скачать книгу бесплатно
Три звуконепроницаемых отсека разделили шестерых задержанных на площади попарно. Цепи из сверхпрочного сплава выползли из круглых клюзов столешниц, вцепились массивными клешнями в запястья задержанных. Парики, очки, маски валялись на столах. Рюкзак Маши был вывернут наизнанку, кларнет американца лежал отдельно от футляра. Все шестеро прошли по два круга разговоров с сотрудниками спецслужбы, находились на этапе ожидания своей судьбы и были настроены по-разному. Леди напевала и трясла плащом. Охранник хихикал и корчил рожи. Чёрная парочка пришельцев спокойно беседовала. Маша и американец бодрили друг друга нервным дёрганьем общей цепи, но разговаривать не решались, только косились друг на друга.
С обратной стороны звуконепроницаемого стекла за всеми шестерыми наблюдали два Серых Костюма. Часы на стене показали двадцать три часа пятьдесят девять минут.
Тот из Костюмов, что был дороже и старше, постучал указательным пальцем по подбородку, спросил:
– Проверили всех?
– Да. Охотники за хайпом, – более молодой Серый Костюм протянул старшему папку с документами, но после отрицательного движения подбородка убрал её за спину. – Обычные шалопаи. Решили поиграть в двойников.
Старший кивнул на первый отсек.
– Сергей Сергеевич Ломакин, кличка Лом, двадцать пять лет, аспирант.
Старший указал на Леди Даду.
– Инга Валерьевна Смагина, двадцать пять лет, аспирантка.
Старший Серый Костюм выпятил нижнюю губу, одобрительно кивнул, глядя, как Инга грациозно переложила ногу на ногу. Постоял некоторое время в ожидании нового движения, не дождался, перешёл ко второму отсеку.
– Виктор Николаевич Горин, двадцать пять лет, аспирант. Борис Львович Аверин, двадцать пять…
– Сынок Аверина из Трубопроводпрома?
– Так точно.
Старший поморщился, перешёл к последнему отсеку.
– Что за американец?
Младший открыл папку, зачитал:
– Гуди Анджело Фаллен. Кинорежиссёр. Приехал просить политического убежища. В Америке его преследуют.
– За что?
– Харассмент… – молодой хотел дать пояснения, но его старший товарищ знаком показал, что термин ему понятен.
– По виду не скажешь… Дальше.
– Бестужева Мария Николаевна, девятнадцать лет, студентка.
– Криминал есть за ними?
– Никак нет.
– Как ситуация в СМИ?
– Положительная. Задержание посчитали частью представления Леди Дады.
Старший Серый Костюм втянул носом воздух, вернулся взглядом к Инге.
– А наша Инга Валерьевна получше оригинала будет. Если криминала нет, то уголовка не нужна. Можно отпустить.
– Как?
– Через полицию. Административный кодекс никто не отменял.
– Есть через полицию.
Часы на стене показали ноль часов и пять минут.
Слепые надежды
В коридоре отдела полиции электронные часы показали без пяти минут двенадцать и остановились. Подумали немного, секунд десять. Поняли, что сваляли дурака, и опять пошли, навёрстывая, догоняя, постукивая старым реле в своё оправдание. Впрочем, для сидящих на нарах в камере Маши и Гуди время сейчас имело довольно абстрактный характер. По великому недоразумению они находились в одной камере, сидели, как говорят бывалые, борт о борт, в полной тишине, которая регулярно приходит в подобного рода заведения, давая людям время собраться с мыслями, передохнуть или помечтать.
Маша как раз мечтала. Ей очень хотелось немедленно получить огромного плюшевого медведя с чёрным пластиковым носом и потайным карманом на молнии – скажем, под левой лапой. Сидеть в обнимку с большой мягкой игрушкой тепло и удобно, а из кармана можно незаметно доставать шоколадные конфеты Бабаевской фабрики и съедать – всем известно, что шоколад прогоняет страх.
Но закон требовал исключить в подобных местах контакт не только с твёрдыми, но и с мягкими предметами, дабы настроить задержанного на безусловно признательную волну, в крайнем случае на частично признательную, но непременно с деятельным раскаянием, чтобы Фемида могла в полном объёме учесть смягчающие обстоятельства, которые присутствуют в любом, даже самом кровожадном преступлении. Короче, Маша сидела в камере без медведя, с иностранцем, обвинённым у себя на родине в приставании к женщинам. Одежда обоих источала аромат третьего дня, но носы приспособились, реагировали только на совершенно резкие посторонние запахи. У Гуди зудела спина – переживала долгое отсутствие футляра с кларнетом, а шевелюра приняла просто катастрофические по своей лохматости формы. Впервые за двое суток их оставили в покое на продолжительное время, и постепенно из отдельных фраз сложился разговор.
– Я вас сразу узнала. Вы – Гуди Фаллен. Я смотрела ваши фильмы.
– Приятно. Наше знакомство состоялось при таких экстравагантных обстоятельствах.
– Гуди, если вам удобно, можем говорить по-английски.
– Маша, мне советовали больше говорить по-русски. Мне нужна практика. Возможно, теперь это уже неактуально…
Маша и Гуди синхронно почесали носы указательными пальцами и улыбнулись, впервые за последние дни.
– Гуди, вы давно в России?
– Миновал шестой месяц.
– И как?
– Волшебно. Нам про вас, про русских, говорят много неправды. В России всё так прогрессивно! Вот мы с вами сидим в одной камере. Это унисекс. Это сверхдемократично. В Штатах такое ещё не скоро будет. И у вас отличная сотовая связь.
– Гуди, вы приехали в Россию снимать кино?
Гуди осмотрелся по сторонам, сел по-турецки, покосился на белый стакан пожарной сигнализации под потолком, перешёл на шёпот:
– Я приехал в Россию, чтобы получить гражданство. В Америке я стал не слишком популярен. Несколько женщин судились со мной. Сразу все. Очень много денег ушло на адвокатов, и мне запретили снимать моё кино…
Гуди сплюнул на пол, посмотрел на девушку в упор. Маша отодвинулась и максимально натянула платье на колени.
– Да, неприятность.
– Вы москуичка в корень? – Гуди хрустнул пальцами («кранч, кранч»).
– Нет. Я из провинции. Снимаю жильё в пригороде с друзьями. Со мной живут две подруги и бойфренд одной подруги.
– Вы снимаете угол или целую комнату?
– Мы арендуем прекрасный коттедж. Три спальни и гостиная. Лужайка перед домом, сад за домом, барбекю на дровах. Ещё у нас есть общая собака. Лабрадор Антон.
– Лабрадор – это хорошо в России, но обычно собака – пустые мечты. В Америке у меня был собственный йорк, но суд признал меня недостойным быть… как это правильно сказать… собаковладельцем. Моего Пэто забрали и передали в приют… Когда выпадаешь из системы, становишься невезучим… эбсолютли… – вздохнул американец и, заметив, что девушка опять отодвинулась от него, добавил: – Но не заразным.
Маша пододвинулась обратно, поправила на Гуди разбитые очки, пригладила, как смогла, его лохмы. Маша собралась сказать что-то совсем обычное, поддержать Гуди, но не успела – в коридоре послышались шаги, загремели ключами.
Крыльцо судьбы
На крыльце отделения полиции всегда водоворот от входящих надежд и выходящих разочарований. Простые смертные здесь не задерживаются, ищут места поспокойнее, а для адвоката постоять в таком месте – как исполнить ритуал. Водоворот людских страстей массирует душу, потоки эмоций бодрят электрическими разрядами тело, мозг тренирует щупальца интуиции, заглядывая в прошлое и будущее потенциальных клиентов.
Вот и сегодня адвокат из самых топовых, с большим саквояжем из слоновой кожи, задержался на крыльце, угостил полицейского начальника длинной толстой сигарой. Начальник в форме, но без фуражки. Публично курить сигару с адвокатом для него явный моветон, но день был фантастически суетлив, так что плевать и всё окончательно достало за месяц до пенсии. Поэтому оба стоят на крыльце, курят, смотрят видео на телефоне, слушают комментарии дикторов: «В пятницу группа в масках пыталась проникнуть в мавзолей и возложить венок к телу Ленина. Специальные службы сработали оперативно…», «Видео, выложенное в Сеть, быстро стало вирусным…», «Как заявил пресс-секретарь Славного управления…».
Просмотр пришлось прервать: на крыльцо вышли Виктор и Инга. Адвокат убрал телефон, получил от Виктора корректное «Благодарю», от Инги – откровенный поцелуй в щёку. Полицейскому начальнику достались две наивные улыбки. Адвокат раскрыл саквояж, отдал Инге парик, в котором она была в ГУМе, проводил молодых людей взглядом до большого чёрного внедорожника. Вскоре появился Лом – большой, улыбчивый, беззаботный. Адвокат опять запустил руку в саквояж, извлёк латексную маску и с удивлением осмотрел её – она оказалась точной копией лица самого Лома.
Полицейский поморщился, как от зубной боли:
– Иди, иди.
Лом поклонился адвокату, спустился с крыльца, сел в авто к своим друзьям. Адвокат и полицейский одновременно затянулись, долго держали дым во рту и синхронно выпустили струи вертикально вверх.
– Как сам? – спросил адвокат.
– Нормально.
– Как семья?
– На даче. Изолировались.
Борис Аверин тихо подошёл сзади, кашлянул.
Адвокат резко обернулся, зажал портфель под мышкой, ощупал лицо и плечи Бориса, схватил за руку:
– Все вещи вернули? Травм нет? Отлично… Борис, вы бы заканчивали с шалостями. Отец просил вас позвонить…
Борис ничего не ответил, спустился по ступеням к дорогому седану, сел на заднее сиденье.
Водитель, заводя мотор, покачал седой головой:
– Борис Львович, отец вас просил позвонить.
Борис взял приготовленную для него свежую газету, развернул с металлическим хрустом, откинулся на спинку сиденья. Внедорожник и седан уехали.
Выражение лица полицейского начальника заставило адвоката проявить участие.
– Я сильно тебя напряг?
– Американца тоже придётся отпустить, – полицейский хотел отшвырнуть недокуренную сигару, но сдержался.
– На эту малышку всё повесишь? – задал формальный вопрос адвокат.
– А у меня выбор есть? Студентка Мария Николаевна Бестужева подготовила и провела хулиганскую акцию в столице нашей родины с целью… Бла-бла-бла… Выявим круг общения, установим, как вербовала сторонников, кто выделял финансовые средства и прочее, прочее, прочее…
Адвокат улыбнулся:
– Может, просто штраф? У нас здесь всё-таки не Колумбия.
– В Колумбии, Аркаша, дети после уроков партизанят с автоматами. Это вредно для здоровья таких, как ты, Аркаша. Но ты не бойся. Пока я на страже общественного порядка, здесь Колумбии не будет и даже Чикаго не будет.
– Сережа… Ну, Серёжа… Ты же не злой. Ты сегодня добрый.
– А слабо самому девчушку отмазать? Просто так.
– Как это? – адвокат не переварил редкое слово.
– Просто так. Без денег.
– Просто так я не могу, – адвокат вытер обильно выступивший на лбу пот. – Меня совесть адвокатская съест.
Полицейский затянулся, втянул отвисшие щёки так, что лицо порозовело.
– Аркаша, давай монету кинем. Если орёл – отмажешь эту Бестужеву без денег, если решка, я тебе…
Полицейский наклонился к уху адвоката, долго шептал, и вскоре давние знакомые ударили по рукам. Высоко в воздух взлетел пятирублёвик, долго крутился, как будто раздумывал о своём будущем, потом лёг на руку полицейского, показал двуглавого орла. Адвокат вздохнул, достал телефон, набрал номер…
***
Бывают моменты, когда водоворот людских страстей ослабевает и крыльцо отделения полиции превращается в залитый солнцем пятачок, на котором уютно стоять, жмурить глаза и никуда не спешить. Маша так и стояла, смотрела сквозь ресницы на солнце, грела щёки, обещала коже горячую ванну и с некоторым сожалением смотрела на Гуди.
– Маша, я рад нашему знакомству.
Американец прижимал чехол с кларнетом к груди одной рукой, а второй нервно поправлял одежду, приглаживал волосы.
– Я тоже. Гуди, вы не передумали оставаться в России?
– Нет, Маша, что вы. Я только боюсь, что мне не дадут гражданства за это административное нарушение.
– Могут. У нас с этим строго.
Гуди оглянулся по сторонам, незаметно почесал бедро и перешёл на шёпот:
– У меня есть план «Би». Мне говорил серьёзный человек, который имеет связи среди силовикс, что можно отслужить три года в хот-спот[1 - От англ. hotspot – «горячая точка».] по контракту и тогда гражданство точно дадут. Он сказал, что это «верняк».
– Удачи вам, Гуди.
Маша порылась в рюкзаке, нашла банковскую карту, пересчитала наличные в кошельке.
