скачать книгу бесплатно
– Не только обо мне, – потирая шею, поправляет Леобен. – О всех нас – участниках проекта «Заратустра». Лаклан создал вакцину на основании исследований, проведенных с каждым из нас, и утверждает, что сейчас нужно присутствие всех, чтобы ее закончить.
– Он хочет, чтобы все остальные добровольно пришли в лабораторию «Картакса» и согласились на участие в экспериментах?
– Ага, – подтверждает Леобен. – И вряд ли они будут в восторге. Мне тоже бы этого не хотелось, но мы так давно работаем над этой проблемой и так близки к завершению, что я готов еще немного побыть лабораторной крысой, если это поможет исправить вакцину.
Дакс слегка кривится:
– Ты не лабораторная крыса…
– Конечно нет, – прислоняясь спиной к стойке и скрещивая руки на груди, говорит Леобен. – Я осведомленный доброволец совершенно безболезненного и неопасного исследования Лаклана Агатты.
Дакс закрывает глаза.
– Ли…
Но тот продолжает:
– Все ужасно, кальмар. И я это знаю. Но думаю, это единственный выход.
– Но зачем вам нужна я?
Глаза Дакса стекленеют.
– Ты нам нужна, потому что пару дней назад тебе прислали это.
Перед моими глазами вспыхивает файл – текстовое сообщение на белом фоне.
Катарина,
ты меня не знаешь, но обстоятельства вынудили меня обратиться к тебе. У меня есть план, как положить конец этому миру, и доказательства, что ничего из происходящего сейчас не случайно. Ни вакцина, ни голуби, ни одичалые. Всеми жителями на земле манипулируют, и, возможно, только мы с тобой единственные, кто может это остановить. Нам нужно поговорить с тобой. Давай встретимся в твоей хижине на берегу озера. Приходи одна. Если за тобой будут следить или об этом узнают в «Картаксе», ты больше никогда не услышишь обо мне.
Зиана
Нахмурившись, я перечитываю записку. Зиана единственная из детей проекта «Заратустра», с кем я не встречалась, – лысая щуплая девочка, чья трехмерная пятилетняя проекция последние несколько недель уговаривала меня поиграть с ней в прятки. И если настоящая Зиана хоть немного похожа на ту малышку, то она к тому же милая, застенчивая и странная. Вот только мы с ней еще не встречались, и я не понимаю, почему она решила мне написать. Да и как она вообще узнала о моем существовании.
К тому же я не знаю, что она имеет в виду, говоря о плане «положить конец этому миру», и от этого по спине бегут мурашки.
– Этот файл отправили на твой канал связи с анонимного терминала, – говорит Дакс. – Мы перехватили его и считаем, что это не подделка. Из всех пятерых связаться с Зианой труднее всего, потому что у нее нет панели – а ее мутации не позволяют ей использовать большинство технологий гентеха. Она сбежала из «Картакса» во время вспышки и с тех пор объявлялась лишь несколько раз, а значит, эта записка – лучшая возможность найти ее. Так что мы хотим, чтобы ты отправилась туда и встретилась с ней.
– О чем она говорит? – спрашиваю я, а затем моргаю, пряча записку. – Ну, когда упоминает голубей и одичалых?
Дакс удивленно переглядывается с Леобеном.
– Судя по данным разведки, мы предполагаем, что Зиана присоединилась к группе выживших в Монтане. И они немного… странноватые. Они считают, что вспышка была вызвана сверхъестественными силами. У них даже есть несколько теорий о происхождении вируса и роли «Картакса» в мире.
– Да чудики они, – говорит Леобен. – Зиана всегда немного отличалась от нас, но, похоже, попав туда, вообще рехнулась.
– Так чего вы хотите от меня? Чтобы я солгала ей и заманила сюда?
– Да, – подтверждает Дакс. – Мы надеемся, что у тебя получится привести ее и Анну. Та отправилась в самоволку сразу после введения протокола «Всемирный потоп». Время от времени ее панель появляется в сети, но большую часть времени она скрывается. Я знаю, что у тебя есть сомнения на счет нашего плана, но это единственный возможный выход. В бункерах неспокойно, а среди жителей слышны разговоры о штурме выходов и возвращении на поверхность. Так что сейчас очень важно, чтобы мы могли доверять вакцине. Руководство «Картакса» назначило меня временным лидером после свержения Бринка, а значит, теперь я несу ответственность за три миллиарда жизней. И я сделаю все, чтобы их спасти.
Я потираю лицо руками.
– Вот только эта сделка не с тобой, Дакс. Это Лаклан сказал тебе, что ему не обойтись без остальных. А ведь это именно он все распланировал так, чтобы помочь Цзюнь Бэй, и я дала себе слово, что не позволю ему и дальше вмешиваться в жизни людей. Он больше не будет мной манипулировать.
– Он не манипулирует нами… – начинает Дакс.
– Конечно, он это делает, – перебиваю я. – Как ты можешь ему доверять? Я бы не позволила ему даже приблизиться к вакцине и уж тем более не стану собирать людей, над которыми Лаклан издевался многие годы, чтобы он мог сделать это вновь.
Леобен откидывает голову назад.
– Я же говорил, что она откажется. Она еще упрямее Анны.
Дакс сжимает челюсть.
– В обмен на твою помощь Лаклан даст тебе будущее.
– Будущее? – переспрашиваю я и обвожу комнату рукой. – Ты имеешь в виду «Истину» и все это? Что он может сделать? Укрепить имплант?
– Не совсем.
Дакс поворачивается к резервуарам у стены с пузырящимся составом. Я перевожу взгляд на них и застываю, когда темные длинные волосы расплываются в стороны и открывают лицо. Это девушка, ее глаза открыты и не мигают, а худое тело скрывает серебристый комбинезон. Сейчас мне прекрасно видно ее оливковую кожу, квадратную челюсть и левую руку, которая заканчивается обрубком чуть выше запястья.
Это тело создала Регина, чтобы использовать его как приманку. Тело так похожее на мое.
– С момента зарождения гентеха провели четырнадцать успешных операций по пересадке мозга, – скрестив руки на груди, говорит Дакс. – Во время одиннадцати из них использовали алгоритм, написанный Лакланом. До сих пор никто не пытался пересадить половину мозга, но мы считаем, что это возможно.
Я пытаюсь успокоить скачущие мысли и осознать, что он сказал.
Леобен подходит ко мне:
– Если ты поможешь нам с вакциной, кальмар, то Лаклан вновь даст тебе тело.
Глава 7
Цзюнь Бэй
Сжав руки в кулаки, чтобы остановить дрожь, я отворачиваюсь от Коула и толкаю дверь в лабораторию Регины. В помещении царит полумрак, пол завален мусором, а в воздухе витает легкий запах дыма. После нападения «Картакса» сюда почти никто не приходил, потому что никто не осмелился претендовать на это место. Птичьи клетки и растения, занимавшие все стены, исчезли, а резервуары с пузырящимся раствором, в котором когда-то плавали подрагивающие тела, опустели и высохли. Сквозь зияющую дыру в бетонной стене проникают косые солнечные лучи, а еще открывается вид на атриум бункера внизу. Я пробираюсь по комнате к лабораторному столу у дальней стены, старательно отводя глаза от пятен крови Регины на полу.
Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, как тут же возникает лицо Матрицы, когда она оскалилась и бросилась на меня. Я слышу ее рычание, вижу, как блеснули ее зубы перед тем, как она вцепилась в меня. И это сотворил с ней мой код – моя сломанная и глючащая «Панацея». Как Лаклан мог так сглупить и разослать код всем?
– Никто не винит тебя за это, Цзюнь Бэй, – следуя за мной, говорит Коул.
– Я должна была это заметить. – Я подхожу к пыльному столу и упираюсь в него руками. – Нужно закончить «Панацею». Это единственный способ все исправить.
– «Панацею»?
Я поворачиваюсь к Коулу:
– Те дополнительные строки, добавленные к вакцине – это мой код. Видимо, Лаклан не понял, что он не закончен, когда рассылал его всем. И если я допишу алгоритм, то смогу остановить все это.
Вот только бы еще понять, как это сделать. Я обхватываю себя руками и, пройдя через лабораторию, подхожу к дыре в бетонной стене. Внизу, в усыпанном пеплом атриуме, множество людей ухаживают за ранеными. Рейн ходит между рядами походных кроватей, но нигде не видно Руза. Возможно, он обследует тоннели в поисках одичалых или пытается выяснить, как они попали в пещеры. Я с легкостью могу представить, как он собирает отряды и хлопает людей по спине, пытаясь поднять им боевой дух. Они явно в этом нуждаются.
Если Коул не соврал, то сейчас к Энтропии направляются сотни людей. И я не знаю, как сказать всем, что эти нападения – моя вина. То небольшое доверие, которое я успела заслужить, тут же будет потеряно. Мне следовало подумать о том, как глюк может повлиять на людей. Следовало распознать эти признаки, когда Матрица изменилась прямо на моих глазах. Я же знаю, как выглядит человек, когда алгоритм захватывает его разум и подчиняет своей воле.
Как, черт возьми, я могла это упустить?
– Именно поэтому я и приехал сюда. Мы хотим остановить это, – объясняет Коул. – Меня отправили предложить тебе перемирие. «Картаксу» нужна твоя помощь, и они готовы предоставить тебе лабораторию для исследований, где ты сможешь поработать с Лакланом…
Я поворачиваюсь к нему:
– Ты предлагаешь мне вернуться в лабораторию «Картакса» и к Лаклану? Ты издеваешься, Коул?
– Тебе нужно оборудование. – Он скрещивает руки на груди и прислоняется спиной к стойке. От его тяжелого взгляда кожу неприятно покалывает. – А у «Картакса» есть и оно, и лаборатории.
Я отворачиваюсь от дыры в стене и принимаюсь расхаживать по комнате.
– А еще у них есть тюремные камеры. К тому же у меня здесь есть все, что мне нужно.
– Ты про эту лабораторию? – Коул обводит рукой кучи мусора на полу и разбитые пузырьки с нанитами на стойке. – У «Картакса» есть огромные объекты с ультрасовременным оборудованием, предназначенным для кодирования гентеха. К тому же ты отправишься туда не в качестве пленника, а как союзник. Пленник там Лаклан. Он сидит в камере, и «Картакс» контролирует каждый его шаг.
– Лаклана невозможно контролировать, – бормочу я. – И он не должен участвовать в работе. Ведь это именно он устроил весь этот бардак. Он не сможет исправить «Панацею».
– Наша цель не исправить «Панацею», а удалить ее из вакцины, – поправляет Коул. – Вот чего хочет «Картакс».
Я замираю на полушаге. Они хотят избавиться от «Панацеи» и оставить в панелях людей чистую, работающую вакцину. Это устранит глюк и люди перестанут превращаться в одичалых, но Лаклан разработал вакцину на основе моего кода. Так что разъединить их будет непросто. Для этого придется полностью перекодировать вакцину, что может занять несколько месяцев. А вот на исправление «Панацеи» потребуется всего несколько часов, если найти правильный объект для эксперимента. Но руководству «Картакса» плевать на это. Они не понимают, сколько проблем сможет решить «Панацея» и каким станет мир, если мы сможем использовать ее. Они не понимают, насколько я близка к ее завершению.
– Но зачем я понадобилась «Картаксу»? – спрашиваю я. – Вакцину разработал Лаклан. И он единственный, кто может ее перекодировать.
– Вот только он заявил, что не сможет сделать этого без тебя.
Нахмурившись, я поворачиваюсь к Коулу. Что-то здесь не так. Лаклан сам соединил вакцину с «Панацеей», так почему же он не может обратить все вспять? Кроме того, он утверждал, что сделал все это ради меня: вытащил код, объединил его с вакциной и даже создал Катарину. Так почему он считает, что я откажусь от своего детища и вновь доверюсь «Картаксу»?
Если только он не задумал что-то другое.
– Расскажи мне поподробнее об этой сделке, – прошу я.
Коул быстро подходит ко мне, несмотря на обломки, усеивающие пол.
– Тебя, как и любого кодировщика Энтропии, который, по твоему мнению, сможет помочь, приглашают поработать с лучшими учеными «Картакса». И вам предоставят для этого не какую-то лабораторию, а целый исследовательский центр. Это вам пообещал Крик.
– И Лаклан тоже будет там?
Коул кивает:
– Но, как я уже сказал, тебе не стоит его бояться. Пожалуйста, подумай об этом. Я бы не пришел сюда, если бы это не было так важно.
Задумавшись, я начинаю грызть ноготь на большом пальце. Не знаю, что за игру задумал Лаклан, но это меня беспокоит. Мне совершенно не хочется вновь оказаться под его контролем. Но, возможно, он хочет помочь мне исправить «Панацею» и, вполне возможно, знает, как это сделать. Возможно, он хочет, чтобы я воспользовалась приглашением Коула и вытащила его из лаборатории, где его удерживают.
И, возможно, это не такая уж и плохая идея.
– Сначала мне нужно обсудить это с остальными, – говорю я. – И подумать над вашим предложением.
– Спасибо.
Коул подходит к дыре в стене и смотрит на атриум. Огромные изогнутые бетонные стены усеяны пулевыми отверстиями, а большинство растений, которые когда-то оплетали стены, погибли. Цветущий, живой парк превратился в пустошь, укрытую пеплом и грязью. Коул наклоняется вперед и осматривается. Он повзрослел с тех пор, как мы виделись в последний раз. Его лицо стало шире, а черты более угловатыми. В глубине души меня все еще терзает желание сжать его в объятиях. Но мы больше не принадлежим друг другу.
– Куда ты ушла? – вдруг спрашивает он. – Я знал, что ты планируешь бежать из лаборатории. Но считал, что ты вернешься за нами.
Я напрягаюсь, потому что совершенно не ожидала это от него услышать.
– Так и планировалось, – говорю я. – Но не помню, почему этого не случилось. Последние воспоминания, которые мне удается воскресить, – побег из лаборатории. И тогда я точно собиралась вернуться.
– Так что же случилось? – спрашивает он. – Все эти годы я не только ждал тебя, но и искал где только можно.
Сглотнув, я всматриваюсь в его лицо. Он явно не помнит Катарину… по крайней мере, после стирания воспоминаний. И не знает, что все эти годы я провела взаперти в ее теле, которое, по сути, было моим. Вот почему я так долго не давала о себе знать. Только это не объясняет, почему полгода перед этим я прожила в Энтропии, где кодировала с Мато, и даже не собиралась возвращаться за ними.
Я всегда утверждала, что вернусь, чтобы вытащить остальных. И знаю, что действительно хотела это сделать. Но вместо этого жила посреди пустыни в красивом доме, кодируя дни и ночи напролет, пока Лаклан продолжал ставить свои опыты на Коуле и остальных. Я могла бы взломать лабораторию и вытащить их оттуда. Уверена, Регина предоставила бы мне машину и, может быть, даже целую команду, чтобы сделать это. Но, судя по всему, я даже не пыталась.
И я не помню почему.
– Прости, – шепчу я. И это самые искренние слова, которые я сказала Коулу с того момента, как очнулась. – Я все еще пытаюсь во многом разобраться и в этом в том числе. Из моих воспоминаний пропали несколько лет жизни, и теперь я пытаюсь собрать их из обрывков.
Он скрещивает руки на груди.
– Так вот почему ты решила стереть воспоминания всем?
Замерев, я смотрю на него, пока обвинения звенят у меня в ушах. А он в ответ смотрит на меня с незнакомым мне выражением на лице. У Коула всегда прекрасно получалось читать мои мысли лучше, чем у кого-то другого. Он чувствовал мое разочарование, гнев, боль и всегда старался утешить меня. Но сейчас он смотрит на меня по-другому. От его пронзительного и холодного взгляда по коже расползаются мурашки. Коул уже не тот парень, которого я оставила в лаборатории. Он стал солдатом «Картакса», обученным шпионить и допрашивать. И прямо сейчас, пронзая меня взглядом словно рентгеном, он уже откуда-то знает всю правду.
Я медленно втягиваю воздух.
– Да, это я стерла всем воспоминания. Но ты продолжай… скажи, что вы с Анной оказались правы, когда планировали лишить меня панели. Я знала, что делаю, и знала, чем рискую. Как и то, что ты возненавидишь меня за это.
Он опускает руки.
– Во мне нет ни капли ненависти к тебе. Да, меня раздражает то, что ты стерла воспоминания всем людям, но при этом я понимаю, почему ты пыталась это сделать. Вспышка сломила нас. И сомневаюсь, что люди когда-нибудь смогут пережить ее последствия, если продолжат жить с болью, полученной за последние два года.
Я всматриваюсь в его лицо, пытаясь отыскать хоть намек на ложь, но ничего не нахожу.
– Я уже мало что помню из нашего детства, – признается он. – Да и не хочу ничего вспоминать. Мне кажется, что боль, которую носишь в себе, не принесет ничего хорошего. Воспоминания могут быть дороже золота, а могут стать обузой. Незаживающей раной. И если бы я узнал, что ты планируешь это сделать, не уверен, что стал бы тебя останавливать.
Я открываю рот, но не знаю, что на это сказать. Я уже несколько недель скрываю от всех правду о стирании воспоминаний. Та ночь постоянно преследует меня, оставляя после себя темную, зияющую дыру, которую не смог заполнить переполняющий меня стыд. Так что, услышав, что Коул меня понимает, я почувствовала, как внутри затеплился свет. И теплоту там, где, как я думала, всегда будет царить холод.
От облегчения я приваливаюсь к стене, а на глаза наворачиваются слезы.
– Значит, ты не считаешь меня чудовищем?
– Мы чудовища, Цзюнь Бэй, – даже не дрогнув, отвечает Коул. – Вот во что они нас превратили. Но это не означает, что мы не можем сделать что-то доброе для этого мира.
