скачать книгу бесплатно
– В следующем будешь с другим дело иметь, – сказал уже серьезно старик. – Я только в этом решаю вопросы.
– С друзьями я когда увижусь? – каким-то уж неестественно высоким голосом воскликнул я.
– Вот сейчас и увидишься, – произнес китаец, скрываясь за огромным розовым гранитным валуном.
Самое интересное, что этот персонаж разговаривал со мною на американском английском, а я, зная его so-so, все прекрасно понимал и отвечал китайцу на русском и он меня понимал тоже.
Я закрыл глаза и тут же их открыл.
Глава 4.
Раньше прямо сюда доходил громадный сосново-дубовый бор, тянущийся вдоль небольшой, но очень красивой речушки Желань, впадающей далеко отсюда в полноводный Ирпень. Но уже в пятнадцатом столетии небольшие поляны среди векового леса стали обустраиваться хуторами, на которых монахи пяти близлежащих монастырей выращивали всевозможные продукты, для борща необходимые. Тогда же эти земли и были переданы в вечное владение церковной братии, а сами хутора стали называться Борщаговками, и каждая по названию своего монастыря.
Теперь уже с хутора Отрадного сплошной стеной надвигался изумительный яблоневый сад. Весной он весь белый-белый! Тот сад, в недрах которого зарождается полноводная красавица-река Лыбедь со своей широкой болотистой поймой и заливными лугами. Река всегда служила естественной преградой для диких крымчаков и всяких польских банд. Разбойники как снег на голову день ото дня обрушивались на жителей Киева, которые осмеливались появиться на своих сенокосах в пойме реки.
Судоходная, полная рыбы, с семи мельницами по своему плавному течению, Лыбедь по воле пришлых в Киев людей превратилась в зловонную лужу, заключенною в вонючий бетонный коллектор, время от времени вырывающийся из подземелья на киевские просторы. Какой только мерзости в ней не плавает!
Если остановиться весной на железнодорожном мосту, всегда служившем границей между хутором Отрадным и разросшимися громадными пятью селами Борщаговка, и над головой у тебя только голубое небо, то можно и целый час любоваться буйством окружавшего тебя со всех сторон бело-розового. И эти корявые темно-серые ветви, обсыпанные похожими на хлопок душистыми завязями и бутонами, и белоснежный ковер под деревьями, из которого только на пригорках выбивается изумрудная трава с прозрачными капельками росинок-слезинок на каждой травинке. Белый цвет невырубленных яблонь.…Пришли люди и все вырубили.
Даааа, снега в этом, 1968-м году, выпало немало. Трамвай доходил до начальных домов нового массива, построенного в поле, где некогда буйствовали бело-розовые цвета, разворачивался и отправлялся восвояси. Дальше жители расползались по тропинкам по колено в грязи, кто куда. К нашему дому можно было добраться и по дорожкам между домами, а можно было и через еще не застроенное поле – так было быстрее.
Когда расчистили дорожку к дому через заснеженное поле, то оказалось, что идешь в белоснежной траншее метра два глубиной. Поднимешь голову, а над головою только бесконечная темная синь неба и яркая Большая Медведица, заблудившаяся в этой бесконечности, и рядом с ней ее мишки. Заплутали мишки, заплутали.… Паутинкой протянулись к югу и к Большой Медведице, как к маме, в брюхо звездное уткнулись. Теперь Медведица будет всегда сопровождать меня, в какой бы части света я ни находился, и это будет всегда к удаче.
Но в начале траншеи обосновалась банда из шпаны нашего двора. Где они прячутся – ума не приложу. Но как только появляется одинокий прохожий, то они тут как тут. Ничего особенного – снимают шапки с мужчин, а в воскресенье – на «толкучку».
«Толкучка» была действительно замечательным местом в городе.Что такое «толкучка»? Это место, где на одном квадратном километре «толчется» миллион людей. Продают-покупают все, что душе угодно. С одеждой же до сих пор в стране плохо. Может, неумехи коммунисты с комсомольцами виноваты.… С большими формами они еще справляются, а вот о людях им думать недосуг, не уважают они этих людей. А может, это и наследие страшной войны, испепеляющим ураганом пронесшейся по нашей стране и закончившейся, по историческим меркам, совсем недавно – чуть больше двадцати лет назад. Кто знает?
На «толкучке» наши, пока еще только хулиганы, продают то, что насшибали с тружеников темными вечерами. В основном – шапки. Но не только. Практикуется еще такое. Вместо: «восемьдесят» на местном очень модном сленге звучало: «восемь-ноль».
Хорошо. Дело в основном касалось джинсов. Это был громадный дефицит в то время. Джинсы входили в просто ужасающе сумасшедшую моду. Наши пацаны спокойно давали продавцу восемь рублей и, даже не меряя, складывали не спеша себе в сумку. Продавцы, а их всегда было несколько, со смехом объясняли:
– Да ты что? Из какой деревни приехал? «Восемь-ноль» – это значит восемьдесят. Лопух.
Ах, лопух? Тут же получали один удар слева, второй – справа, и редко когда доходило до третьего удара спереди, потому что на то она и «толкучка», чтобы ко второму удару все приходило в броуновское движение, и разобрать уже ничего было нельзя. Это уже шалости посерьезьней, и меня к ним старшие не подпускают. Я на перепродаже.
Перепродажа дело хлопотное, но безопасное. Я, братья Косточки и Шинкарь приезжаем на «толкучку» в воскресенье часов в пять утра. За нами заезжает такси, и эта же машина нас отвозит. Пока мы торчим на «толкучке», водитель успевает сделать и по пять ходок туда-обратно. Хороший заработок.
Становимся на подходе к площадке и скупаем все, что представляется возможным. Джинсы, модные рубашки, обувь – все, что попадается. Скупаем-то по бросовой цене, а когда любители поспать подтягиваются за покупками, продаем уже в два раза дороже. Мы же продаём и отнятое добро, а точнее – награбленное старшими. И от такой, как мы шпаны, старшие нас охраняют.Все вырученные деньги – в общак. Дальше – делюга по-справедливости. Каждый вырученные деньги тратит по-своему. Это или одежда, или гитары, или просто деньги прогуливаются. Только у нас с Косточками есть свой запас денег – для закупки шмоток.
Перепродажей заведует Шинкарь – балабол, каких свет не видывал. Чешет языком без перерыва часами, но такие здесь и нужны. Этот смуглый, похожий на цыгана человек – потомок нескольких семейств болгар, вышедших из Турции еще в царствование Екатерины Второй и поселившихся в селе Михайловская Борщаговка. Нынешние потомки их, конечно, смешались с коренными жителями, но некоторыми телесными особенностями и душевными качествами, как то – беспрестанная тяга к торговле за каждую копейку, – они все же напоминают о своем южном происхождении.
Нельзя сказать, чтобы меня с моим одноклассником Мотей все это полностью устраивало. Мы им не шестые! Не то, чтобы на нас ездили, но и относились без особого уважения:
– Бери, продавай.
Нужны мне их шапки! Так дело не пойдет. И мы с Мотей, взяв в подельники старших авторитетных Иванушку и Лёпу, решаем открыть свой маленький цех по пошиву модных батников или, по-простому, рубашек. Дело не сложное. У моей мамы и у мамы Иванушки есть хорошие немецкие швейные машинки с оверлоками. Закупаем несколько модных рубашек разных размеров, аккуратно распарываем их. Вот вам и лекала.
Мамы имеют по пять рублей с рубашки сразу же после пошива. Иванушка с Лёпой рыскают по городу достают модную ткань, нитки и пуговицы. Налаживают контакт с универмагом «Украина». Мы с Мотей – на реализации. Иванушка с Лёпой, пользуясь своим авторитетом, постепенно отваживают от нас шапошников, у нас, мол, другое задание, и нас уже не нагружают ворованным.
Вовремя. Скоро милиция накрывает банду гоп-стопщиков, и несколько человек получают по два года. Но потом Иванушка поступает в военное училище, Лёпа остается один на снабжении, Мотя подбирает под себя реализацию. Ну а я, несмотря на то, что самый молодой из них, беру на себя охрану всего этого.
Почему же дед-китаец забросил меня именно в это время? Ведь почти все мои друзья – уже сложившиеся хулиганы, а я молодой еще, чтобы брать власть в свои руки. Как я им помогу? Надо думать…
Будем приноравливаться к обстоятельствам. Если противоправные действия нельзя остановить, то придется их все-таки возглавить. И придется кое-кем пожертвовать. Кем? Да отморозками, коих уже к моему второму возвращению в молодость вокруг предостаточно. Пусть все живут, как живут. Я же буду вмешиваться в обстоятельства, в крайнем случае.
Сейчас на Борщаговке всего три школы, и вся молодежная и хулиганская жизнь вертится вокруг них. Весной и летом все целый день на стадионах школ – футбол. После футбола – пьянка и драка. Восемьдесят третья школа приходят к нам или мы – тринадцатая – туда. Иногда собираемся вместе и идем бить Никольскую Борщаговку – село в двух шагах от массива.
Потом появляется гитара. Уже все вместе слушаем, как по очереди главные хулиганы района – Лысый, Макс и Траф – исполняют Высоцкого с Галичем, The Beatles, The Rolling Stones, а иногда и Ободзинского. Они и в драке, и в музыке первые. За это и в авторитете. Макс – вылитый Илья Шакунов, такой же симпатяга. Лысый – копия Дмитрия Дюжева. Если обоим актерам отрастить длинные волосы – не отличить. Прямо киностудия какая-то!
Далее – все расходятся по интересам. Кто по бабам, кто уроки учить. Я хоть и самый молодой, но физически развит хорошо и в мероприятиях участвую исправно. Только не бухаю и не играю в футбол. В это время я еще на тренировке. Ну, а к драке успеваю. С этим делом у меня все в порядке.
Глава 5.
В субботу всегда очень щадящая тренировка, и после тренировки я еду на Сталинку к своим новым друзьям. Там – тоже своя банда. Возглавляет ее, ставший знаменитым позже, Мартон. Проживает он в частном доме, и поэтому нам удобно собираться там. Скороход, Нос, Утенок, Сотник, Длинный – все бойцы. Мартон – поэт мордобоя. От него никто не уйдет ни при каких обстоятельствах – ни маленькие, ни двухметровые.
Выбор развлечений небольшой. Веселимся на Масленице на Выставке. Туда съезжаются компании со всего города. Веселая пьянка, веселая драка. По советским праздникам любим ходить на демонстрации. Нет, никто не верит в этот бред с коммунизмом. Никто не верит и разным руководителям от партии и, тем более, комсомола. Для тех, кто не знает, – партия всего одна.
Ходим чисто по приколу – поорать, и неважно что, побродить улицами любимого города среди народа, выпить где-нибудь в подворотне, чтобы менты и стукачи в штатском не засекли. Потом приезжаем домой, и закатываем пьянку. Советские праздники – как повод.
Как-то хочется выделиться среди довольно-таки серой трусливой массы, среди этих противных брехунов-комсомольцев. И мы с пацанами создаем «Общество Вольной Молодежи». Это уже попахивает диссидентством. Если бы чекисты тогда узнали, то могли бы уже и впаять срок. Но, к счастью, среди нас стукачейне было – ребята все надежные. Дальше разговоров с критикой несвободы в Советском Союзе дело пока не идет. В основном нам не нравится то, что нельзя бывать за границей. Любая заграница для нас – рай земной.
– Ах, этот Запад, не пот, а запах, не девочки, а сказки братьев Гримм. Вино мартини, бикини-мини и наслажденье, вечное, как Рим, – может в шутку, а может, и всерьез частенько напевали мы.
Что-то, видимо, и у них идет не так, – поэтому на Западе и появились хиппи.
Хиппи. Это именно то, что нам надо. Будем и мы хиппи.
Хипняки собираются на Крещатике. Каждый день в пять часов пополудни, ровно посередине бульвара Шевченко сверху по направлению к Бессарабке спускается компания. Идут к Чучелу, как среди нас любовно называется памятник Ленину (cейчас его уже нет, а тогда половина встреч в городе назначалась у этого, очень популярного у киевлян, места.) Это пять братьев Мандолин. В это время прямо сверху над бульваром стоит ослепительный круг Солнца и всегда – ни облачка. Мандолины спускаются, погруженные в ярко красно-желтые солнечные лучи, с развевающимися светлыми волосами до плеч. Если смотреть снизу, с Бессарабки, от Чучела, они выглядят как-то даже символически. Я думаю, они спецом придумали этот трюк. Многие приходят на них посмотреть.
Длинные волосы для хиппи обязательны. Это – знамя, знак протеста против этого ханжеского общества. Как уж власти ни пытались их вывести из обихода! И в военкомате их заставляли срезать, и в ментовке, и комсомольцы, как только ни третировали молодежь, а нам все нипочем. Да так потихоньку эта мода захватила и всех остальных, включая и комсомольцев.
Обязательны и джинсы. Но, как и где их достать? Только на «толкучке». Многие устраиваются подрабатывать летом. Например, ящики сколачивать на тарной базе на Борщаговке или на «ботинко-строительной фабрике» лыжные ботинки конструировать – кто где может.
Где-то в 1968-1970-х годах в Пассаже на Крещатике, 15, стихийно организовалась «толкучка» по продаже школьных учебников. Многие учебники тогда были в большом дефиците, особенно русская и украинская хрестоматии.
Мои одноклассники не растерялись и очень быстро организовали свой первый бизнес. Сразу же после летних экзаменов они начали скупать у своих знакомых по всей Борщаговке все учебники подряд. Иногда и просто даром получали. Многие и приятели, и их родители отдавали все это добро без денег, лишь бы освободить место в наших небольших квартирах. Мы свозили целые горы учебников в Пассаж и до обеда торговали.
Кто продавал, кто стоял в ближайших подворотнях и подъездах и караулил сумки, заполненные ходовым товаром. Кто дежурил на стреме у входа и выхода из Пассажа и подходах из подворотен, ведь милицейские облавы и комсомольские рейды были каждый день. Особенно зверствовали комсомольские дружины. Ментов-то видно издалека, а эти, стукачи позорные, подкрадывались незаметно. С виду они такие же нормальные, как и мы. Подкрадутся, и давай хватать за руки несчастных девчонок, продающих свои книжки, чтобы заработать пару рублей на кино или мороженное. Жили-то мы все бедно, деньгами родители почти никого не баловали.
Пытались хватать и нас, но ни разу не схватили. Приходилось бросать то, что в руках, и убегать через подворотни, а там попробуй погнаться! В подворотне можно и в глаз получить. Кого ловили, тому в школе неприятности по полной. Совершеннолетние могли и пятнадцать суток за это заработать.
Народу было очень много – и продавцов, и покупателей. Каждый из всей нашей компании ежедневно зарабатывал рублей по двадцать. Те, кто уже начал бухать, шли в «Кулишную» на углу Крещатика и Красноармейской (на этом месте сейчас улица Новый проезд) или в «Троянду Закарпатья» – почти напротив, не дожидаясь спуска Мандолин.
Спуск Мандолин – сигнал к сбору всех хипняков со всех концов Киева. Далее все разбредаются по интересам, заполняя подворотни, скверы и даже подземные переходы. Очень популярен был переход на Бессарабке. Практикуется бесцельное брожение по улицам и сшибание денег с прохожих. Вечером появляются гитары.
Наша компания собирается в скверике возле театра Франко – самый центр и совершенно нет ментов. Как умеем, поем – песни западных групп, легкие куплеты на музыку «Суперстара» с антисоветской окраской, Высоцкий, Галич, Аркаша Северный… Кто-то начинает приносить какую-то дурь. Почти все начинают подкуривать.
Но вот тут и начинаются наши расхождения. Я, Сотник, Длинный – хорошие спортсмены. Мы и не бухаем-то особенно, а курить дурь… Нет уж, извольте. Нам – на Матвеевский залив.
На Матвеевском – полгорода: cамые крепкие, самые красивые. Пловцы, прыгуны, ватерполисты, байдарочники, каноисты, академисты. Бывают и борцы с боксерами. «Авангард», «Золотой Колос», «Водник», «Локомотив», «Зенит», «Буревестник», СКА, ДЮСШ 7, «Энергетик», «Ленинская Кузня», «Динамо», «Спартак». В летние месяцы вся территория Труханова острова кишит тысячами спортсменов. Почти на каждой базе – летние спортивные лагеря.
В летние полгода мы на тренировке на Матвеевском заливе на «Динамо». Здесь я чуть позже познакомлюсь с Олегом Патей и с Саней Слоном.
С Пати все и начиналось.Здоровенный академист успел отсидеть после окончания спортивной карьеры и сколотил первую значимую бригаду в Киеве. Обосновались они на рынке «Патент». С ним – Конон и Кабан. Вокруг них на рынке также Савлохов, Авдышев, Джиба, Череп, Глобус, Князь, Купец, Кайсон, Фашист, Стас, Жиган, Кисель, Ткач, Татарин. Все они, в свою очередь, собрали свои бригады и разлетелись по другим киевским и прилегающим весям.
Это все будет позже, а пока.… Пока на дворе зима. Тогда еще были зимы! Мороз такой, чтовоздух звенит вокруг. Мы втроем каждое воскресенье откалываемся от компании и берем на лыжной базе, тут же, на Сталинке, лыжи и ботинки. Обматываем ноги сперва газетой, мороз стоит страшный! – а затем уже надеваем две-три пары шерстяных носков и – в Голосеевский парк через дорогу.
Сразу у входа отходит шикарная накатанная лыжня и стремглав убегает вправо в чащу. Лес в это время особенно красив и величествен. Снега навалило по пояс. Миллиарды снежинок блестят на Солнце и переливаются какими-то невероятными, просто космическими цветами. Это прямо сказка какая-то! Темно-зеленые ели раскинули свои лапы, пряча под собой всевозможную лесную живность. Огромные дубы в Феофании, помнящие еще Наполеона и всяких поляков, не раз захватывающих эту местность, стоят как великаны и указывают своими корявыми черными окоченевшими руками путь на Пирогово. Там мы как угорелые носимся на лыжах по холмистой местности целый день. Не нужно и в Щвейцарию ехать. Обратно – опять через лес. Уже стемнело, но грустная яркая луна исправно указывает путь. Руки отваливаются, ноги не идут, спину ломит, а ты все равно счастлив. Изо рта пар, как у лошади, а тебе тепло в такой мороз, даже жарко. День прошел не зря! Здоровья набираешься за один день на много лет вперед. Такие прогулки еще много раз помогут в жизни.
Мы постепенно расходимся в своих интересах. Не ссоримся, а просто отдаляемся друг от друга. Жирную точку ставит мама Мартона. У него на подворье в земляном подвале, сверху обложенном кирпичем, мы оборудовали настоящий бар, как в заграничном кино. Сделали из дерева столы и лавки. Стены выложили донышками от бутылок. Фонари сделали из пустых бутылок, а именно «Виски-бар» и рома «Негро». Есть и барная стойка.
Там и собирается «Общество Вольной Молодежи». Выпиваем, обсуждаем коммунистическое безобразие, играем на гитаре, какможем. Репертуар: The Beatles, The Rolling Stones, The Searchers, The Beach Boys, The Animals, The Yardbirds, Manfred Mann, The Moody Blues, Сream, Jefferson Airplane,Bee Gees, Procol Harum, Ten Years After, Fleetwood Mac, Three Dog's Night, Deep Purple, Led Zeppelin, Chicago, T.Rex, Creedence Clearwater Revival, Shocking Blue, Blood, Sweat & Tears, Yes, Status Quo, Crosby, Stills , Nash & Young, Steppenwolf, Free, Iron Butterfly, Grand Funk Railroad, Jethro Tull,Omega, Black Sabbath, King Crimson, Santana, Uriah Heep, Emerson, Lake & Palmer, The Sweet, Slade.
Глава 6.
Я очень подробно,и не один день, рассказываю об эпохальном событии того времени – Вудстокской ярмарке музыки и искусств (Woodstock Music & Art Fair, в разговорной речи Вудсток). Что это было такое?
На карте мира есть места, названия которых давно превратились из имен собственных в нарицательные. Выхваченные из мрака безвестности яркими софитами Великого Режиссера драмы под названием Всемирная История, они стали символами триумфов и трагедий человеческого духа, славы и бесчестья. Ватерлоо, Уотергейт, Вудсток… Вудсток, где с пятнадцатого по семнадцатое августа 1969 года состоялся знаменитый фестиваль, давший название целому поколению – «поколению Вудстока», ставший кульминацией и началом конца молодежной революции шестидесятых с ее мучительными духовными исканиями.
Любопытно, что события, о которых я повествовал своим друзьям, происходили не в самом Вудстоке, и длился фестиваль фактически четыре дня, а не три, потому что завершился он только восемнадцатого августа, так как пришлось прерывать концерт из-за страшного ливня. Да молодежное движение конца шестидесятых вполне можно назвать контрреволюцией, если за точку отсчета брать пятидесятые годы прошлого века.
Молодежная «революция» пятидесятых была вызвана тем, что в процветающей Америке у молодежи появилась возможность содержать свою субкультуру, которая не соответствовала представлениям старшего поколения. Эта субкультура не отличалась духовностью и не слишком разнилась от стандартных ценностей общества потребления.
Молодежь шестидесятых, глубоко разочаровавшаяся в Американской Мечте после убийства Джона Кеннеди и вьетнамской войны, отправилась в духовные искания, пытаясь найти истину в восточных мистических учениях, наркотиках, коммунах, протестуя против войны и расизма, лицемерия и обмана. Хиппи, «дети цветов», стали вызовом американскому обществу, ненавидевшему этих «неправильных» американцев.
И музыка хиппи была совсем другой: синтез фолка и блюза, психоделика, тесно связанная с наркотическими галлюцинациями. Многие песни имели острую социальную и антивоенную направленность. Этот недолгий период дал миру небывалую россыпь гениальных музыкантов и подлинных шедевров.
Три дня счастья, мира и тотальной любви. По свидетельствам очевидцев, молодежь, в огромном количестве собравшаяся на бескрайних полях люцерны на частной ферме, три дня слушала музыку культовых рок-звезд, совершенно открыто принимала психоделические вещества, занималась любовью, а не войной, как в знаменитом лозунге хиппи.
Вудсток был сильной пощечиной общественному конформизму. От самого образа хиппи, длинноволосого, в рваных джинсах, с цветами в косах – до того потенциала, который таила в себе полумиллионная общность. Недаром поступали сообщения о попытках властей разогнать такое массовое скопление людей. Люди, которые были способны собраться, исходя из общих интересов, в таком огромном количестве, были чем-то резко выходящим из интересов власти, тем, чего она вполне оправданно боялась. Ведь, если бы посетители Вудстока 1969 года захотели бы вдруг устроить революцию, мир сегодня был бы совершенно другим.
«Три дня мира и музыки» начались в 17:07 по местному времени пятнадцатого августа 1969 года. По расписанию фестиваль должен был начаться в 16-00. Но из-за сумасшедшего движения организаторам пришлось доставлять музыкантов с помощью вертолетов. Перед самым началом у Ланга было два варианта: Тим Хардин, блуждающий за сценой, или Ричи Хейвенс, который выглядел получше. Ричи играл около 3 часов. Когда Ричи играл последнюю песню «Freedom», приземлился большой армейский вертолет с музыкальным подкреплением. Так Армия США в некотором смысле спасла фестиваль. «Мы никогда не были против солдат, сказал Ричи, – мы всегда были против войны».
Рави Шанкар, выступая на фестивале, продолжал играть и во время дождя. Его Альбом «At Woodstock Festival» включает все его выступление на фестивале, но… на самом деле большинство материала было позже перезаписано в студии.
Джоан Баэз во время своего выступления на фестивале была на шестом месяце беременности.
Выступление группы Grateful Dead было прервано вскоре после того, как усилители не справились с нагрузкой во время исполнения композиции «Turn On Your Love Light».
Дженис Джоплин вместе со своей группой Kozmic Blues Band отказывалась выходить на сцену, так как ее менеджер требовал предоплату. Однако организаторам вскоре удалось уладить конфликт. Они боялись даже представить себе последствия отмены выступления, и в конечном итоге заняли деньги. По мнению большинства, выступление Джоплин было ужасным.
Sly & the Family Stone начали свой сет в 3:30 ночи. Учитывая их позднее появление, музыканты были удивительно свежими и мощными. Их выступление на «Вудстоке» считается одним из лучших в истории группы.
Менеджеры The Who и Grateful Dead заявили, что их подопечные не выйдут на сцену, пока им не позолотят ручку. Майкл тут же придумал контрвыпад:
– О'кей! – сказал он, – делать нечего. Только мне придется выйти и объявить всем пятистам тысячам, что ваши группы не выступят из-за денег. – Инцидент исчерпался сразу же.
Из-за разногласий с организаторами по вопросу оплаты группа The Who не поднимались на сцену до четырёх утра. Одним из самых запоминающихся событий стало исполнение группой песни «See Me, Feel Me»: солнце взошло, как только солист Роджер Долтри начал петь. Под конец сета Пит Таунсенд разбил гитару о сцену и бросил в толпу. Этот момент способствовал становлению The Who как суперзвезд и помог их альбому «Томми» стать мультиплатиновым.
Самой известной на тот момент психоделической команде Jefferson Airplane организаторы предложили невероятный гонорар – двенадцать тысяч долларов, хотя обычно они брали от пяти до шести тысяч. Спустя 3 года группа распалась, так что выступление на «Вудстоке» так и осталось апогеем в их истории.
Из-за высокой влажности у группы Ten Years After были большие проблемы с инструментами (особенно с гитарой), которые быстро вышли из строя. Это привело к некоторым незапланированным паузам для повторной настройки. Тем не менее, почти двенадцати минутный номер на бис «I'm Going Home»2демонстрирует силу группы, и особенно, виртуозность гитариста Элвина Ли.
Во время фестиваля состоялся такой профетический эпизод. Когда выступления уже начались, обнаружилось, что кто-то забыл послать в аэропорт машину за Хендриксом. Майкл сразу же поспешил упредить оплошность, однако Джими распорядился иначе: он решил арендовать вертолет, который, прилетев, замер над сценой, куда Джими и спустился по веревочной лестнице. И тут же грандиозно отыграл свою программу.
Джими Хендрикс вместе со своей новой группой Gypsy Sun & Rainbows должен был завершать фестиваль в воскресенье в полночь, но вследствие различных задержек он поднялся на сцену только в 9 утра понедельника. Толпа, в разгар фестиваля достигавшая численности более пятисот тысяч человек, сократилась до ста восьмидесяти тысяч зрителей, когда началось выступление Хендрикса. Его сет продолжался два часа (один из длиннейших в его карьере) и включал семнадцать песен (включая импровизацию); по иронии судьбы Хендрикс, он стал одним из самых фотогеничных и талантливых исполнителей фестиваля, но играл перед существенно поредевшим числом зрителей.
Джими Хендрикс выступил с огромной отдачей, сыграв на гитаре в конце свою выступления альтернативную версию «Звездно-полосатого флага» (гимна Америки). Это было чем-то невероятным – в разгаре была вьетнамская война, и звуковые эффекты, извлекаемые Хендриксом, вызывали параллели со звуками насилия и конфликта. Поклонниками это исполнение признано одним из величайших в истории рок-музыки.
Но ряд исполнителей по тем или иным причинам отклонили приглашения, и я думаю – в большей степени потому, что к тому времени они уже превратились из бунтарей в барыг, вовсю эксплуатировавших различные популярные в разные времена молодежные идеи .
Группа The Beatles.
Промоутеры связались с Ленноном, попросив выступить The Beatles на фестивале, но Леннон заявил, что The Beatles не будут играть, если его новая группа – Plastic Ono Band – не будет играть тоже, но ему отказали.
В любом случае, The Beatles уже были на грани распада.
Кроме того, они не дали ни одного живого концерта с августа 1966 г. (не считая их импровизированный концерт на крыше тридцатого января 1969-го года, за полгода до фестиваля).
Bob Dylan (Боб Дилан)
Боб Дилан должен был быть в числе хедлайнеров фестиваля. С ним уже было все улажено и согласован гонорар, но в день фестиваля его сын внезапно был госпитализирован, и Дилан поспешно вынужден был отменить свое участие.
Группа The Byrds
The Byrds отказались играть, полагая, что «Вудсток» не будет отличаться от любого другого фестиваля тем летом. Существовали также опасения по поводу оплаты выступления. Басист Джон Йорк позже оправдывался: группа разом сказала: «Нет, мы хотим отдыха», и пропустила лучший фестиваль из всех.
Группа Chicago
Chicago, на тот момент все еще известные под названием Chicago Transit Authority, изначально согласились сыграть, однако у них был контракт с концертным промоутером Биллом Грэхемом, который позволял ему перенести выступления Chicago в «Fillmore West».
Грэхем перенес некоторые из их запланированных до семнадцатого августа концертов, тем самым не позволив группе выступить на «Вудстоке».
Питер Сетера, бывший вокалист и бас-гитарист Chicago, сказал:
– Мы были злы на него за то, что он отменил выступление на фестивале.
Группа The Doors
The Doors рассматривались как потенциальныe участники, но отмена их выступления произошла в последний момент.
Согласно объяснениям гитариста Робби Кригера, они отказались потому, что посчитали, что это будет «второстепенным повторением Монтерейского рок-фестиваля», и позже он выразил сожаление из-за того, что они отказались играть.
Однако Джон Денсмор, ударник The Doors, все-таки полетел, чтобы застать фестиваль.
Frank Zappa (ФрэнкЗаппа) игруппа The Mothers Of Invention
Фрэнк Заппа и его группа The Mothers of Invention отказались от участия. Заппа прокомментировал, что «там было много грязи, и мы отказались»…
