скачать книгу бесплатно
Увидев подходящую группу, механик сделал шаг навстречу.
– Принимайте группу, – сказал Голощекин.
– Слушаюсь, господин обер-лейтенант! – живо отозвался механик и спустил трап под ноги подошедших парашютистов. – Прошу!
Первым вошел в самолет Тарасюк. Чуть помедлил у самого входа, но уже в следующий миг был проглочен темнотой. Следом за ним взобрались и остальные. Последним шел Аверьянов, чувствуя ступнями амортизирующую жесть. Обернувшись на последней ступени, Михаил увидел, как на посадку, включив огни, пошел двухмоторный бомбардировщик «Юнкерс-88». Как только он вырулит за пределы взлетного поля, наступит их черед.
Голощекин, изрядно продрогший, стоял на краю взлетного поля. Аверьянов махнул ему, и, когда обер-лейтенант слегка кивнул в ответ, уверенно шагнул в холодную и темную утробу бомбардировщика. Механик с громким стуком хлопнул дверцей и, повернув вороток, загерметизировал салон.
Запустился левый двигатель, – громко, надрывно, старательно прогревая остывшее масло, а за ним уже ровнее, утробнее и заметно тише заработал второй. Еще через несколько минут машина покатила по взлетному полю, набирая разбег. Завибрировал, заколотился на неровностях фюзеляж, затем шасси оторвались от земли, и самолет, горделиво задрав нос, стал набирать высоту, держа курс на восток.
Прильнув лицом к иллюминатору, Аверьянов увидел удаляющийся затемненный аэродром, узкую полоску взлетного поля… Через полчаса механик объявил, надрывая горло:
– Забрались на самый потолок, девять тысяч метров! Здесь нас ни одна артиллерия не достанет!
Тарасюк сидел напротив и поглядывал в иллюминатор – пролетали фронт, где-то в самом низу, на мгновение освещая заснеженный лес, разрывались снаряды. Шел бой местного значения за какую-то безымянную сопку, сплошь распаханную разрывами. Лишь автоматические зенитные пушки, блеснувшие несколько раз огнями, запоздало заколотили вслед ночному бомбардировщику. Незаметно миновали Нижний Новгород, встретивший редкими разрывами снарядов. А затем вновь наступила тишина.
Два стрелка, заняв место в хвостовой части самолета, ревностно защищали заднюю полусферу, тревожно всматривались в ночной мрак. Один из них, молодой парень с нашивками капрала, заботливо поглаживал зубчатый барабан. Другой выглядел постарше, держался увереннее, несмотря на стылость в салоне, одет он был в одну гимнастерку, лишь тощее горло было обвязано длинным шерстяным шарфом.
Подле кабины сидел лейтенант Зигмунд, отвечавший в разведшколе за физическую подготовку, и о чем-то разговаривал с механиком. Тот озадаченно кивал, отвечал односложно, но лейтенант не замечал его угрюмого настроения и озадачивал новыми вопросами.
Неожиданно над дверью вспыхнула синяя лампа, и дважды протяжно прозвенел зуммер, подавая команду к готовности. Механик охотно покинул словоохотливого соседа и шагнул к двери:
– Через пять минут будьте готовы, самолет выходит к месту десантирования.
«Хейнкель» пошел на снижение. Внизу темным неровным пятном предстал хвойный лес, через который полосой пролегала автомобильная трасса. Немного в стороне располагался железнодорожный узел, подсвеченный мощными фарами прибывающего бронепоезда. Вдруг из дымовой трубы бронепоезда высоко в небо ударил сноп рассыпающихся искр, осветив растянувшуюся бронированную ленту вместе с торчавшими по обе стороны артиллерийскими орудиями.
Вновь прозвенел протяжный сигнал, отдавая приказ на десантирование, а лампа, ослепляя синим светом, быстро замигала.
Механик, приложив усилие, повернул замок и открыл дверь, впуская в салон вместе со снегом стылый колючий мартовский ветер. Запурживший снег разбился о борта самолета, остался мокрыми пятнами на горячих лицах подошедших к проему десантников.
Самолет, выбрав площадку для десантирования, полетел на второй круг.
– Первый пошел!
Тарасюк приблизился к двери, не без робости глянул вниз, а потом сиганул в черную бездну. Следующими прыгнули Лиходеев и Падышев. Где-то далеко внизу искоркой вспыхнул огонек, и Аверьянов, выждав долгожданную паузу, оттолкнулся от самого края и прыгнул прямо на этот не близкий огонек. В ушах засвистел холодный ветер, поток стремительного воздуха разодрал щеки, осатанело рвал одежду, где-то под звездами слышался рев удаляющегося самолета.
Ухватившись за кольцо, Михаил рванул его в сторону. Над головой раздался громкий хлопок раскрывшегося парашюта, в какой-то момент ему показалось, что он неподвижно завис в воздухе, но потом почувствовал, как парашют потащило в сторону деревьев, ощетинившихся на него голыми ветками-пиками.
Потянув за стропы, выровнял падение, выбрав для посадки небольшое поле с кустарником, разросшимся по периметру, и, подтянув ноги, приземлился на наезженную дорогу, припорошенную недавно выпавшим снегом. Опустив стропы, сложил парашют и, уложив его под дерево, быстро закопал в снегу. Парашют могут отыскать только весной, вместе с первым талым снегом.
Где-то неподалеку должны десантироваться и остальные. Вытащив из кармана фонарик, Аверьянов внимательно осмотрелся и, не обнаружив ничего подозрительного, короткими вспышками просигналил в темноту густого леса. Немного подождал, но никто не отозвался. Просигналил еще раз в другую сторону. Неожиданно за спиной послышалось осторожное похрустывание снега. Резко обернувшись, он увидел Тарасюка с занесенным ножом. Метнулся в сторону и почувствовал, как заточенное лезвие распороло бушлат. Тарасюк, вложивший в удар всю силу, пошатнулся и, стараясь сохранить равновесие, нелепо взмахнул руками. Мгновение было выиграно, вполне достаточное, чтобы ухватить его за плечи и коленом ударить в живот. Аверьянов почувствовал, что пробил тяжелый бушлат и угодил, куда нужно. Тарасюк согнулся, нелепо хватал губами холодный воздух и никак не мог надышаться.
– Поговорить, значит, хотел. Не получится у нас с тобой задушевной беседы, тварь фашистская! – Вытащив из-за голенища нож, Михаил всадил его в бок Тарасюку. Тот тяжело охнул, а потом неуклюже повалился на бок. – Подыхай! Немного тебе осталось!
Черпанув ладонью снег, он вытер перепачканное лезвие и аккуратно сунул его за голенище. Увидел, как в глубине леса, сначала с одной стороны, а потом с другой, трижды просигналили фонариком. Отступив на достаточное расстояние от лежащего Тарасюка, Михаил ответил тем же сигналом и заторопился навстречу.
Сошлись на перекрестке двух проселочных дорог, в летнее время узкой артерией соединявших два населенных пункта, а зимой – подзабытые, едва проглядывающие чернотой на наезженных местах.
– Где Тарасюк? – спросил Лиходеев. – Мы тут его обыскались.
– Не знаю, – ответил Аверьянов, не отводя взгляда. – Он ведь первый прыгнул, может, отнесло куда-то далеко в сторону.
– Может, и так, – невесело согласился Падышев. – А может, просто решил уйти.
– Как уйти? – удивился Лиходеев.
– А чего ты удивляешься, он ведь родом из этих мест.
– А ты откуда знаешь?
– Сам мне как-то об этом проговорился. Сейчас, наверное, находится уже на полдороге к своей бабе.
– Все может быть, – согласился Михаил, – а только нечего нам здесь топтаться. Может, нас кто-то уже заметил. Уходить надо! Спрячем рацию где-нибудь в лесу и потопаем в сторону железнодорожной станции, а там решим, что нам дальше делать.
– Идем, – кивнул Падышев. – Даже если Тарасюк пошел к своей бабе, не думаю, что он нас заложит, это ему самому боком выйдет. Большевики злопамятные, грешков у него немало накопилось, так что осина по нему уже где-то плачет.
Дорога была безлюдной. Только вдалеке тускло горело несколько окон двухэтажного здания. Сливаясь, они напоминали далекий маяк – это и была деревня Озерное.
Мороз крепчал, заставляя идти быстрее.
– Ищите подходящее место, – завертел головой Аверьянов, – так, чтобы можно было легко найти.
– Вот там сосна поломанная, – показал Падышев. – Приметная… Ее со всех сторон будет хорошо видно.
– Годится. Это сколько же от поворота будет?
– Метров сто.
Дотопали до сосны. Дерево было высокое, с прогнившей сердцевиной, кора побита черным мхом, дупло широкое, темное, будто пустые глазницы.
– Приметное место, давай, роем!
– Земля промерзлая, тяжело будет, – высказался Лиходеев, доставая рацию.
– Ничего, как-нибудь справимся.
Двумя саперными лопатами раскидали по сторонам снег и вгрызлись в промерзший грунт. Заточенное железо, гулко содрогаясь, лишь только корябило и царапало обледеневшую поверхность.
– Капитально промерзло, – сокрушался Лиходеев. – Мы тут до утра провозимся.
– Не провозимся, – отер выступивший на лбу пот Аверьянов. – Нам только первый слой снять, а дальше легче пойдет.
Стылая земля крепко оберегала свои закрома, не пуская грубое железо в простуженное нутро. Уже покарябанная, малость поцарапанная, лишенная первого покрова земля переставала сопротивляться и впустила в глинистую оттаявшую супесь сначала на штык лопаты, потом еще на один.
Когда яма была выкопана, на самое дно уложили густой царапающий лапник и осторожно положили на него рацию.
– Запарился я, – распрямился Лиходеев, настороженно поглядывая по сторонам. – Даже не верится, что еще несколько часов назад были в Пскове, а вот теперь здесь… На родной земле.
– Нет для тебя более родной земли, – строго возразил Падышев. – Если поймают, разбираться не станут, сразу к стенке поставят! Так что будем делать, что приказано, тогда есть шанс уцелеть. Долго еще?
Аверьянов, аккуратно обложив лапником ящик, стал засыпать его землей.
– Подожди… Еще немного.
Примяли ногами холмик и воткнули в него толстую суковатую палку, помечая место.
– Все, готово!
Далее закидали бугорок снегом, так что торчавшая из земли палка была засыпана наполовину. На месте, где хранилась рация, образовался сугроб, мало чем отличавшийся от тех, что, притулившись к соснам, расположились по соседству.
Вокруг было натоптано. Снег, местами почерневший, смешался с землей, но вряд ли следы останутся до рассвета – запорошит усиливающийся ветер.
– Все, пойдем, – закинул Михаил за плечи вещмешок, – нам еще по этому морозу часа полтора топать. Отсидимся пару дней, пока все не утихнет, а там выйдем на связь.
Глава 7. Это могут быть диверсанты
Начало марта 1942 года
После того как год назад Ганелина, бывшего начальника управления НКВД Вологодской области, перевели в Челябинск, Лев Федорович Волостнов, будучи его первым заместителем, занял освободившееся место. Работы с тех пор значительно прибавилось. Неудивительно, что приходилось задерживаться до самого утра. Мелочей на такой должности не существовало, полагалось быть в курсе всего, даже того, что, казалось бы, лежало далеко за рамками его обязанностей.
В последнее время вражеская авиация усилила налеты на важные промышленные и оборонные предприятия, и надо было принять срочные меры по их маскировке. Через Вологду проходил важнейший железнодорожный путь, снабжавший Ленинградский фронт продовольствием и оружием, и следовало усилить его охрану. Особенно важны были мосты, имеющие стратегическое значение. Четырежды предпринимались попытки их подрыва группами диверсантов: в первом случае их взяли на полпути к мосту через Сухону, а в остальных – обезвредили сразу после приземления, хотелось, конечно, взять живыми, но сопротивление было яростным.
Полтора месяца назад группа лазутчиков попыталась взорвать эшелон с военной техникой близ Бабаево, и только бдительность охраны позволила избежать катастрофы. Диверсантов взяли на железнодорожной станции в тот самый момент, когда они подкладывали фугасный снаряд под боевую машину «БМ-13». Так что для предотвращения подобных случаев требовалось также усилить охрану сопровождения наиболее важных эшелонов.
Майор Волостнов постоянно держал связь с начальником транспортного отдела, вот только людей катастрофически не хватало. Нужно было как-то исхитриться и выделить, по крайней мере, роту на охрану поездов по Вологодской области.
Еще через Вологодскую область проходило конвоирование осужденных и пленных в глубь территории Российской Федерации. Этапирование проходило в необорудованных вагонах, поэтому нередки были случаи побега. «Побегушников» также следовало отлавливать, чтобы привлечь к ответственности, а это, в свою очередь, увеличивало и без того непосильную нагрузку на весь личный состав.
Неделю назад во время конвоирования осужденных пешим порядком на колонну был совершен авианалет. Бо?льшая часть конвойных погибла под бомбежками, а группе из ста человек удалось бежать. Ситуацию осложнял тот факт, что многие из заключенных имели боевой опыт, могли сбиться в вооруженные банды и разъехаться по всему Советскому Союзу, где отлавливать их станет куда труднее. Опасения подтвердились через три дня: был совершен налет на вагон, перевозивший крупную сумму денег. Нападавшим удалось сбить замки на опломбированном вагоне и вынести три мешка с деньгами. Причем трое конвойных были убиты. Как показали свидетели, действовали нападавшие очень грамотно, отличались дерзостью, слаженностью, умело обращались с оружием, налет проходил по всем правилам военного искусства, с умелым командованием, знавшим, что такое военная дисциплина. Не исключено, что на стороне преступников был офицер, имевший серьезный боевой опыт.
Майору Волостнову вскоре стало известно, что в городе объявились трое из сбежавших – связывались с местным криминалитетом, чтобы те помогли им приобрести фальшивые документы. Так что их поимка была вопросом ближайших часов. А там можно будет выйти и на остальных.
Третье марта выдалось необычайно теплым. Солнце палило так, словно намеревалось растопить весь выпавший за зиму снег. К вечеру резко похолодало, и мороз приодел подтаявшие сугробы в ледяную броню.
Волостнов подошел к окну и приоткрыл форточку. Ветер тотчас выдул застоявшийся запах дыма и принес с собой холод, от которого хотелось невольно поежиться.
Сегодня был день рождения жены, и Лев Федорович уже приготовил подарок – жемчужные сережки с золотым колечком. Он собирался прийти домой немного пораньше, но не получилось. Стрелки часов показывали десять минут второго, но Волостнов был уверен, что Людмила не заснет до тех пор, пока он не явится. У них останется часа четыре, чтобы побыть вдвоем и отметить праздник.
Лев Федорович сложил документы в одну стопку, тщательно ее выровнял и уложил в несгораемый шкаф, занимавший едва ли не весь правый угол комнаты. На самую верхнюю полку, в качестве укора, он положил папку с делом об ограблении вдовы летчика Героя Советского Союза Никифорова, пропавшего без вести в августе сорок второго. Вместе с ценными бумагами и деньгами пропали и его награды, которыми мог воспользоваться враг. Отыскать этого негодяя было делом чести.
Прикрыв дверцу сейфа, майор провернул ключ на два оборота. Теперь все, можно считать рабочий день законченным. Надев шинель, он бодро зашагал к двери. Уже закрывая кабинет, услышал, как зазвонил телефон. Пришлось вернуться обратно.
– Майор Волостнов у аппарата, – подняв трубку, бодрым и громким голосом отозвался Лев Федорович.
– Товарищ майор государственной безопасности, это начальник железнодорожной станции Бабаево говорит, Зорькин Яков Петрович.
– Слушаю, что там у вас, – невольно напрягся Волостнов.
Внутри невольно похолодело: неужели что-то стряслось на стратегическом объекте? Нужно усилить охрану мостов, железнодорожных станций опытными людьми. Но где их взять, сейчас они все на фронте. Охраной объектов занимаются вчерашние мальчишки, едва научившиеся держать оружие. Следует привлекать на службу НКВД солдат и офицеров запаса, уже поучаствовавших в боевых действиях.
– Мне тут путевые обходчики сообщили… Они видели близ деревни Озерное, недалеко от Бабаево, четырех десантировавшихся парашютистов. Это могут быть какие-то учения, а могут быть и диверсанты…
– Правильно сделал, что проявил бдительность, Яков Петрович. Никаких учений не планировалось. Примем меры!
Волостнов положил трубку, понимая, что остаток ночи ему более не принадлежит. Людмила поймет, не в первый раз… Сняв шинель, перекинул ее через спинку стула. Затем вызвал дежурного, рябого коренастого старшину лет тридцати, и распорядился:
– Срочно вызвать ко мне всех руководителей подразделений!
Еще через несколько минут в кабинете начальника управления НКВД по Вологодской области на рядком стоявших вдоль стены стульях расположились офицеры и в ожидании смотрели на Волостнова, полагая, что услышат нечто важное. Не всякий вечер начальник управления собирал во втором часу ночи сразу всех начальников отделов.
– Несколько минут назад мне сообщили, что близ деревни Озерной были сброшены четыре парашютиста. Не мне вам говорить, что может натворить один диверсант в глубоком тылу, а тут – целых четыре! – заговорил майор, прохаживаясь по кабинету.
Лев Федорович был высокого роста, широкой кости, с небольшой сутулостью. Ходил грузно, словно ощущал на своих плечах немалый груз ответственности. Так и в этот раз – он тяжеловатой походкой приблизился к окну, глянул в темень, а потом вдруг неожиданно развернулся и посмотрел на капитана Елисеева:
– Владимир Семенович, истребительные батальоны в вашем подчинении?
– Так точно, товарищ майор, – поднялся русоволосый капитан.
– После заседания немедленно свяжитесь с командирами истребительных батальонов, и пусть весь личный состав выезжает в деревню Озерное. Среди них немало людей, прошедших финскую, их опыт будет очень полезен. – Волостнов подошел к карте, висевшей на стене. – Не думаю, что в такую ночь, да еще по такому морозу диверсанты могли уйти далеко… Ваша задача перекрыть все дороги, – провел он заточенным карандашом по карте, – прочесать все соседние деревни: Раздольное, Луговое, Рудное. Диверсанты вполне могут скрываться там. Не исключаю, что кто-нибудь из местных мог видеть поблизости незнакомых людей, надо зайти в каждый дом и расспросить их.
– Есть! – бодро отозвался капитан.
– Твоя задача, старший лейтенант, – обратился майор к невысокому, но крепко сбитому двадцатипятилетнему парню, – связаться с пограничниками, пусть они вышлют поисковые группы в район железной дороги, прочешут тщательно по всем направлениям. А ты, Метелин, – глянул Лев Федорович на средних лет капитана, сидевшего в самом углу кабинета, – свяжешься с ротой охраны железнодорожных сооружений. Сейчас они размещаются в Бабаево. Скажешь, чтобы срочно проверили все стратегически важные объекты. Пусть повсюду усилят охрану, проверят все поезда, все здания, все подвалы в самом Бабаево и в окрестности, не исключено, что диверсанты добрались уже и до него и где-то там затаились. Может, находятся у кого-то из жителей на постое, а потому нужно поспрашивать у местного населения о посторонних. Не пренебрегайте даже самыми незначительными сведениями, нужно будет проверить всех! Я сейчас тоже выезжаю на место, посмотрю все своими глазами… О выполнении задания мне немедленно доложить. Все, за работу!
Офицеры дружно поднялись, шаркнув стульями, и вышли из кабинета. Оставшись в одиночестве, Волостнов поднял телефонную трубку: надо было позвонить жене, сообщить, чтобы не ждала. Наверняка уже не единожды подогрела его любимый борщ. Но в следующую секунду он передумал и положил трубку на место. Не сейчас… Для разговора просто нет времени. Лучше все объяснить при встрече. Жена – умница, она поймет даже без долгих объяснений.
Подхватив со стула шинель, Лев Федорович быстро оделся, застегнулся на все пуговицы и вышел из кабинета.
– Двигатель разогрел? – спросил он у водителя, шагнувшего навстречу. – А то еще не заведем в такой мороз.
– Все в порядке, товарищ майор, – бодро отозвался худенький сержант, – можно ехать. Вы домой?
– Не надейся, – усмехнулся Волостнов. – Едем сейчас на Озерное. Там нас уже ждут. – И грузной походкой, разительно отличавшей его от всех остальных, зашагал по коридору в сторону выхода.
Водитель запоздало устремился следом.
Оперативники, прибывшие к предполагаемому месту десантирования первыми, успели просмотреть всю местность и обнаружили два парашюта, запрятанных в снегу. Вскоре к ним на помощь прибыл истребительный батальон – не безусые юнцы, каковыми он был укомплектован еще в начале войны, а люди, немало повидавшие, успевшие повоевать. Бо?льшая часть из них не могла быть призвана на фронт в силу возраста, а то и по ранению, что не мешало им вполне успешно справлять свою службу в батальоне. От обычных юнцов их отличали наблюдательность и смекалистость, что свойственно людям с жизненным опытом. К тому же большинство из них были охотниками и неплохо знали местность.
Без подсказки уполномоченного, разделившись на группы, принялись прочесывать район. Заходили далеко в лес, вязли в огромных сугробах, прекрасно знали расположение охотничьих землянок, где могли затаиться диверсанты. Однако все безрезультатно, никаких следов лазутчиков, а усиливающаяся пурга занесла то немногое, что должно было остаться после их приземления. Остальные парашюты тоже не нашли – немудрено, сугробы намело такие, что в них можно было спрятать не только несколько метров белой ткани, но даже жилой дом.
Отдельный полк НКВД, поднятый по тревоге, взяв по периметру район десантирования, также ничего не выявил. Были задержаны несколько подозрительных человек, но после проверки выяснилось, что все они из местных – двое работали машинистами и возвращались со смены, еще четверо были укладчиками железнодорожных путей, вызванными в срочном порядке на четырехсотый километр; седьмым оказался восемнадцатилетний парень, который миловался с любимой до самой зорьки. Тому была особая причина – уже через четыре часа он отбывал в военкомат по месту приписки, а уже оттуда – на Ленинградский фронт. Так что чинить парню препятствий никто не стал, отпустили с миром, пожелав, чтобы остался в живых.
Прибыв в Бабаево, Лев Федорович связался по телефону с управлением полка по охране железнодорожных сооружений. Однако ни на вокзалах, ни на путях, ни на станциях не было выявлено никого подозрительного. Рабочий день на стратегически важных объектах протекал в штатном режиме, ничего такого, что могло бы выбиться из привычного графика, – с фронта на переформирование шли потрепанные боевые полки, а на фронт двигались маршевые подразделения, едва успевшие пройти краткосрочные курсы на полигонах.
Выходит, что диверсантам каким-то невероятным образом удалось просочиться через многочисленные заслоны.
Домой майор Волостнов вернулся только к шести часам утра. Недовольный, хмурый, изрядно продрогший. Чмокнул жену в щеку, достал из карманов брюк подарок, завернутый в золотистую хрустящую бумагу, поздравил, не обременяя себя многословием, и пошел ставить чайник, чтобы отогреть изрядно озябшие руки.
