скачать книгу бесплатно
– Черкес! – воскликнул агент.
– Скорее, осетин, – поправил его Алексей.
– Но он в свитке!
– Ну-ка распахните ее.
Рощин дернул за полу, и под свиткой открылся горский бешмет. На поясе виднелся большой кинжал.
Тут человек застонал и открыл глаза.
– Живой, гнида! – отскочил екатеринославец.
– Ну, недолго осталось, – успокоил его Лыков. – Взгляните на голову. Несколько картечин угодили. Как только мозги не вылетели?
Сыщики обыскали раненого и нашли при нем пачку бумаг. Потом взяли за руки за ноги и потащили в дом. Особо с разбойником не церемонились и медицинскую помощь оказывать не торопились. Горцы – упрямый народ. Вряд ли на допросе умирающий абрек выдаст сообщников. Пусть подыхает…
В доме пленного кое-как перевязали, но он не приходил в сознание. Ясно, что к утру помрет. Лыков осмотрел бумаги и к своему удивлению обнаружил среди них паспорт бандита. Тот действительно оказался осетином по имени Насып Экажев. Еще отыскались письма, но на татарском, и сыщик не сумел их прочесть. Ладно, потом разберутся. Уже ясно, что банда получила отпор и понесла потери. Сейчас им не до разбоев. Следует сосредоточить все силы на поиске второго раненого. Бумаги Экажева тоже помогут сыщикам. Скорее всего, банде конец.
Утром на станцию Юрьево прибыли из Екатеринославля шесть жандармских унтер-офицеров во главе с вахмистром. Они обыскали окрестности и нашли неподалеку от Алмазного рудника окровавленные тряпки. Здесь разбойники перевязывали своего товарища.
А Лыков простился с Савельевым. Он отмахнулся от слов горячей благодарности, сказав:
– Я тоже вам признателен.
– За что? – поразился Сергей Ильич.
– Да за помощь. Так бы мы месяц бегали за негодяями по всему Донецкому бассейну. А тут они сами пришли.
Еще на правах старшего надворный советник разрешил агентам принять от помещика награду. Полотенцев и Рощин получили по пятьсот рублей, как и было обещано. Они остались очень довольны. Еще бы, чуть не годовое жалование. Сыщики сговорились с Савельевым не рассказывать о награде полицмейстеру и уехали одним поездом.
В Екатеринославль Алексей явился победителем. Губернатор уже знал о ночном бое и принял надворного советника сразу. Тот изложил, как было дело, и показал трофей. Святополк-Мирский со знанием дела обсудил достоинства кинжала, поблагодарил сыщика, а потом объявил:
– Вынужден с вами расстаться, Алексей Николаевич. Начальство прислало телеграмму и срочно требует вас в Петербург. Вот, прочтите.
Директор Департамента полиции приказывал Лыкову немедля вернуться. Видимо, случилось что-то чрезвычайное.
– Мы доделаем без вас, – успокоил сыщика появившийся Князев. – Только что пришел экспресс[5 - Экспресс – телеграмма-молния.] из Славяносербска. Раненый нашелся! Уже арестован в земской лечебнице. Некто Рябухин, дезертир из донских казаков.
– Так это я атамана зацепил? – обрадовался сыщик.
– Атамана? – удивились начальники губернии.
– Да. Он главный в шайке, по словам свидетелей. Надо, конечно, проверить, но весьма вероятно.
– Замечательно, если так! – воскликнул Святополк-Мирский. – Глядишь, и всей шайке конец.
– Сильно я его? – спросил Лыков у вице-губернатора.
– Правую руку пришлось отнять. Сейчас у палаты выставлен караул, везти раненого сюда доктора не разрешают. Может и помереть – много крови потерял.
– А пусть сдохнет…
Вернувшись в столицу, Лыков прямо с вокзала отправился на Фонтанку, 16. Ввалился к директору без доклада, фамильярно уселся в кресло, выложил кинжал и сказал:
– Гляди, какая у меня штука есть.
– Ух ты! – опешил Зволянский. – Серебром обложен. Это базалай?[6 - Базалай – знаменитый род кумыкских оружейников, имя стало нарицательным.]
– Да. Только делал не Уллу, а его брат Али. Он похуже был мастер, но тоже знаменитый.
Директор повертел клинок в руках, осторожно испробовал пальцем лезвие. Потом вдруг предложил:
– А подари его Горемыкину. Старику будет приятно.
– Запросто. Тем более Уллу у меня есть, с войны остался, дома на ковре висит. Но как это преподнести?
Полицейские стали совещаться и пришли к выводу, что дарить кинжал не следует. В России вообще презенты от подчиненных начальству не приветствовались. Разве что иконы, и то когда шеф уходит. А так ни к чему. Наградит, к примеру, министр надворного советника, причем заслуженно. А злые языки скажут, что это в благодарность за подаренный дорогой клинок. Зачем такие сложности?
В итоге сыщик убрал кинжал обратно в ножны и спросил:
– Чего вызывал-то, Сергей Эрастович? Я там чуть-чуть не доделал.
– Без тебя доделают. А вот Варшава в истерике, Лыкова требует.
– Варшава? Зачем?
– Там объявился Шпрингфедер.
Лыков присвистнул:
– Большой Пан? Вот это да… И что с того? Я-то для чего полякам понадобился?
– Чтобы его взять. Они боятся, что сами не справятся.
– Глупости! Пусть ввалятся десять человек и повяжут. Против такой толпы никто не устоит, и Шпрингфедер тоже.
– Говорю же, опасаются. В прошлый раз ввалились шестеро самых крепких. Он им по шеям настучал и ушел. Причем именно ушел, не спеша, вразвалочку.
Рудольф Шпрингфедер по кличке Большой Пан был легендарный польский налетчик. Он одновременно руководил несколькими шайками. Человек огромной физической силы, главарь при этом был умен и образован, а еще очень деятелен. Шпрингфедер знал шесть основных европейских языков и орудовал по всему континенту. Более того, Большой Пан даже ездил в Южную Америку, где тоже наделал немало шума. Варшавское сыскное отделение гонялось за ним много лет. Или лишь делало вид? Теперь сыщики нашли притон, в котором поселился знаменитый «иван». И боялись осрамиться, звали подмогу.
– Ну хорошо, – пожал плечами Лыков. – Съезжу, раз они так просят. Подписывай командировку.
Зволянский протянул ему лист бумаги:
– Уже. Иди в кассу, получай прогоны и – на вокзал. Поторопись, пока парень не сбежал.
Сыщик ушел. А директор взял со стола бланк телеграммы и в очередной раз перечитал его. Екатеринославский губернатор князь Святополк-Мирский сообщал о разгроме банды грабителей и о роли в этом командированного чиновника. И просил для него награды. Вздохнув, Зволянский убрал бумагу в папку для доклада.
Дело в том, что Лыкова было очень трудно награждать. Все ордена, какие полагались надворному советнику, он уже имел, притом с избытком. Владимира третьей степени, например, даже сам Зволянский выслужил лишь недавно. Хотя действительный статский и директор департамента. А его предшественник Добржинский так и помер на посту, не получив этого отличия. А у Лыкова есть. И как теперь его отметить? Производить Алексея в полковничий чин начальство не хотело. Для этого имелись причины. По своим способностям Лыков не подходил ни одному делопроизводству. Департамент полиции свел свою деятельность фактически к двум основным направлениям: политический сыск и хозяйственное регулирование. Алексей же был сыщик от бога, но сыщик уголовный. Политики он, по наказу Благово, сторонился. И получалось, что должность чиновника особых поручений ему подходила лучше всего. А в департаменте не было и не предвиделось такой вакансии для коллежского советника. В России и без того каждый пятый служивый занимал должность ниже имеющегося у него чина. И начальству приходилось следить за соответствием этих двух иерархий.
Вручать Лыкову денежные награды, столь желанные для других, было глупо: и так богач. Благодарности министра? Их у него уже полдюжины. Высочайшего благоволения сейчас, при новом государе, не допросишься, но их у Алексея и без того три. Получался тупик.
Между тем Лыков являлся очень удобным подчиненным. Он никогда не капризничал, не требовал особого к себе отношения. И всегда выполнял поручения. Начальство знало, что он засадит злодея за решетку любой ценой. Многим в министерстве методы Алексея казались жестокими и незаконными, особенно либералам и чистоплюям. Он не стеснялся выбить из преступника признание силой. Мог натравить арестованных друг на друга. Не задумываясь, фабриковал улики, если это помогало дознанию. Запугивал, шантажировал и ломал. Главное, что в тюрьму попадали настоящие виновники, а не те, кого было удобнее и легче засадить.
Надворный советник понимал свое положение и не роптал. Более того, с ведома начальства он сам готовил себе будущее место. Еще покойный Благово задумал реформу сыскной полиции. Общее руководство – вот чего ей не хватало. Каждое отделение работало самостоятельно, а департамент помогал лишь сведениями и картотекой. Лыков планировал создать в их ведомстве новое делопроизводство. Оно должно было заниматься уголовным сыском и координировать деятельность провинциальных отделений. Во главе делопроизводства он, естественно, видел только себя.
Руководители министерства понимали необходимость реформы и поддерживали Лыкова. Но финансовые соображения, как всегда, брали верх. Соответствующие департаменты Сената упрямились, Витте тоже. Между тем рост уголовной преступности бил рекорды. Страна быстро криминализировалась. Юг России, Кавказ, все три столицы[7 - Санкт-Петербург, Москва и Варшава.] захлестывали грабежи. Кражи сделались повседневны, и сильно выросло число покушений на жизнь. В полицейских сводках стали встречаться происшествия, вчера еще немыслимые.
Взять хотя бы нынешний девяносто восьмой. Год только начался, а уже такое… Вот случай в тихом Курске. В ночь с 7 на 8 марта неизвестные заложили разрывную бомбу в собор Знаменского монастыря. Он славен чудотворной иконой Знамения Пресвятой Богородицы. Аккурат под образ и сунули динамит! Что за люди такие? Видимо, злоумышленники хотели устроить взрыв во время всенощного торжественного бдения. А когда поднимется паника, под шумок пограбить. По счастью, расчет не оправдался, и бомба рванула в час ночи, когда собор пустовал, – иначе жертв было бы не счесть.
А в Варшаве только что! Наступила весна, и соскучившиеся горожане валом повалили на Саску Кемпу. Это дачная местность по правому берегу Вислы, вся уставленная летними ресторанами. Компания из восемнадцати мужчин и двадцати двух дам отправилась на пикник. Сняли зал в увеселительном заведении «Прадо» и начали танцевать. Но вскоре ввалились двое неизвестных. Мужчины быстро их вывели, однако возникло подозрение, что это были разведчики и на компанию готовится нападение. Дам отправили на второй этаж, а джентльмены стали баррикадировать двери. Действительно, явилась банда в три десятка головорезов! И пошла на штурм «Прадо». Завязался настоящий бой. Нападавшие окрыли стрельбу из револьверов и взялись за ножи. Среди гуляк тоже обнаружились люди с оружием. Осада ресторана длилась два часа. В итоге бандиты все же отступили. Среди оборонявшихся трое получили ножевые ранения. А полиция так и не пришла.
Даже в Петербурге дела шли все хуже и хуже. 31 марта сумасшедший застрелил городового, стоявшего на посту у ворот градоначальства. А на Пасху город потряс ряд неимоверно дерзких краж. Громилы проникали в магазины через соседние помещения, разбирая стены. Поскольку из-за праздников никто не работал, они спокойно жили там двое суток. Пили, ели и справляли нужду. Высверливали замки несгораемых шкапов, шарили в витринах… Так обчистили знаменитое меховое ателье Зиновьева и магазин «Александрия» на Невском. А в меняльной лавке Кутузова, что в Гостином дворе, взяли больше ста тысяч рублей. И это в центре столицы, никого не стесняясь. Вершиной воровского мастерства стало похищение из кабинета пристава первого участка Московской части шкатулки с шестнадцатью тысячами рублей. Пристава обчистили в собственном участке! А в Киеве что творится? А в Одессе?
Результатом наработок Лыкова стал доклад, в котором он предлагал резко увеличить число сыскных отделений в России. Сейчас их не более десятка, и половина – внештатные. То есть созданы из чинов наружной полиции. Надворный советник рекомендовал открыть отделения во всех крупных городах, разбив их на разряды в зависимости от числа населения и от криминальной обстановки. А руководство отделениями возложить на то самое будущее делопроизводство Департамента полиции.
Горемыкин изучил доклад Лыкова, прозондировал почву в Министерстве финансов и наложил резолюцию: «Пока преждевременно». Алексей не обиделся. Что поделать? Начальство не понимает, что играет с огнем. И будет суетиться потом, второпях, когда все вокруг запылает синим пламенем. Так повелось на Руси. Придется ждать пожара.
Командированный поехал домой, а на вокзал за билетом послал «красную шапку»[8 - «Красная шапка» – артельный курьер.]. На Моховой ему обрадовались. Дети кинулись на шею, Варвара встала в очередь… Пришлось огорчить жену сообщением, что ночью снова надо уезжать. Правда, на этот раз ненадолго, а потом все время будет ихнее.
Лыков заканчивал обед, когда из прихожей послышался знакомый баритон. Титус! Что случилось? Почему без предупреждения?
Яан Титус был старый друг и одновременно управляющий нефедьевским имением. Сейчас ему полагалось быть в Варнавинском уезде, сплавлять заготовленный за зиму лес. Если в такую пору он бросил все и приехал, стало быть, произошло нечто чрезвычайное.
Действительно, Титус вошел с хмурым лицом и начал без предисловий:
– Извини, я понимаю, что не вовремя. Однако ничего не поделаешь. Отпусти меня, пожалуйста, в Ригу.
– В Ригу?! Зачем?
– На похороны брата.
– У тебя есть брат? Ты никогда не говорил.
– Был. Теперь не есть, а был.
Титус вздохнул горестно и сел.
– Язеп его звали. Старше меня на три года.
– Как это случилось и когда?
Управляющий пожал плечами:
– Знаю лишь то, что в телеграмме. Умер три дня назад.
– Ты не успеешь на похороны!
– Я велел без меня не хоронить.
– Езжай, конечно. Сколько тебе потребуется времени?
– Да как зароют, так сразу и вернусь. Не бойся, Рукавицын продержится неделю без меня. По Ветлуге еще ледяная крошка идет.
Рукавицын, помощник управляющего, действительно был опытный лесопромышленник. До того как поступить на службу к Лыковым, он сам гонял плоты до Козмодемьянска. Справится. Времени еще много. Ветлуга неудобна для речников из-за своих перекатов. Лес по ней можно сплавлять лишь в мае, когда половодье. А сейчас только 20 апреля.
Лыков вынул из комода сто рублей и вручил Титусу:
– Вот, на расходы.
– Спасибо, – буркнул тот, убирая купюры в бумажник.
Это была маленькая слабость Яана. Он получал жалование, как командир армейского корпуса. При этом жил в служебной квартире и имел полное содержание дровами, свечами и провизией. Выезд тоже был служебный и не стоил ему ни копейки. По итогам года, когда делились тантьемы[9 - Тантьема – премия.], управляющему доставалась самая крупная. Но скуповатый и прижимистый Титус копил и копил. Две дочки растут – нужно приданое. Поэтому, когда возникала необходимость, Лыков подбрасывал приятелю деньжат. И тот их с признательностью брал.
– Так почему я от тебя никогда не слышал про брата? – спросил хозяин. Но посмотрел на гостя и махнул рукой: – Не хочешь – не говори. Ванну налить?
– Пожалуй.
– И чаю откушаешь?
– Могу, и не только чаю. Так устал с дороги, что и водки выпью.
– Водки давай выпьем, – согласился Алексей. – Мне ведь тоже вечером уезжать, в Варшаву. Только вернулся из Екатеринославля, и опять… Знаешь, там всюду шахты, куда ни плюнь. Сколько мы строительного леса в Донецкий бассейн отправляем?
– Три тысячи кубических саженей.
– Мало! Я тут подумал…
За деловыми разговорами приятели просидели до вечера. Алексей правильно понял настроение Титуса и больше не спрашивал его о брате. Захочет – потом сам расскажет. На вокзал они поехали вместе. Яан сел в поезд до Пскова, а Лыков – на «трэнь-де-люкс»[10 - «Трэнь-де-люкс» – поезд Петербург – Ницца через Варшаву и Вену.]. Почему не пошиковать на казенный счет?
На следующий день он уже был на месте. Варшава нравилась сыщику своей элегантностью и европейским видом. Правда, русских там не любили. Но к Лыкову отношение польских коллег было терпимое: он не раз бок о бок с ними ходил на опасные задержания. Это сближает. Последний случай был три года назад. Алексей арестовывал в Праге[11 - Прага – правобережное предместье Варшавы.] печально известного дезертира Муранова. Этот негодяй убил семью офицера, у которого служил денщиком. Сам офицер уцелел потому, что был в тот день дежурным по полку. Потом он с горя наложил на себя руки… Муранов заперся в питейном заведении на Отвоцкой улице. Вооруженный винтовкой, револьвером и палашом, убийца не собирался сдаваться. Отстреливаясь через окно, он тяжело ранил городового. Штурмовать его не решались – отчаянный, много народу может погубить.
Лыков в тот момент оказался в Варшаве случайно. Он дознавал дело о фальшивых процентных бумагах, и следы жуликов терялись в пригороде польской столицы Воля. Когда сыщик услышал о случае с Мурановым, то сначала решил не вмешиваться. Преступление его не касалось, варшавские коллеги справятся сами. Но потом началась осада, и случилась ее первая жертва. Алексей смутился: приехал из России в Польшу подонок и стал убивать людей. Поляки его сюда не звали. И им же сейчас лезть под пули?
Питерец прибыл на Отвоцкую и предложил сыскным свою помощь. Варшавяки хорошо его знали и согласились. В итоге заведение забросали через окна зажигательными патронами. Все заволокло едким дымом, и в этом тумане Алексей проник внутрь и обезоружил дезертира. Заодно сломав ему руку.
И вот теперь поляки сами затребовали столичного богатыря. Опасаются Большого Пана… Один раз упустили, да еще и бока он им намял. Ну, сейчас не выйдет. Как всегда, Лыков был уверен в себе. Да и ребята, что поддержат, вряд ли спасуют. Варшавское сыскное отделение возникло в 1874 году, даже раньше московского. До сих пор местные жулики рассказывают легенды о первом начальнике отделения Карле Витвицком. Кадры в Варшаве опытные и боевые. Город неспокойный, чуть что – здесь сразу берутся за ножи. Так называемые ножевики – бич города. Это люди, которые привыкли все разногласия решать с помощью финки. Сыскное отделение взяло на учет подобных типов аж 253 человека. В последнее время власти наконец-то начали с ними бороться. Всех ножевиков подвергли гласному надзору полиции, дела их велено рассматривать в судах вне очереди. А за рецидиву высылать вон из Варшавы. Бандиты слегка приутихли, но никуда не делись. Поэтому сыщики столицы повидали всякое и крови не боялись.
Заселившись в гостиницу, Лыков поехал представляться обер-полицмейстеру. Его должность исправлял полковник Грессер. Карл Аполлонович приходился братом покойному петербургскому градоначальнику Петру Аполлоновичу, которого Лыков хорошо знал и уважал. Полковник был тяжело болен и даже говорил с трудом.
– Сыскным отделением у нас заведует штабс-капитан Захаров, – сообщил он гостю. – Хороший офицер, но вам он не помощник. Недавно лишь перевелся из «суконной гвардии»[12 - «Суконная гвардия» – полки 3-й гвардейской пехотной дивизии, расквартированные в Привислинском крае и считавшиеся поэтому второсортными.] и дел пока не знает. Придется идти в бой с поляками.
– А что, и пойду, – ответил питерец. – Храбрые ребята, не хуже русских.
Разговор был недолгим. Шпрингфедер уже четыре дня сидел в притоне на Щеглячей улице и в любой момент мог оттуда убраться. Следовало торопиться.
Лыков отправился в сыскное отделение. Несколько часов они с надзирателями выдела следячи[13 - Выдел следячи – сыскная полиция (польск.).] потратили на диспозицию. Захаров сидел рядом и благоразумно помалкивал.
