скачать книгу бесплатно
Ее маленькая рука коснулась его ладони. Они еще сидели молча.
– Мне не нужны все женщины, – думал он, – или нужны. Как это можно знать заранее. В каждой из них своя загадка и вечная тайна.
Глава 16 Грезы
– Он очень чувственен, – думала мать, и это будет мешать ему в жизни, хотя поэт не может быть иным.
Но это не могло ее не тревожить.
Он чувствовал душой, что вернулся домой, и готов был раствориться в великолепной природе, в мире, который всегда согревал его немного усталую душу. И была голубоглазая светловолосая женщина, которая так сладкозвучно пела.
– Оксана, – повторял он ее имя в забытьи, словно странную молитву.
Она долго его ни о чем не спрашивала, но верила, что женщина была не призраком, а настоящей. Он стремился к ней всей душой, хотя и не хотел оставлять мать в одиночестве.
Но вечерами в тихих комнатах, где они жили, он боялся даже себе самому признаться в том, что с ним происходит. Он был безнадежно влюблен. Тогда он был уверен в том, что это навсегда. Но не так ли любой думает в свои 16 лет. Ему казалось, что никто никого так не любил. Это было в первый раз за 16 лет.
На белых листах его рукой были начертаны его великолепные стихи. Ему не удалось ничего скрыть, даже если бы он и хотел. Но он и не пытался этого сделать.
Она, конечно, была хороша. Но она была ее ровесницей. И одному богу известно, в какую бездну эта женщина может бросить ее сына. Но не может же она думать серьезно о том, что он свяжет с ней свою судьбу.
Он оставался в ее сетях, хотя чему тут удивляться. И она увлеклась, да и как можно было не любить его.
Когда он поздно вернулся совершенно неузнаваемый, она проснулась и уселась на постели своей. Она видела его смущение, хотя в комнате царил полумрак.
– Я влюблен и счастлив, – звучал где-то рядом его голос, наяву она еще лучше и прекраснее, чем в моих снах
Ей ли не знать какими бывают эти слова и эти чувства. И она утешала себя, что первая возлюбленная не может быть легкомысленным созданием.
Она в чем-то очень похожа на мать. Но когда она пыталась успокоиться, тревоги только умножались,
– Она стара для тебя, дорогой, – слышал он голос матушки.
– Но для любви возраст не препятствие, – только и говорил он.
Он еще не верил в то, что она может оказаться права.
– У этих отношений нет будущего. Царевич мой прекрасный, ты выбрал не ту дорогу.
Больше она ничего не говорила, пусть он думает и решает сам, она была бессильна перед обстоятельствами и людьми.
Первый опыт почти всегда и у всех бывает печален, и никто не волен что-то менять.. Почему-то вспомнила опыт мятежного лорда. Он говорил о том, что в своей жизни мужчина любит только одну-единственную женщину, ту, которая была самой первой.
Возможно, он заблуждался. Но она и прежде все время мучительно думала о том, способен ли ее сын быть счастливым. Даже если он женится, и попытается что-то сделать, что из этого выйдет? Трудно даже представить себе такое.
№№№№№
Теперь он точно знал, что скоро все кончится. Но будет ли он после разрыва свободен от той, которая так крепко его к себе привязала, ведь и она вернется в их город и будет рядом. Вероятно, тогда и родилась трагедия его одиночества. Оно растянулось на всю его жизнь.
Они возвращались в серый осенний город. Встречи с Оксаной продолжались и здесь. Но он все время уходил от нее, это было совсем другое время, и мир здесь был иным.
Осень была долгой в том странном году. Он не особенно стремился к ней, но и рвать окончательно отношения не собирался, они тянулись так же бесконечно, как и эта странная осень.
Туманы и грезы, все, что оставалось этим двоим. Ее и не было вроде рядом, но она и не исчезала.
Расстались они в разгар зимы, в порывах метелей. Тогда его душа оказалась окончательно замороженной.
Алекс так и не узнала, что же в те дни случилось у них на самом деле, он ничего не рассказал ей. Она смогла только облегченно вздохнуть. Он страдал без нее страшно. Но был тверд, не сгибаем.
Этой странной и таинственной женщины в его жизни больше не было.
И пахли древними поверьями,
Ее волнистые шелка,
И шляпка с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль.
Так напишет он совсем скоро в самом знаменитом своем стихотворении, которое перевернет его жизнь, и заставит признать его первым и единственным даже тех, кто меньше всего хотел бы этого и много дал бы за то, чтобы это признание не прозвучало.
А она спрашивала себя, а расстался ли он с ней тогда. Можно ли было с ней расстаться. Но перед ними мелькала уже развенчанная тень. Но в душе его никогда не царила юная дева, нет, там всегда оставалась великолепная женщина.
Как он страдал в ту снежную зиму, только она одна могла знать это. И потом все зимы были для него карнавалами страстей. Он уходил в метель и растворялся в этом холоде
Глава 17 Лирическое отступление ТОЛЬКО ПЕРВАЯ СНИТСЯ ЛЮБОВЬ (ЧТО было, что будет, чем кончится, чем сердце успокоится)
На улице лютовала метель. Снегом замело все улицы, ничего не было видно и слышно.
В небольшой больнице, переполненной такими же несчастными, палате умирала еще не старая женщина, она была, вероятно, красивой когда-то, но шел пятый год революции, и ничего не оставалось от ее красоты. Только отрешенное молчание и немота, сразу же поразившие доктора Сергея Сергеевича, и заставили его обратить на нее внимание.
Она никого и ни о чем не просила, ни на что не жаловалось, хотя по всему было видно, что страдала страшно, боль была невероятная, уж доктора не обманешь.
Когда, проходя мимо палаты, он прислушивался к разговорам, то никогда не слышал ее голоса. Она почти ни с кем и ни о чем не говорила. А ведь наверняка была у нее какая-то своя тайна, он чувствовал это.
Но было так суетно и тревожно в этом почти уничтоженном диким бунтом мире, что он сначала совсем не знал ее фамилии и имена, потом, когда надо было как-то с ней поговорить, заглянул в записи, сделанные неумелой рукой сестры, и поразился. Ксения Михайловна Садовская – ничего особенного, конечно, но что же это ему напоминало. Все было знакомо, и фамилия, и имя, отчество – это не могло быть случайностью. Сколько было больных, он и при желании не запомнил бы всех имен, но некоторые врезались в память. Но и в больнице, и вообще в реальности он видел ее в первый раз.
У него не было родственников, не было знакомых с таким именем, хотя бесконечные столкновения, потасовки, смерти заставили многое и многих забыть. Он старался не думать о том времени, когда не было этого бунта, и они были так молоды и так беззаботны. Они слушали музыку, и самые великолепные стихи звучали везде, какое же это было сказочное время. Как часто ему снился мир, который они навсегда потеряли.
И вдруг доктора словно бы осенило. Он все понял, и картины зимы, маскарада, концертов, вечеров, мелькали, сменяя одна другую, но он уже точно знал, что старалась вернуть ему память.
И словно карточный пасьянс, разложенный на столе, все сходилось в душе его. Поэт. Великолепный, удивительный, сколько раз он видел и слышал его. Он знал наизусть почти все его стихотворения. Он знал (сколько тогда было самых невероятных слухов и сплетен) все подробности его бурной и яростной жизни.
Они все стремились жить стремительно и насыщенно не только потому, что были молоды, но словно бы чувствовали, что осталось совсем не так много, как бы им хотелось, что завтра (а в этом поэты убедили их) они проснутся совсем в другом мире, который никогда не будет прежним. Это было похоже на смертельный диагноз, с которым ничего нельзя сделать, остается только смириться и выбрать для себя, жить ли ему дальше или безропотно умереть, отказавшись от жизни. Наверное, слишком велико было желание жить, радоваться всему происходящему, потому он и выжил. А поэт, он словно бы выдохся в один миг и задохнулся. И что самое удивительное, случилось это в тот момент, когда он только что прожил первую половину, доктор помнил, что было ему не многим больше сорока лет, но какая-то странная болезнь, которой не было определения во всех медицинских справочниках. Никто ничего не мог сделать, а поэт просто не хотел жить. Ведь всем известно, что человек живет только столько, сколько жить хочет.
Сергей Сергеевич вспомнил про тот день, когда слух о его смерти облетел город. И понятно было, что не может быть по-другому, это случится не нынче, так завтра, но попробуй поверить в то, что его больше нет.
И он не верил. И странно серым показался мир вокруг, и это было последней точкой в том безобразии, которое именовалось русским бунтом.
Но эта женщина, странная история была связанна с ней, если она еще жива, и это именно она:
– Жизнь давно сожжена и рассказана, только первая снится любовь, – прочитал он вслух одну из строчек стихотворения и странно замер при этом.
Можно было долго сидеть и гадать, но он поднялся и направился в палату. Она смотрела на него так, словно был он ангелом смерти и уже пришел за нею.
– Скажите, голубушка, вы та самая…
Доктор остановился, он не знал, что и как можно было сказать еще.
Странно оживилось ее лицо, она словно бы увидела его впервые, и ей стало интересно посмотреть на того, кто явился к ней из забытья.
Она не спрашивала, о чем говорит он, хотя должна была бы спросить. Она просто ушла от реальности в какие-то свои грезы и сны.
– Это все не серьезно, он был совсем мальчиком, лет 16, это было в другой жизни. Мы были так молоды, мы встретились случайно среди дивной природы. Это была страсть, увлекавшая в бездну. Знаете, у богини Афродиты был такой помощник – бог Гиммер, увлекающий в бездну. Он не должен был меня полюбить, я никак не могла полюбить его, но это случилось. И были бесконечные прогулки, и были стихи, там, в стихах все есть о том времени, он был удивительно откровенным мальчиком, а я, мне просто хотелось еще раз пережить те светлые и высокие чувства, которые были когда-то в юности, а потом пропали, кажется навсегда. От них ничего не осталось больше. Но должно было остаться, только горстка пепла и стихи.
Доктору показалось, что она уже не видела и не слышала никого, но соседки по палате из своих углов заглядывали на нее удивленно. Старуха казалась им сумасшедшей.
– Знаете ли вы, что такое, когда нельзя, просто невозможно расстаться, когда скучаешь еще до того, пока ушел от него. В его душе творилось что-то невообразимое.
– А Вы? – не удержался доктор, хотя он никогда не был особенно любопытен, особенно когда это касалось чужой личной жизни. Но на этот раз особенный случай – это связанно с судьбой его поэта, и он знал, что рано или поздно, если конечно уцелеет, то напишет книгу воспоминаний, потому что был уверен в том, что каким бы не был строй в этом мире, они никогда не смогут забыть этих стихов.
Какова была его популярность в те годы, особенно в 1907, когда он только что появился на Башне и прочет свою «Незнакомку». Его знали все, им восхищались, к нему просто старались приблизиться, чтобы взглянуть в его синеватые глаза, и услышать то, что он будет говорить, хотя часто говорил он не особенно приятные вещи и никогда не лгал, даже когда эта маленькая ложь и казалась совершенно безобидной.
– Я никогда его не знала таким, – удивленно говорила старуха.
Она помолчала немного и заговорила снова.
– Я никогда его не видела потом, не приближалась к нему, ведь мы очень тяжело расставались, когда пришлось вернуться домой, и там меня ждали дети и муж, я не могла больше продолжать этих отношений, они должны были закончиться сами собой, и они завершились. Хотя и не сразу. Он ждал меня, мне приходилось прятаться от знакомых и просто каких-то странных людей, хотя тогда никто и не ведал о том, что он поэт. Если бы мы столкнулись позднее, то моя репутация была бы навсегда погублена.
– А как вы жили без него, – решился спросить доктор, хотя и сам он считал этот вопрос совершенно бестактным.
– Сначала терпимо, казалось, что это возможно, а потом все стало совсем отвратительно, тогда, уже забыв, что я разорвала с ним сама, я стала искать встречи, но он был слишком горд и независим. Он вычеркнул меня из своей памяти раз и навсегда. Все было напрасно. И потом он был таким правдивым даже в мелочах. Старуха снова замолчала, а он вспоминал:
– Твое лицо в его простой оправе,
Своей рукой убрал я со стола.
Прочитал он строки, обращенные к совсем другой женщине, его жене, дочери знаменитого ученого. Они написаны были после разрыва, а ведь казалось сначала, что ничто не предвещало беды, они так любили друг друга, они были такой красивой парой.
Старуха прислушалась, а потом тихо спросила:
– Так и было. Скажите, вы думаете, что у него так было всегда?
– Мне трудно судить, но, скорее всего, да. Вы же сами говорите, что он был правдив, и все, что происходило, тут же появлялось и в стихах его:
Иль хочешь стать мне приговором?
Не знаю, я забыл тебя.
И, похоже было на то, что он мог вспомнить сколько угодно именно таких строчек.
Старуха молчала, но он видел и чувствовал, что она хотела спросить его о чем-то, он даже догадывался о чем.
– Я никогда не читала его стихов потом, после нашего разрыва, но если вы их знаете, скажите, как Вам кажется, доктор, любил ли он кого-то? Вы вспоминаете такие странные строки.
– Не знаю, – признался он, – я и сам часто задавал себе этот вопрос, но не находил на него никакого ответа. Он все время был с актрисами, это могло показаться странным, но именно они никогда не были собой, они могли сыграть чужую судьбу гениально, но всегда так небрежно относились к собственной жизни и судьбе, вне сцены они были безлики и хотели только отдохнуть. И он отдыхал рядом с ними, но как только вспыхивали истинные чувства, он тут же уходил, ему не нужны были женщины без масок.
Она смотрела на него, но еще не понимала, к чем он клонит.
– Я долго не мог понять, пока не прочитал:
Жизнь давно сожжена и рассказана,
Только первая снится любовь,
Как бесценный ларец перевязана,
Накрест лентою алой, как кровь.
И когда в тишине моей горницы
Под лампадой томлюсь от обид.
Синий призрак умершей любовницы
Над кадилом мечтаний сквозит..
– Он похоронил меня еще тогда? – удивленно спросила она и странно передернула плечами.
– До него дошли слухи о вашей смерти, – ответил ей доктор, – об этом писали где-то. Но он и не думал, что мертвых мы любим еще сильнее, потому что исчезают все недостатки, которые были у живых.
– А я и на самом деле умерла, – растерянно проговорила она, – когда стало понятно, что ничего больше не вернется, все было прежним, но меня больше ничего не могло интересовать. Муж завел себе любовницу, да и что ему оставалось делать, а мне? Я и представить себе не могла, куда деваться могла я? Тогда и уехала снова за границу, и жила там, и бродила по местам, где была счастлива. Если бы не нужно было вернуться, чтобы похоронить Сережу, я бы там и осталась неприкаянной тенью, всегда чужая в чужом мире, но пришлось вернуться. А тут все и началось, я потеряла все, что можно было, Я должна была уехать, хотя мне совсем не хотелось этого. Мне казалось, что произойдет чудо, я встречу его, и мы снова будем вместе. А потом я смотрела на собственное отражение и была уверенна в том, что тот мальчик просто не узнает меня, он всегда был очень правдив, и на этот раз скажет, что не существует той далекой Ксении, обворожительной Ксении, а есть смерть сама, которая пришла за ним. Вы никогда не испытаете того разочарования, которое приходит, когда еще помнишь, как такой любовались и понимаешь, что только жалость в их душах и может появиться.
№№№№№
Доктор растерянно оглянулся по сторонам, он видел, что эти простые и незамысловатые женщины слышали их, но вероятно их разговор казался им бредом сумасшедших, они если и хотели, то и тогда ничего не смогли бы понять – это уж точно. Он понимал, что должен оставить ее в покое, но все медлил, ждал, что должно быть еще что-то сказано, ему хотелось страстно еще что-то услышать.
– Может быть, когда вы расстались, он и был уверен, что у него еще все было впереди:
Что же делать, если обманула.
Та мечта, как всякая мечта.
Но чем больше проходило времени, чем больше он метался в метели, тем яснее становилось, что ничего не будет и быть не может.
