скачать книгу бесплатно
– Чем? – равнодушно поинтересовался я.
– Деньгами, разумеется, – Слизун смотрел на меня с предупредительной снисходительностью.
– Тогда – нет, – покачал я головой, – ничего не выйдет.
– Не понял! – опешил Юрий Петрович. – Ты отказываешься от денег?
– Я не рэкетир, понимаешь, а деньги сегодня платят только им…
VIII
Представитель немецкой фирмы «Адмирал», спонсировавшей «Клуб культурных связей», некий господин Вайс, тоже толканул речугу. Говорил он на швабском диалекте, а переводила прехорошенькая белокурая девица лет двадцати пяти. Несмотря на ужасный диалект Вайса, переводила она довольно бойко и грамотно. К ним тотчас устремились прихлебатели с фужерами и хрустальный звон поплыл над столами. Я отвернулся и начал считать пустые бутылки, со злорадством думая о молоденьких переводчицах и старых любовниках, которые ничего не могут. Мне стало легче. В самом деле, думал я, зачем зарабатывать кучу денег, на которые слетаются такие вот роскошные белокурые бабочки, если ты уже ни хрена не можешь? Ну не стоит у тебя и все тут, а она смотрит из-под длиннющих ресниц и ждет… И груди у нее высоко вздымаются под прозрачным пеньюаром, и трусики так сооблазнительно узки, а стройные ножки так плотно сжаты, что вокруг коленных чашечек проступают белые пятна, а ты, задыхаясь от желания, даже и понять-то не можешь, есть ли он вообще у тебя. Сдерживаешь непроизвольное желание проверить рукой и начинаешь что-то униженно бормотать про головную боль и финансовые неурядицы, хотя прекрасно знаешь, что главная твоя неурядица – у тебя в штанах… Ты видишь, как беспомощно опускаются ее плечи и красный, огромный, порочный рот растягивается в призывной улыбке…
Увы, слишком долго думать в таком плане тоже не безвредно – может лопнуть и разлиться по всему организму перетруженная желчь. И я бросаю это опасное занятие, переключаясь исключительно на вина. Их дурманящий аромат и терпко-кисловатый вкус вселяют в меня надежду на лучшие времена и смутное желание разглядеть на этой презентации хотя бы одно человеческое лицо. Но повсюду и везде, за каждым высоким круглым столиком и у стеллажей с бутылками, пасутся жирные, высокопарные особи с непомерно раздутыми животами. Они беспрерывно что-то шлепают розовыми отечными губами, перемещаются по высокому, просторному залу, и делают вид, что наслаждаются вином. Но я-то знаю, что каждый из присутствующих примеривает эти нарядные, порочные, замысловато раздутые бутылки с элитными винами на себя. Всяк думает, что он с них может поиметь и что уже имеет хозяин, так остроумно спрятавшийся от налогов под вывеску «Клуб культурных связей»… За этими размышлениями я как-то не заметил, что публики изрядно поубавилось, столики «зачистили» от пустых бутылок, а телевизионщиков, жадно дожевывающих бутерброды, выставили за двери. Наступало главное действо презентации – заключение договоров на покупку и поставку немецких вин. В воздухе запахло миллионами баксов и вдруг стали заметны телохранители российских боссов виноторговли. Они усиленно раздувались друг перед другом, их бычьи красные шеи покраснели еще больше, а узкие кожаные куртки затрещали по швам. Лица стали каменными, квадратные челюсти усиленно замолотили жвачку, а из выпученных от страха и ненависти глаз потек расплавленный свинец…
– Извините, – неожиданно всплыло передо мной такое вот кожано-свинцовое мурло. – Вам пора уходить…
И такая у него была пакостная ухмылочка, так он был доволен тем, что сказал, что я буквально позеленел.
– Как это – «пора уходить»? – неприязненно переспросил я. – Кто это решил?
– Все ваши уже ушли, – нахмурился качок и пошире развернул плечи.
– А мне плевать на «ваших» и наших! – в глазах у меня потемнело, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. – Лично я уйду тогда, когда сочту это нужным.
– Ну не-ет, – позеленел в свою очередь и двинулся на меня качок, – ты уйдешь сейчас, немедленно!
– А вот это мы еще посмотрим, – мне вдруг стало весело и все равно, как это обычно случалось в детстве перед дракой. – И я бы тебе очень не советовал садиться голым задом на ежа – уколешься…
Качок от моей несусветной наглости на мгновение растерялся, но потом ринулся на меня всей своей кожаной тушей. Я отступил в сторону и правой слегка подправил его стремительное движение, так что он, пролетев между столиками, уперся чугунным лбом в башмаки сорок пятого размера бывшего криминалиста Эдуарда Хуцкого.
– Сработано чисто, – одобрил Хуцкий и допил вино из бокала.
В это время слева мне прилетел совершенно замечательный хук, но я устоял и ногой сбил столик на качка справа. Достав левого мордоворота головой в челюсть, я вместе с ним покатился на пол, и тут же почувствовал, как на мой затылок опустилась тяжелая железобетонная свая. Так бывает, когда сверху вниз и с оттяжкой бьют кастетом по голове. Занырнув в непроницаемый подвал бессознания, я вынырнул из него с тревожной мыслью о том, как теперь встать? В таких ситуациях это самый ответственный момент, потому что ты еще «плывешь», и тебя тут же вырубают вновь грамотным пинком в живот или еще более грамотным боковым в челюсть… Слегка разлепив веки и разглядев напружиненно склонившегося надо мною качка, я изо всей силы ударил его каблуком ниже колена и рывком в сторону попытался уйти от еще двоих. Но они были начеку, вновь сбили меня на пол и я почувствовал приторную тошноту – били по печени и почкам чем-то тяжелым…
– Прекратите! – как сквозь вату услышал я чей-то женский голос. – Сейчас же прекратите! – на удивление решительно командовала какая-то божья коровка. И, что удивительно, меня перестали бить. Более того, шумно дыша и тихо матерясь, качки неохотно снялись с моей спины.
– Вам больно? – услышал я сочувственный голос и, приподняв голову, разглядел сидящую передо мной на корточках переводчицу. – Вам очень больно?
– Как вам сказать, – с трудом приостанавливая головокружение, глубокомысленно ответил я. – Впечатление такое, словно бы я перепил вонючего немецкого вина…
– Почему это обязательно «вонючего»? – обиделась переводчица, помогая мне встать с пола. – Вполне приличное, нормальное вино.
Как только я встал на ноги, все у меня поплыло перед глазами, и божья коровка едва успела подставить стул под мою обмякшую задницу. Руки, как ни странно, оказались у нее достаточно твердыми и сильными. Сквозь разноцветные круги перед глазами я однако же углядел, как в нашей мизансцене появилось третье лицо – господин Вайс. В школе и университете я изучал немецкий язык, и в отличии от многих наших шалопаев отдавался этому занятию вполне серьезно. Поэтому диалог господина Вайса с переводчицей я одолел без особого труда.
– Катрин, – с упреком сказал немец, – зачем ты ввязываешься в такие дела?
– Но, папа, они же его били втроем! – возмутилась божья коровка и моя спасительница, почему-то называя господина Вайса папой.
– Ну, хорошо, хорошо, Катрин… Мне скоро понадобится твоя помощь, – как-то неожиданно благодушно ответил этот странный спонсор не менее странной переводчице…
– Папа, попроси их оставить в покое этого человека, – сказала Катрин, и господин Вайс молча удалился, а я внутренне усмехнулся наивности этой девочки: начатое дело качки любят доводить до конца.
Но когда я впервые смог глубоко вздохнуть и слегка повести глазами из стороны в сторону – к своему немалому удивлению качков не обнаружил. Лишь Хуцкий издалека одобрительно помахал мне рукой.
– Ну, как вы? – участливо спросила меня не то переводчица, не то дочка господина Вайса, и в ее зеленых глазах было столько сочувствия, что мне стало как-то тепло и уютно под неуютной крышей «Клуба культурных связей». – Очень больно?
– Пойдет… Спасибо, – буркнул я, с трудом ворочая челюстями и лихорадочно соображая, как мне достойно ретироваться с милой презентации. Выглядеть жалким и беспомощным в глазах этой девочки мне почему-то не хотелось.
– Зачем вы с ними связались?
– Извините, но в тот момент я не разглядел вас…
– Вы грубиян, да? – заинтересованно спросила она, усаживаясь верхом на стул, а подбородок опуская на спинку. – Или же просто рисуетесь перед незнакомой женщиной?
– Примерно…
– Что – примерно? – тонкой, красивой рукой она взяла бокал с вином и мелкими, частыми глотками осушила его до дна. – Я не понимаю… Поясните, пожалуйста?
– Послушайте, зачем я вам? – раздраженно спроси я. – Вам не хватает острых ощущений? Сходите в речной порт или снимите номер в гостинице «Русь»…
– Да нет, вы просто грубиян! – утвердилась она в своем первом мнении. – Кстати, меня зовут Катрин Вайс. Я самая настоящая единственная дочь Хельмута Вайса… Вы знаете его?
– Очень приятно… Никого я не знаю, – скороговоркой ответил я, внимательно изучая окружающую обстановку. Но все было очень пристойно и выглядело вполне мирно. Толстопузые боссы за столиками перешли на крепкие напитки и не стеснялись больше в выражениях. Их верные псы сладко облизывались и тревожно озирались друг на друга. Про меня, казалось, все давным-давно и думать забыли, и это вызывало во мне неосознанную тревогу: теперь, когда вспышка ярости прошла, я очень не хотел рисковать своей драгоценной шкурой.
– Извините, а как вы попали на эту презентацию? – с чисто женским любопытством спросила Катрин Вайс.
– Очень приятно было познакомиться, – я встал и как мог быстро зашагал между столиками к выходу. Я шел и спиной ощущал удивленно-вопросительный взгляд молодой немочки, видимо, прилетевшей в Россию за острыми ощущениями. Ну что же, в этом смысле сегодняшний вечер не пропал для нее даром.
IX
Город утонул в кромешной мгле: в девять часов выключалось уличное освещение, в десять – гас свет в домах. И лишь рестораны, банки и гостиницы, да еще вот такие клубы, как «Русский закат»», буквально переливались всеми цветами радуги, всплывая сказочными айсбергами среди аспидной темени и зла. Не знаю, как там было во вражеском тылу или в киевском подполье, но и здесь сейчас было ничуть не легче… Сторожкой, зыбкой тенью прокрадывался я от дома к дому, бесконечно озираясь и ожидая беспощадную погоню. В одном месте мне пришлось переждать, пока трое подростков грабили припаркованные у дома машины. Слава Богу, это были не новички и долго ждать мне не пришлось. В другом, почти напротив министерства внутренних дел, кого-то выбрасывали с балкона девятого этажа. Человек долго кричал и звал на помощь, цепляясь за перила балкона, а его все переваливали и переваливали через эти перила и никак не могли перевалить. Наверное, все были слишком пьяны. Наконец, несчастная жертва повисла уже по эту сторону балкона и заверещала еще сильнее. Кажется, и на том свете можно было услышать этот истошный, тоскливый вой, но ни одна форточка, ни одно окно в доме не открылось – людей приучили к осторожности. И вот, отделившись от балкона и завыв теперь даже не горлом, а самой утробой, несчастный камнем ринулся к земле, которая и приняла его в свои твердые, смертельные объятия. Мне показалось, что летел он очень долго – я успел даже на ручные часы взглянуть. И вот глухой, сырой какой-то, шлепок о землю, и гробовая тишина. Потом на балконе засветились два мирных огонька сигарет и люди устало о чем-то заговорили. Я перевел дыхание и заскользил дальше, мгновенно скрываясь в первом попавшемся подъезде при виде любого человеческого силуэта. Впрочем, силуэты тоже куда-то бесследно исчезали, стоило мне на мгновение зазеваться: вполне возможно, что в ближайшие подъезды…
Х
Утром у меня в кабинете зазвонил телефон, единственный на всю редакцию, который пока еще не отрезали за неуплату. Я поднял трубку и услышал какую-то глухую, многозначную тишину. В Средней Азии, в маленьких городках, от полудня до четырех часов дня случалось мне сталкиваться с такой вот смертельной тишиной на коротких и узких улочках между глиняными дувалами…
– Соколов у телефона, – почему-то тихо сказал я.
Тишина стала звонкой, непереносимо-осязаемой и я поспешно опустил трубку.
Надо было писать отчет с презентации, и я намеренно крупными буквами вывел на чистом листе бумаги заголовок:
Интерхап
«Дом этот в нашем Городе знают многие, – начал я разматывать конвейер из букв. – Знаменит он тем, что здесь жил и работал выдающийся русский поэт, редактор журнала «Новый мир», Александр Трифонович Твардовский. Кто только не побывал у него за прожитые здесь годы: советские и партийные руководители, военноначальники, знаменитые на весь мир актеры и писатели. Позже в этом доме, принадлежащем издательству «Известия», разместились многочисленные редакции журнала «Советская литература». А вот ныне здесь свило уютное гнездышко малое предприятие «Лента», процветающее за счет сдачи помещений в субаренду. Удачно надув своих сотрудников, главный редактор буквально «озеленился», поскольку с глазу на глаз берет за аренду помещений только в долларовых купюрах и только налом. Вот и «Клуб культурных связей» между Россией и Германией, чья неброская вывеска появилась рядом с мемориальной доской Твардовского, лишь ширма для прикрытия темных делишек, которые проворачивает ловкий редактор, пользуясь определенными налоговыми льготами, которые положены предприятиям культуры»… Я подчеркнул слово «который», употребленное дважды в опасной близости друг от друга и покосился на телефон. Никто и никогда мне не объяснит, почему и зачем я ждал телефонного звонка от нее? С какой стати она могла бы позвонить после вчерашней моей дикой выходки, я не знал, но, тем не менее, звонка ее ждал…
XI
Ближе к обеду я позвонил сам.
– Простите, это фирма «Российский закат»? – вежливо осведомился я.
– Нет, – сочным баритоном ответили мне. – Это – «Клуб культурных связей».
– Я понял… У вас есть вино разлива 1956 года?
– Сейчас нет, – оживился баритон, – но если вы собираетесь брать партию – мы можем заказать.
– Хельмут Вайс хозяин вашей фирмы?
– Да… То есть – нет! – поспешно исправились на другом конце провода. – Он только спонсор, заинтересованный в культурных связях между…
– И у него есть дочь, которая хорошо знает русский язык? – бесцеремонно перебил я.
– Да… То есть…
– Это она вчера вечером выступала в качестве переводчицы?
– Да… Но…
– Спасибо. Я подумаю насчет партии вина.
XII
Через пять минут раздался требовательный звонок. Я взял трубку.
– Вы хотели заказать у нас партию вина? – жестко спросил меня довольно грубый голос.
– Я только хотел узнать ваши возможности, – уклончиво ответил я, в душе проклиная современную телефонную технику.
– Они большие, – многозначительно успокоили меня. – Оч-чень большие… Мы вас вносим в свою картотеку потенциальных заказчиков. До свидания…
– До свидания, – машинально ответил я.
XIII
После обеда принесли почтовую карточку, в которой в очень вежливой форме Юрий Петрович Слизун уведомлял о том, что будет рад видеть меня у себя в банковском офисе с 17 до 18,30 сего дня. Я повертел карточку в руках. Хорошая, плотная, скорее всего – финская бумага, красивое золотое тиснение. В правом верхнем углу что-то вроде герба, а под ним броско и лаконично – «К А Н О Н».
Зачем-то я ему понадобился – зачем? Я попытался взглянуть на свою ничтожную личность глазами Слизуна и ничего, кроме мокрого места, не разглядел. Но от этого мне не стало легче. К таким людям, как Слизун, если не идешь сам – тебя приводят под белы рученьки или приносят на пинках…
С парящим электрочайником вошел Толик Дик и выжидательно уставился на меня. Я молча выложил перед ним пачку черного чая.
– Что новенького? – без интереса спросил я.
– Все хреновенько, – односложно ответил Толик.
– Ты сегодня ел?
– Нет и не хочу…
Все наши сотрудники хоть как-то да приспособились: машинистки печатали для типографии рекламные проспекты, корректор Люба вычитывала детективы, Саша Бронфман подрабатывал на радио, Володя Крапулин был женат на заведующей овощной секцией большого супермаркета, и только Дик остался полностью без доходов.
– На, – я выкладываю перед ним два подзасохших бутерброда, аккуратно завернутых в салфетку. – Это тебе привет из клуба «Российский закат».
Толик без особого интереса жует бутерброды и при этом еще ворчит:
– Докатился… Редактор молодежной газеты, член бюро обкома комсомола, как мальчишка, таскаешь с чужих столов бутерброды.
– Послушай, – говорю я ему серьезно, – брось жить вчерашним днем – долго не протянешь. Людей в целлофановых мешках хоронят, а ты несешь какую-то херню про бюро обкома комсомола.
– В таком случае, зачем все эти наши газеты? Кому они нужны и мы вместе с ними? – Толик, не мигая, смотрит на меня.
– Нам! – бью я кулаком по столу. – Они нужны нам, чтобы не свихнуться посреди этого гребаного демократического рая.
XIV
Без пяти минут пять я вхожу в шикарный вестибюль банка «Канон». Пожалуй, я несколько… простовато, что ли, одет для такого респектабельного заведения: синие джинсы, кроссовки и изрядно потрепанный свитер, вытянутый на локтях. Но меня уже встречает двухметровый бык, под шеей у которого нелепо прилепилась черная бабочка. Коротко стриженый неандерталец небрежным кивком головы приглашает меня следовать за ним, и несколько минут я вижу только его квадратную спину.
– А вот и Сергей Иванович! – кричит мне из-за огромного дубового стола Слизун. – Проходи и садись. Я тебя надолго не задержу.
Я прохожу и сажусь. Откуда-то из-за спины Слизуна появляется строго одетая симпатичная женщина и ставит передо мной чашечку кофе, печенье с конфетами и сливки.
– Ну, Сергей Иванович, как живешь? – спрашивает он меня, и я впервые замечаю в его рыхловатом, по-бабьи округлом лице, какие-то жесткие черточки. Нет, сейчас он меньше всего походил на первого секретаря обкома комсомола – я это должен был признать. Более всего он теперь походил на президента крупного банка, давно привыкшего ворочать миллионами…
– Итак, Сергей Иванович, предложение у меня к тебе простое, но деликатное, – сразу перешел к делу Слизун. – Я все знаю про твои проблемы. За неуплату телефоны у тебя уже отрезаны, не сегодня-завтра отберут и помещение – аренду за него ты тоже не платишь. В общем, неважны твои дела… Но газету, говорят, ты все равно делаешь?
– Правильно говорят.
– Знаешь, я никогда не держал тебя за дурака, и раз ты это делаешь – значит так и надо! – Слизун смотрел на меня неожиданно умными, пронзительными глазами. – Я помогу тебе выпутаться из долгов и впредь буду оплачивать все твои эксплуатационные расходы… – Слизун выдержал паузу. – А начиная с декабря, если все сложится так, как нами задумано, ты будешь получать деньги и на газету…
– Что должно случиться в декабре? – начал я с конца.
– Губернаторские выборы…
Вообще-то я мог бы и сам об этом догадаться.
– Что требуется от меня? – я и в самом деле не представлял свою роль во всей этой затее с губернаторскими выборами.
Юрий Петрович Слизун усмехнулся и посмотрел в высокое, готическое окно, забранное бронированными жалюзи.
– Для этих выборов я имею все: деньги, связи, поддержку в верхах, наконец, силу, – многозначительно и твердо сказал он, глядя на меня крупными, блестящими глазами. – Но есть у меня одна проблема, которую вполне могут раскрутить конкуренты, – мое прошлое… Первый секретарь обкома комсомола – это свинцовая гиря, которая может меня утопить. Так вот, я предлагаю тебе избавить меня от этого груза… Понимаешь?
Нет, я его не понимал: я был слишком ничтожен для того дела, которое он затевал. Даже убить его конкурентов я не мог, у меня не хватило бы на это силы духа.
– Услуги киллеров здесь ни при чем, – словно бы прочитал мои мысли Слизун. – На место убитых придут новые, еще более опасные соперники… Нет, Сергей Иванович, мы пойдем иным путем, – он усмехнулся и легонько постучал карандашом по дубовой столешнице. – Мне необходимо сменить общественно-политический имидж. Я должен предстать перед избирателями в образе бывшего первого секретаря, но безусловно демократической ориентации. Я беспощадно боролся с партократией, я рисковал своим постом, мне угрожали вплоть до физической расправы или психушки, шантажировали мою семью… Среди коммунистической номенклатуры я всегда был белой вороной… Нужна серия умных, проникновенных статей на радио и телевиденье, в центральных и областных газетах. Документы, стенографические отчеты с пленумов и партактивов, где я расходился с линией партии, тебе представят. Во всех печатных органах для твоих материалов будет зеленая улица, первый канал телевидения ждет твоего слова – ты только пиши. Причем, далеко необязательно именно тебе подписываться под каждым таким материалом – авторов мы найдем…
Я колебался. Я думал. Я – соображал. Я давно уже все понял, но не мог не учитывать и некоторые деликатные особенности этого поручения… Однако следующая фраза Слизуна окончательно и бесповоротно решила все в его пользу:
