скачать книгу бесплатно
Последнее предложение было кстати. Выпили все и как-то разом приумолкли, погрустнели. Алла задумчиво катала по тарелке соленый шампиньон. Чеснокова нервно распускала косички, как бы намекая, что пора и баиньки.
– Да ладно, – тяжело вздохнул Семигин, – это я так, подурковал. Интеллектуальная разминка. Адреналин, все такое. Понятно, что мы – дети большого города, и шанс найти сокровища у нас примерно такой же, как дожить до полтораста лет.
Завершение буйного вечера отложилось в сознании смутно. Про сокровища забыли, домашнее задание тоже не вспоминали. Семигин – автор идеи, вот пусть и ищет свою потерянную рукопись, а остальные должны думать, на какие шиши поить его до Нового года. Генка мешал мартини с «Софьей Андреевной», пьяно уверяя, что этот коктейль напоминает разведенный яд щитомордника каменистого (где он пробовал эту дрянь, неизвестно). Чеснокова непослушными руками распускала вторую косичку. Алла Микош решила наклюкаться и никуда не уходить – спросила, где тут можно попудрить носик, выпила на посошок и пропала. Двоился и троился Семигин, которого к полуночи разбило на хавчик, и он сметал со стола все, что не уронил…
Он смутно помнил, как Семигин на рассвете тряс его, шептал, что он все еще пьян, скоро рассвет, дела требуют, и не хочет ли Максим закрыть за ним дверь, а то она, зараза, не закрывается?
– Ну куда ты собрался? – бормотал он, воюя с тапками. – Темно еще…
– Люблю гулять по темным городским улицам, – вздыхал Семигин, загружаясь в ботинки. – Такая публика бродит: маньяки, романтики… Увидимся, Максим. В себя приду, прозондирую насчет рукописи. Будь на связи…
– Не забывай, – бормотал Максим, запирая за приятелем дверь, – чем больше жидкости залито в тело, тем больше у тела неприятностей…
Он с трудом проделал обратный путь до спальни. Утро было страшным. К мигрени и горечи во рту добавилось неясное беспокойство. Он лежал в своей постели. Под ворохом белья распростерлась обнаженная Алла, олицетворяя поговорку «стели бабе вдоль – она поперек ляжет». Один глаз у Аллы был приоткрыт и наблюдал за партнером. Второй – безмятежно спал.
– Смотришь? – прошептал Максим, мучительно вспоминая, а что же было до того.
– Смотрю, – прошептала Алла. – Одухотворяю твое тело.
– Ты его еще разумом надели…
Отворилась створка в памяти. Кадр, как Алла с томными вздохами теряет пуговицу за пуговицей, а он бормочет, что в доме обязательно найдется иголка с ниткой, но не сейчас… Максим переложил девушку поудобнее – она прильнула к его плечу и засопела в шею. «Значит, не бузил», – с облегчением подумал Максим.
– Я не опозорил высокое звание офицера и студента?
– Практически нет, хотя и пытался, – она приподнялась, отдавив ему плечо, и посмотрела насмешливыми зелеными глазами: – Место для спиртного в тебе еще оставалось. Но ты сказал, что пить не будешь, и выбросил бутылку в форточку.
– Недоперепил, – догадался Максим. – Не обращай внимания. Вообще-то я тихий…
– Неправда. Ты громил какие-то поместья, вешал красных на каждой осине… но это не важно. Потом ты занялся другими вещами.
Он взял ее симпатичную мордочку в ладони и поцеловал. Одногруппница замурлыкала. «Наверное, так и бывает, – подумал Максим, – цепляет ямочка на щеке, а жениться приходится на полной «базовой комплектации».
– Поспи еще немного.
Он выбрался из кровати и побрел выяснять подробности вчерашнего. Но ноги повернули в другую комнату, где имелось старенькое ЭВУ с гордым именем «Прометей», RV-модем и возможность выхода в международные сети ГлоС (Global Communication). Страну еще не захлестнуло повальное на Западе увлечение – сибиряки предпочитали общаться вживую, а информацию добывать из печатных изданий, но у многих эта зараза в доме уже стояла и грабительски вымогала деньги. Народ бродил по Сети ночами, качал всякую ерунду, заводил коннектуальные знакомства. У соседа восьмилетний ребенок получил доступ к отцовской кредитке и проигрался в онлайн-казино. Засасывало, как наркотик. Даже Максиму на днях пришлось познать истинную цену общения – когда в почтовый ящик бросили счета за ГлоС и телефон с какими-то ошарашивающими цифрами.
Он морщил лоб под прерывистое гудение, пытаясь вспомнить, как же назывался сайт, о котором говорила Алла. «Чудеса света, не дожившие до наших дней»? Отстучал в строке поиска. Машинка долго думала и безрадостно сообщила: «Сайт закрыт по техническим причинам». Не судьба.
Он отправился дальше – поднимать Чеснокову с Генкой и вышвыривать их из квартиры. В родительской спальне никого не было. В гостиной какой-то Плюшкин свалил в кучу посреди комнаты: потертые тексы (техасские штаны) в количестве двух штук, рубашки с майками, носки, часы, граненый стакан с водкой, где нашли свою погибель несколько мошек. Генка позаботился о похмелье. Чеснокову с приятелем он нашел в ванной: попробуй догадайся, почему их тут разморило. Оба лежали в холодном корыте – голые, мятые и уже шевелились и стонали. Чеснокова с вечера наносила на Генку поцелуи, забыв стереть помаду, и Генка был наполовину красный.
– Супер, – восхитился Максим. – Надеюсь, помылись? Держи, – он стянул с крючка махровое полотенце и швырнул Чесноковой, чтобы прикрыла свои прелести.
– Мамочка моя, да что же это такое… – в ужасе бормотала Чеснокова, – почему мы здесь?.. Генка, у меня каждый суставчик болит… – потом у нее случилось затруднение речи – забыла, что хотела сказать, стала беззвучно открывать и закрывать рот.
– Мы, кажется, здесь что-то отправляли… – прохрипел Генка, ощупывая опухшее лицо.
Максим развеселился.
– Не знаю уж, что вы тут отправляли. Отправлять можно нужду, правосудие и религиозный культ. Поздравляю с отступившим, как говорится. Не забудьте посмотреться в зеркало, два кошмара пара…
Он не стал их смущать – удалился в гостиную и, похихикивая, принялся наводить порядок. Из ванной доносились стоны, потекла вода, и в общем хоре стенаний стали проскакивать шуточки. «Ну подумаешь, – фыркала Чеснокова, – с каждым может случиться». Генка, фальшивя, напевал: «…сжимая властно свой штык мозолистой рукой…» Потом там что-то загремело, и через минуту объявился мокрый, как утопленник, Генка, объяснил ситуацию:
– Обрушилась, как сервер. Но ничего, жить будет, – выпил водку, собрал одежду и пошлепал обратно, объясняя на ходу, как он обожает Чеснокову, невзирая на все ее недостатки, какая она незаурядная женщина, сколько в ней грации, и даже ум при ходьбе покачивается.
Через полчаса эти двое наконец собрались. Генка обозрел вчерашнее и порадовался, что совесть его дома не застанет. Чеснокову продолжало волновать, почему она очнулась не в роскошной спальне, как планировала, а непонятно где, что случилось и кто за всем этим стоит.
– Подробности в трамвае, дорогая, – Генка подталкивал Чеснокову коленкой. – У Максима в спальне кто-то есть, не будем ему мешать устраивать личную жизнь.
– А кто у него в спальне? – сопротивлялась Чеснокова. – Неужели Семигин? Мать честная, ну и порядочки в этом доме…
Он выставил их за дверь, облегченно вздохнул и направился в затопленную ванную, с теплотой думая о нашествии Батыя на Русь.
Вернувшись в спальню, он обнаружил в постели обнаженную девушку. Пришлось отложить уход из дома на пару часов. Из квартиры они удалялись вместе, когда солнце одолело полуденную отметку и в организме полегчало. Он поймал такси, повез ее домой.
– Какие планы? – спросил Максим, помогая даме выйти из машины.
– Хочешь зайти? – она пытливо посмотрела ему в глаза. Максим сглотнул и почувствовал: хочет.
– Хочу, – признался он. – Но не буду. Провожу тебя до квартиры и, скорее всего, пойду.
– Отлично, так и поступим, – засмеялась Алла и потащила его в подворотню большого старинного дома, где имела маленькую квартиру.
В замкнутом пространстве подсматривающих не было. У подъезда высилась груда строительного хлама – жилконтора взялась наконец за ремонт. В подъезде было еще хуже. Поднимались на цыпочках, ни к чему не прикасаясь. Квартира Аллы располагалась на втором этаже, но не успели одолеть половину пролета, как в темной нише что-то заворочалось. Выступили два похмельных создания в безрукавках – явно без дипломов об окончании высших образовательных заведений. «Ну и что? – подумал Максим, заслоняя обомлевшую Аллу. – Встречаться со шпаной в наши дни приходится не часто, оттого и встречи эти увлекательны. Масса вариантов – пугать, учить, травмировать».
– Гы-гы, – сказал нескладный громила с отвисшими мешками под глазами, – Алка вразнос пошла. Нельзя так, подруга.
– Ребята, вам какое дело? – пискнула девушка.
– Бывший твой приходил, просил поставить тебя на охрану. Так что не взыщи, Алка, будем репки чистить, – пояснил второй и почесал прокуренным ногтем щетину. Тыльную сторону ладони украшала сложная татуировка. «На Сахалине отбывал», – машинально отметил Максим. Веселый остров. Вернее, полострова. У японцев южная часть, у сибиряков северная, за широтой Поронайска. В отместку, что не удалось присвоить южную, еще с тридцатых годов на Сахалин отправляли осужденных за тяжкие преступления. Чтобы не расслаблялись желтые братья. Сотни колоний понастроили от Охи до Поронайска. Климат там неважный, болезни пышным цветом, надзиратели злые, а бежать с острова можно только к японцам – что бедолаги и проделывали, «радуя» соседей.
Дипломатия уже не работала. Сиделый поднял палку, которая сделала из обезьяны человека. Курильщиком Максим не был, но носил в пистончике массивную зажигалку. Зажать в кулак, выбросить правую руку, пока летит – расслабить… Тыльная сторона ладони шлепнула по носу, зажигалка выскользнула, ударила в лоб! Способ, отработанный еще в армии. Двойной удар опрокинул сидельца, он даже не понял, что произошло. «Партнер» выплюнул обойму слов, не принятых в приличном обществе, щелкнула выкидуха, но Максим уже летел в нишу, сетуя о том, что давно не улучшал свои аэродинамические свойства. Он рухнул на спину, пнул носком по запястью. Здоровяк схватился за сломанную руку, звякнул нож. Быстрые «ножницы» с подъемом на хребте – и теперь уж точно в челюсть…
Он не разбирался в экзотических стилях – японских, китайских, индийских – вплоть до Австралии. Капитан Безуглов по прозвищу Куб, преподававший в училище рукопашный бой и «робинзонаду», любителей экзотики обзывал гимнастами и балеринами. «Нет ни лучших, ни худших стилей. Есть хорошо подготовленные бойцы и плохо подготовленные», – говаривал капитан. Никогда он не затягивал спарринги – если валтузят друг дружку больше минуты, значит, проиграли оба и позорят светлое звание десантника.
Он снял рубашку, стал вытряхивать цементную пыль. Осторожно, на цыпочках, поднялась Алла, которую он куда-то спихнул. В глазах восхищение, респект и никакого, главное, упрека. Ойкнув, перешагнула через первого, покосилась на второго. Опустилась на колени и стала отряхивать штаны Максима…
– Спасибо, – буркнул Максим. – Кто такие? Местные джентльмены?
– В соседнем подъезде живут… Вислов и Стеценко… Вислов освободился несколько месяцев назад… Слушай, а что теперь с нами будет?
– В смысле? – удивился Максим. – Как было, так и будет. А воспитание детей поручим Ивану Грозному. Ты же не хочешь, чтобы они отравляли твою жизнь?
– Нисколько…
– Поэтому ничего не говори, иди к себе, а я разберусь. Чай и все остальное отложим до завтра. Вечером позвоню.
Она не стала возражать, кивнула и застучала каблучками по ступеням…
Спускать проигравших пришлось по очереди. Первого он перевернул, и тот покатился на площадку, гремя костями. Второй облегчил задачу – поднялся сам, вращая мутными глазами. Осталось развернуть его лицом к лестнице и подтолкнуть вперед.
– Ло-овко вы их… – восхищенно протянул вошедший в подъезд очкарик.
– Стараюсь, – буркнул Максим, пропустил жильца и уселся перед павшими на колени. Для начала он хорошенько стукнул их лбами. С удовлетворением обозрел результат и начал просветительскую беседу:
– Итак, друзья, ваш союз прекрасен, и в исправительное учреждение вы отправитесь вместе. Но есть один способ избежать этого волнующего события…
Через двадцать минут он стоял на пересечении Николаевского проспекта с улицей Ядринцевской и понимал, что сейчас совершит большую ошибку. Зачем? Все в его жизни НОРМАЛЬНО. Поиски работы откладываются до осени, банковский счет не оскудел, с учебой выкрутится, шпана в подъезде все поняла. Тогда откуда это чувство исподволь подкрадывающейся беды?
На всякий случай он отошел от тротуара. Посмотрел по сторонам, прикидывая, куда бы пойти, чтобы не совершить ошибку. В игровое заведение «Михеевъ и С°»? В ресторан «Шут гороховый», где по вечерам собирается компания блатная и крутят зажигательный стриптиз? В медицинский центр «Ваше здоровье» (уж лучше «ЗА ваше здоровье»), на котором висела рекламная афиша «Иппотерапия. Полный курс – с выездом за город. Недорого». Минуту он вспоминал, что такое иппотерапия. Судя по лошадиной морде на плакате и слову «ипподром», которое первым приходит в голову, это лечение лошадьми. Он перешел дорогу и направился к самому безобидному в округе заведению – старейшему в Сибири Художественному музею…
В архивном подвале горели неоновые лампы, пахло музейными клопами. За столом сидела особа в гигантских очках и с любопытством смотрела на входящего. За спиной особы в непроглядную даль уносились стеллажи, забитые ценнейшими собраниями человеческой мысли.
Разминуться с работницей архива было невозможно.
– Здравствуйте, – плакатно улыбнулся Максим, извлекая матрикулу[1 - Зачетная книжка.]. Я учусь в Сибирском университете, сдаю курсовую работу и хотел бы получить информацию по одному интересующему меня феномену.
Вероятно, она прочла в его глазах, что ее собственный феномен молодого человека не интересует. Взяла зачетную книжку, пошевелила губами и подняла глаза, вдвое увеличенные стеклами очков.
– Можете позвонить профессору Загорскому на кафедру истории, – врал Максим. – Он в курсе, что я сюда отправился.
Плана действий, конечно, не было. Приходилось импровизировать.
– Я вам верю, – печально улыбнулась женщина. – Какого рода вам нужна информация?
– Буддистские раритеты. Почту за честь, если вы прочтете мне лекцию.
– Увы, Максим Андреевич, – особа тяжело вздохнула, – я всего лишь часовая на посту времени. Вам нужен Курепов Роберт Михайлович, он по вашей теме. Но приготовьтесь к затяжной лекции – такой, знаете ли, фанатик…
– Так я пойду? – Максим кивнул подбородком в проход.
– Не пойдете, – улыбнулась «часовая», извлекая из стола форменный бланк. – Руководством музея принято решение об анкетировании каждого посетителя.
– Хорошо, что не об интернировании, – пошутил Максим.
– Это связано с повышенными мерами безопасности. Такая вот, знаете ли, бюрократия.
– Да я не против, – пожал плечами Максим.
У архивариуса Курепова была яйцеобразная голова и фанатичная преданность любимому ремеслу. Он внимательно изучил документы посетителя и вальяжно кивнул.
– Вы местный, молодой человек, очень хорошо. В противном случае я потребовал бы от вас рекомендации.
Максим благоразумно помалкивал. Та самая ситуация, когда упоминание потенциального «рекомендателя» не пойдет во благо.
– Так что же вас интересует… м-м… Максим Андреевич?
– Коллекция купца Шалимова.
– Да что вы говорите? – возбудился архивариус. – А что же именно вас интересует? В картинной галерее Иркутска выставлено многое из того, что удалось собрать этому достойному человеку…
– Я имею в виду буддистскую коллекцию, Роберт Михайлович. Пропавшую в 18-м году.
Работник музея нахмурился и начал что-то вспоминать. Как-то странно посмотрел на собеседника.
– Собираетесь ее найти?
– Куда уж мне, – усмехнулся Максим. – Полагаю, с этой задачей справились давно и без меня.
– И откуда сведения? – удивился архивариус.
– Пока предположения. Видите ли, нам попались мемуары некоего Воропаева – Гражданская война, уральские конфликты, захват мятежных атаманов и так далее. Будучи поручиком, автор участвовал в погоне за сотрудниками ВЧК, пытавшимися скрыть ценности, конфискованные красными в Иркутске.
– Разумеется, не догнал, – усмехнулся архивариус.
– Не совсем. Арьергард они настигли – с частью ценностей.
– Да, я слышал об этой истории. Но коллекции Шалимова там не оказалось.
– Воропаеву поручили собрать и доставить найденное – пока не растащили местные жители. Группа капитана Волынцева продолжила преследование, и на этом известная часть истории завершается…
– Полсотни человек просто пропали… хм. И что вы думаете об этом? – архивариус склонил обтекаемую голову и с интересом смотрел на Максима.
– Тут нечего думать, Роберт Михайлович. Это тайга – в ней дикие звери, болотные топи и лешие. Боюсь, мы никогда не узнаем, что случилось в действительности и была ли в конфискованных сокровищах знаменитая коллекция… Расскажите, что в ней, если не трудно?
– Это тема вашей курсовой работы?
– Совместное творчество. Разделяем обязанности. Один из сокурсников занимается финансовыми аспектами, другой – этнографическими, а мне досталась история с коллекцией.
– Хорошо. Но только не называйте эту коллекцию буддистской. По описи тысяча девятьсот тринадцатого года – подробной, с рисунками и фотографиями, – коллекция состояла из трех частей: языческой, несторианско-манихейской и буддистской. Отец Шалимова – крещеный калмык, дядья остались верны буддизму. Помогали племяннику налаживать связи с монгольскими и даже тибетскими ламами – вы знаете, что Шалимов ухитрился побывать в Тибете?
– Нет.
– Тибет начала XX века – terra incognita, иноверцам въезд был запрещен под страхом смертной казни. О путешествии Цыбикова известно всем, а Шалимов обошелся без рекламы. Воспоминаний, к сожалению, не оставил, зато вывез… назовем их так, сувениры. Не только из Тибета – он разъезжал со своими приказчиками по обеим Монголиям – Внешней и Внутренней – Джунгарии и Кашгарии. Чекисты не тронули пинакотеку и большую часть скульптур – только золото, серебро, драгоценные камни. Ответственный за конфискацию – по фамилии, если не ошибаюсь, Субботин – неплохо разбирался в ювелирных изделиях. Видимо, в ссылке, в свободное от дискуссий время грабил купцов на тракте… Итак, коллекция. Про буддистскую часть вы можете прочитать вот в этом альбоме… Языческая часть – тридцать три предмета из серебра – браслеты, серьги, «амулеты воина» (фигурки волков), выполненные в так называемом зверином стиле. В то время о точной датировке только мечтали, но четыре дубликата, подаренные Шалимовым академику Бартольду, эксперты Британского музея относят к концу IV века – к эпохе древних тюрок. Вторая часть – несторианско-манихейская. Несторианство – ересь, преданная анафеме на Эфесском соборе в четыреста тридцать первом году. Изгнанные из Византии проповедовали по всей Азии и в VII веке добрались до Китая. В Китае еретики продержались до X века, в степи – на пятьсот лет дольше – вовремя примкнули к Чингизовой орде.
– Выходит, на Русь в XIII веке пришли христиане? – недоверчиво спросил Максим.
– Догмат о Троице они не признавали, – пожал плечами Курепов, – но, в общем-то, было дело… Манихейство зародилось в Персии, распространилось – на западе до Бискайского залива (альбигойцы), на востоке – до Японского моря, несмотря на преследования. Маскировались под христиан, буддистов, мусульман – где какая религия господствовала. Поэтому в коллекции Шалимова, кроме несторианских крестов и ладанок, есть и манихейские имитации – кресты, похожие на трилистники, и портреты Будды на фоне солярной символики Религии Света. Кулон с крестом-трилистником – это компас, указующий путь в Царство Света, еще двенадцать предметов – обереги от всех и всяческих поджидающих в пути напастей. В трех золотых Буддах спрятаны палимпсесты с инструкциями – как добраться до Врат, как выбирать спутников, что случится, если Врата не откроются до две тысячи двенадцатого года…
Текли минуты. Архивариус говорил и говорил – про оставшиеся предметы, про их мистическую (архивариус выразился – «лечебную») силу, оперировал незнакомыми терминами, понятиями, а Максим чувствовал, как голова идет кругом. Он получил гораздо больше, чем хотел, налюбовался дагерротипами в альбоме и, если честно, не прочь бы был посетить туалет.
– Кстати, молодой человек, – вспомнил архивариус, – вы не единственный, кто на этой неделе спрашивал о коллекции Шалимова.
– Вот как? – удивился Максим. – Но наши вроде не должны…
– Искусство идет в массы, – развел руками Курепов. – Правда, посетитель не был похож на человека, приобщенного к широким массам. Представительный такой, явно обеспеченный господин с приятными манерами. Внушающий, знаете ли.
– Бывает, – пожал плечами Максим.
