скачать книгу бесплатно
Жизнь и судьба клана Судновых, а у отца было два брата и две сестры, сложились по-разному. Разбросало их по всему Советскому Союзу, разметало, как осенние листья по саду. Кто-то остался на Северном Кавказе, но, к сожалению, не в доме деда Ефима. После смерти бабушки дом в Минеральных Водах осиротел. Елизавета, Петр – мой отец, Федор и Зинаида рано покинули родительский дом и никогда больше туда не возвращались. Елизавета – старшая сестра отца – оказалась в Прибалтике, Федор – в Ашхабаде, Зинаида некоторое время жила в Нальчике, потом тоже упорхнула с Северного Кавказа: сначала в Поти, а затем – в Москву, к сыну. И только Владимир до самой смерти оставался там жить и работать. Жизнь его поначалу складывалась вполне удачно. И хотя родился он в ссылке, в глухом таежном селе, позже, уже в Минеральных Водах, выучился, женился, там у него родилась дочь. Был призван в армию, прошел Финскую, Отечественную, награжден боевыми наградами, несколько лет в звании старшего лейтенанта служил в железнодорожных войсках НКВД.
После войны по рекомендации командования Владимир был зачислен в Нальчикский районный отдел НКВД, откуда уволен в 1950 году за «проступок, несовместимый со званием сотрудника НКВД». Не знаю, как расценивать сегодня этот «проступок». По воспоминаниям отца, с которым дядя Володя встретился в Ставрополе сразу после своего увольнения, все было довольно прозаично. Один из политических, художник, расследование дела которого велось уже несколько месяцев, попросил старшего лейтенанта Владимира Суднова принести ему карандаши и бумагу. Тот, не задумываясь о последствиях, принес. Кто-то доложил об этом начальству, и расплата не заставила себя ждать: Владимира исключили из партии, уволили из органов, лишили звания и наград – пятно на всю жизнь. С таким пятном в биографии устроиться на работу стало невозможно, но у дядьки были золотые руки и страсть к технике. Немецкий мотоцикл «Цундап», которым в свое время он был поощрен командованием, мог разобрать и собрать с закрытыми глазами. Мотоцикл этот Владимир Ефимович продал, купил старенькую машину, отремонтировал ее, тоже продал и купил «Победу». Вот на ней, как сейчас сказали бы, он и таксовал, возил по дорогам Северного Кавказа местных жителей и туристов. Запчасти к машине купить тогда было почти невозможно. Помнится, еще служа на Байконуре, я достал для дяди Володиной «Победы» два комплекта новых покрышек с камерами и отправил их в Нальчик в деревянных армейских ящиках малой скоростью. Автомобилистам 50—60-х годов, думаю, понятны удивление и восторг моего дяди от такой посылки! Странные были тогда времена… Странные…
Другой брат отца, Федор, волею судеб еще очень молодым человеком оказался в Туркмении. Он служил на железной дороге, во время Великой Отечественной войны был машинистом паровоза. Из Ашхабада, где он в то время жил и работал, шли на нужды армии топливо и горючее, военное снаряжение и обмундирование, продовольствие, а с фронта сюда привозили раненых. По всей видимости, у Федора, как почти у всех железнодорожников, была бронь, на фронте он не был, но награды за победу над Германией и даже за боевые заслуги у него имелись. После войны он так и остался в Ашхабаде, продолжая работать на железной дороге. В ночь на 6 октября 1948 года в городе случилось страшное землетрясение. Такого ужаса в Ашхабаде не помнили. Толчки продолжались до самого утра. Магнитуда некоторых из них достигала десятибалльной отметки по шкале Рихтера. Чтобы оценить силу землетрясения, достаточно сказать, что тогда даже в Москве наблюдалось смещение земной коры. Ашхабад был полностью разрушен. Исчезли, превратившись в груду камней и пыли, жилые кварталы, административные здания, вокзал, железнодорожные пути, на взлетной полосе местного аэродрома образовались огромные трещины. Но самое страшное – погибли люди, более ста тысяч человек. Федор в это время был на вокзале, готовил состав для очередной привычной, будничной поездки. Ни состав, ни паровоз, ни тело самого Федора и его коллег найти не удалось, все поглотили страшные гигантские трещины. Погибла и вся семья Федора Ефимовича. В память о железнодорожниках, погибших в том землетрясении в Ашхабаде, установлена памятная стела. До сих пор люди приносят сюда цветы. Город восстановили, и он стал много краше, чем до землетрясения, но теперь, к сожалению, это уже другая история другой страны…
Обе сестры отца унаследовали от моей бабушки Александры Дмитриевны искусство кройки и шитья, они всю жизнь портняжничали, шили модную одежду для женщин. Тетя Зина долгие годы обучала жен офицеров своему ремеслу – преподавала на курсах кройки и шитья при Доме офицеров в городе Поти, а потом и в Москве.
Казалось бы, обычная жизнь обычных советских людей, но за каждой из них – настоящая история страны, полная радостных и печальных событий, тревог, забот и свершений. Простая история…
Мама-«декабристка»
Моя мама Крылова Александра Ивановна родилась 31 марта 1901 года в деревне Копылы Селижаровской волости Тверской губернии, где жила с родителями до восьми лет. История ее семьи, как и история семьи моего отца, – живое отражение эпохи.
Ее дед Дмитрий Семенович Козырев-Крылов был крепостным крестьянином и до 1861 года жил и работал у помещика Балокшина в усадьбе Плесы Борисовской волости Осташковского уезда. Здесь же его сын Иван Дмитриевич, мой дед, начал свою трудовую жизнь учеником столяра. Родился Иван в 1848 году и, не получив, как и все дворовые, земельного надела по реформе 1861 года, стал работать сторожем на лесной даче Машуково у фабриканта Морозова. Сейчас здесь, буквально в ста метрах от деревни Копылы, где родилась мама, в заповедной зоне, в старом сосновом бору, находится база отдыха «Урочище Машуково». Этот живописнейший уголок Тверской области, расположенный на берегу Волги, славится своей уникальной родниковой водой и целебными глинами. Фабриканты Морозовы знали, где строить дачи.
В 1880 году дед переехал в деревню Копылы, где занимался хлебопашеством, арендовав у местных крестьян землю исполу, то есть с оплатой за аренду половиной урожая, вне зависимости от того, каков был урожай. Однако основной заработок деду давала его профессия. Дед Иван был замечательным столяром, изготавливал рамы для окон, двери для церквей, часовен и крестьянских построек. В 1910 году он вместе со старшим сыном Николаем, который к тому времени служил учителем в городе Кашине, купил у купца Воронова сорок десятин земли в рассрочку. Земля располагалась на противоположном от дедовой деревни берегу Волги. Здесь он возвел хутор Березки, который стал настоящим родовым гнездом большого семейства Крыловых.
Жена деда, Невинская Александра Павловна, моя вторая бабушка, была главным человеком в семье моей мамы. До замужества она работала у дворян Ярцевых в имении Михалево Киселевской волости Осташковского уезда. Здесь она получила уроки высокой бытовой культуры. Домоправительница, горничная, повар, прачка – она умела и могла все. Да, поварские способности бабушки славились на всю округу. Знатные семьи дворян, купцов, духовенства приглашали ее на роль шеф-повара при проведении семейных торжеств. Ни одна свадьба, похороны или юбилеи дворян Ярцевых не обходились без участия моей бабушки. Оплата ее труда являлась для семьи весомым вкладом. Бабушка была удивительно светлым, радушным человеком, она с удовольствием делилась своими знаниями со всеми, кто обращался к ней за советом или помощью по ведению домашнего хозяйства. Она прекрасно знала, как ухаживать за мехами, шелком, шерстью, дорогой посудой и утварью.
Многие годы начиная с 1910-го хутор Березки каждую весну превращался в своеобразную чайную, где волжские плотогоны получали хлеб, пироги, баранки, горячую пищу. С необыкновенной добротой Александра Павловна относилась к людям, которые и ей платили тем же и делились чем могли: сахаром, мануфактурой, спиртом. Особенно много труда и забот ложилось на бабушкины плечи, когда в Березки одновременно съезжались до пятнадцати-двадцати человек родственников. А вот ее последние годы были тяжелыми: смерть в 1938 году мужа, война 1941 года, фашистская оккупация, ликвидация семейного очага – хутора Березки, вынужденный переезд в Калинин осенью 1942 года – все это подорвало ее здоровье, и в 1943 году Александра Павловна умерла. Память о бабушке трепетно хранится в нашей семье, а рецепт ее фирменного пирога с грецкими орехами передается по наследству женской половине семейства. Мама тоже часто готовила пироги по бабушкиным рецептам, и их до сих пор вспоминает вся наша родня.
В воспитании мамы большую роль сыграла семья бабушкиного брата Константина Павловича Невинского, преподававшего в Торжке пение. Несколько лет до школы мама вместе со старшими братьями жила у него. Константин Павлович и его жена, не имея собственных детей, взяли к себе мою маму и ее братьев. Получить должное образование, живя на хуторе, было невозможно, никаких школ поблизости не было, а желание младших членов семьи «выбиться в люди» было. Именно благодаря Константину Павловичу все дети Ивана Дмитриевича и Александры Павловны, моих бабушки и деда, получили надлежащее воспитание и образование.
Окончив в 1916 году с похвальным листом земское двухклассное училище в селе Лукома Ржевского уезда, мама поступила в Валдайский педагогический техникум. Обучение в двухклассных земских училищах продолжалось пять, а иногда и шесть лет: первые три-четыре года считались первым классом, а последние два года – вторым. В первом классе детям шести-восьми лет прививали навыки письма и чтения, учили Закону Божьему, чистописанию и арифметике. Программа второго класса включала уже обязательное изучение синтаксиса и небольшой курс литературного чтения. Учащиеся проходили также и полный курс арифметики. Физика, геометрия, история, география и природоведение выделялись в особые учебные предметы и, надо полагать, изучались факультативно. Окончившие эти училища могли поступать в средние технические учебные заведения и в учительские институты. Видимо, поэтому мама и поступила в педагогический техникум. Сейчас в двухэтажном здании Валдайского педагогического техникума, ставшем памятником гражданской архитектуры и градостроительства первой четверти XX века – размещен Музейный колокольный центр, один из самых популярных туристических объектов Валдая, где собраны колокола буквально со всего мира.
В 1921 году, окончив техникум, мама стала учиться в Петроградском педагогическом институте им. А. И. Герцена на отделении русского языка и литературы. Институт этот был основан в 1918-м как 3-й Петроградский педагогический институт по инициативе Луначарского и Горького на базе Петербургского воспитательного дома. В 1920 году институту было присвоено имя А. И. Герцена. Здесь работали видные советские ученые Б. Д. Греков, В. Л. Комаров, В. В. Струве, Е. В. Тарле, И. И. Толстой. Кстати сказать, впервые в истории российского высшего педагогического образования ЛГПИ им. А. И. Герцена предоставил своим студентам возможность учиться на родном языке: польском, финском, латышском, эстонском, удмуртском, коми…
Жизнь в Питере в то время была тяжелой. Два последних года учебы в институте маме пришлось совмещать с работой воспитателя в детском доме. Жизнь диктовала свои правила. Но, несмотря на все житейские трудности, мама всегда вспоминала студенческие годы с необыкновенной теплотой и благодарностью. Здесь же, на каком-то из литературных вечеров, которые она посещала регулярно, она познакомилась с Петром Судновым, студентом сельскохозяйственного института.
В июле 1927 года, когда в качестве молодого специалиста отец уже трудился в станице Советская, к нему приехала мама, только что окончившая институт, и, как жена декабриста, разделила с ним все перипетии его непростой судьбы. «Балтийский рабочий» и Пятигорск, Ставрополь и Кабардинская селекционная станция, а потом и Москва – везде Александра Ивановна преданно следовала за мужем. И всю свою жизнь сеяла «доброе, разумное, вечное» – преподавала русский язык и литературу. Довольно часто мама вспоминала, как в 1928—29 годах ей даже пришлось обучать русскому языку неграмотных красноармейцев в клубе 89-го Пятигорского кавалерийского полка. В семейном альбоме сохранилась фотография, где мама сидит в окружении этих красноармейцев.
До приезда жены отец жил в агропункте – казенном помещении, выделенном ему как агроному. Семейная жизнь родителей началась со съемной комнаты, но их это не страшило, а со временем и вошло в привычку. До 1955 года своего жилья у родителей не было, лишь съемное или служебное. В 1928 году родилась моя старшая сестра Инна, которая пошла по маминым стопам и тоже стала учительницей. Отец был трудоголиком. Мама видела его редко. Заботы о маленькой дочери, о доме и хозяйстве полностью ложились на ее плечи. А еще было учительство, проверка тетрадей по ночам, организация внеклассной работы. И бесконечные переезды вслед за мужем из одного места жительства в другое. С 1937 года и до начала войны мама преподавала русский язык и литературу в неполной средней школе №3 города Ставрополь. Вечера, посвященные русским писателям: Гоголю, Пушкину, Лермонтову, – обсуждения популярных книг, которые она организовывала в местной библиотеке, постановка школьных спектаклей сделали ее заметной фигурой на Ставрополье, и в 1939 году мама была избрана народным заседателем в Ставропольском суде.
Сохранилась служебная характеристика, выданная ей руководством школы: «Крылова Александра Ивановна работает в школе третий год, свой предмет знает хорошо. Уроки проводит качественно. В процессе обучения проявляет энергичность, привлекает к активному участию на уроке весь класс. Являясь классным руководителем 6-го класса, в котором на 15 марта с. г. тридцать человек учащихся, хорошо знает их, проявляет большой интерес к посещаемости и успеваемости каждого учащегося…»
Война, начавшаяся 22 июня 1941 года, временно разделила нашу семью. В первых числах июня 1942 года началась эвакуация сотрудников и имущества Ставропольской селекционной станции. Эвакуацией руководил отец. Время было тяжелое, полное бед, невзгод и неизвестности. Мне не было тогда и шести лет. Конечно, многое из той страшной поры забыто, но несколько эпизодов врезались в память навсегда.
Колонна с эвакуированными формировалась из женщин, детей, стариков. Тяжелые вещи грузили на мажары, большие телеги с решетчатыми стенками для перевозки снопов и сена, в которые впрягались лошади и волы. Иногда в эти мажары сажали детей и обессиленных стариков. Женщины шли рядом. Немецкие самолеты периодически бомбили и обстреливали медленно движущуюся колонну. Люди в панике разбегались, прятались в лесополосах и в каких-то невысоких серебристых кустах, растущих вдоль тракта, названия которых я не запомнил. После таких налетов открывалась жуткая картина: обезумившие, рыдающие и орущие люди, убитые и раненые, перевернутые повозки, дергающиеся в предсмертных судорогах животные. Страшно было! Но в памяти запечатлены не только эти ужасные кадры. Помню пасеку, расположенную недалеко от дороги и уничтоженную фашистскими бомбами, опрокинутые ульи, из которых мы, дети, с воплями и слезами вытаскивали соты с медом. Укусы пчел не могли остановить голодных и уставших детей. Да и взрослых тоже.
