Москве… Финн-Енотаевский не вызвал у редактора «Научного обозрения» подозрений, лишь желание помочь. Он жил на съемной квартире и сильно нуждался, а потому готов был писать много. И действительно, статьи Химик пек как блины и обладал бойким пером.
Видимо, редактора и его автора сблизило и общее образование. Финн окончил университет Святого Владимира в Киеве, причем физико-математический факультет. Двум естественникам было о чем поговорить. Освед быстро вошел в доверие к Филиппову, бывал у него дома и пару раз присутствовал на опытах. Рапорты об этом Лыков прочитал особенно внимательно, но мало что понял. Агент, хоть и окончил физмат, описывал опыты сумбурно. Видимо, он и сам не осознавал до конца их научный смысл. Передача энергии взрыва вдоль направленной электромагнитной волны… Волны ультракороткие, миллиметровые, ученый получал их с помощью искрового генератора. Один абзац Лыков выписал дословно, для поручика Олтаржевского: «Из двух цепей первая это высоковольтный источник энергии, высоковольтный конденсатор, искровой промежуток и первичная катушка. А вторая состоит из одной катушки, заземленной с одной стороны и с выходом с другой. За счет того, что катушки находятся в резонансе, при каждом разряде конденсатора и появлении тока в первичной катушке электрический ток возникает и во вторичной. При этом выходное напряжение может достигать значительных размеров». Алхимия какая-то, пусть ученая голова разбирается… Других технических подробностей рапорты не содержали. Освед делал из увиденного вывод: идея Филиппова весьма спорна. Передача энергии на большие расстояния невозможна без потерь. Потери эти пропорциональны квадрату расстояния. А как осуществлять наведение подрывного аппарата на цель, если она находится в том же Константинополе? Енотаевский предлагал начальству устроить внезапный обыск, конфисковать оборудование и бумаги с результатами опытов и сделать серьезную экспертизу идей Филиппова.
Ему отказали в этом и дали новое поручение: выяснить контакты ученого с революционными партиями. Конкретно начальство интересовало, встречается ли Филиппов тайно с анархистами и эсэрами. Понятно, две партии, более других склонные к терроризму. Осведомитель пытался разговорить наблюдаемого – и потерпел неудачу. Филиппов сразу замыкался и менял тему разговора. Когда же собеседник пробовал настаивать, спросил в лоб: а зачем вам это знать? Вот охранка много бы дала за такие сведения. А что у вас, Александр Юльевич, за история была в Москве? Говорят, вы получили срок ссылки меньше других и вас подозревали в предательстве. Даже бойкот объявляли в Енотаевске. А когда вы приехали в Петербург, чтобы объединиться со здешними марксистами, вам отказали из-за недоверия. Было такое? Финн с трудом оправдался и больше опасных вопросов объекту не задавал.
Лыков сделал из донесений агента несколько важных выписок. Прежде всего стало ясно, какие именно бумаги исчезли из квартиры убитого. Финн упоминал три лабораторных журнала. Опыты велись с 1900 года, всего их состоялось – до роковой ночи – одиннадцать. И Филиппов был ими очень доволен. Последние два опыта планировались им как завершающие. Он получил результат! И проверил его в эксперименте. Все это было отражено в журналах, с цифрами, выкладками и доказательствами. Но журналы пропали.
Кроме того, изобретатель написал статью под претенциозным названием «Революция посредством науки, или Конец войнам». В ней он подробно описывал свое открытие. Насколько подробно – вопрос оставался открытым: статья тоже исчезла. Настораживало слово «революция». Что имел в виду автор – новый шаг в науке и политике? Или народ на баррикадах и свержение существующего строя?
Далее сыщик выписал все имена, упомянутые осведом. Это были люди, вхожие к Филиппову, в той или иной степени ему близкие. Не исключено, что один из них и есть германский шпион. Чаще других Енотаевский называл три фамилии: Большаков, Грилюк и Разуваев. Он же дал им характеристики.
Всеволод Большаков – выпускник Петербургского университета, по профессии филолог. Тем не менее Финн назвал его ассистентом ученого! Как так? Зачем химику и физику Филиппову ассистент-филолог? Это было непонятно и требовало разъяснения.
Яков Грилюк вызывал еще большие подозрения. Недоучившийся студент, отовсюду выгнанный за участие в волнениях. Волнения – дело терпимое, кто только в них не участвовал. Но Грилюк пошел дальше. По сообщению осведомителя, он примкнул к анархистам, причем не к абы каким, а к самым страшным, к анархистам-безмотивникам. Перешел на нелегальное положение, ездил во Францию – не иначе как за опытом. И приставал к Филиппову, требуя помочь своим аппаратом угнетенному народу… Еще Финн-Енотаевский упоминал, что с головой у анархиста не в порядке. Это истерический тип, склонным к непродуманным авантюрным действиям. Ради спасения угнетенного народа готов на все.
Наибольший интерес у сыщика вызвал третий персонаж. Петр Разуваев характеризовался осведом как серьезный исследователь, ученик и настоящий ассистент Филиппова, его правая рука. Что же тогда делал Большаков, колбы мыл? Разуваев, по словам Финна, «единственный, кто досконально, в подробностях, знает идею Филиппова и разделяет его уверенность в реалистичности разрабатываемого оружия». Вот кого надо найти в первую очередь!
В рапортах мелькнул еще один интересный факт. Секретный сотрудник сообщил, что год назад Филиппов сменил название своего изобретения. Раньше он именовал его «волны смерти». Но съездил в Ригу и по возвращении стал говорить «лучи смерти». Опять всплывала Рига, наводненная германскими шпионами. К сожалению, нигде не упоминалось, какой именно завод помогал ученому в экспериментах. В городе их сотни, электротехнических – не меньше десятка. Но производственной базой для Филиппова мог быть и химический завод, и механический. Где искать?
Лыков отложил дело и задумался. Пять вопросов, и ни на один нет ответа. Требовать эксгумировать тело ученого? Решетников – опытный врач, он делал вскрытие. Явные следы убийства он бы заметил. Сейчас, после похорон, шансы найти их минимальны. Нет, не стоит беспокоить прах усопшего.
Надо прежде всего опросить тех, кто стоял ближе других к Филиппову. Это вдова, друг – профессор Трачевский – и те трое, кого упомянул в рапортах Финн-Енотаевский. Ну и, конечно, он сам, секретный осведомитель охранного отделения. С него и следует начать.
Коллежский советник телефонировал Сазонову и попросил его устроить встречу с агентом. Подполковник взял на это сутки. Опять хочет посоветоваться с начальством… Лыкову пришлось согласиться. В итоге он отправился на бывшую Малую Итальянскую беседовать со вдовой Филиппова.
Пятиэтажный доходный дом принадлежал вдове писателя Салтыкова-Щедрина. Узкий с фасада, он глубоко уходил во двор двумя крыльями. Краска на стенах облупилась, окна давно не мыты, дровяной сарай покосился. Настоящего надзора нет. Но и из такого жилища семье ученого скоро придется съезжать. По данным охранного отделения, единственный доход доктору натуральной философии давал журнал. Он оставался соучредителем «Научного обозрения» и еще получал в нем жалованье как редактор. Теперь судьба журнала под вопросом, жалованья не будет. У Любови Ивановны остались сын Леонид двенадцати лет и дочь Люба десяти лет от роду. У дочери подозревают туберкулез, сейчас она находится на лечении в Ялте. А сама вдова на последнем месяце беременности. На что все они теперь будут жить?
Филипповы снимали квартиру на самом верхнем этаже. Дверь открыла прислуга. Сыщик назвался и попросил хозяйку. Вышла женщина лет сорока пяти, с усталым лицом и большим животом. Когда-то была красавица, подумал Лыков.
– Что вам угодно?
– Прошу меня простить, госпожа Филиппова. Понимаю, насколько это неприятно. Но я вынужден вас побеспокоить.
– Да кто вы?
– Коллежский советник Лыков из Департамента полиции.
– Опять? – Вдова закусила губу. – Когда же вы оставите нашу семью в покое? Его уж нет в живых, а вы все шпионите, шпионите…
– Дознание о смерти вашего мужа было проведено поверхностно. В порядке надзора это установила прокуратура, велено провести повторное изучение всех обстоятельств. Увы, таково распоряжение судебных властей. Мне поручено его исполнить.
Сыщик пристально смотрел на женщину и видел, что она его не понимает.
– Что поручено? Зачем повторное изучение? Опять вы будете мучить меня своими расспросами?
– Так надо, Любовь Ивановна. Чем быстрее мы все выясним, тем быстрее я уйду. Обещаю, что причиню вам минимальные неудобства.
Вдова смирилась. Она показала сыщику все комнаты, изложила обстоятельства того утра, когда муж не отпер дверь кабинета. Лыков внимательно изучил помещение бывшей лаборатории. Одно ее окно выходило на улицу Жуковского. Второе – на крыши Рождественских улиц, за ними виднелись серая Нева и постройки Большой Охты. По словам вдовы, оба окна были распахнуты настежь.
