скачать книгу бесплатно
– Ты одиночка, может быть, тебе даже и повезло. Я решил подписать контракт на три года, пока я выучусь, пока туда-сюда, капитал скопится опять же. Мы с братом договорились, – с упоением рассказывал Петров.
Этого Старков не мог себе даже представить. Что в голове у этого безумного? Три года здесь означает, что тебя выпотрошат всего.
– Три года?! – ошарашенно переспросил он.
– Да, три, – глядя в глаза твердо ответил Петров. – Возможно я выйду инвалидом. Но дальше мы с братом сможем прожить так, как хотим.
– Ты идиот, Петров. – махнул рукой Старков.
Он встал, чтобы выпить воды. Старкову много раз предлагали стать донором, так как его органы ценились выше, но он отказывался. Он уверен, что выживет даже если они отправят его за дверь.
– Идиот, – повторил он уже спокойнее. – Вот была бы у меня жена, моя Жанна, может быть, я бы еще задумался. Я любил ее. Но что я мог? Я тогда был почти нищий, впрочем ничего не изменилось. Она вышла за коммерсанта. Жила в Японии, потом в Америке. А я только читал об этих странах в библиотеке. Она как-то сказала мне: "Мы из разных жизней, Старков. Я привыкла выбирать страну, а ты книгу". Она умерла. Вот теперь! Я свободен. Могу жить так, как подует ветер. Сегодня я здесь и вполне сыт, а завтра удача приведет меня еще куда-нибудь.
– Чем ты тут занимаешься? – поинтересовался Петров.
– Я взялся учить японский. У нас тут библиотека, ну я тебе завтра покажу. Я уже кое-что знаю, вот послушай…
Карээда ни
Карасу но томарикэри
аки но курэ…
– Такая хорошая память стала после этого вируса, – улыбнулся он, – просто сказка. Один раз прочел и все зафиксировалось, вот тут. Я – везунчик просто, жизнь ко мне расположена.
Он улыбнулся перевел для Петрова:
– На мёртвой ветке
Чернеет ворон.
Осенний вечер.
Петров подошел к окну. Впервые за долгое время он был сыт, ему было тепло и для этого не нужно было подкидывать дрова, идти продрогшему за ними, если кончились. Ему было хорошо. Вокруг все спали. Как должно быть на улице пахнет! Тайга, ранняя августовская осень. Когда он был там, за стеклом, все это означало бы только одно – впереди долгая зима, и нужно будет постараться, чтобы выжить. Где-то там, в ночи, на открытом воздухе остался его брат, он обещал ему все разузнать и помогать с продовольствием. Но брат сильный, он всегда брал на себя самое сложное, он выживет, в этом Петров был уверен. Они оба сделали ставку на него, если Петрову удастся зацепиться и остаться в
Инкубаторе как специалисту, он будут спасены. Вот и все, что осталось от его семьи. Все погибли. В полумраке светились глаза Старкова. Он тихонько читал с придыханием:
Ашбики но
Ямодори но о но
Шидари о но
Наганагаши уо о
Хитори камо немю
*В глухих далёких горах
Фазан длиннохвостый дремлет.
Долог хвост у фазана.
Эту долгую-долгую ночь
Ужели мне спать одному?
Петров повернулся к окну. Звезд было много. Как хорошо смотреть на них в тепле! А раньше, когда они жили в поселке, он еще был маленький… Он помнил, как в огромной шапке, зима, под ногами раздается этот снежный хруст, отец сажал его неповоротливого на качели и он летел, летел, казалось, скоро улетит в небо!
Он помнил, как его родители, прослышав о медиках и их городке, спешно схватили детей и ночью, чтобы никто не видел выехали из поселка. Доверять уже никому было нельзя. Никто не знал, что болен, кто здоров. Как распространяется эпидемия? Как спастись?
Машина сломалась по дороге, ее пришлось бросить, с трудом добрались они до этого места. Они стояли у ворот города и просили впустить их, на руках трое детей, они давно не ели. Никто не открывал. Спустя трое суток, измерив температуру и осмотрев всех, их спросили готовы ли они сегодня же приступить к работе. Дети остались со старшим братом, которому было семь. А родителей погнали валить лес. Младшая сестренка умерла, наверное от голода.
Вечно пустой желудок, холод, страх, разговоры о том, что их могут выгнать, если родители не справятся с работой. Вот какой была его жизнь в городе. То, что сегодня он может получить завтрак, спать на теплой постели, да, не ощутить и не увидеть настоящей осени и уже почти забыл пахнет ли свежий ветер, но все-таки это было счастье. Контракт, подписанный с
Инкубатором на его органы это сделка, вполне выгодная для них обоих. У его будущего есть цена. И оно у него, черт возьми, случится! Он выгрызет его зубами. Он оплатит обучение, получит профессию, останется в
Инкубаторе. Он не позволит какой-то японской поэзии затрагивать его чувства…
– Хватит! – грубо оборвал он Старкова.
Петров подошел к кровати, резко отдернул одеяло, лег и укрылся им с головой. Ему хватит и тех 10 миллионов, которые заплатят ему за год, за одну почку, часть желудка и кровь. И он еще молод. Выживет. В конце концов, в его жизни было большое преимущество. У него была семья, а значит ресурс, чтобы выжить.
Записка 2.
Конец августа, на улице +2 днем, ночью опускается до 0. В
Инкубаторе + 28.
Сегодня на планерке Гриф сказал, что ночью по каналу связи утром они получили последнее извещение от французской делегации. Они все погибли. Не смотря на то, что они закрылись ото всего мира на одной из веток метро, оборудовали там для себя более менее сносную жизнь, все равно, вирус проник и туда. Наши ученые долго поддерживали с ними связь, мы знали некоторых достаточно хорошо. Это была тяжелая минута для нас утром на планерке, узнать об их гибели.
Мы держим оборону вот уже несколько лет. Отчасти нам повезло, мы находимся вдали от центральной части России, на Дальнем Востоке, бывший космодром Свободный. Когда эпидемия косила нашу страну, кто побогаче ринулся в Европу, надеясь, что их вакцина гораздо более изученная, и надежная. Кто-то ушел на дно, закрыв двери и окна своей квартиры. А мы, живя и работая в вечной мерзлоте, во-первых не сразу ощутили масштаб трагедии, а во-вторых, у нас был сверхсовременный космодром. Куда же нам было бежать? Конечно, мы забаррикадировались в нем.
Ученый совет, медики, спортивные инструкторы, готовившие раньше космонавтов, управленцы, ну и мы, обслуживающий персонал.
Мы сделали это вовремя и Евгений Гриф, хирург, ставший у нас главным, очень гордился, что среди нас не заболел ни один человек. Мы сохранились без потерь, все триста человек персонала станции. Но затем информация о нас распространилась и стали приходить люди из разных мест, чтобы мы взяли на «борт» и их.
Мы не могли всех взять. Люди снаружи все прибавлялись и прибавлялись и это становилось опасным. Евгений Гриф собрал совет и они решили, что если мы не организуем вокруг себя город, который будет сам себя охранять и обслуживать, долго нам не протянуть.
Итак, вокруг нас возник город.
Глава 2. Вечерний кофе
Тот терял, ты найдешь,
Тот молчал, ты поешь,
Тот задумал такое,
Так не будет покоя
Уже никогда.
– Боюсь, что вы неправильно меня поняли, – поправил очки Гриф.
Он сидел в домашней пижаме, забравшись в кресло с ногами. Трудно было представить в нем того уверенного и бодрого главного врача, которого все слушали и подчинялись. Сейчас это был старик, с умасленными глазами, расслабленный и жаждущий душевного общения. Рядом на софе полулежал Старков. Они выпили по чашке где-то добытого Грифом кофе. Этого не мог позволить себе ни один житель
Инкубатора, да и вряд ли в городе у кого-то остались такие запасы.
– Кофе – дрянь, а все-таки приятно, – поделился Старков.
– Вы правы, хоть я и запустил эту синтезированную пищу, но с каким бы удовольствием сейчас глотал не таблетки на завтрак, обед и ужин, а настоящего омуля. Вы еще помните такую рыбу?
– Естественно. А помните горячего копчения?
– Ах, ах, ах, – рассмеялся Гриф и покачал головой. – Когда жил в Москве никогда его не пробовал, стоило отправиться в командировку сюда и как же я оценил это!
Они посидели немного молча, вспоминая омуля копченого, жареного, на гриле и еще какого-нибудь.
– Наша задача сегодня – выжить, – тихо продолжил Гриф, как будто бы говоря с самим собой. – Не конкретно мне или вам выжить, выжить человечеству, как биологическому типу. И я вам скажу сама задача эта, постановка вопроса заставляет говорить об уничтожении человеческого. Это не гуманистический вопрос, это видовой вопрос, вопрос биологии.
Старков с удовольствием слушал Грифа, но еще большее удовольствие он получал от паршивого кофе, которое было такой редкостью и которое они изредка позволяли себе выпить.
– Все это не более чем разговоры, – махнул рукой Старков. – Вы гуманист гораздо более, чем врач.
– Я так не думаю. Увы. Я старый. Я многое понимаю теперь иначе. Нет и не может быть сейчас ничего, что когда-то нам с вам казалось невинным или допустимым. Литература? Только та, что поможет выжить. Действия? Только те, что помогут выжить. Жестокость? Да, если она необходима.
– Я не думаю, что вы всерьез готовы сделать что-то жестокое.
– Да, представьте себе. Я часто вынужден принимать такие решения. У нас здесь всего триста боксов для комфортной жизни людей. Здесь остаются только сверхпрофессионалы, готовые работать без выходных, без праздников и воскресений. Устал – добро пожаловать на выход. Всё это придумал я. И систему оценки всего персонала, эти бесконечные тесты, которые показывают насколько выработался человек как ресурс. Думаете это было легко?
– Значит, все-таки цель оправдывает средства?
– Иногда оправдывает. А иногда мы выбираем такие цели, которые не достойны того, чтобы им быть оправданными.
– Думаете, то, что вы выбрали потомки оправдают?
– Потомки, – усмехнулся Гриф. – Если они еще будут, эти потомки.
– То есть то, что мы используем женщин, как биологический материал, то, что мы подчинили себе физически сильное большинство и угнетаем их, живем за счет их ресурса, это благо?
– Жизнь – вот что имеет значение. Жизнь клетки, которая размножается, поглощает ресурсы, саморегулируется, сегодня, к сожалению, задача стоит ровно так. Мы не говорим о высоком, этого давно нет, и нужно бы забыть это. Мы говорим о низменном, о биологическом, мы говорим только о том, чтобы человеческая раса не прекратила свое существование. До сих пор не установлено как именно передается вирус. Почему он поражает также и животных, и флору? Все эти вопросы требуют изучения, мы обязаны быть погружены только в дело. Только оно сейчас, сантименты потом. Города превратились в горы трупов, Женя. Это все гниет, размножаются бактерии, так можно схватить и чуму. А кто будет это сжигать? Да и оголодавшие, несмотря на страх смерти все равно прорываются и поедают все, что видят.
– То есть придется ликвидировать и их? Чтобы не разносили чуму?
– Вопрос без ответа, Старков.
– Но как же все эти пластинки, которые ты слушаешь? Музыка? Вот это все? – как всегда в разгар интересной беседы они оба забывались и переходили на «ты», хотя одному из них была семьдесят, а другому тридцать.
– А, это, – махнул он рукой. – Я отживающий тип. Что ты от меня хочешь? Мне семьдесят, я – дед. Вечером сижу тут, в темноте, надев наушники и слушаю, погружаюсь, вспоминаю молодость. Но для тебя, допустим, или для того же Петрова, мальчишки, это всё химера, это путь, уводящий в несуществующее, а значит человек расслабится и не сможет вести борьбу. Хотя мы вам это и позволяем, вы должны быть расслаблены. Но сотрудникам я строго запретил. Потому что наслушавшись вот этой интеллигенщины однажды он не сможет быть жестоким, а сейчас это нужно, для выживания. И не только его, личного выживания. Понимаешь ты или нет?
– Значит, если встанет вопрос… Про тех на острове, нужно будет взорвать, ты это сделаешь?
– Я это сделаю.
– Сам нажмешь кнопку?
– Нажму кнопку. Больше тебе скажу. Я даже не вздрогну.
– Эти люди умрут страшной смертью. А кто выживет, утонет в холодной реке.
– Вероятно. В течение нескольких минут все будет кончено.
– Я не верю, что ты так сможешь.
– Вот это ты зря. Вот это все твои сантименты.
Они помолчали немного. Остров это место, куда сослали уголовников, ради спокойствия города. И что они там вытворяют, за бетонным заводом и колючей проволокой, оставалось только гадать.
– Зачем ты зовешь меня сюда, мы сидим пьем этот идиотский кофе, который ни разу не похож на тот кофе из мирной жизни, мы философствуем, зачем это все, если есть только цель, функция, а все остальное блажь?
– Потому что я старик. Могу себе позволить.
– А я думаю, не ты позволяешь себе это, а оно, живущее в тебе, позволяет тебе выжить. То, человеческое, что есть в тебе, это оно заставляет тебя бороться за эту клетку, убирая все помехи на своем пути, урезая лишнее, уничтожая милосердие ради высшего милосердия. Нет, это не гибель человечества, это его расцвет.
Гриф рассмеялся.
– Я буду скучать по нашим беседам.
– Думаешь, я буду первым из нас, кто покинет эти беседы?
– Боюсь, что да. Ты делаешь большую ошибку, не заключая контракт, как донор. Можно остаться живым, если все хорошо продумать.
– Скоро вы сократите меня? Я уже, итак, исследован вдоль и поперек. Работы здесь для меня никакой нет. Значит, вы отправите меня в город.
– Да, это так.
– Сколько я смогу прожить на физически тяжелой работе без хорошего питания?
– Трудный вопрос.
– И все равно, я останусь верным своему решению. Я неплохо охочусь, уйду вглубь тайги, буду жить один, пока все это не закончится.
– В тайге одному не выжить, – покачал головой Гриф. – Скорее всего мы потеряем тебя. Уважаю твое решение, но мне жаль.
– Ты сам говорил, что основная причина смерти человека это то, что он сдается. Ресурсы организма невероятны, но мозг руководит процессом. И если он дает команду «отбой»…
– Да, это верно. Знаешь, это мысли занимают меня в последнее время. Я подключил программистов, думаю, что можно создать для доноров и пациентов программу, как бы встречи с их радостными моментами жизни, что ли.
