скачать книгу бесплатно
– О-о, непременно передам, баронесса, – зарделся от удовольствия Яцек. – Благодарю вас.
– Нет, это я вас благодарю, – грудным голосом отозвалась Амалия и коснулась руки Яцека, вызвав у него новую волну мурашек и вставание волос.
На ее глазах драгоценности были разложены по великолепным футлярам, закрыты на серебряные замочки и уложены в аккуратный пакет с нарисованным на нем колье и названием магазина. Пакет Яцек вручил ей прямо в руки и взялся за счеты. Напрямую попросить денег у баронессы у него не повернулся язык.
Амалия понимающе усмехнулась:
– Сей секунд.
Достала из ридикюля портмоне. Раскрыла. И виновато посмотрела на управляющего:
– Господи… восемьдесят тысяч. Я забыла их на своем бюро. – Она сердито обернулась в сторону бонны: – А вы куда смотрели! Не могли подсказать мне?!
– Я собирала вашего ребенка, – ответила обиженно «бонна» на ломаном немецком, и крупная капля пота покатилась у нее со лба на переносицу.
Эту фразу женщина зубрила целый час, потом двадцать раз повторила по дороге в магазин, но все время опасалась, что забудет ее или перепутает, а то и просто язык не повернется от волнения, чтобы пролаять сии гортанные звуки.
Однако ничего, все вышло вроде как надо.
– А вы, фатер? – Она укоризненно взглянула на «отца», и тот виновато пожал плечами. Было видно, что в баронской семье фон Гольстенов она главная.
– Хорошо, – Амалия решительно посмотрела Яцеку в глаза. – Деньги будут ровно через четверть часа. Я сейчас съезжу в гостиницу и немедленно привезу их. А пока вот, возьмите.
И «баронесса» сунула в руку управляющего восемьсот рублей. Тот деньги принял и машинально отщелкнул на счетах восемь косточек.
– Да, вот еще отца с дочкой вам оставляю, – произнесла «баронесса», прижимая к груди бумажный пакет с футлярами внутри. – Чтобы у вас каких-нибудь сомнений не возникло…
– Что вы, какие сомнения, – пролепетал Яцек уже в спину выходящей из магазина «баронессы».
Из окна магазина было видно, что она села в коляску и быстро укатила. Очевидно, очень торопилась за своими восьмьюдесятью тысячами, забытыми на бюро.
Через двадцать минут Яцек в первый раз посмотрел на часы. И вздохнул.
По прошествии получаса после отбытия Амалии за деньгами послышался стук копыт, и против магазинных окон остановился экипаж. Яцек облегченно выдохнул и пошел навстречу. Однако в магазин вошла вовсе не «баронесса», а молодой господин в котелке и с тонкими усиками. Он попросил показать ему обручальное кольцо, долго выбирал и купил самое дешевое.
Яцек снова взглянул на часы. Минуло более сорока минут, как отъехала «баронесса», и первые признаки сомнения нарисовались на лбу управляющего двумя поперечными морщинами. Он посмотрел на старика-«отца», «бонну» и «дочку» «баронессы». Они стояли притихшие и, похоже, старались не дышать, старательно отводя взоры от Яцека. Только девочка была безмятежна и встретилась взглядом с Яцеком. Ее взор не выражал ничего, кроме застывшего в нем удивления, словно все, что она созерцала вокруг, она видела впервые.
– Где ваша дочь? – на ломаном немецком спросил Яцек «промышленного магната».
Старик молчал.
– Где пани баронесса? – спросил он женщину, но та лишь пожала плечами, словно не поняла вопроса.
Яцек неожиданно осознал, что пани «баронессу» он может больше никогда не увидеть, и по всему телу у него побежали холодные противные мурашки.
Что делать? Шестьдесят пять тысяч рублей! Это же огромное состояние! Каким нужно быть глупцом, чтобы профукать его в течение получаса! Как можно было отдать драгоценности без полной оплаты?!
Эта баронесса явно замагнетизировала его. Она просто колдунья!
Управляющий вплотную подошел к старику.
– Кто была эта женщина?
Старик молчал.
– Я вас спрашиваю, кем приходится вам эта дама? – обратился он к «бонне».
– Мы ее сегодня видели в первый раз, – призналась женщина.
– Вы хоть знаете, как ее зовут?
– Нет, пан, мы этого не знаем, – спокойно ответила матрона. – Она пришла к нам сама и сказала, что нам надо будет просто сопровождать ее некоторое время. Для представительства. Что мы и сделали.
– Для представительства?! – взорвался Яцек, осознавая весь ужас случившегося. Последняя надежда, что баронесса все же окажется настоящей, только что умерла с последними словами «матроны».
– Да, для представительства, – охотно повторила «бонна». – Так она сказала сама…
В данное мгновение управляющего Яцека вдруг посетила скверная мысль, что если в жизни горя больше, чем радости, то, возможно, жить решительно не стоит. И вряд ли стоит осуждать тех, кто наложил на себя руки. Пожалуй, что их надлежит понимать и даже жалеть…
Он вдруг неожиданно успокоился и усталым голосом спросил:
– Вы знаете хоть, где она живет?
Старик молчал.
– Я спрашиваю, вам известно, где она живет? – заорал вдруг Яцек прямо ему в лицо.
– Она снимает на окраине меблирашку, – невозмутимо ответила за старика женщина.
– Что? Меблирашку? На окраине?! Господи!
– Так точно! – по-военному ответил наконец заговоривший старик, смахивая капли пота со лба. – В меблированных комнатах пани Строгановской.
– Хоть что-то! – отвечал управляющий. – Ну, чего, стоишь, – крикнул он подошедшему сторожу, – задержи этих проходимцев, пока не появится полиция!
Немедленно на окраину города был отправлен приказчик. Троица же – старик, женщина и девочка – прошли в заднюю комнату магазина, как бы заарестованные управляющим. Старик по большей части молчал, женщина смирно и флегматически дожидалась дальнейшего развития событий, а девочка продолжала смотреть на мир широко раскрытыми глазами.
Когда вернулся приказчик, Яцек разговаривал по телефону с отцом. Полторацкий-старший нещадно ругался, называл сына придурком, и дважды в его речи прозвучало донельзя обидное слово «мудак».
– Хорошо, отец. Да… Да… Совершенно согласен с вами. Да… Хорошо. Так я и поступлю…
Закончив телефонный разговор с отцом, Яцек вытер вспотевшее лицо платком и обратился к приказчику:
– Ну, что?
Вопрос прозвучал в столь безнадежной тональности, что ответа можно было уже не слушать, да и не говорить. Но приказчик все же ответил:
– Пани баронесса съехали из нумера час назад…
– Куда?!
– Хозяйка нумеров не ведает.
– Звони в участок, – приказал приказчику Яцек.
– Чего?
– Ты глухой? Звони в участок, сказано!
* * *
В этой части Варшавы, населенной людьми с титулами и достатком, происшествия уголовного характера случались до чрезвычайности редко. Посему занимать место пристава в этом уголке города считалось некоторым повышением по отношению к приставам всех остальных частей города и предместий. Службою ни пристав, ни его помощник обременены особо не были; вследствие этого звонок из ювелирного магазина пана Полторацкого прозвучал как гром среди ясного неба.
На экстренный вызов полицейский пристав Яков Васильевич Щелкалов решил отправиться лично. Ну а коли пошел пристав, так помощнику остается только следовать за ним.
В магазин Щелкалов вошел вместе с помощником и городовым. В подобного рода заведениях Якову Васильевичу бывать приходилось редко, разве что по долгу службы, но надо признать, он уж и не помнил, когда это произошло в последний раз. Поднапрягшись, он покопался в памяти… Верно, это было три года назад, когда он приобрел вот в таком же магазине золотые сережки для жены, дабы отметить подарком двадцатилетие их супружества. Ишь ты!
Колокольчик в дверях звякнул дважды. Тотчас к приставу кинулся бледный молодой мужчина с ранними залысинами на лбу, представившись управляющим Яцеком Владиславовичем Полторацким. Волнуясь и перескакивая с одного на другое, он рассказал про похищение «баронессой» двух самых дорогих изделий магазина: бриллиантовой подвески и алмазного колье.
– На шестьдесят пять тысяч пятьсот рублей обокрала наш магазин, воровка, – сетовал полициантам Яцек Полторацкий, заламывая руки и подпуская слезу в голос. – Кто бы мог подумать, панове, ведь с виду такая приличная женщина… А как она была одета!
Щелкалов и помощник переглянулись: способ, при помощи которого были похищены дорогие украшения, был положительно нерядовым, даже весьма оригинальным. Скорее всего, это было не похищение в чистом виде, а хорошо продуманная и исполненная афера в духе Соньки Золотой Ручки. Уж не сбежала ли снова знаменитая мошенница и воровка с каторги?!
Да нет, не похоже…
Судя по описанию, данному приказчиком, представившаяся баронессой фон Гольстен была много моложе знаменитой Соньки, хотя действовала так же нагло и дерзновенно. Что ж, можно считать, что следствие по делу о похищении драгоценностей в ювелирном магазине пана Полторацкого открыто.
Покудова помощник проводил с управляющим и приказчиками дознание, записывая их показания, пристав прошелся по магазину.
Красота!
Чего только не предлагал покупателям с тугим кошельком магазин Владислава Полторацкого! Серьги, броши, браслеты, портсигары, кольца и перстни стоимостью в двухгодичное жалованье частного пристава; кулоны, брелоки, жемчужные бусы, алмазные и бриллиантовые подвески, жемчужные, коралловые и бриллиантовые колье в стоимость дома в Москве или Петербурге, или даже целого имения.
И ведь находятся люди, кто все это покупает!
Помощник тем временем опросил управляющего и двух приказчиков. По их показаниям, женщина, представившаяся баронессой фон Гольстен, весьма хорошо говорила по-немецки, понимала польский язык и имела от роду около тридцати лет. Она была стройна, ухоженна, среднего росту; внешность имела привлекательную, нос обычный, с небольшой горбинкой; лоб большой, чистый, безо всякого намека на морщины; волосы темные, глаза карие.
– Да, вспомнил!.. У нее еще был такой взгляд… блестящий и влажный, что ли… – добавил Яцек.
– Влажный? – удивленно переспросил Щелкалов.
– Ну да, влажный, – повторил Яцек. – По крайней мере, я бы сказал именно так.
– Вы уже это сказали, – заметил ему пристав. – Еще что-нибудь запомнили?
– Нет, – ответил Яцек, подумав.
– А вы? – обратился пристав к обоим приказчикам.
– Нет, – ответил один, покачав головой.
– Нет, это все, – сказал другой, пожав плечами.
– Хорошо, – произнес Яков Васильевич. – Вы никуда не собираетесь выезжать?
– Не предвидится, – ответили оба приказчика.
– А вы? – обернулся пристав к Яцеку.
– Куда же теперь ехать-то, – обескураженно протянул управляющий.
– Это я к тому, – пояснил Щелкалов, – что ежели мы эту так называемую «баронессу» заарестуем, так чтобы вас всегда можно было найти, чтобы произвести очную ставку или опознание.
– Ясно, – ответил Яцек. – А вы ее… заарестуете?
– Несомненно, – ответил полицейский пристав. – Вопрос лишь во времени.
– А драгоценности?
– Что драгоценности?
– Драгоценности вы ее заставите вернуть? – с надеждой посмотрел на Щелкалова Яцек.
– Это зависит от того, как скоро мы ее изловим, – ответил пристав. – А в нашем деле, сами понимаете…
– Хотелось бы поскорее, господин пристав, – просящим тоном произнес Яцек Полторацкий.
– Нам тоже… Здесь наши желания вполне совпадают. – Пристав коротко посмотрел на помощника и добавил: – Что ж, приносим вам наши соболезнования по поводу утраты ценностей и спешим заверить вас, господин управляющий, что полиция Варшавы в нашем лице приложит все возможные усилия, дабы изловить мошенницу и заставить ее понести заслуженное наказание. Можете передать это вашему батюшке.
– Вы даже не представляете, как мы на вас надеемся! – с чувством отозвался управляющий.
– Родственников «баронессы фон Гольден», – Щелкалов посмотрел на старика с «бонной» и девочку, – мы забираем с собой, в участок и… с тем разрешите откланяться и принять от нас заверения в совершеннейшем нашем почтении, – слегка приподнял он котелок.
Когда за полицейскими закрылась дверь, Яцек обхватил голову руками. Хотелось плакать и рвать на груди волосы, а голову посыпать пеплом. Да что там пеплом, землей!
Еще от накативших треволнений сильно хотелось выпить.
Яцек прошел в дальнюю комнату и достал из тумбочки стола бутылку с коньяком и высокий бокал. Налил на донышко бокала темно-коричневый напиток, подержал в руке, понюхал… Долил до трети бокала, затем, подумав, налил до половины и одним махом опрокинул содержимое в рот. Проглотил, выдохнул и уставился в одну точку.
На душе было муторно и скверно. Но рвать на груди волосы и посыпать голову пеплом уже не хотелось…
Глава 5
ГРАФ-РЕСПУБЛИКАНЕЦ
Лучшего убежища, нежели у Ванды, трудно было сыскать.
Вечерами, ближе к ночи, певичка уходила на службу и возвращалась только под утро. Затем отсыпалась и весь день до позднего вечера была в распоряжении Артура. Губ она больше не красила, в результате чего выглядела свежее и как-то по-домашнему, что действовало на «графа» успокаивающе и где-то даже возбуждающе.
