скачать книгу бесплатно
Сколько мне с таким языком дать можно? лет шесть? Меньше. Три, четыре года. Как раз, когда мне было три или четыре года, в точности таким же химическим карандашом я случайно поранил себе глазное яблоко. Испугался! думал, ослепну…
Иннокентий Иннокентиевич без определенных соображений следует на кухню.
Добредает до холодильника.
Останавливается, возвращается.
Однако как дети боятся смерти! Пожалуй, что самый сильный страх перед смертью бывает у человека именно в детстве. Потом страх этот тлеет, истончается. Годам к сорока человек вполне может быть бесстрашным, если, конечно, он не неврастеник… где же нынче найти не неврастеника?
Допустим, годам к сорока человек относительно покоен.
А что потом?
А потом страх возвращается мало-помалу
Что же получается?
А то и получается, что к старости люди возвращаются в детство. Вопиюще ветхая, до дыр затертая мысль. Стоило огород городить вокруг такой-то тошнотворной истины?..
Иннокентий Иннокентиевич на этот раз уже осознанно направляется к холодильнику, извлекает початую бутылку водки, некоторое время изучает ее, ставит на место, возвращается, усаживается за стол.
Вот бы она не ушла?..Изобразить Валентину лет этак через двадцать – двадцать пять…
Старухи – это все же особая порода. Что же в них этакого, особенного, в старухах?
Напоминают детей. Ну да, ну да, напоминают детей
Дети ведь рождаются одутловатыми?
Точно.
И себе на уме.
Точно.
Взрослые сюсюкаются с ними, умиляются. А дитятко свою думку думает, и выгоду свою быстро понимать начинает. Точно, точно.
Может быть, конечно, грех говорить такое. Но я же знаю, по себе помню. Я детство хорошо помню. В особенности этого, ужа, что дед убил лопатой в огороде. Омерзительное зрелище. Сейчас убийство – обычное дело, а прежде с этим строго было. Убийство прежде очень волновало. До дурноты…
Воронка из мыслей. Не пропасть бы.
Воронка – штука коварная. Щекочущая, сладковатая. Затянет в миг. И глазом не моргнешь, как ослепительно черной точкой сделаешься.
Что-то горло сушит. Отчего это горло сушит? Вроде бы пил вчера только чай?
Чай, чай… что в чае том находят? Да ничего. Все – иллюзия. Как и сам Китай.
Что, разве есть такая страна Китай? Я лично не видел. А почему я должен верить тому, чего не видел?
Вот ведь пакость – человек. Все ему нужно проверить потрогать. Но – так уж устроен. А как иначе, когда вокруг целый океан лжи?
Лгут, лгут, лгут. Все. Ребенок сконструировал первое слово. Сказал «мама», предположим. Чаще всего этому слову обучают малышей. Сказал, а сам представления не имеет, что он такое произнес, что обозначает произнесенное им звукосочетание.
И тотчас обрушивается на него восторг и рукоплесканья и его подхватывают и подбрасывают к потолку.
А нет никакой мамы. В сознании-то его нет никакой мамы. Есть некая теплая добрая женщина, чьим молоком он питается, как олененок или волчонок или бельчонок и дальше по списку.
Так что никакого Китая нет. Есть отвратительный дешевый мутный на просвет чай.
Оттого, что Китай выдумка – и глаза у них узкие, у китайцев этих. Как у новорожденных.
Вот уж если дурь привяжется, избавиться от нее бывает крайне трудно.
Старухи, старухи.Раскольников убил старуху
Почему не дворника, не извозчика? Почему на старухе именно воздвиг он свою философию? Или бред? Это уж как вам больше нравится.
Почему не дворника? Боялся дворника?
Ни в коем разе. Просто в дворнике он бы не смог разглядеть…
Не смог бы разглядеть…
Не смог бы… той уверенности… вот-вот, уверенности чудовищной. При общей кажущейся беззащитности. В дворниках такого нет. В дворнике нет той силы, которой противостоять хочется.
Доказал.
Что доказал? Кому доказал?
Не важно.
Ай, молодца!
Иннокентий Иннокентиевич идет на кухню, и на этот раз делает два больших глотка водки прямо из горлышка.
Ай-ай-ай!
Щелкает пальцами, подходит к окну
А ведь я через двадцать пять лет тоже не буду молод.
Нет, нет, нет, не могу я стать немолодым.
Я уже не стал немолодым
***
– Не ожидали Америки? – на этот раз искусственно смеялся Продин.
– Ну, почему же? – в унисон фальшивил я.
– А потому, что далеко не со всем, о чем без умолка рассуждаем всю жизнь, мы готовы встретиться, не потеряв головы.
Во мне затеплился огонек. Собеседник достойный, только отчего-то наигрывает, наверное, недоумение от полета еще не оставило его.
Вслух же я произнес следующее, – Откровенно говоря, не вспомню, когда последний раз думал об Америке.
– Только что и думали.
– ?
– Стоило мне озвучить это манящее слово, тотчас вспомнили. Что, манит слово Америка?
– Не знаю.
– Простите мне мой циничный тон. Это – так, само по себе, пустое, не придавайте значения.
***
Дальнейший, изрытый паузами, монолог Продина я окрестил для себя ужином черепахи. Не совсем точно, потому что черепаха, как всякая прочая тварь, во время приема пищи получает удовольствие. Мой же собеседник казался блеклым и подавленным, как ожидание в поликлинике. А вот движения его рта чрезвычайно напомнили мне вышеупомянутое трогательное создание. Кроме того, у него была длинная, плохо выбритая шея и маленькая голова. Ему пошли бы круглые очки или, еще лучше, пенсне, почему-то пришло мне в голову.
***
Я сейчас не принадлежу себе. Упал
Я упал.
Вы видели, как я свалился?
Не поверите, первый раз в жизни.
Впрочем, я упал еще до этого падения. Фигурально.
Упал до падения. Смешно, правда?
В детстве я изумлял окружающих тем, что практически никогда не падал. Обыкновенно ребятишки возвращаются со двора в синяках и ссадинах, выпачканные грязью или песком, я же всегда оставался чистым и невредимым.
Чистюля, говорила обо мне мама. Отец неприятно удивлялся – что это за мальчишка, который никогда не падает и не пачкается? Что же с ним дальше будет? С такими наклонностями он может забрести далеко.
Что имел в виду отец, я долго не понимал. А вот сейчас, кажется, проясняется.
Компенсация.
Все в мире находится в равновесии. Это – закон.
Боюсь, как бы в старости меня не разбила падучая. Что скажете?
При таком развитии событий это возможно.
Вы не врач?
Нет, вы – не врач. У врачей другие пальцы, да и уши другие. Я, конечно, детально не изучал их анатомию, но некоторые наблюдения имею. Итак, вы не врач. Ну, что же, это не так уж и плохо. По крайней мере, о некоторых вещах можно говорить, не оглядываясь. Вы понимаете, что я имею в виду?
Понимаете. Несомненно.
А, знаете, я теперь с радостью испытываю физическую боль. Нет, я не мазохист. Прежде мне казалось, что нет ничего страшнее физической боли, с содроганием читал о средневековых пытках, и все такое…
Оказывается, я не знал, что такое душевная боль. Душевная боль, изволите видеть, заметно меняет мировосприятие.
Хорошо бы сейчас посмотреться в зеркало. Наверняка я и внешне изменился.
Вы не обратили на меня внимания, когда садились в поезд? Хотелось, чтобы вы сравнили, как говорится до и после.
О чем я? Конечно, вы не обратили на меня внимания. Я неприметен. Меня часто с кем-нибудь путают, перевирают или вовсе забывают имя, я уже не говорю о дне рождения и так дальше.
Ничего страшного. Я не переживаю. Для переживаний есть причины посущественнее.
Точнее, были причины, еще недавно. Кажется, еще вчера. Время пролетает со свистом. Ускоряемся, обратили внимание? Да.
Теперь все позади.
И я, кажется, уже позади
Вы любите деревню? Нет, вы не должны любить деревню. Так мне кажется.
Я ошибаюсь? Вообще я редко ошибаюсь.
А хотелось бы вам полюбить деревню?
Поздно. Согласен. Думаю, что и мне не удастся. Хотя, надежда умирает последней.
Продин приблизился и зашептал мне на ухо.
А знаете, таким людям как мы с вами, людям которые еще помнят свет, светлые денечки, жить нужно исключительно в деревне. Только там… только там…
Вернулся на место, помолчал немного и засмеялся, на этот раз как будто от души.
Как вам понравились «светлые денечки»? Будет похлеще Америки. Не находите?
Я еще не окончательно растерял чувство юмора, не находите?
У вас нет какой-нибудь газеты или кроссворда? Сейчас лучше всего было бы уткнуться в газету и замолчать. Но газеты нет, и вам придется слушать меня, мое нытье.
Заранее прошу простить великодушно
Впрочем, можете не слушать. Во-первых, никто вас не заставляет, а, во-вторых, ничего нового или интересного я вам не скажу.
А что, если вы закроете глаза? Не хотелось бы вам закрыть глаза на время? Ну, что вам стоит? Вам – все равно, а мне будет спокойнее.
