скачать книгу бесплатно
Тем временем город скуднел. Сосед-захватчик не стеснялся собирать нажитое горожанами имущество. Война войной. То, что произошло дальше, – из рамок вон выходящее.
Ася не видела, что возле того самого памятника, где они с Лёней держались за руки и он так нежно, по-доброму смотрел на нее, что кровь бурлила, и венка пульсировала, и девичья грудь вздымалась прерывисто, сейчас стояли финны и перебрасывались идеями: как бронзового революционера повалить да погрузить на поезд.
Ася, потускневшая и серая, как и сам листопадом заплаканный город, вернулась в освобожденный Петрозаводск. Письма не приходили, никаких известий. Ни дома, ни улицы – все разрушено. С теплящейся искоркой надежды, она, озираясь по сторонам, словно за ней мог кто-то гнаться, устремилась к памятнику. За ней бежали сотни жен, матерей, детей, точно памятник был их спасением, символом веры и любви, единения с семьей и надеждой на светлое будущее.
Вдруг Ася встала как вкопанная. Грудь ее стеснило. Зажало в тиски. Она не могла закрыть рот, но и никаких звуков не издавала, война научила бесшумию. Ася зажмурилась, закрыла лицо руками, чтобы забыть увиденное. Кирова на площади не оказалось.
– Не сдержал ты слова, не сдержал, – ее голос терялся в завываниях ветра. – Тебя нет, и его нет…
Город оживал и расправлял свои легкие. А тем временем архитектор Петрозаводска разрывал телефонные линии соседа-захватчика, чтобы вернуть вывезенные из карельской столицы памятники.
А ему со всей милостью отвечали.
– Вы простите, сердечный вы наш, но никак не можем выполнить вашу просьбу.
– Отчего же не мочь?
– Ленина мы вам хоть сегодня отправим. А вот с Кировым как есть беда приключилась, пропал без вести, никак не найдем.
Делать нечего, пришлось кланяться Манизеру[2 - М. Г. Манизер – (1891—1966) советский, российский скульптор-монументалист, педагог. Академик АХ СССР (1947). Народный художник СССР (1958). Лауреат трех Сталинских премий (1941, 1943, 1950).] и заказывать новый памятник. Тот возьми да и прими заказ, да нового Кирова и отлей в Ленинграде. Тем же годом памятник возвели на прежнем месте.
Прошло ни много ни мало времени, как раздался звонок и по всем кабинетам стали разыскивать архитектора. Шорох, шепот, искаженные гримасы.
– Слушаю, – приложил он трубку к уху.
– Мы отыскали вашего Кирова. Памятник. Как слышно?
Архитектор округлился и уставился на работников.
– Слышно-то хорошо. Что же, раз нашли, отправляйте!
– Только вот что еще, многоуважаемый вы наш, как бы сказать… Головы-то у вашего Кирова нет.
Сердце Аси начинало биться, когда она проходила мимо новенького памятника. Правда оно тут же замирало, ведь Лёни возле него не было. Только запах черемухи и несданных экзаменов да гул завода поднимались в голубое свободное небо.
– Когда ты угомонишься? Нашла бы кого, – вздыхала мать.
– Он жив, – упрямо твердила Ася, – Кирова вернули и Лёню моего вернут, вот увидишь.
Солдаты возвращались, их встречали цветами, ликованием. Однако Лёни среди ликующей толпы не было.
– Куда же деть его? – не мог спать архитектор.
– Коли Киров, поставьте на главную площадь, что ли, только в другом городе, – отвечала жена.
– Какая же ты у меня умница!
– Умница, то-то же, а то все баба-баба…
Ася тяжелой поступью пересекала площадь. Она уже перестала с надеждой вглядываться в лица людей. Ненароком бросила взгляд на памятник. Лёня стоял там, непохожий на мальчонку, которого она проводила на войну. Это был совсем взрослый, другой мужчина.
– Лёня!
Пронзительно раздался крик и растаял в воздухе. Он схватил ее и кружил, пока они не упали в ноги бронзовому приятелю.
Местные все знают эту историю, ну а приезжие и не ведают, что не Киров на площади стоит, а его близнец. А «настоящий» Киров с новой головой в городе Медвежьегорск, куда туристам тоже полезно съездить.
Справка об объекте
Памятник Кирову на площади Кирова
Памятник С. М. Кирову был установлен в 1936 году на одной из центральных площадей Петрозаводска – площади Свободы, которая после этого получила его имя. Бронзовая скульптура действительно была отлита в двух экземплярах (вторая на данный момент установлена в городе Медвежьегорске). С. М. Киров изображен стоящим, в гимнастерке, подпоясанной «офицерским» ремнем, брюках-галифе и высоких сапогах. Указательным пальцем правой руки С. М. Киров символически показывает на землю Карелии, богатства Севера, в освоении которых он принимал деятельное участие.
Во время оккупации Петрозаводска финскими войсками в период Великой Отечественной войны памятник был демонтирован. Восстановлен в 1945 году.
Памятник
Анна Зуева
Тихой летней, хотя может и зимней морозной, ночью Сергей Миронович переминался с ноги на ногу и еле сдерживался, чтобы не опустить руку. Как ему все осточертело. Этот город, люди, дурацкие насмешливые статуи с соседнего фронтона, хихикающие туристы, фотографирующие его в непристойном ракурсе из-за третьей колонны.
Но больше всего раздражал Петр Лексеич на набережной. Сергею Мироновичу всегда казалось, что хозяин и основатель города как-то по особому надменно косит на него одним глазом, словно сердится на Сергея Мироновича за неизвестные тому прегрешения. «Больно надо», – думал уязвленный Сергей Миронович в минуты острого одиночества. В глубине души он считал Петра Лексеича вполне правильным товарищем, с которым ему было что обсудить. И не этот хилый городишко, а целый Ленинград. Но Петр Лексеич всегда молча смотрел на озеро, отгородившись от остального монументального сообщества. Вот и сегодня, с трудом сдерживая то ли тоску по хорошей компании, то ли глухое раздражение, Сергей Миронович зыркнул на его недобитое императорское величество и предался невеселым думам о судьбах памятников.
Нет, была у Сергея Мироновича и своя замечательная, он бы даже сказал, замечательнейшая компания. Долгие годы они поддерживали в городе здоровый рабочий дух. Но сейчас товарищи Маркс и Энгельс весьма заняты меж собой дискуссией на тему развития человечества и своего места в этом новом, меняющемся мире. А дорогой Владимир Ильич увлечен мелкой партийной склокой с недавно поселившимся по соседству Гаврилой Романовичем Державиным, первым тутошним губернатором и устроителем как сада, в котором обитал, так и Круглой площади, занимаемой ныне Владимиром Ильичом. Гаврила Романович, росту небольшого и виду субтильного, оказался тем еще прохиндеем, продолжателем дела Петрова. Впрочем, Владимиру Ильичу, похоже, нравилась перепалка с новым соседом. Общаться с Сергеем Мироновичем, старым другом и однопартийцем, Владимир Ильич предпочитал все реже. Вот и получалось, что кроме спесивого императора и поговорить было не с кем.
Правда, недалеко от него стоял Александр Сергеевич, солнце русской поэзии, очень занятой памятник. У Александра Сергеевича всегда то любовные свидания, то библиотекарские посиделки, то архивные работницы на солнышке отогреваются, а раз в год ему вообще чествование устраивают.
Сергей Миронович в который раз оглядел свою главную площадь и подумал, что есть, есть преимущества установки в маленьком скверике.
Площадь Сергею Мироновичу была не мила. Слишком просторно, слишком голо. Стоял он на чужом, неудобном постаменте и глядел сверху, как разрушается некогда знаменитый Онежский тракторный завод. А ведь были времена, когда ехидные плясуны с Музыкально-драматического театра, только поставленные на фронтон, с восторгом неофитов и неподдельным уважением спрашивали у Сергея Мироновича: «Что нам делать? Куда идти?» И строгий Сергей Миронович уверенным жестом указывал: «На завод ступайте, товарищи. Ваши руки нужны заводу!»
Это все от того пошло, что театр выстроили на месте церкви. Там внизу, говорят, целый подземный этаж сохранился, как у ранних христиан. Там и попы местные захороненные попрятались. Вот они честный рабочий народ и смущают, с пути истинного сбивают.
Слава богу, слухи эти подтвердить нельзя. Начнешь подкоп делать, театр обвалится. Но не за театр волновался Сергей Миронович. У него была своя тайна, которую доверили ему в сложные для Родины годы. Сергей Миронович – только тссссс! – охранял подземный комплекс государственного значения. Местные шептались, конечно, понастроили, мол, под площадью бункера для советского руководства на случай то ли атомной, то ли просто войны и захвата города недружественными войсками. Но Сергей Миронович, большевик старой закалки, сплетням не верил. Если что и построили там, то наверняка оборонного значения, городу неблагодарному в помощь. Но эти разве поблагодарят.
Сергей Миронович вздохнул могучей бронзовой грудью и застыл в привычной позе. Чужим ему был этот город, чужой он городу был. Даром столько лет стоит, и снимать его никто не собирается. А все равно чужой.
Справка об объекте
Памятник Кирову на площади Кирова
От автора: придумала я эту историю темной ноябрьской ночью довольно давно, но мне все же кажется, у нее летнее настроение. Именно белые ночи рождают во мне что-то такое. Иронично-мистическое, романтическое, жизненное. Пора идти гулять!
Бабушкины маршруты
Александра Сухова
Прогуливаясь с гостями города по Губернаторскому парку, рассказываю его историю, показываю сохранившиеся артефакты: двухсотлетние лиственницы, брусчатку из шокшинского малинового кварцита, памятник губернатору Державину, пожилые яблони. Переносимся в век 19-й: тогда происходит зарождение губернаторского сада, высаживаются первые деревья и оформляются клумбы, строятся беседки. Именно тогда создается первое общественное пространство для досуга горожан.
Отправляемся в век 20-й и представляем, что нас окружают уже просторные деревянные павильоны для просмотра фильмов и мультфильмов, гипсовые скульптуры, повсюду слышится детский смех, а для безопасности советских граждан и их детей ежедневно в парке работает фельдшерский пункт. Там дежурила тогда фельдшер Любовь Ивановна Смирнова, моя бабушка, – об этом упоминаю и горжусь. А иногда, когда гуляю по парку одна, фантазирую, представляю, как медпункт выглядел, как бабушка забинтовывала порезанный о ветку палец Юре Соколову или смазывала зеленкой укус пчелы Марине Курочкиной. Скрупулезно, аккуратно, в накрахмаленном белом халате, размеренно задавая вопрос непоседливым детям: «Что случилось, малыш?» Гуляю по этому бабушкину маршруту и будто переношусь в прошлое – теплое и родное. Я его не застала, тогда еще даже не родилась. Но так хочется оживить, озвучить ретроснимки из прошлого, наполнить их смыслом и энергией.
Уже когда бабушки не стало, я узнала еще об одном географическом сюжете из жизни медицинского работника. Онежский тракторный завод находился недалеко от Губернаторского парка, на месте бывшего Александровского завода. Большая территория, десятки цехов. Разгар рабочего дня, бабушкина смена в фельдшерском пункте при ОТЗ. Один из работников не уходит на обеденный перерыв и остается работать у станка. Визг, шум, крик, – крановщица еще не спустилась со своей высоты и видит сверху, что этому работнику отрезало обе руки.
Что испытал бы каждый? Ужас и оцепенение. Моя хрупкая и смелая бабушка реагирует молниеносно, находит возможность быстро охладить конечности, – тем самым она их спасла. На вертолете пациента доставили в столичную клинику, провели сложнейшую хирургическую операцию, и спустя годы мужчина мог даже пуговицы на рубашке пальчиками рук застегнуть. И теперь когда прохожу рядом с бывшим ОТЗ, проигрываю эту ситуацию, будто включаю остросюжетный фильм в голове, где главная супервуман кино моя бабушка.
Пульс города – это собрание историй из его жизни, не всегда парадной и спокойной, но определенно настоящей и связанной с людьми. И я уверена, что у каждого из нас в Петрозаводске есть бабушкины, дедушкины, мамины или папины маршруты.
Справка об объекте
Губернаторский парк
Жители с теплотой отзываются о парках в черте города, которых в Петрозаводске много. Губернаторский парк для петрозаводчан – уголок тишины и размышлений.
Свое название место получило благодаря первому петрозаводскому губернатору Гавриле Романовичу Державину. Бронзовый памятник известному поэту и прославленному вельможе расположен в самом центре Губернаторского парка.
Молчаливый диалог с городом
Ирина Рынкевич
Терпеть не могу, когда Матвей надолго уезжает из города. А месяц – это очень долго, летом – это почти вечность. Единственный способ хоть как-то смягчить наказание – тоже уехать. Но в этот раз судьба беспощадна. Мне предстоит месяц перекладывать бумажки в серьезном учреждении, а Матвей с однокурсниками отправится на север Карелии в экспедицию по заброшенным деревням. И то и другое называется студенческой практикой. Для меня это двойная пытка. Без Матвея город становится пустым.
Мы учились с ним в одной школе в параллельных классах, а познакомились только в универе. Точнее, я знала, как его зовут, но мы никогда не разговаривали и даже не встречались взглядами. В нашей параллели пять классов и все переполнены. К тому же я пришла в лицей только в 8-м классе, когда переехала на Кукковку.
В первый же учебный день мы столкнулись в главном корпусе в фойе у входа. Я так обрадовалась, увидев знакомое лицо, что, не задумываясь, поздоровалась, назвав Матвея по имени, и спросила, куда он поступил. И мы поделились информацией об общих знакомых из параллели. Собственно и все.
А потом оказались утром в переполненном троллейбусе по пути на учебу. Матвей поставил меня у заднего стекла, а сам уперся в поручень и сдерживал натиск близстоящих. И мне казалось, что вокруг меня образовалось теплое облако.
Иногда в хорошую погоду, если у нас пары заканчивались одновременно, мы шли домой пешком, меняя маршрут, если не целиком, то хотя бы на небольшом участке. Это у меня топографический кретинизм, а Матвей может занырнуть в любой двор, покружить между домами и выйти в нужной точке, словно в его мозг вживлен навигатор.
И не то чтобы разговоры у нас были какие-то особенные, хотя порой пробивало, конечно, на интересные темы. Просто я привыкла ощущать теплое облако, которое он создавал, хотя бы два-три раза в неделю. А теперь вот…
Я даже пошла на вокзал проводить Матвея, настолько меня напряг его отъезд.
– Оставляю тебе город, – Матвей пытался меня утешить.
– И что с того? – хныкала я, – с ним не поговоришь.
– Это ты зря. С городом очень даже можно разговаривать. Просто нужно научиться.
– Сама я не справлюсь.
– Хорошо, буду твоим наставником. Со связью там, правда, говорят, проблемы, но хотя бы эсэмэски, надеюсь, будут доходить. Короче, ты задаешь тему, а я тебе даю ссылку на место, куда нужно пойти. Ты честно идешь в это место и сосредотачиваешься на своих мыслях и ощущениях, а потом пишешь, что получилось. Договорились?
Мы давно забили номера друг друга в телефоны, но пользовались крайне редко. Это было частью неоговоренных правил наших странных отношений. Мне они нравились. Приняла я и эту игру.
Вернувшись домой с вокзала, я отослала сообщение на заветный номер: «Связь времени и пространства». Прошло полсуток, прежде чем я получила ответ: «Найди третью елочку – ответ там». Ничего себе квест. Мы так не договаривались. Он же сказал, что назовет место, а это ребус какой-то.
Все четыре часа практики я крутила короткий текст в голове. Что за елочка? Если она третья, то их конечное количество. Значит, ели какие-то необычные, например, голубые. Помнится, какие-то были на привокзальной площади и на площади Ленина. Позвонила маме – она работает в экологическом отделе мэрии. Мой вопрос ее огорошил: что за странный интерес? Но ответила, что на площади Ленина ели не прижились, а вот на площади Гагарина росли, но их срубили в 2009-м, а через десять лет посадили снова.
Если честно, после работы я даже покрутилась у этих елочек, не очень понимая, с какого края считать. Села на скамейку и еще раз повторила про себя фразу из СМС. И вдруг подумала: почему он сказал «елочка»? не елка, не ель? Новогодняя, что ли?.. И тут меня осенило! Елочками называли схожие группы домов на Октябрьском проспекте. Мы жили там до того, как переехали на Кукковку.
Я открыла гугл-карту. Пять «елочек» – от улицы Ленинградской до Мурманской. Нумерация домов начинается от центра города. Да хоть с какой стороны, раз их пять. Я жила в той самой третьей «елочке», в первом доме из четырех, ближнем к проспекту. И Матвей знает об этом. Мне как-то нужно было сходить в налоговую, и он вызвался меня проводить. А потом я показала ему дом, в котором раньше жила, и провела его по своему обычному пути в Университетский лицей, где я училась. Путь был настолько нахоженный, выверенный до оптимального минимума, что здесь кретинизм был мне не страшен. Я показывала дома, в которых учились мои одноклассники. Некоторые, правда, ездили из других районов – школа-то престижная. В начальной школе было приятно встретить кого-то из одноклассников и идти вместе – за разговорами путь казался короче.
Объект: Группа домов-елочек
на Октябрьском проспекте
«Обратно пойдем другим путем, – сказал Матвей, когда мы дошли до крыльца школы, – веди». И мы пошли по набережной Варкауса.
Из центра попасть на Октябрьский проспект легче всего, пройдя через старое кладбище. В детстве я его боялась, теперь же при случае любила здесь ходить – кладбище больше походило на парк, да и асфальтовая дорожка широкая, чистая, и народу там всегда много, и я несколько повзрослела. Но от вокзала можно было пройти еще более уютным путем – по Шотмана до Красной, занырнуть в парк у реки Неглинки, который, постепенно сужаясь, выводит на Ленинградскую.
Вообще, я редко бываю в этом районе – только если в этом есть необходимость, просто гулять здесь почему-то желания не возникает. Впервые озадачилась: а почему собственно? Широкий проспект с газоном посередине, опрятные дома… Шла и прислушивалась к себе. Уловила легкое чувство неловкости, словно мне напомнили о детских шалостях и подростковых дурацких поступках. Буквально заставила себя зайти во двор, найти глазами окна нашей бывшей квартиры. Повторила весь путь до школы и, как тогда с Матвеем, вышла на Варкауса. Но не повернула направо к центру, а пошла к озеру.
Уже став студенткой, я осознала, что не представляю себе, как можно жить в городе, где нет озера. А в детстве просто любила бывать на берегу. Когда я еще не ходила в школу, мы с папой часто ходили сюда в выходные, пока мама управлялась с домашними делами. Видимо тогда ей было легче отправить нас гулять, чтобы не путались под ногами. Потом-то она просто поделила обязанности между всеми.
Зимой мы с папой ходили на лыжах на другой берег. Не озера, конечно, оно огромное, – Петрозаводской губы. На другом берегу отличные горки. Накатаешься на них, а обратно идти уже сил нет. Тогда папа соединял через кольца наши палки и тащил меня на буксире, моя задача была лишь удержаться на ногах…
Прогулочный участок у озера показался мне таким маленьким. Как я умудрялась в детстве так долго по нему гулять? И находить какие-то занятия. Залезть на тот большой камень, найти плоские камни и «печь блинчики», пройти по бревну через речку…
Вернувшись домой, я отправила Матвею эсэмэску: «Я шла в район моего детства, будто в само детство. Но пространство осталось, а время ушло. И время изменило не только меня, но и это пространство. Сохранившиеся детали не просто вызывают воспоминания, а активируют внутреннюю память – я вспомнила свои тогдашние страхи, мечты, состояния, словно повстречалась с собой-ребенком. Спасибо за прогулку».
Объект: Парк «Беличий остров»
Игра сработала. Мне было о чем думать, разбирая бумажки на своей нудной практике, и не ощущать так остро отсутствие Матвея. Я учусь выстраивать диалог с городом, Матвей выступает в роли наставника. Я задаю тему, он – выбирает место. Я иду туда, куда меня отправил наставник, а потом докладываю ему о своих мыслях и чувствах. Сотовая связь нам в помощь.
«Почему ты любишь ходить разными маршрутами?» – спросила я эсэмэской и почти сразу получила указание: «Беличий остров. Но, чур, не по центральной аллее».
Это сейчас парк называют «Беличий остров», там отсыпаны дорожки, сделана детская площадка и установлены тренажеры, а когда-то это был просто сохраненный участок леса. В период преобразования парка в нашем доме о нем говорили чаще, чем о моей успеваемости. Что поделаешь, мама – сотрудник экологического отдела мэрии.
На Кукковке таких участков несколько, и они на удивление хорошо сохранились. Однажды я ждала, когда меня заберут на машине, и от нечего делать считала травянистые и кустарниковые растения на газоне. Набралось 18 – такое биоразнообразие искусственно не создашь. Но «Беличий остров» – это прямо материк районного масштаба.
Во время экзаменов круг по парку был лучшим средством перезагрузить мозг. Я засекала – в хорошем темпе всего 20 минут. Благо, наш дом стоит у самого «Острова».
Сойти с центральной аллеи я бы решила и без указаний Матвея. И дело не только в людях (зачем идти в парк, чтобы смотреть на людей?), есть там более надоедливые существа. Голуби облетают тебя и бросаются прямо под ноги, выпрашивая еду, а белки чуть ли не в карманы лезут. Не получив угощенье, белка заглядывает в глаза, словно спрашивая: «И зачем ты тогда сюда пришла?»
Долой с пути попрошаек, я иду искать ответ на свой же вопрос.
Стволы деревьев похожи на лапы гигантских динозавров, а большой пень напоминает замок, в котором живут маленькие волшебные обитатели.
Корни проступают из земли, словно вены. Настоящая подземная сеть, по которой сигналы передаются с феноменальной скоростью. Коряги как антенны считывают все, что происходит на поверхности. Эта сеть держит собой весь «Остров».
А этот пень похож на тайный знак для инопланетян.
Пожалуй, мне, когда я была ребенком, прогулки по такому парку понравились бы не меньше, чем поход к озеру. И уж ребенком я бы точно не гуляла по центральной аллее.
«Нашему мозгу всегда нужна новая информация. Люди поэтому и любят путешествовать. Но поездки требуют времени и денег, а потому случаются не так часто. Меняя привычный маршрут, всматриваясь в детали, мы можем побаловать себя впечатлениями без отрыва от дома и работы». Смайлик от наставника – знак поощрения.
Объект: Скульптура «Тюбингенское панно»
