скачать книгу бесплатно
Оксана, крутанувшись еще раз перед зеркалом, небрежно разгладила платье.
– Право, ты как ребенок! Неужели ты думаешь, что он способен поверить в такую глупость?
Святой очень неплохо знал Шамана. Однажды разговорившись, Шаман рассказал, что сумел простить за измену свою первую любовь, из-за которой, собственно, и угодил в чалкину деревню. (Тогда он схватился с тремя жлобами на пляже, вздумавшими преподать красавице урок любви. Двоих он порезал тут же, а вот третьему удалось выжить, но теперь вряд ли его когда-нибудь вдохновит на подобный поступок обнаженная женская натура.) Шамана можно было понять – женщина не обязана хранить верность, если любимого запирают на десяток лет. С нее никто не берет клятв верности, на нее не надевают пояс верности, словом, бывалый обитатель тюрьмы понимает, что на воле у нее возможна какая-то своя жизнь. И, возвращаясь, ни один не осмеливается обвинять подругу в неверности, даже если она весь его срок отстояла под красным фонарем.
Совсем иное, когда вор покидает казенный дом – в нем просыпается инстинкт собственника, и он может запросто сцепиться с любым, всего лишь потому, что тот откровенно рассматривал его спутницу. А что уж говорить о том, если другой мужчина вдруг неожиданно посягнет на прелести его любимой?
Герасим невесело улыбнулся столь безрадостной перспективе. Шаман крут на расправу, и самый благоприятный исход для неудачника – быстрая смерть.
– Нет, не поверит.
– Тогда иди, через пять минут уже может быть поздно, – подтолкнула Оксана Герасима к выходу.
– А ты за себя не боишься?
На ее лице промелькнуло незнакомое выражение. Святой уже решил, что сейчас услышит коротенькую, но содержательную историю о том, что прежний ее возлюбленный был зарыт живым на Лосином острове, а она отделалась всего лишь единственной оплеухой. Но вместо этого Оксана произнесла:
– Тебя это не касается.
– Ладно, – согласился Герасим, взявшись за ручку двери.
Негромкую канареечную трель звонка оба восприняли как вмешательство в их общение третьего, посмевшего бестактно прервать диалог.
– Дождался, – фыркнула Оксана. – Не открывать я не могу. Если я этого не сделаю, то он просто взорвет дверь, – и, не дожидаясь ответа, открыла.
В дверях стоял Шаман. Спокойный, сосредоточенный. За восемь лет, что они не виделись, Шаман практически не изменился, вот только в черных волосах серебрится тоненькая седая прядь, но это так, мелочь. А так по-прежнему молодец.
Сдержанно улыбнувшись, перешагнул порог, повернувшись к Оксане, произнес:
– Сегодня я без цветов, думаю, это сейчас не ко времени. Не обиделась?
– Нет, – отступила Оксана в глубину комнаты, боязливо, как махонькая собачонка, опасающаяся, что ей могут отдавить лапу.
– Вот и славно.
Шаман не выразил удивления от встречи, и это было странно. Держал он себя безо всякой натуги, во взгляде ни разочарования, ни злобы, такое ощущение, что ему не в диковинку обнаруживать в спальне любимой постороннего мужчину.
– Расслабься, – махнул рукой Шаман. – Ты думаешь, я сейчас за нож схвачусь да начну тебя по кусочкам резать. Возможно, так и было бы лет десять назад, но за годы я набрался… ума, если хочешь. А потом я к тебе гонцов не для того посылал, чтобы здесь разборки устраивать. – Шаман присел на кресло и повел носом: – Что за запах? Ах, да, совсем забыл, вы же здесь не чаи распивали.
– Ты знал, что я буду здесь? – Герасим старался держаться спокойнее.
Он устроился в двух шагах от Шамана, заняв кресло напротив. Очень неплохая позиция, чтобы в случае нападения опрокинуть неприятеля ногами. В кармане пиджака лежал «макаров», установленный на боевой режим, если понадобится, можно будет выстрелить, не вынимая руки из кармана. Не беда, что в этом случае пострадает дорогой костюм, важно то, что уцелеет собственная шкура.
– Конечно же, знал. Это несложно было вычислить, поверь мне. Я навел справки, с кем ты встречался до своего добровольного заточения, и был очень удивлен, что это Оксана. Оставалось только поставить человека у ее дома и дожидаться тебя. Конечно, я мог ошибиться, но знающие люди говорили, что у вас было сильное чувство, и я им поверил. Как видишь, все так и случилось.
– Какой же ты все-таки!.. – воскликнула Оксана.
– Помолчи… – оборвал ее Шаман.
– Почему же в таком случае ты не зашел раньше?
– Откровенно?
– Хотелось бы.
– Мне просто не хотелось вам мешать. Было бы бестактно, что ли. Все-таки вы давно не виделись, вам наверняка хотелось не только отвести переболевшие души в душещипательных беседах, а и… как это сказать поделикатнее… вспомнить друг друга поближе, что ли. А когда время вышло, я решил нарушить ваш интим.
– Ты очень угадал со временем, – Герасим выглядел слегка смущенным.
Шаман неожиданно расхохотался:
– Нет ничего проще угадать момент, когда на кровать смотрит объектив камеры. Вы мне, ребята, доставили немало веселых минут.
Оксана закрыла лицо руками:
– Боже мой! Какая же ты все-таки сволочь!
– Твое счастье, что я не воюю с женщинами. Но свой грешок передо мной ты должна будешь отработать сполна. Во-первых, полгода ты от меня не получишь ни копейки, а во-вторых, своими непродуманными действиями ты нарвалась на изрядный штраф, а следовательно, должна будешь отработать его у одной из гостиниц. И не надо на меня так смотреть, я не зверь, а человек, который любит порядок, согрешила – будь добра, расплатись. В знак моего к тебе расположения я определю тебя в «Метрополь», клиенты там останавливаются богатые, много иностранцев. Расплачиваются твердой валютой, так что, я думаю, ты даже не потеряешь, а где-то и выиграешь.
– Шаман, оставь!
– Извини меня, Святой, но здесь твое слово ничего не значит. Теперь это моя девочка, а значит, я сам решаю, как с ней поступить: простить или отправить на панель.
– Хорошо, во сколько ты оцениваешь ее грех?
– А вот это деловой разговор, – одобрительно кивнул головой Шаман. – Думаю, тысяч тридцать.
Святой сорвал с руки перстень – старинной работы, но не тот, что полагался ему как хранителю общака, а просто очень на него похожий, и сдержанно проговорил:
– Эта вещица стоит больших денег, возьми ее пока в залог, когда у меня появятся деньги, я отдам тебе тридцать тысяч.
Помедлив, Шаман ухватил перстень двумя пальцами и, глянув на камень, оценил:
– Изумруд. Золото. Тонкая вещь, ничего не скажешь, умели в старину работать. Ты думаешь, я откажусь, Святой? Ничего подобного, возьму! Это тебе будет наука. Здесь не монастырь, с возвращением тебя в циничный мир. – Он сунул перстень в карман и, повернувшись к Оксане, покорно ожидающей своей участи, небрежно бросил: – Ты свободна. Иди погуляй, что ли… Нам нужно поговорить.
Оксана обиженно дернула головой, и густая темно-русая прядь тяжело колыхнулась, рассыпавшись по плечам. Неприветливо щелкнул замок, послышался рассерженный стук каблучков.
– Как она тебе? – с любопытством поинтересовался Шаман, ткнув через плечо большим пальцем. Святой промолчал. – Вижу, что разочаровался, – подбородок Шамана капризно дернулся. – А по мне так ничего. Особенно когда раззадоришь… Она так подбрасывает, что летишь под самый потолок.
Глаза у Шамана небольшие, чуть раскосые, с легким прищуром – подарок от предков половцев, смотрит так, будто душу наизнанку выворачивает.
– Тебя это очень интересует? – бесцветным голосом спросил Святой.
– А что, поделился бы по старой дружбе. Помнится, до твоего добровольного заточения мы с тобой не только впечатлениями делились, но еще и бабами… А? Или ты уже подзабыл? – неожиданно лицо Шамана расплылось в широченной улыбке. – Понимаю тебя. Просто в монастыре ты форму потерял, без баб-с.
Действительно, стоило пообщаться с Шаманом, чтобы понять, что пребываешь не в монастыре, где самое страшное наказание – епитимья игумена, а в мире человеческих джунглей, с которым, казалось, распрощался навсегда. И в Святом мгновенно проснулись прежние инстинкты. Так бывает с диким зверем, долгое время жившим в клетке и наконец вырвавшимся на свободу. Сначала он с трудом верит в собственное освобождение и, задрав морду, чутко принюхивается к тревожным запахам, а среди гаммы незнакомых и очень манящих запахов старается распознать родной – запах клетки. И, не обнаружив его, уверенно идет дальше, подчиняясь своим инстинктам, главный из которых: рви другого, чтобы не погибнуть самому.
Лицо Святого помрачнело.
– Не испытывай моего терпения, Шаман. Даже у бывшего монаха оно не беспредельно.
Шаман довольно крякнул:
– Ну наконец-то, я все-таки тебя растряс. Узнаю прежнего Святого! Кажется, мы с тобой назвались братьями. Ты это в голову не бери, можешь забыть, если тебе это в тягость… В этом мире многое изменилось, пока ты отсутствовал. Не буду скрывать, я тоже стал немного другим.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил Святой, стараясь выглядеть спокойным.
– А вот это уже разговор по существу, – одобрительно продолжил Шаман. Он неторопливо извлек из кармана пачку сигарет и, выбив щелчком две штуки, предложил одну из них Святому. Натолкнувшись на чуть насмешливый взгляд Герасима, с досадой сунул сигарету обратно. – Извини, забыл. – И, уже шутливо поглядывая на прежнего монаха, протянул: – Насколько мне известно, прелюбодеяние – не самый страшный грех, вот коптить адским зельем, это да! Ну да ладно, оставим это. – Он поспешно прикурил, заметив, как жестко сжались губы Святого. – Есть у меня одна идея, только не знаю, как ты к ней отнесешься. Рискованно это очень, но и по-другому нельзя.
– Говори.
– Если я без труда узнал, что ты находишься здесь, следовательно, о твоем прибытии скоро узнают и другие. Но что отрадно, ты пока еще жив, а значит, у нас есть немного времени. Наверняка тебя будут поджидать в твоих излюбленных местах: в барах, в казино, в ресторанах. А как только ты там появишься, тебя захотят убрать…
– Или взять живым, – хмыкнул Герасим.
Шаман кивнул, затянувшись горьким дымом.
– Допускаю и такое. Следовательно, ты владеешь информацией, которую они хотели бы получить, а как только получат, я не думаю, что они станут хранить тебя, как музейный экспонат. Скорее всего перережут горло да выбросят где-нибудь в проходном дворе. Поверь мне, эти ребята без сантиментов.
– Так в чем заключается твой план?
– Продолжаю, – сдержанно проговорил Шаман, сузив и без того узкие глаза. Лицо его при этом приобрело зловещее выражение.
Когда-то Гриша признался, что все его предки по материнской линии были шаманами. Особенно сильный дар был у деда Гриши, белого шамана Грозовой тучи. Вор не без содрогания рассказывал о том, что когда его пращур впадал в транс, то безошибочно угадывал не только судьбу человека, но даже день его кончины. Подобные игры не следовало считать озарением; дед Шамана поведал о том, что во время транса нечистые силы переводят его по ту сторону бытия, там он получает ответы на все интересующие его вопросы. Возможно, однажды он увидел больше, чем следовало знать простому смертному, потому что умер во время сеанса с перекошенным от страха лицом.
Не исключено, что Гриша продолжил бы дело деда и, возможно, превзошел бы его по части медитаций, если бы однажды не пристрелил в лесу старателя, позарившегося на его ружье. Причем, когда его пришли арестовывать, он немало был удивлен, что причина тому убитый старатель. Вор не должен был жить, и его смерть Гриша считал вполне закономерной, ведь именно таким образом поступали все его предки, уже не одно столетие сосуществующие рядом с каторгами и лагерями.
А еще через несколько лет он перековался, стал законным и вспоминал себя прежнего с усмешкой, а на бесхозную вещь смотрел с профессиональным интересом.
Дар почивших предков не умер в Шамане, и под его взглядом собеседник невольно начинал ежиться, словно в черных зрачках видел целую дюжину чертей.
– Нам бы хотелось, чтобы ты не прятался. Посетил бы свои излюбленные места. Вел бы себя непринужденно, как будто бы ничего не подозреваешь. Мы тебе дадим денег: играй в казино, развлекайся с девочками. А как только мы определим, кто за тобой увязался, так тут же возьмем этих людей в оборот. Уж очень интересно знать, чего же они хотят.
– Занятный план. А ты не думаешь о том, что я все-таки еще и монах?
– Об этом забудь. Так решили бродяги, прежде чем служить богу, ты сначала дал клятву нам.
Выхода не было, уж Шамана-то Святой знал. Достаточно произнести слово «нет», как он мгновенно разрядит ствол в названого брата со словами: «Так надо».
– Но мне кажется, что ты не подумал о том, что они могут просто опередить вас.
– Это как? – сделал невинные глаза Шаман.
Временами он казался очень наивным, ну прямо бесхитростное дитя степей. Но на самом деле за этими простецкими репликами скрывалась невероятная хитрость.
Герасим не удержался и произнес с заметным раздражением:
– Оставь свои фокусы, Шаман, для других, на меня они не действуют. – И уже спокойнее продолжил: – А ты не подумал о том, что они меня пристрелят сразу, как только обнаружат?
– Они тебя не убьют… Это точно… Во всяком случае, сразу. Допускаю, что могут выкручивать тебе пальцы, забивать иголки под ногти, но это уже детали. Их интересует информация… И не надо мне говорить, что ты ею не владеешь, – замахал Шаман руками, глаза его при этом расширились, и он очень напоминал огромную полярную сову – чуткую, нервную, способную вцепиться мощными лапами в лицо обидчика.
Шаман загасил окурок о край блюдечка, помолчал немного, потом продолжал:
– Твои секреты меня не волнуют, ты обязан их беречь… Так же как я свои. Нас больше интересует, что это за люди, которые лезут в карман общака. Нам известны шесть счетов, с которых исчезли очень крупные деньги. Три в Лондоне, два в Нью-Йорке и один в Париже.
– Какая сумма?
Шаман медлил с ответом, существуют вещи, о которых не следует знать даже самым приближенным.
– В общем, скажу так, не называя суммы. На эти деньги все тюрьмы и зоны России могли бы существовать в течение десяти лет очень безбедно… даже если бы каждый день зэки ели икру ложками. – И через паузу добавил: – И у стен есть уши.
Святой понимающе качнул головой:
– Вижу, цифра действительно очень большая. Но какое отношение к этому имею я?
Уголок рта Шамана неприятно дернулся. Вор достал очередную сигарету. Размял ее тщательно, так что золотые соринки густо просеялись на полированный стол. Зрачки его расширились, будто он отведал отвара из мухоморов.
– Сейчас объясню, – терпеливо ответил он. – Часть денег с зарубежных счетов была перечислена в три московских банка, и через несколько дней деньги были сняты… одним мужчиной.
– Почему же этот перевод никого не насторожил?
– Здесь тоже есть свое объяснение. – Не замечая раздражения Святого, Шаман сдержанно продолжал: – Никто и в мыслях не смог бы предположить, что деньги испарятся таинственным образом. Они были предназначены на текущие дела: пенсии, организация сходняков и все такое. А когда надумали сделать перерасчет, то пропажа обнаружилась, но было уже поздно.
– Почему же тревогу не забили в банке, сразу, едва этот неизвестный пришел за деньгами?
Шаман выдохнул струю дыма в сторону.
– А вот здесь самые большие странности и начинаются, – на его губах появилась злая ухмылка. – Как ты знаешь, деньги могут получать только хранители. Об этом знают и директора банков. Так вот деньги получил Федор Трошин! Я не верю ни в какую мистику… – продолжал Шаман и, помолчав, добавил: – Хотя, конечно, казалось бы, должен все-таки верить. Так вот, за день до того, как деньги исчезли, Федя Трошин был застрелен в Питере. Хорошо, что все обошлось тихо. Мы решили подготовить его к погребению по-человечески, у него было обезображено лицо. Лишняя шумиха вокруг его гибели нам была ни к чему. Разумеется, о смерти Трояна никто из банкиров ничего не знал. А когда мы хотели взять деньги на его погребение и панихиду, то они страшно удивились, потому что в тот самый день, когда, казалось бы, он должен был лежать с раздробленным черепом, Троян получал в банке деньги. Причем обставлялось все это так же солидно, как и раньше. Деньги загрузили в бронированный грузовичок и в сопровождении охраны отбыли в неизвестном направлении.
– И все-таки я не очень понимаю, как ему удалось получить деньги, потому что только одной физиономии недостаточно. Мало ли похожих людей. Может быть, кто-то надел маску, загримировался под покойного Федю. Всякое бывает!
Святой входил в круг посвященных, поэтому вопрос был задан по существу. Каждый из хранителей обладал именным перстнем, удостоверяющим его статус хранителя воровской кассы, перстень этот он обязан был беречь пуще собственной жизни. Святой помнил случай, когда у одного из хранителей перстень выкрала уличная проститутка. Воры дали ему двадцать четыре часа на возвращение перстня, а когда он не смог этого сделать, то его просто пристрелили на одной из глухих улочек Москвы. Со стороны все это выглядело как обыкновенное ограбление, и только посвященные могли догадываться, что это плата за халатность. Не менее драматично сложилась судьба уличной проститутки. Не подозревая о печальной участи своего клиента и о значении перстня, она заложила перстень в ломбард, запросив за него смехотворную сумму. Едва ли не всю жизнь простоявшая на площади трех вокзалов, она даже не могла предположить, что огромные прозрачные камушки, которые она воспринимала как дешевое стекло, и есть настоящие бриллианты. А перстень, попади он в Алмазный фонд, не затерялся бы среди множества сверкающих драгоценностей. Заведующий ломбардом испытал настоящий ужас, когда в его кабинет заявились двое законных и потребовали указать счастливую обладательницу перстня. В тот же вечер ее труп отыскали в мусорном баке с наглухо завязанным на голове полиэтиленовым мешком.
Точно такой же перстень должен был находиться и на пальце Трояна, и, прежде чем вести разговор, он обязан был предъявить его банкиру как вещь, удостоверяющую его особые полномочия. Об истинном назначении перстня знал очень ограниченный круг людей, это было не меньшей тайной, чем сам общак. Шаману и Святому не следовало объясняться, каждый из них сам владел подобной вещицей.
– Объясняю, – глухо отозвался Шаман, – банкир божился, что Троян показал ему этот перстень, иначе просто бы не выдал деньги. И это очень походит на правду, потому что эта драгоценность очень запоминающаяся, а таких камушков в России не более полусотни. Да и то половина в Алмазном фонде. И еще – перстень не обнаружился при покойнике. Хотя, сам знаешь, он обязан был его оберегать ценой жизни. Вот такая складывается ситуация. Поневоле пришлось кое-что рассказать пацанам. Все равно многое теперь уже не тайна. Понимаешь, как все сейчас стремно?
Глаза Шамана нехорошо блеснули. Таким напряженным Святой его никогда не видел. О Шамане в кругу воров говорили разное. Например, упорно ходила байка о том, что он собирает мухоморы, сушит их и по старой привычке далеких предков раскуривает, когда бывает в скверном настроении.
Святой не без интереса посмотрел на распечатанную пачку сигарет. Похоже, что разговоры не соответствовали действительности: просыпавшийся табак был отменного качества и ничего общего с суррогатами, продающимися в киосках, не имел.
Все-таки слухи!
Шаман, казалось, догадался о мыслях Герасима – губы его невесело скривились в мрачной улыбке. Широким жестом он стряхнул на пол крошки табака и добавил:
– Уж не чертовщина ли здесь какая? Объяснил бы ты мне, святой отец?
– Не буди лихо, пока оно тихо, – вздохнул Святой. – Говоришь, лицо его обезображено? Правда, не исключено, что Трояна действительно убили из-за перстня. Но о его значении могли знать только самые доверенные.
