скачать книгу бесплатно
На острых скулах полковника проступил легкий румянец – единственное свидетельство того, что разговор давался ему нелегко. Выслушав вопрос, он заговорил, осторожно взвешивая каждое слово:
– Ich war einer der Abgeordneten in der zweiten Abteilung der Abwehr. In meiner Aufgabe war ein Analyst, sowie die Umsetzung der Bindestriche zu ?berwachen. Ich musste auch an der Bildung von Sabotagegruppen f?r besonders wichtige Operationen teilnehmen[10 - Я был одним из заместителей во втором отделе Абвера. В мою задачу входила аналитика, а также контроль за осуществлением диверсий. Также мне приходилось принимать участие в формировании диверсионных групп для особо важных операций (нем.).].
Со следующим вопросом полковник Утехин не торопился, это входило в тактику допроса. Он вообще был сторонником затяжных пауз: старался заставить допрашиваемого понервничать. Задавал вопросы, не относящиеся к теме, а когда арестованному казалось, что топтание вокруг опасного места завершено, вновь возвращался к главному вопросу.
Переиграть полковника Утехина было невозможно. В управлении он считался мастером допроса, но сейчас перед ним сидел такой же кадровый разведчик, прекрасно знавший стратегию допроса, возможно, уже затеявший с ним собственную игру. Если это не так… тогда как же объяснить его откровенность?
– А вы знаете, что здесь вас ожидает высшая мера? Вы уже не солдат, исполняющий приказ своего начальства, вы – яростный и непримиримый враг, которого следует уничтожить. Вы проводили на оккупированной территории политику террора, а это военное преступление. Вы не военнопленный, вы – военный преступник.
Ловушка захлопнулась. Игра в откровенность закончилась. Похоже, Кох даже сам не понял, как загнал себя в угол. Психологическое воздействие состоялось.
Некоторое время полковник Кох молчал, справляясь с эмоциональной встряской, затем не без труда разлепил плотно сжатые губы:
– Sie haben mir das Leben versprochen[11 - Вы обещали мне жизнь (нем.).].
– Die Situation hat sich ge?ndert[12 - Ситуация изменилась (нем.).].
– Mir ist es egal, macht mit mir, was Sie wollen. Ich habe immer Deutschland gedient, nicht der F?hrer. Hitler f?hrt das Land in eine Katastrophe[13 - Мне все равно, делайте со мной что хотите. Я всегда служил Германии, а не фюреру. Гитлер ведет страну к катастрофе (нем.).].
– Понятно, – выслушав перевод, невесело протянул Утехин. – На Восточный фронт вас перевел Кальтенбруннер?
При упоминании о Кальтенбруннере полковник Кох слегка поморщился и отвечал с некоторой брезгливостью, не укрывшейся от Утехина.
– Ja, es ist er. Vizeadmiral Canaris nannte ihn einen Affen mit langen Armen. Ohne den Schutz des F?hrers w?re er nicht in der Lage gewesen, solche H?hen zu erreichen[14 - Да, это он. Вице-адмирал Канарис называл его «обезьяной с длинными руками». Если бы не покровительство фюрера, ему вряд ли удалось бы достичь таких высот (нем.).].
Профессионал в нем был растоптан. Перед ним сидел обыкновенный слабеющий человек в грязной полевой офицерской форме, раздавленный и униженный, жаждущий мести, испытавший горечь разочарования и тяжесть унижения. Мундирное сукно заметно обветшало, перепачкалось; темно-зеленый воротник – в крупных багровых пятнах, там, где были погонные и петличные знаки по роду войск, теперь виднелись небольшие дырочки с неопрятно свисавшей бахромой. Алюминиевые пуговицы поблекли, затерлись и едва держались на тонких черных нитках. От прежнего полковника осталась только прямая спина.
В тщательно построенной «обороне» полковника Коха образовалась значительная «брешь». Утехин непременно ее использует. Следует сыграть на ненависти и возможности хоть как-то отомстить своим противникам, пусть даже руками своих врагов.
Полковник Утехин продолжал:
– Кальтенбруннер в последнее время готовил какие-то серьезные диверсии против Советского Союза? Только не нужно отпираться и делать вид, что вы ничего не знаете. Вы не последний человек в управлении и должны были об этом слышать.
Взгляды присутствующих были устремлены на полковника. Перешагнув черту, отделявшую предательство от долга, он относился к своей судьбе равнодушно. Единственное, что в нем еще подпитывало остаток сил, была месть. Кто-то же должен ответить за унижения, что выпали на его долю в последние месяцы.
Под скулой у полковника Коха просматривался багровый широкий рубец, наспех заштопанный, криво уходящий под поднятый воротник. Не иначе как осколочное ранение – просто чудо, что раскаленный кусочек металла не распорол ему горло.
Служба на Восточном фронте не прошла для него бесследно. За это время он многое успел передумать. Обстреливаемые минометами траншеи – это не парадные марши на Александерплатц.
В бледно-голубых глазах Коха блеснула решимость – ему было что сказать.
– K?rzlich in der Abwehr, f?r mich lief nicht alles gut… Ich wurde aus den F?llen entfernt. Ich habe keine wichtigen Entscheidungen getroffen. Vor kurzem geh?rt geh?rt, ?ber die Operation von Friedrich. Aber was es ist, wei? ich nicht. Aber ich kann ?ber eine Gruppe ziemlich genau sagen. Es wird von Hauptsturmf?hrer Stolze angef?hrt[15 - В последнее время в Абвере для меня не все складывалось удачно… Меня отстранили от дел. Ключевых решений я уже не принимал. Недавно услышал об «операции Фридрих». Но в чем она заключается, я не знаю. Но об одной группе могу сказать совершенно точно: ее должен возглавить гауптштурмфюрер Штольце (нем.).].
– С чего вы так решили? – спросил полковник Утехин, в упор посмотрев на Коха.
Говорил тот быстро, старший лейтенант едва успевал переводить:
– Когда я уже садился в поезд, то вспомнил, что позабыл в кабинете на столе семейную фотографию. Оставлять ее в управлении я не пожелал: то, что для меня дорого, для других всего лишь клочок бумаги. Ее просто швырнут в мусорную корзину. Чтобы этого не произошло, я сошел с поезда, вернулся в управление и забрал снимок… Когда я подходил к Главному управлению имперской безопасности, то увидел удалявшегося от здания гауптштурмфюрера Штольце.
Полковник Утехин внимательно выслушал перевод, после чего сдержанно заметил:
– Вы многим рисковали, когда решили вернуться обратно. Вы ведь должны были находиться со своей частью, не так ли?
Старший лейтенант перевел:
– Да, это так. Мне пришлось догонять свою часть. Но моего отсутствия никто не заметил… Хотя, думаю, если бы состоялся трибунал, то меня все равно отправили бы на Восточный фронт. Куда-нибудь в штрафную роту… Хотя, если разобраться, сейчас весь Восточный фронт – штрафное подразделение.
– И где же эта фотография? При вас ее не было.
– В блиндаж, в котором я проживал, попал снаряд, вместе с фотографией были уничтожены все мои личные вещи. Мне повезло, я вышел из блиндажа за несколько минут до попадания.
– Что за человек этот гауптштурмфюрер Штольце?
– Он – лучший в своем деле, – продолжал переводчик, стараясь сохранить интонации Коха. – Во всяком случае, более инициативного, дерзкого и везучего человека я не встречал за все годы службы.
– При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
– Когда-то именно я готовил его к военной экспедиции в Югославию в апреле сорок первого, отобрав среди многих претендентов. И я не ошибся: там он сумел проявить себя наилучшим образом. А еще он один из любимчиков Кальтенбруннера, обергруппенфюрер поручает ему самые ответственные и самые рискованные задания. Уверен, что и в этот раз задумано нечто особенное.
– Куда именно он мог направиться?
– На Восточный фронт. Но куда именно, мне неизвестно.
Старший лейтенант Герасимов перевел слова полковника Коха и в ожидании посмотрел на Утехина. Беседа получалась вязкой, не такой, как планировалось поначалу. Создавалось впечатление, что пленный чего-то недоговаривает. Его следовало как-то разговорить, сыграть на доверительности. Прием простой, но срабатывает всегда.
– Подумайте, полковник… Вы ведь давно работаете в аналитическом отделе. Если я не ошибаюсь, именно ваш отдел принимал участие в операции «Наказание». А под некоторыми наиболее важными документами стоит ваша подпись, – спокойно заметил полковник Утехин. – Мы подготовились к нашему разговору.
Прежде чем оккупировать Югославию в апреле сорок первого года, в один из районов Белграда Абвер высадил диверсионную группу, которая должна была поддерживать удар немцев, следующих из Южной Австрии. От действий диверсантов погибло много гражданского населения. Разработка оперативного плана находилась в ответственности 2-го отдела, а отвечал за него лично полковник Эрих Кох.
Тонкие губы Коха тронула легкая усмешка.
– А вы, я вижу, хорошо осведомлены.
Выслушав перевод, Утехин невольно хмыкнул:
– Переведи ему вот что… пусть не забывает, куда он попал. Наводить о нем справки мы начали еще задолго до того, как у нас оказалась его фотография с Канарисом. Так что нам многое известно из его личной жизни.
Пленный офицер скупо улыбнулся и произнес короткую фразу.
– Он сказал, что в отделе работает не он один. Людей там много.
– Все так, но мои источники утверждают, что вас весьма ценит руководство за аналитические способности, – возразил полковник Утехин. – Нам известно, что в августе сорокового вы вместе со штабной ротой «Бранденбург-800» выезжали в Бельгию, где готовили операцию по вторжению в Англию. Мы можем передать вас английской разведке, она наверняка захочет выяснить все подробности. Не уверен, что вам удастся выбраться от них живым… Мы же, в свою очередь, даем вам шанс уцелеть.
Полковник Кох терпеливо хранил молчание, тщательно обдумывал решение. Торопить Утехин не хотел – пусть все взвесит. Поднявшись, он подошел к окну, распахнул форточку, впустив в комнату звуки улицы: гудки автомобилей, приглушенные расстоянием; чей-то громкий разговор едва ли не под самыми окнами. Городская жизнь протекала обыкновенно, как если бы не было войны. И только суровый окрик патруля, несшего дежурство поблизости, заставил вернуться к действительности.
Полковник Утехин выпустил наружу упругую струю табачного дыма и захлопнул фортку. Реальность возвращалась, раздаваясь шагами в гулком коридоре старинного особняка. Полковник Утехин вернулся за стол, воткнул недокуренную папиросу в пепельницу и выжидающе посмотрел на пленного немецкого разведчика.
– Мне очень не хочется, чтобы своим молчанием вы осложнили себе жизнь. Итак, я вас слушаю!
Полковник Кох вдруг быстро и сбивчиво стал говорить. Старший лейтенант Герасимов не перебивал, лишь одобрительно качал головой, а когда немец наконец умолк, перевел:
– Он согласен идти на сотрудничество. По его предположению, группа Штольце должна направиться куда-то в белорусском направлении, именно там сейчас идут основные бои. Аналитический отдел прогнозирует, что боевые действия будут развиваться там и дальше, принимая острую форму. Очевидно, перед Штольце поставлена какая-то серьезная задача. Но какая именно, сказать сложно.
– Каков уровень подготовки группы? Насколько это может быть серьезно?
Старший лейтенант Герасимов тотчас перевел и, дождавшись ответа, посмотрел на Утехина:
– Он сказал, что во многом группа Штольце помогла выиграть войну в Югославии. Таким же удачным образом она проявила себя и в Польше… Гауптштурмфюрер Штольце всегда работает в ключевых местах, которые позволяют решить исход войсковой операции. Он не исключил, что группу Штольце направят в Белоруссию, чтобы каким-то образом повлиять на стремительное продвижение русских войск, а может быть, даже на исход сражения.
– Ого, куда хватил! – невольно ахнул полковник Утехин. – А не высоко ли он берет? А для чего тогда армия и командующие фронтами? Переведи ему это.
Повернувшись к полковнику Коху, старший лейтенант перевел.
Губы пленного тронула снисходительная улыбка. Он откинулся на спинку стула, дисциплинированно положил широкие ладони на колени и принялся выговаривать каждое слово. Герасимов перевел:
– Он сказал, что сражения не всегда выигрывают армии и их командующие. Важно знать правдивую информацию о расположении войск, о направлении главного удара, именно в этом случае можно провести свою контригру. Не исключено, что группу гауптштурмфюрера Штольце направили для получения достоверной информации о направлении главного удара русских. В последнее время Гитлер не доверял Абверу, слишком много за ними числится промахов. Где он будет добывать эту информацию, сказать сложно. У него слишком высокая квалификация, он может организовать нападение на штаб и захватить документы. А может организовать нападение на командующего и захватить документы предстоящего наступления. Вариантов здесь может быть множество.
– Уведите его, – распорядился Утехин.
Полковник Кох расслабленно улыбнулся, давая понять, что холодные стены и сумрак казематов ему будут куда милее, чем залитый светом кабинет полковника, и, сложив руки за спиной, вышел. Следом за ним, держась на некотором расстоянии, двинулся караульный.
– Твое мнение? – спросил Утехин у Тимофея, когда они остались вдвоем.
– Готовится что-то серьезное, просто так этого Штольце не отправили бы. Матерая сволочь!
– Все так, большая удача, что у нас в руках оказался этот Кох.
– А как он попал в плен?
– Полк, которым он командовал, попал в окружение. Им было предложено сдаться, однако они попытались прорваться через двойное кольцо. В первый же час полегло восемьдесят процентов личного состава. Коху повезло, он остался в живых… Наши разговоры с ним не закончились, они только в самом начале. Понятно, что он знает больше, чем говорит. Через него прошло немало агентов, и многие из них сейчас скрываются у нас в тылу. Мы должны их всех нейтрализовать. Но сейчас наша главная задача – выловить этого Штольце с его командой. С женой встретился?
– Да.
– Что-то ты какой-то невеселый. У вас там разлада нет? А то знаешь, как в семейной жизни бывает…
– Все в порядке, товарищ полковник, – бодро отвечал Тимофей. – Наговориться уже успели.
– Это хорошо, что успели, – охотно согласился Утехин. – Не буду ходить вокруг да около, говорю откровенно: хочу, чтобы ты выехал на место, куда предположительно должен прибыть Штольце со своей командой. Этот гауптштурмфюрер нам очень интересен. У нас есть о нем кое-какая информация, и она всецело совпадает с тем, что рассказал нам Кох. Штольце успел побывать во многих местах, отметился в составе отдела «Бранденбург-800» карательными экспедициями под Курском и Харьковом. При отступлении они проводили карательные рейды в населенных пунктах. Так что если это тот самый гауптштурмфюрер Штольце, то у нас к нему особый счет. Мне бы хотелось, чтобы его поисками занялся ты. Не хочу умалять чьи-то достоинства, но с этой задачей ты справишься лучше, чем кто-либо.
– Когда мне выезжать? – с готовностью спросил капитан Романцев.
– Уже завтра. Побудь еще с женой, найди подходящие слова для расставания. А там и в путь!
– Куда именно выезжать, есть ли конкретное место?
– Наиболее сложная обстановка сейчас в юго-западном направлении от Минска. Немцев из города мы выбили, значительная часть угодила в окружение, но западнее города идут бои, просто так они уходить не хотят. Думаю, Штольце следует искать где-то в этом районе. В такое время на дорогах бывает очень много случайных людей: беженцев, прибывающих, отъезжающих, резервные части. Конечно, военный учет там строгий, просто так не пройдешь, всюду проверки, но затесаться небольшой группе, при наличии хороших документов, вполне реально. А этот Штольце, судя по всему, хитрый лис и вряд ли захочет рисковать. А еще в таких местах легче добыть оперативную информацию. Ты будешь работать на передовой, опирайся на данные зафронтовой разведки. Предписание и командировочное удостоверение получишь завтра. Если потребуются какие-то дополнительные полномочия, дашь мне знать, вопрос решим немедленно. Поедешь пока в шестьдесят девятую армию под командованием генерал-лейтенанта Колпакчи, а там будет видно. Мимо тебя не должен пройти ни один перебежчик, ни один задержанный диверсант, с каждым из них ты должен побеседовать. Возможно, кто-нибудь из них знает о Штольце и даст нам зацепку.
– Вас понял, товарищ полковник! – бодро ответил капитан Романцев.
– И еще, майор Кох говорил об операции «Фридрих». В чем она заключается, мы не знаем. Будешь на месте, постарайся выяснить. А теперь – до завтра! – Утехин протянул капитану жесткую ладонь.
Глава 6
Майор военной разведки
Весь следующий день, разложив перед собой фотографии, гауптштурмфюрер Штольце подбирал людей в диверсионную группу. Поразмыслив, решил, что для предстоящего дела достаточно пятерых: он сам как командир отряда, радист и трое диверсантов. Группа будет мобильная, небольшая, но вполне подходящая для осуществления поставленной цели.
После долгого раздумья отложил в сторонку четыре фотографии. Каждого из отобранных диверсантов он знал лично и не единожды проверил в деле, осуществив с ними несколько удачных спецопераций.
С радистом Ганцем Замбером работал вместе в сорок первом во время наступления на Северный Кавказ. В составе группы из тридцати человек они были выброшены в районе Минеральных Вод, где удалось взорвать стратегически важный мост. С рядовыми Рыжковым, Курбановым и Феоктистовым познакомился сразу после операции на Северном Кавказе, когда был направлен инструктором в учебный батальон, располагавшийся в живописном местечке Мезерица.
Батальон был смешанный, он состоял из военнослужащих советской, американской и английской армий. Значительный процент составляли белоэмигранты, в своем большинстве люто ненавидящие Советскую власть. Каждый из них после победы Германии мечтал вернуть себе отнятые большевиками имения и доходные дома. Поэтому мотивация для борьбы с коммунистами у них была исключительной! По существу, они составляли костяк школы, состоящей из двадцати рот.
Несколько особняком держались фольксдойче, в основном это были прибалтийские немцы, имеющие к русским персональный счет. Встречались и поволжские. У фольксдойче было преимущество перед остальными курсантами: все они были двуязычные, великолепно владели немецким, бывшим для них родным, а также русским. Во время учебы отличались особой старательностью и педантичностью, столь свойственной немецкой нации.
Большая часть из них являлись потомками переселенцев, приехавших в имперскую Россию при Екатерине Великой. За прошедшие сто пятьдесят лет они изрядно обрусели, мало чем отличались от русского населения, казалось, что уже накрепко вросли в российскую землю, позабыв дедовские традиции. Но когда в них возникла потребность, вновь вспомнили свое предназначение – быть единым целым со своим, немецким, народом.
Рыжков, Курбанов и Феоктистов в плен попали под Псковом. Месяц пробыли в лагере для военнопленных, откуда были переведены в сборный лагерь под Бухенвальдом. Уже на месте их отобрали для агентуры в диверсионно-разведывательной школе. Руководство школы признало троицу лучшими в своем наборе и после окончания учебы отправило ее в отдел разведки при штабе Шестнадцатой немецкой армии. Разведывательной деятельностью диверсанты занимались в основном в ближайшем тылу Красной армии. Задания были не из простых – установить, в каком направлении передвигаются танковые бригады, выяснить расположение штабов, собрать сведения о складах с боеприпасами и продовольствием.
С заданиями справились блестяще. Не лишенные артистизма, обеспеченные справками от сельсоветов, они каким-то чудом проникали в самые засекреченные места и на режимные объекты, где неизменно добывали ценнейшую информацию. Их природные расторопность и изворотливость не могли остаться незамеченными руководством отдела «Бранденбург-800», и вскоре троицу, как особо отличившихся агентов, перевели в учебный батальон, а дальше после курса обучения они были распределены в Восемьсот первый полк, где командиром роты был гауптштурмфюрер Штольце.
По правилам спецопераций перед каждым выходом происходила детальная отработка задания. Поставленную задачу изучали до малейших деталей: если требовалось штурмовать здание, то на базе учебного центра выстраивалось похожее сооружение; если предстояло переходить вброд быструю и глубокую реку, то бойцы выезжали на подходящую местность, где отрабатывали соответствующие навыки. Однажды было получено задание пройти через болото и уничтожить вражеский гарнизон. Для этого группа отправилась на топь и терпеливо училась отыскивать подходящие тропинки.
Дальнейшая служба в батальоне доказала, что Штольце не ошибся в выборе агентуры. В первые месяцы обучения с троицей крепко поработали агитаторы, выбив из сознания перебежчиков все большевистские догмы. Теперь, вне всякого сомнения, можно было утверждать, что эти люди преданы идеям национал-социализма. Они были смелыми, дерзкими, проявляли находчивость, выпутывались из ситуаций, казавшихся совершенно безнадежными.
Однажды в одной из командировок Феоктистов был задержан комендантским патрулем и, не вынимая рук из карманов, застрелил трех человек в течение двух секунд. А когда, заслышав выстрелы, к ним поспешили на выручку несколько бойцов, застрелил еще двоих. Отмечалось, что каждый из них мгновенно ориентировался в сложной обстановке, принимая при этом единственно правильное решение. Каждый имел значительный диверсионный опыт, отметившись в двух десятках мест.
Особенно серьезно они поработали весь последний год: летом сорок третьего группа была заброшена под Витебск, где успешно действовала против партизанских соединений; затем были карательные экспедиции под Оршей и в районе Орла, в Югославии против сербских партизан.
Весь следующий день Штольце провел с группой, объясняя, что предстоит взорвать в глубоком тылу хорошо охраняемый мост. Совместно изучали маршрут перехода линии фронта, пути возможного отхода, места контрольных встреч. Мелочей в таких делах не существовало. Особое внимание было уделено местности, через которую приходилось пройти. Изучали как на топографической карте, так и аэродинамическую съемку. Заучивали все, что могло бы пригодиться: название сел, деревень, расположение улиц, через которые предстояло пройти; помечали строения, в которых возможно укрыться от преследования; запоминали адреса связников, у которых можно получить помощь.
В конце вторых суток Штольце провел небольшой экзамен, а когда убедился, что предоставленные им данные усвоены, объявил:
– Выезжаем сегодня ночью. Могу сказать одно: задание нам дали серьезное. Я отобрал вас из многих, так что вы должны гордиться выпавшей вам честью. На ту сторону нас переведут. А дальше нам предстоит топать самим. Вопросы есть?
– Как долго продлится командировка? – спросил Феоктистов.
– Она рассчитана на десять дней. Но не исключаю, что нам придется еще немного задержаться. А теперь – отдыхать!
* * *
Седьмой противотанковый батальон Третьей пехотной дивизии располагался в Полесье, близ небольшого города Несвиж. Остаток ночи ехали в автомобиле, который трясло и бросало на дорогах, так что вздремнуть не получилось. Большая часть дороги шла через лес – тьма стояла кромешная, оставалось только удивляться зоркости водителя, не терявшего колею. В расположение батальона приехали под утро.
Раздевшись по пояс, ополоснулись в роднике, стряхнув холодной водой накопившуюся усталость. После водных процедур гауптштурмфюрер облачился в форму немецкого пехотного лейтенанта, а радист Ганц Замбер – в форму рядового. Русские диверсанты надели обмундирование Красной армии. Рыжкову по заданию достались погоны капитана, Феоктистов стал сержантом, а Курбанов – рядовым.
Выяснив у дежурного, где находится блиндаж майора фронтовой разведки Шрадера, потопали через окопы.
Оборонительная полоса была сложной, состояла из узлов обороны, опорных пунктов и укрепленных позиций. Внутри рубежей размещались две хорошо укрепленные высотки, с вершин которых просматривались позиции русских. Передний край изрезан двумя глубокими протяженными оврагами. Опорные пункты помещались в башнях танка, хорошо замаскированных, выдвинутых немного вперед, с возможностью организации широкого наблюдения. Именно здесь были сосредоточены основные узлы обороны. Первая траншея находилась на самом боевом гребне, вторая – отступала метров на двести. Тут же располагался блиндаж майора Шрадера.
