Филин

Ян Сундуков

Филин

Молодой филин сидел на старом, исковерканном какой-то неизвестной болезнью дереве и слушал ночь. Здесь лес заканчивался, и дерево казалось его последним часовым. Дальше, насколько хватало глаз и тусклого неясного света одиноких звёзд, простиралась пустошь. Филин знал эту пустошь – плохое место… проклятое. Когда-то здесь цвели сады и жили люди… много людей, о чём свидетельствовали руины некогда большого и красивого города. Но потом случилась беда, и все, кто здесь жил, либо умерли, либо… Филин не понимал того, что с ними случилось, они просто переродились… другими. Он залетел в эту часть леса случайно и не планировал здесь оставаться. Смутные и пугающие ощущения вызывали и город, и полуразрушенный храм какого-то древнего культа. Его тёмные очертания всё ещё выделялись на фоне городских руин. Филин посмотрел на него – почти заброшенное строение, как и город, знавшее лучшие времена, но теперь: колокольня давно обвалилась, одна из стен основного здания тоже частично обрушилась. Вокруг царило запустение, однако, несмотря на всё это, храм был обитаем. В нём давно уже забыли и про обряды, и про верующих, но тем не менее одинокое дрожащее пламя свечи виднелось в окне одной из пока ещё уцелевших частей древних руин. Филин отвернулся. Он что-то услышал. Это была лошадь, причём лошадь подкованная, а, значит, с всадником. Старая дорога, вопреки времени и благодаря стараниям древних рабочих, ещё сохранила часть каменной брусчатки, и в ночной тишине копыта лошади мерно цокали по древним истёртым камням. Всадник, а точнее всадница, выехал из леса и остановился. Филин смотрел на неё. Он силился понять, зачем она приехала в эти покинутые богами и духами места. Некоторое время всадница смотрела в сторону храма, а потом… неожиданно подняла свои красивые тёмные глаза и посмотрела прямо на филина…

Он летел через ночь. Под ним простирался бесконечный, знавший лучшие времена, как и храм на пустоши, лес. В этом лесу он родился, и в нём же непременно умрёт. Теперь он точно об этом знал. Взгляд всадницы не напугал птицу, он скорее показал ей… показал что-то древнее, что-то странное, что-то, чего разум простой птицы не мог вместить. Теперь филин знал, что больше не вернётся к этому дереву. Он вспомнил, а точнее осознал то, что знал практически с рождения: опушка леса – не место для охоты… Это место для смерти.

Старик сидел и читал древнюю толстую книгу. Её рукописные строки расплывались перед его глазами, а дрожащее пламя свечи ещё больше усложняло его отчаянные попытки прочитать древние письмена. Рядом с ним лежал красный шар, размером с кулак взрослого мужчины – очень красивый, выполненный из непонятного материала, похожего то ли на хрусталь, то ли на стекло, хотя ни тем не другим не являвшийся. Внутри шара непрерывно вспыхивали какие-то загадочные огни, что-то беспрестанно клубилось, образуя причудливые завихрения и всполохи. Помещение, где сидел старик, некогда было старым храмом. Он уже давно забыл… и как сюда попал, и почему должен быть именно здесь. Вокруг было сумрачно и прохладно. Ему приходилось кутаться в старую истёртую до дыр куртку, висящую на его тщедушном теле как мешок. Старик оторвался от текста и осмотрелся. Довольно большая зала… Некогда она была богато украшена, но краски пожухли, а золотые и серебряные украшения и изделия потускнели и покрылись пылью. Старые гобелены и занавеси почти все свалились на пол, превратившись в кучи старого тряпья. Большой витраж, некогда так радовавший всех своими красками, совсем потускнел и лишился нескольких своих элементов. Старик помнил этот зал… Ему казалось, что он помнил его задолго до того, как тот успел превратиться в руины. Его морщинистое лицо, некогда принадлежавшее довольно красивому мужчине, теперь было под стать этому залу… такое же старое серое и немощное. Мысли путались, вызывая непреходящую тоску и безысходность. Он повернулся к книге и прищурил бесцветные водянистые глаза. Её нужно было прочесть… Но зачем?! И что он уже успел прочитать?.. Воспоминания ускользали, как туман. Старик вздохнул и прислушался. Какой-то звук привлёк его внимание. Он оторвался от книги и повернулся, скрипнув старым табуретом.