По обе стороны Арбата, или Три дома Маргариты

скачать книгу бесплатно


Улица Горького, дом № 19. Фото из собрания Е.Н. Масленникова,1940–1950 гг.

Англичанин Дуглас Бэйдер, мастер высшего пилотажа, потерял обе ноги ещё в 1931 году, но с началом войны вернулся в строй, в должности командира эскадрильи участвовал в Битве за Англию, сбил 20 самолётов лично и 4 в группе, а ещё 18 повредил.

Японец Сабуро Сакаи, сражаясь с американцами на Тихом океане, в одном из боёв сбил 4 самолёта противника, доведя счёт своих побед до 60, причём из того боя вернулся истекающим кровью и частично парализованным. Сложно понять, как он сажал свой «Зеро», ещё труднее – представить, как ему, ослепшему на один глаз, удавалось потом летать и сбить ещё 4 самолёта противника.

Были такие пилоты и у немцев. Адольф Галланд при испытаниях нового самолёта разбился и плохо видел левым глазом. Чтобы обхитрить врачебную комиссию, он выучил наизусть тестовую таблицу и точно называл буквы, в каком бы направлении ни водил указкой окулист. Тот же трюк применил Петер Дюттман. Первому «полуслепому» удалось одержать 104 воздушных победы, второму – 152.

Воздушный бой

Естественно, что нацистская пропаганда тоже не упустила возможности создать образы героев. Одним из них стал Ханс Ульрих Рудель, пилот штурмовой авиации. За время военных действий он уничтожил 9 самолётов, 519 танков, свыше 800 автомобилей, 50 позиций артиллерийских батарей, 4 бронепоезда. Потопил линкор «Марат», лидер «Минск», эсминец «Стерегущий», около 70 десантных судов.

Зенитным огнём его сбивали более тридцати раз, пять раз был ранен. Шесть раз совершал посадку за линией фронта, чтобы вывезти сбитые экипажи. Всего он выполнил 2530 боевых вылетов (вдумайтесь в эти цифры). После очередного ранения Руделю ампутировали нижнюю часть голени. Не прошло и двух месяцев, как он вернулся в строй и продолжал воевать… Такой человек – просто находка для пропаганды, и, если бы его не было, Геббельсу пришлось бы его выдумать.

Ханс Ульрих Рудель стал единственным человеком, награждённым Рыцарским крестом с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Эту особую награду, которой должны были удостоиться 12 лучших «сынов фатерланда» после победы рейха, фюрер вручил Руделю 1 января 1945 года, когда стало уже ясно, что победы рейха не будет.

А ведь всего четырьмя годами ранее мало кто из немцев сомневался в победе. На оккупированную советскую территорию даже успели завезти блоки финского гранита, из которого собирались создать монумент в память своего триумфа…

«Хочешь насмешить Создателя – расскажи Ему о своих планах». Брошенный при отступлении гранит был использован для облицовки нижних этажей домов № 9 и 11 на улице Горького.

3. Дом Труда и Правды

Здание на противоположной стороне Тверской снова стоит, укрытое чехлом. Всего лет пять назад дом реставрировали, но тогда он так долго находился в этом состоянии, что даже можно было забыть, как он выглядел до начала процесса, и возникало подозрение: не для того ли всё было затеяно, чтобы заработать на рекламе, покрывавшей его буквально со всех сторон. Тогда вид здания практически не изменился – посмотрим, что будет в этот раз.

Построенный в 1904 году Адоль фом Эрихсоном по заказу книгоиздателя И.Д. Сытина, сто лет назад дом выглядел вот так. Внизу размещался книжный магазин Сытина, на втором и третьем этажах – редакции ему же принадлежавших газеты «Русское слово» и журнала «Искры», а семья Ивана Дмитриевича занимала верхний этаж и мезонин. После революции на месте сытинских редакций обосновались советские – сначала «Правда», потом «Труд», обычное дело.

Тверская улица, дом № 18б. Фото 1910-х гг.

Нечто необычное произошло с этим зданием в 1979 году: его передвинули с одного места на другое. Собственно, в Москве подобные операции проводились неоднократно, особенно в конце 1930-х годов, когда на одной только улице Горького (Тверской) при её расширении передвинули целых три дома – Саввинское подворье, здание Моссовета и глазную больницу. Приспособления для подобных операций в те времена использовались довольно простые: гидравлические домкраты и полиспасты, то есть системы тросов и колёсных блоков, известные с древности. Однако и этими средствами удавалось перемещать здания весом от 500 до 25 000 тонн на расстояние до 200 метров.

Прежде чем постройку отделить от фундамента, её по линии среза укрепляли обвязочным поясом из прокатного металла, затем изготавливали другой фундамент на новом месте и прокладывали несколько рельсовых линий, по которым на стальных катках зданию предстояло передвигаться.

Перемещение бывшего дома Сытина. Фото из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы, 1979 г.

Процесс передвижки требовал довольно много времени, поскольку в первую очередь требовалось объект переместить, не повредив, и лишь во вторую – сделать это в срок. Иногда задача усложнялась тем, что здание предстояло не только передвинуть, но и развернуть, однако в любом случае повседневная жизнь обитателей мигрирующего дома не претерпевала никаких изменений – Моссовет работал в обычном режиме все те четыре месяца, пока здание готовили к перемещению, и те 40 минут, за которые его передвинули на запланированные 14 метров, а жилые дома переезжали даже без отселения жильцов. Понятно, что все инженерные сети (электричество, водопровод, канализация), подключённые через гибкие шланги и кабели, при этом функционировали.

Что касается дома, который мы видим, то в техническом смысле операция по его перемещению не представляла собой ничего особенного – от здания отделили секции с лестничными клетками, уложили 8 ходовых путей и по ним со средней скоростью 2 сантиметра в минуту за 28 ч асов переместили здание на 34 метра, до Настасьинского переулка, где дому предстояло соединиться с концертным залом издательства «Известия».

Вид на улицу Горького от Страстной площади. Фото из фонда ЦИГИ,1934 г.

Необычными в этой операции представляются два факта. Первый: дом не задвигали за «красную линию», а перемещали вдоль неё, что довольно странно. Второй: дом не сломали, хотя вполне могли бы. Для первой из загадок кто-то придумал довольно забавное объяснение: сытинский дом отодвинули в сторонку, чтобы он своим модернистским фасадом не заслонял социалистическое великолепие нового корпуса комбината «Известия». Что можно на это сказать? Художественные вкусы у представителей партийной верхушки бывали своеобразные, – но вряд ли уж настолько. На самом деле причина передвижки была сугубо рациональна: готовилась к открытию станция метро «Горьковская» (ныне «Тверская») и нужно было сделать так, чтобы вход на станцию был виден с улицы Горького.

Удивительно, почему сытинский дом всё же передвигали, а не разрушили, как это при строительстве всё того же здания «Известий» произошло с соседним зданием, в котором работал кинотеатр «Центральный», а также с «домом Фамусова» (а если точнее, то особняком М.И. Римской-Корсаковой, на балах и приёмах у которой собирались персонажи, вдохновившие Грибоедова на создание «Горя от ума»).

А причина проста. Дом спасла мемориальная доска со словами: «В этом здании с 1918 по 1929 год работала секретарём редакции газеты «Правда» Мария Ильинична Ульянова». Факт, возможно, и достопамятный, но вот мне хочется рассказать о совсем другом человеке.

Издатель

Из всех изобретений и открытий в науке и искусствах, из всех великих последствий удивительного развития техники на первом месте стоит книгопечатание.

    Чарлз Диккенс

Как известно, испорченные квартирным вопросом москвичи очень ревниво относятся ко всем «понаехавшим». В особенности если те добиваются успеха. Справедлива эта неприязнь или так проявляется комплекс неполноценности рождённых в «нерезиновой», но так и не поймавших своего шанса, мы выяснять не будем. Лучше расскажу про одного из тех, кто свой шанс создал собственными руками.

Начиналась эта история почти как чеховский рассказ «Ванька Жуков». Двенадцатилетний Ванька, старший из четверых детей волостного писаря с ела Гнездниково, был отдан в обучение скорняку на Нижегородской ярмарке. Мальчишка оказался смекалистым и работящим, и мог бы из него выйти хороший меховщик или торговец пушным товаром, а получился крупнейший российский книгоиздатель.

Виктор Васнецов. Лавка лубочных картинок

Иван Дмитриевич Сытин, окончивший три класса сельской школы, до конца жизни писал с ошибками, но какое это имеет значение, если ни в жизни, ни в бизнесе он не ошибался? На шестнадцатом году жизни Иван приехал в Москву, имея в кошельке пару рублей мелкой монетой, а в шапке – письмо, рекомендовавшее его купцу Шарапову как человека непьющего и честного. Однако вышла незадача – нужды в торговце-коробейнике Шарапов не имел. Правда, ему требовался смышлёный человек в книжную лавку, недавно унаследованную от брата. Иван заверил, что книжки очень любит и потому всенепременно справится. Книг он в жизни видывал немного, так что в этом слукавил, но зато в главном не обманул: лавка начала приносить прибыль.

Шарапов присмотрелся к парню как следует и, уверившись, что толк из него будет, предоставил свободу действий. Сытин свёл знакомство с бродячими торговцами и быстро организовал целую сеть из коробейников, носивших по деревням немудрёную печатную продукцию: сказки, песенники, лубочные картинки… Совсем недавно сам ходивший с «коробочкой», Иван прекрасно ладил со своими дилерами и потому легко получал из первых рук информацию о том, на что вообще есть спрос. Можно и нужно было открывать собственное дело, но мешало отсутствие капитала.

Бездетный старик Шарапов полюбил Ивана как сына, потому и помог ему, как родному: за толкового, но безденежного парня сосватал шестнадцатилетнюю дочку купца-кондитера, и очень удачно – Евдокия родила Ивану десять детей, и сыновья стали отцу помощниками. Помогли Сытину и 4 тысячи рублей приданого. Заняв у Шарапова ещё столько же, Иван купил свой первый литографский станок, с которого и началось огромное издательское дело, – но не будем забывать и о том, что главная часть любого предприятия есть голова его владельца, а в идеях у Ивана Сытина недостатка не было.

Первая идея выстрелила в годы Русско-турецкой войны. Тема освобождения братьев-славян от владычества Османской империи очень воодушевляла все слои российского общества, даже тех людей, кто и не знал толком, где находятся Балканы. Сытин принялся выпускать иллюстрированное «Пособие для читателей газет» в виде карт с обозначением театра военных действий, диспозиций войск и мест сражений. Очень большие тиражи позволяли держать низкие цены. Это делало сытинский проект неуязвимым для конкурентов и вообще прибавляло популярности его изданиям.

Другим прорывом на рынке печатной продукции стали календари. Ещё с петровских времён издавать календари дозволялось только Академии наук (видимо, из опасения, что на Руси всегда найдутся самородки, способные выдумать не только 32 мая, но и 33-е). Привилегию уж е лет двадцать как отменили, но до Сытина никому и в голову не приходило, что в открывшейся нише – настоящий Клондайк.

А Иван Дмитриевич просто добавил к собственно календарю ещё некоторые полезные сведения: святцы, указатель железнодорожных станций, описание государственного устройства Российской империи, ну и так, по мелочи – от рецептов вкусных и питательных блюд до народных средств лечения ящура.

Обложка «Народного русского календаря». Издательство И.Д. Сытина

Сытинские календари стоили по двугривенному, а выглядели на полтину, и народ их буквально с руками отрывал. Заказы посыпались лавиной, и нипочём не удалось бы удовлетворить такой безумный спрос, если бы не возможность купить новую типографию на доходы от карт военных действий. Уже на второй год издания этого календаря тираж его составил 6 миллионов экземпляров.

Следующий хит продаж был прост до гениальности: книжица в 365 листков, каждый из которых по линии дырочек отрывался, уступая место следующей дате, а на обороте сорванного листка, прежде чем свернуть из него пару самокруток, можно было прочесть что-то интересное. Причем интересное не «так, вообче», а рассчитанное на вполне определённый круг читателей. Календари выпускались разные: «Всеобщий русский», «Народный сельскохозяйственный», «Общеполезный», «Царь-колокол» и тому подобное. Целый штат редакторов старался сделать так, чтобы публиковавшаяся в календарях информация не повторялась и давала пищу уму.

Первая типолитография И.Д. Сытина на Пятницкой. Из коллекции М.В. Золотарёва

Но однажды перестарались. Перепечатали из какого-то иностранного источника такие статистические данные: «Американский рабочий ест фунт говядины в день, английский

/

фунта, французский и немецкий –

/

фунта. Русский 2 золотника». Вскоре пришло полицейское предписание об изъятии из продажи всего тиража. А тираж был так велик, что убытки от его уничтожения стали бы для фирмы катастрофой.

Надо было как-то выкручиваться, ведь с властями шутки плохи… Единственная защита от них – это более высокие власти. И Сытин через кого-то из знакомых нашёл способ передать великому князю Константину Константиновичу экземпляр злосчастного календаря вместе со своими письменными объяснениями по поводу произошедшего. Великий князь, человек образованный и утончённый (он переводил Шекспира и Гёте, сочинял стихи и драмы, представляя публике свои произведения под псевдонимом К. Р.), счёл уместным замолвить словечко перед Александром III.

Фамилия Сытина была императору известна: не так давно он собственноручно утвердил Устав товарищества «И.Д. Сытин и К

» и знал, что фирма печатает не только календари и лубочные картинки, но также издаёт произведения Пушкина, Гоголя и других великих русских писателей, причём по очень доступным ценам. Понимая, что закрытие такого предприятия России не на пользу, государь решил дело по своему разумению, оставив на поданной ему записке собственноручную резолюцию: «Не вижу оснований налагать кару на сие издание».