скачать книгу бесплатно
Рузвельт не внял советам Трумэна и предложил советскому послу составить список того, что Штаты могли бы поставить в СССР. В июле Рузвельт отправил в Москву Гарри Гопкинса, чтобы тот ознакомился с положением дел на месте и оценил способность СССР выстоять. Американский президент передал Сталину, что тот может доверять Гопкинсу, как если бы общался лично с Рузвельтом. Сталин признал военное превосходство Германии, но пообещал, что советские войска воспользуются форой, которую дадут им зимние морозы, и подготовятся к весенним сражениям: «Обеспечьте нас зенитками и алюминием [для самолетов] – и мы сможем воевать года три, а то и четыре». И Гопкинс ему поверил
. Уже к августу Рузвельт отдал приказ об отправке первых ста истребителей в СССР. Готовились и последующие поставки.
Американские командующие, считавшие важнейшей задачей подготовку к обороне территории США, всячески пытались помешать Рузвельту. Англичане тоже возражали против распыления получаемой ими помощи. Рузвельт – единственный, кто видел картину во всей полноте, – приказал военному министру Генри Стимсону и другим членам кабинета ускорить поставки в СССР. Его заявление о том, что Аверелл Гарриман возглавит делегацию США, которая отправится в Москву, чтобы обсудить увеличение объема военной помощи, возмутило правую газету Chicago Tribune, принадлежавшую Роберту Маккормику:
«Чрезвычайная обстановка не требует посылки американской делегации в чертов Кремль – ни к чему обсуждать нужды самых страшных варваров современности. Ни наши национальные интересы, ни нависшие над нами опасности не требуют, чтобы мы объединялись с режимом, который неустанно выказывает презрение ко всему, что лежит в основе нашего образа жизни, и планирует упорную, беспощадную войну против людей, подобных тем, кто принадлежит к американскому народу»
.
Столкнувшись с сильными антисоветскими настроениями, Рузвельт понял, что должен действовать более осмотрительно, направляя помощь советскому правительству. По данным опроса Гэллапа, лишь 35 % опрошенных одобряли оказание помощи Советскому Союзу на тех же условиях, какие три месяца назад были предложены англичанам. 7 ноября 1941 года, в 24-ю годовщину Октябрьской революции, Рузвельт объявил о своем решении распространить условия ленд-лиза на СССР. Президент США предложил Сталину беспроцентный кредит в 1 миллиард долларов с началом выплаты через пять лет после завершения войны.
Немецкая кавалерия покидает охваченную огнем русскую деревню в ходе операции «Барбаросса» – широкомасштабного вторжения Германии в СССР в июне 1941 года.
Однако волна эйфории схлынула, когда СССР не получил от Соединенных Штатов обещанной помощи. Как сообщила газета New York Times, в октябре и ноябре объем американских поставок «далеко-далеко отставал» от «обещанного количества боевой техники и материалов», которое США посулили раньше. Фактически Америка поставила меньше половины обещанного. Артур Крок списал подобное сокращение объема поставок на чрезвычайные обстоятельства, но забыл упомянуть об умышленных помехах, создававшихся теми, кто осуждал всю эту затею
. Отсутствие вооружений, на которые рассчитывало советское правительство, существенно ухудшало положение СССР: Москва и Ленинград были осаждены, Украина оккупирована, а Красная армия несла тяжелейшие потери, – так что едва ли у Советского Союза были хоть какие-то основания верить в добрую волю США.
Рузвельт хотел, чтобы США вступили в войну, а потому упорно старался незаметно, как и его предшественник Вильсон, подвести страну к этому. Он считал, что Гитлер стремится к мировому господству и что его необходимо остановить. В начале 1941 года американские и английские генералы и адмиралы провели совещание, на котором выработали общую стратегию: вначале нанести поражение Германии, а затем переключиться на Японию, что станет возможным, как только США вступят в войну. Тем временем немецкие подлодки, пуская ко дну английские суда в невероятном количестве, сводили на нет усилия США по снабжению Великобритании. В апреле Рузвельт разрешил кораблям США передавать англичанам разведданные о местонахождении судов и самолетов противника, а вскоре после этого дал добро на поставку снаряжения для английских войск в Северной Африке, что неизбежно должно было повлечь столкновения с немецкими подлодками. После первого инцидента немцы опубликовали коммюнике, в котором обвинили Рузвельта в «попытках любой ценой спровоцировать подобные столкновения и втравить американский народ в войну»
. В сентябре, после очередного такого столкновения, которые формально считались «неспровоцированными», президент приказал «без предупреждения открывать огонь» по немецким и итальянским судам, если те будут обнаружены в территориальных водах США
.
В августе 1941 года Рузвельт тайно встретился с Черчиллем в канадской провинции Ньюфаундленд. Там эти политические лидеры составили проект Атлантической хартии, в которой были сформулированы прогрессивные и демократические цели войны, – весьма похоже на «Четырнадцать пунктов» Вильсона. Предстояло еще убедиться в том, что на сей раз США сумеют выполнить обещанное лучше, чем прежде. Согласно хартии, обе державы отказывались от любых претензий на расширение своих территорий и изменение существующих границ без согласия соответствующих народов. Атлантическая хартия провозглашала также самоуправление, равный доступ победителей и побежденных к торговым рынкам и полезным ископаемым, мир, «свободный от страха и нищеты», свободу судоходства, разоружение и создание постоянно действующей системы всеобщей безопасности. Опасаясь, что предложенные Рузвельтом формулировки могут угрожать колониальным владениям Британии, Черчилль добавил пункт, согласно которому равный доступ к мировому богатству будет предоставляться лишь «с должным уважением к… существующим обязательствам».
Президент отверг призыв Черчилля к США вступить в войну незамедлительно. Однако в своем докладе о результатах переговоров премьер-министр раскрыл истинные намерения Рузвельта: он сообщил своему кабинету министров, что американский президент «пообещал принять участие в войне, не объявляя ее, а также все более откровенно провоцировать немцев. Если немцам это не понравится, пусть нападают на американцев. Будет сделано все необходимое, чтобы произошел “инцидент”, который вызовет войну»
. Неискренность, проявленную Рузвельтом незадолго до вовлечения США в военные действия, кто-то может оправдать как вынужденную меру, попытку манипулировать общественным мнением ради справедливого дела; однако многие последующие президенты также вели двойную игру, тенденциозно освещая факты и замалчивая правду, чтобы втянуть страну в войны, как за четверть века до Рузвельта поступил Вудро Вильсон. Подобная политика в руках не слишком щепетильных и недальновидных президентов, как и нарушение гражданских свобод, допущенное Рузвельтом во время войны, станет серьезной угрозой для страны в целом и ее демократического государственного устройства.
В конце концов президент добился своего, но вопреки всем ожиданиям причиной объявления войны стала не провокация немцев в Европе. 7 декабря 1941 года, в «день несмываемого позора», как его позднее назовет Рузвельт, японский флот нанес удар по военно-морской базе США в бухте Перл-Харбор на Гавайях. В результате почти 2,5 тысячи человек погибло, а большая часть американского флота затонула или вышла из строя. Нападение застало американцев врасплох: было воскресное утро, и обитатели базы еще спали крепким сном. Нападения японцев ждали, но никто и представить себе не мог, что они нанесут удар по Гавайям. Чудовищный просчет допустила разведка. Учитывая тот факт, что на предстоящую атаку указывало очень многое, а также то, что военные проявили потрясающую некомпетентность – как и при терактах 11 сентября 2001 года, – многие считали (и считают по сей день), что Рузвельт умышленно допустил это нападение, чтобы втянуть США в войну. Однако доказательств такой версии не обнаружено
.
Черчилль и Рузвельт на борту линкора «Принц Уэльский» во время встречи, посвященной подписанию Атлантической хартии (август 1941 года). Принимая положения данной декларации, Великобритания и США отказывались от империалистических притязаний и призывали к установлению самоуправления и разоружению. Однако, опасаясь, что формулировки, предложенные Рузвельтом, не будут отвечать колониальным интересам Британии, Черчилль включил в хартию пункт, согласно которому равный доступ к международному богатству будет предоставляться лишь «с должным уважением… к существующим обязательствам».
На следующий день Великобритания и США объявили войну Японии. Еще через три дня Германия и Италия объявили войну США. Вскоре кровопролитие и хаос охватят весь земной шар.
США стояли на пути осуществления Японией своих захватнических планов. Вожди Японии видели перспективу в захвате богатых французских и голландских колоний, которые теперь, после завоевания Германией континентальной Европы, так и просились в руки. И хотя некоторые армейские офицеры настаивали на том, что Японии следует в первую очередь объединиться с Германией и нанести поражение своему старинному северному врагу, России, верх одержали сторонники другой стратегии. В результате в июле 1941 года Япония вторглась на территорию лежавшего к югу Французского Индокитая, стремясь овладеть ресурсами и базами, необходимыми для укрепления японских позиций в регионе. В ответ США наложили эмбарго на поставки в Японию нефтепродуктов. Поскольку запасы нефти этой милитаристской державы таяли на глазах, японские руководители решили обеспечить поставки нефти из Голландской Ост-Индии, но опасались, что этому помешает американский флот, стоящий в Перл-Харборе.
Американская военно-морская база Перл-Харбор во время японской бомбардировки 7 декабря 1941 года.
В то время как США и их союзники сосредоточили свое внимание на Европейском театре войны, японцы беспрепятственно захватывали обширные территории: в их руках оказались Таиланд, Малайя, Ява, Борнео, Филиппинские острова, Гонконг, Индонезия, Бирма и Сингапур. Жители покоренных стран часто приветствовали японцев как освободителей от гнета европейских колонизаторов. Президент Рузвельт в частной беседе заметил: «Даже не думайте, что американцы стали бы гибнуть в сражениях на Тихом океане… если бы не глупость и алчность французов, англичан и голландцев»
. Радость порабощенных народов при виде японских «освободителей» довольно скоро улетучилась.
Японии не удалось полностью уничтожить Перл-Харбор, в чем она крайне нуждалась. Союзники перешли в контрнаступление, которое возглавили генерал Дуглас Макартур и адмирал Честер Нимиц. В июне 1942 года американские войска нанесли поражение японскому флоту у атолла Мидуэй и начали поочередно атаковать один остров за другим.
В известном смысле эта война изменила мир намного больше, чем Первая мировая. Предвкушая становление нового мирового порядка, влиятельные американцы начали прикидывать, что может получиться в результате и какую роль в этом процессе могут сыграть США. Одну из наиболее интересных точек зрения высказал в начале 1941 года газетный магнат Генри Люс, опубликовав свое видение будущего в редакционной статье журнала Life. Люс, издававший также журналы Time и Fortune, очевидно, позабыл о своем недавнем увлечении Муссолини и объявил ХХ век «Американским веком». Он написал следующее: «Мы должны всем сердцем принять свой долг и свое положение самой могущественной и жизнеспособной державы в мире и вследствие этого оказывать как можно большее влияние на весь остальной мир в таких целях и такими средствами, которые мы сочтем необходимыми»
.
Многие с восторгом встретили манифест Люса, поскольку видели в нем подтверждение демократических ценностей в условиях развивающегося международного капиталистического рынка. Однако Раймонд Моули, бывший администратор программы «Нового курса», смотрел на вещи разумнее, а потому призвал американцев отказаться от «соблазна вступить на путь создания своей империи»
.
Вице-президент Генри Уоллес был ярым противником каких бы то ни было империй – британской, французской, германской, даже американской. В мае 1942 года Уоллес решительно осудил националистические и, возможно, империалистические мечты Люса и предложил более прогрессивный, интернационалистский вариант:
«Кое-кто сейчас говорит об “Американском веке”. А я вижу… новый век… который начнется по окончании этой войны и который может и должен стать веком простого человека… где ни одна нация не будет обладать “божественным правом” эксплуатировать другие народы… где не должно быть ни военного, ни экономического империализма… где падут международные картели, стоящие на службе американской алчности, и германская жажда мирового господства… Неуклонное движение к свободе, длившееся последние 150 лет, проявилось во многих великих революциях: это и американская Война за независимость 1775 года, и Великая французская революция 1792 года, революции в Латинской Америке эпохи Симона Боливара, революция 1848 года в Германии и Октябрьская революция 1917 года в России. Все они совершались в интересах простого человека… Некоторые из них зашли слишком далеко. И тем не менее… многие люди сумели найти свой путь к свету. … Современная наука, чье развитие стало сопутствующим достижением и неотъемлемой частью народных революций… помогла добиться того, чтобы никто не голодал… Мы не остановимся, пока не освободим всех, кто стал жертвами нацистского гнета… Грядет народная революция»
.
Через три года, когда самая кровопролитная война за всю историю человечества подошла к концу, американцам пришлось выбирать между этими двумя диаметрально противоположными концепциями: «Американским веком» Люса и «Веком простого человека» Уоллеса.
Вступление США в войну, последовавшее сразу за нападением на Перл-Харбор, в значительной мере осложнило борьбу за и без того ограниченные ресурсы. Теперь, когда Вооруженные силы США должны были удовлетворять собственные военные потребности, американскому правительству стало еще сложнее выполнять свои обязательства перед Советским Союзом. В конце декабря Аверелл Гарриман сообщил, что США поставили в СССР только четверть обещанного тоннажа помощи, а большая часть того, что все-таки было отправлено, имела дефекты. В конце февраля координатор программы ленд-лиза Эдвард Стеттиниус писал помощнику военного министра Джону Макклою: «Как вы и предполагали, отношения между нашим правительством и советским только ухудшились из-за неспособности наших чиновников выполнять обязательства». Рузвельт понимал, в какое сложное положение ставит СССР отсутствие американских поставок и к каким последствиям это может привести в будущем. В марте он даже высказал опасения по поводу «краха России» из-за халатности американцев: «Я не хочу оказаться в шкуре англичан, которые должны были отправить русским две пехотные дивизии, а затем не сумели выполнить обещание. Затем они обязались оказать содействие на Кавказе, но и этого не сумели сделать. Ни одного обещания, данного русским, англичане так и не выполнили»
.
В мае 1942 года Рузвельт поделился своими тревогами с генералом Макартуром: «Не могу отделаться от мысли, что русские армии истребляют больше войск стран оси и уничтожают больше их ресурсов, чем все остальные 25 Объединенных Наций, вместе взятых. Поэтому я считаю целесообразным поддержать русских в 1942 году и поставить им всю боевую технику, какую только сможем»
. Рузвельт понимал, что отсрочка поставок обещанного военного снаряжения помешала ему заслужить доверие советского руководителя. Однако вскоре президенту США представилась новая возможность улучшить отношения с СССР: Сталин прислал союзникам еще два запроса о помощи. Для США это был шанс вернуть себе инициативу.
Сталина интересовали территориальные уступки. Он хотел сохранить за СССР земли, занятые Красной армией после подписания с Германией в 1939 году пакта о ненападении: Прибалтику (Литву, Латвию и Эстонию), Восточную Польшу и отдельные регионы Румынии и Финляндии. Англичане готовы были согласиться с его требованиями, однако они оказались в сложной ситуации: им приходилось балансировать между интересами США и СССР, потому что для Англии были жизненно необходимы помощь СССР на фронте и содействие США ради сохранения Британской империи после войны. Черчилль попытался убедить Рузвельта дать ему возможность предложить Сталину требуемые территориальные уступки; он предостерег американского президента от разрыва с СССР, в результате которого правительство Черчилля наверняка падет и будет заменено «коммунистическим, просоветским». Однако американцы никак не отреагировали на предупреждения английского премьер-министра и просили английского министра иностранных дел Энтони Идена не брать на себя никаких обязательств по послевоенному устройству – на конец декабря 1941 года была назначена поездка английской делегации в Москву. Сталин резко отреагировал на отказ Идена согласиться с его требованиями, и Черчиллю вновь пришлось обратиться за помощью к Рузвельту. «Атлантическая хартия, – настаивал он, – не должна препятствовать России иметь те границы, которые она имела на момент нападения Германии»
.
Так и не получив ни обещанных военных поставок, ни территориальных уступок, Сталин сделал упор на третьем, самом важном требовании: в короткий срок открыть второй фронт в Европе, что позволило бы ослабить давление на истощенные советские войска. Он побуждал англичан вторгнуться в Северную Францию. В сентябре 1941 года руководитель СССР вновь обратился к Англии с просьбой отправить в СССР 25–30 дивизий. Сомневаясь в искренности английских обещаний, Сталин заметил: «Заняв такую пассивную позицию, Британия помогает нацистам. Неужели англичане сами этого не понимают? Уверен, им это отлично известно. Так чего же они добиваются? Похоже, они намеренно хотят ослабить нас»
.
Оставшись без поддержки извне, советские войска слабели с каждым днем, но СССР по-прежнему отказывался признать поражение. Несмотря на катастрофические потери в первые месяцы войны, Красная армия нанесла немцам сокрушительное поражение в битве под Москвой осенью и зимой 1941–1942 годов. Впервые мощная военная машина Германии забуксовала.
Рузвельту требования СССР о территориальных уступках напоминали секретные соглашения, связавшие руки президенту Вильсону во время Первой мировой войны. Они противоречили самому духу Атлантической хартии. А потому он предпочитал поскорее начать вторжение в Западную Европу. В начале 1942 года генерал Дуайт Эйзенхауэр по распоряжению начальника штаба Сухопутных войск США генерала Джорджа Маршалла разработал планы вторжения в Европу не позднее весны 1943-го или даже в сентябре 1942 года, чтобы предотвратить поражение СССР, которое все еще было возможно. В июле 1942 года Эйзенхауэр решительно заявил: «Нельзя забывать о том, что наш главный приз – сохранить на фронте 8 миллионов русских солдат»
. Эйзенхауэр, Маршалл и Стимсон видели в таком варианте развития событий единственный шанс нанести поражение Германии, и Рузвельт их поддержал. Он отправил Гарри Гопкинса и генерала Маршалла в Англию, чтобы те убедили и Черчилля поддержать их инициативу. Он написал британскому премьеру: «Сами наши народы требуют открытия нового фронта, дабы ослабить давление на русских, и наши люди достаточно умны, чтобы понять, что русские сейчас истребляют больше немцев и уничтожают больше их ресурсов, чем вы и я вместе»
. Черчилль видел, насколько важен этот план для Рузвельта и его советников, а потому отправил американскому президенту телеграмму следующего содержания: «Я полностью согласен со всем, что вы предлагаете, равно как и мои начальники штабов»
.
Заручившись поддержкой англичан, Рузвельт попросил Сталина прислать в Вашингтон советского министра иностранных дел В. М. Молотова и одного из доверенных генералов, чтобы обсудить предложение, которое поможет ослабить давление на Восточном фронте. По пути в Америку Молотов посетил Лондон, где мнение Черчилля насчет второго фронта очень его насторожило. В конце мая 1942 года советский министр прибыл в Вашингтон. Он напрямик спросил Рузвельта, собираются ли США открыть новый фронт летом того же года. Рузвельт предоставил слово Маршаллу, который заявил, что США полностью готовы к этому. Участники переговоров выпустили совместное коммюнике, где говорилось, что «в ходе переговоров стороны достигли полного согласия относительно острой необходимости открытия второго фронта в Европе в 1942 году»
. Рузвельт также поделился своим видением захватывающих перспектив послевоенного сотрудничества. По его словам, победители должны «сохранить контроль над вооружениями» и сформировать «международную полицию»
. Четверо «полицейских»: США, Англия, СССР и Китай – разоружат немцев и их союзников и «силой установят мир». Сталину такие планы пришлись по душе, однако гораздо меньше ему понравилось заявление Рузвельта, что подготовка снабжения для второго фронта неизбежно повлечет за собой сокращение объема американских поставок вооружений в СССР до 60 % от ранее обещанного. Однако второй фронт был для СССР главным, а Рузвельт обещал продолжить военные поставки. Вот что американский президент сообщил Черчиллю: «Такое чувство, что русские находятся в очень шатком положении, которое наверняка ухудшится в ближайшие несколько недель. Потому я все больше склоняюсь к мысли, что мы вынуждены будем начать “Болеро”[30 - «Болеро» – первая фаза операции по высадке в Европе.] уже в 1942 году»
.
Советский народ, услышав новости, возликовал. Газета New York Herald Tribune сообщила, что русские семьи каждое утро собираются у радиоприемников, надеясь услышать вести о том, что вторжение уже началось, однако каждый день обманывал их ожидания
. Корреспондент газеты в Москве, лауреат Пулитцеровской премии Леланд Стоув, написал в одной из своих статей, что, если открытие второго фронта опять отодвинется, «разочарование большей части русского народа будет воистину безмерным. Бесценное сотрудничество советских, английских и американских правительств и лидеров, укрепляющееся с каждым днем, пострадает от подобного промедления в юридическом, дипломатическом, материальном и психологическом планах, что выльется в настоящую катастрофу для всех союзных сил»
. Посол США в Москве также отметил, что подобная задержка может заставить русский народ усомниться в честности американского правительства и нанести «непоправимый ущерб»
.
Несмотря на то что англичане заключили с Молотовым аналогичное соглашение об открытии второго фронта, их правительство не собиралось следовать предложенному Америкой плану. Заявив, что у них недостает войск из-за кризиса на Ближнем Востоке (33 тысячи британцев в Тобруке, Ливия, позорно капитулировали перед вдвое меньшими вражескими силами) и не хватает кораблей для переброски войск через Ла-Манш, Черчилль убедил Рузвельта отсрочить вторжение и вместо этого высадиться в занятой режимом Виши Северной Африке, считавшейся ключом к богатому нефтью Ближнему Востоку. Этот район представлял для Англии огромный колониальный интерес, а в данный момент находился под угрозой со стороны гитлеровцев. Советские руководители были глубоко возмущены, когда узнали о фактическом нарушении соглашения. Многие расценили это отступление как сознательное решение союзников обречь СССР на верную гибель в сражении с нацистами, пока западные страны защищают свои глобальные интересы, а вступить в боевые действия намерены лишь в конце войны, чтобы продиктовать собственные условия мирного договора. Что еще хуже (с точки зрения Советов), во время дипломатического визита в Лондон Молотов в знак благодарности за предложение открыть второй фронт в Европе не стал настаивать на советских территориальных притязаниях. Теперь у СССР создалось впечатление, что ему отказали во всех трех главных требованиях. Отношения СССР, США и Англии достигли критической точки осенью 1942 года, когда немцы начали штурм Сталинграда. О том, как мало советские руководители доверяли западным союзникам, говорит уже тот факт, что во время поездок по Западу Молотов всегда спал с пистолетом под подушкой
.
Узнав о том, что Великобритания настаивает на изменении первоначальных планов вторжения в Европу, рассерженный Маршалл попытался выступить против высадки в Северной Африке, которую он назвал «драчкой на периферии». США свернули все крупномасштабные операции на Тихом океане, чтобы ускорить победу на европейском фронте. Теперь же все эти планы предавались забвению, чтобы защитить имперские интересы Великобритании на Ближнем Востоке, в Южной Азии и на юге Европы. Маршалла настолько оскорбили такие перемены, что он предложил полностью отойти от прежнего курса и напасть вначале на Японию, а затем уже переключиться на Германию. Начальник штаба ВМС адмирал Эрнест Кинг с удовольствием его поддержал. Англичане никогда не вторгнутся в Европу, настаивал он, «разве что прикрывшись оркестром шотландских волынок». Разочарование Маршалла передалось и его подчиненным. Так, генерал Альберт Ведемейер отметил в разговоре с Маршаллом, что военные планы англичан «направлены лишь на сохранение Британской империи». Генерал Генри Арнольд (Счастливчик Арнольд, как его прозвали), командующий авиацией сухопутных войск, предположил, что, возможно, американцам пора начать относиться к англичанам так же, как немцы – к итальянцам. Военачальники США считали, что британцы, в отличие от Советов, боятся сражаться с немцами. В следующем году даже военный министр Стимсон заметил, что «воспоминания о Пасхендале[31 - Пасхендаль – третья битва при Ипре в Бельгии во время Первой мировой войны.] и Дюнкерке еще слишком свежи в памяти правительства [Черчилля]»
.
Эйзенхауэр, Стимсон, Гопкинс и начальники штабов продолжали настаивать на открытии второго фронта, но ничего не добились. В июне 1942 года начальники штабов неохотно согласились на проведение операции «Факел» в Северной Африке под командованием Эйзенхауэра. Хотя у союзников действительно на тот момент могло не быть достаточного количества десантных кораблей, самолетов прикрытия и сухопутных войск для открытия второго фронта в конце 1942 – начале 1943 года, подобные аргументы казались совершенно неубедительными как советским руководителям, так и американским военачальникам. Эйзенхауэр предсказал, что день, когда начнется операция «Факел», станет «самым черным днем в истории»
.
Руководил ли англичанами страх или нечто иное, но у них не было ни малейшего желания вступать в прямое столкновение с мощными сухопутными войсками Германии. Вместо этого они разработали стратегию, которая основывалась на превосходстве их военно-морских сил, а также включала удар по уязвимому южному флангу Гитлера, прикрытому слабой итальянской армией. Англичане хотели взять под контроль Северную Африку, Средиземноморье и Ближний Восток, чтобы удержать за собой нефтепромыслы в Иране и Ираке и сохранить доступ к Индии и остальным своим колониям через Суэцкий канал и Гибралтар. Незадолго до начала войны в Саудовской Аравии, Кувейте и Катаре были открыты богатейшие залежи нефти, что еще сильнее подчеркнуло всю важность контроля над Северной Африкой – здесь и развернулись поначалу основные бои между британскими и германо-итальянскими войсками. Англия так упорно старалась не допустить страны оси на Ближний Восток, что перебросила туда войска, в том числе танковые, хотя они были крайне необходимы для обороны самой Англии в случае непосредственного немецкого вторжения.
На протяжении всех этих месяцев отношение американского народа к СССР претерпело существенные изменения. Советско-германский пакт о ненападении оправдал худшие опасения многих американцев по поводу советского коммунизма и привел к значительному росту антисоветских настроений в США в 1939–1941 годах. Однако затем мужественное сопротивление советского народа нацистской агрессии принесло ему симпатии и поддержку широких слоев населения США. Многие надеялись, что доброжелательность по отношению к СССР ляжет в основу дружбы и сотрудничества обоих народов в послевоенное время.
Через несколько дней после нападения на Перл-Харбор Госдепартамент посетил советский дипломат М. М. Литвинов. госсекретарь Корделл Хэлл воспользовался представившимся случаем и выразил свое восхищение «героической борьбой» Советского Союза против нацистов
. Вскоре слово «героизм» стало неотъемлемым элементом публикаций и речей, посвященных СССР. В апреле 1942 года корреспондент New York Times Ральф Паркер отметил, «как быстро русский народ приспособился к военным условиям». Он восхищался самоотверженностью и исключительно высокой трудовой дисциплиной русских: «Весь народ охвачен горячим желанием приносить пользу общему делу». Паркер признал, что «описать всю героическую стойкость людей, способных на такое, сможет лишь новый Толстой»
. В июне 1942 года, в первую годовщину нападения Германии на СССР, Орвилл Прескотт, ведущий литературный обозреватель New York Times, уже предсказывал Красной армии победу в войне и спасение всего человечества. «Отличное вооружение, воинская доблесть и исключительный героизм Красной армии могут сыграть решающую роль в спасении человечества от нацистского рабства, – восхищался Прескотт. – Мы все обязаны жизнью миллионам русских солдат, которые сражаются и гибнут в этой войне и не остановятся до самого конца. Невозможно словами достойно оценить этот подвиг и выразить всю глубину нашей признательности»
. Даже генерал Макартур назвал борьбу Красной армии «величайшим воинским подвигом в истории»
.
Свое восхищение русским народом выразил и Голливуд. Хотя прежде для американских кинорежиссеров фильмы об СССР были запретной темой, в июле 1942 года большинство ведущих студий: MGM, Columbia, United Artists, Twentieth Century–Fox и Paramount, – уже занимались съемками или по меньшей мере обсуждали создание девяти таких картин
. Вскоре на экранах появились пять знаменитых фильмов об СССР: «Миссия в Москву», «Северная звезда», «Песнь о России», «Три русские девушки» и «Дни славы».
Постепенно все склонялись к мнению, что без открытия второго фронта войну не выиграть. Признав, что «русские сражались больше всех и понесли наибольшие потери», газета Atlanta Constitution отмечала: хотя второй фронт и принесет горе многим американским семьям, «его необходимо открыть ради победы в этой войне». Леланд Стоув напомнил читателям, что Советскому Союзу не выстоять против нацистов в одиночку: «За эти 13 месяцев русские потеряли 4,5 миллиона человек убитыми, ранеными и пленными… Вероятно, в шесть-семь раз больше, чем англичане за почти три года войны… и в 20 раз больше, чем потеряла Америка в Первой мировой войне»
. Он подчеркнул: «Советский Союз – именно та великая держава, сотрудничество с которой жизненно необходимо для США, если мы хотим выиграть войну… Если бы миллионы русских вдруг перестали воевать, заменить их не смог бы никто»
.
Просоветские настроения усиливались, и у открытия второго фронта в Европе находилось все больше сторонников: американская общественность сплотилась ради общего дела. В июле 1942 года опрос Гэллапа показал, что 48 % американцев хотят, чтобы США и Англия немедленно перешли в наступление, и лишь 34 % настаивают на том, что США лучше выждать момент, когда их союзники укрепят свои позиции
. Американцы один за другим помещали на бамперы своих автомобилей наклейки с лозунгом «Второй фронт – немедленно!». Читатели засыпали редакции газет письмами, в которых призывали власти как можно скорее нанести удар по гитлеровским войскам в Европе. Газета Washington Post публиковала многие из этих писем: автор одного из них, вдохновившись «мужеством нашего союзника, который в одиночку сопротивляется ордам нацистов», настаивал на том, чтобы Англия и США «растянули армию Гитлера, создав Западный фронт, и вместе с нашим русским союзником сокрушили эту угрозу свободе и мировой цивилизации»
.
Советский Союз получал все более широкую поддержку американцев. 38 руководителей Конгресса производственных профсоюзов (КПП) заявили Рузвельту, что «только немедленное вторжение в Западную Европу принесет нам победу в войне»
. Через пять дней КПП провел массовый митинг в нью-йоркском парке Мэдисон-сквер в поддержку открытия второго фронта
. Это требование поддержали и некоторые отделения Американской федерации труда (АФТ). Спешили набрать очки у избирателей и многие политики, в том числе сенаторы Джеймс Мид от штата Нью-Йорк и Клод Пеппер от Флориды, мэр города Нью-Йорка Фьорелло Лагуардиа и член палаты представителей от штата Нью-Йорк Вито Маркантонио
. В сентябре Дэшил Хэммет назвал имена 500 писателей, которые под эгидой Союза американских писателей заявили, что «безоговорочно поддержат президента Рузвельта, если тот примет решение немедленно открыть второй фронт»
. 25 тысяч американцев пришли в парк Юнион-сквер в Нью-Йорке, чтобы послушать обращение конгрессмена Маркантонио и главы Коммунистической партии Эрла Браудера
. Кандидат в президенты от республиканцев на выборах 1940 года Уэнделл Уилки после встречи со Сталиным в Москве также призвал правительство к открытию второго фронта
.
Американские обозреватели неустанно восхваляли героическую борьбу солдат Красной армии и всего советского народа против немецких захватчиков. На иллюстрациях (по часовой стрелке): женщины и старики роют противотанковые рвы, чтобы сдержать немецкое наступление на Москву; отчаявшиеся женщины перед наступлением немцев на Киев (Украина); испуганные дети в киевском бомбоубежище во время немецкой бомбардировки; солдаты Красной армии.
Но, несмотря на одобрение общественности, американские и английские войска были направлены все же в Северную Африку. Без помощи извне Красная армия, пополненная свежими формированиями, сумела повернуть ход войны, разгромив немцев под Сталинградом. В той битве приняло участие по миллиону солдат с каждой стороны. Немцы под командованием генерала Фридриха Паулюса продвигались на Кавказ, стремясь овладеть богатыми советскими нефтепромыслами. Советские солдаты под командованием маршала Г. К. Жукова были полны решимости остановить их любой ценой[32 - Г. К. Жуков стал Маршалом Советского Союза в январе 1943 года (когда бои под Сталинградом завершались), координируя действия войск по прорыву блокады Ленинграда. Занимая с августа 1942 года пост заместителя Верховного главнокомандующего, непосредственно Сталинградской операцией он не руководил, но в августе—сентябре 1942 года был представителем Ставки ВГК на Сталинградском направлении.]. Жестокая битва продолжалась полгода, количество человеческих жертв в этом сражении было ужасающим. Общие потери каждой стороны составили до 750 тысяч человек, погибло более 40 тысяч мирных жителей. После такого сокрушительного разгрома немецкая армия начала отступление по всему Восточному фронту. Гитлер, ошеломленный капитуляцией 23 генералов и 91 тысячи солдат Шестой армии, был безутешен. «Бог войны отвернулся от Германии и перешел к нашим противникам»
, – сказал он.
К моменту встречи Рузвельта и Черчилля в Касабланке (январь 1943 года) расстановка сил в войне полностью изменилась. Красная армия перешла в наступление и двигалась на запад. Рухнула стратегия Рузвельта, по которой он собирался противостоять территориальным требованиям СССР, предоставляя Советам широкомасштабную помощь и открыв второй фронт как можно раньше. Отныне американцы и англичане вынуждены были лишь обороняться, пытаясь помешать руководителю СССР добиться поставленных целей. Рузвельт и Черчилль еще больше усугубили ситуацию, решив высадиться на Сицилии, снова отложив открытие второго фронта. Тем самым они еще больше сократили возможности своих стран существенно повлиять на исход войны.
Красная армия продолжала наступать, но это давалось ей очень дорогой ценой. В ноябре 1943 года, по случаю 26-й годовщины Октябрьской революции, И. В. Сталин выступил с речью, в которой торжественно объявил о том, что Советское государство выжило, а скоро начнется процесс восстановления нормальной жизни. Он сурово заклеймил зверства и разрушения, совершенные нацистами на территории СССР, и пообещал захватчикам возмездие: «Немцами истреблены в захваченных ими районах сотни тысяч наших мирных людей. Как средневековые варвары или орды Аттилы, немецкие злодеи вытаптывают поля, сжигают деревни и города, разрушают промышленные предприятия и культурные учреждения… Наш народ не простит этих преступлений немецким извергам»
.
Массовые выступления охватили всю Америку. 24 сентября 1942 года 25 тысяч человек приняли участие в демонстрации на нью-йоркской площади Юнион-сквер, требуя, чтобы США открыли второй фронт в Западной Европе и тем самым ослабили страшное давление немцев на Россию.
Президент США и глава советского правительства впервые встретились в ноябре 1943 года в Тегеране. Еще в марте 1942-го Рузвельт говорил Черчиллю: «Со Сталиным у меня получится лучше, чем у дипломатов из вашего Министерства иностранных дел или моего Госдепартамента. Сталин терпеть не может ваших аристократов. Он считает, что я ему больше по нраву, – надеюсь, он и дальше будет считать так»
. Не сумев отстранить от участия во встрече Черчилля, Рузвельт принял приглашение Сталина остановиться в советском посольстве. Президент еще до начала конференции в неофициальном порядке дал понять, что готов принять линию Керзона[33 - Линия Керзона – восточная граница Польши, установленная Верховным советом Антанты в декабре 1919 года. С сентября 1939 года западная граница CССР прошла в основном по этой линии, а в 1945 году была закреплена юридически (с небольшими изменениями) советско-польским договором.] в качестве восточной границы Польши. Несмотря на все эти жесты, первые три дня переговоров Сталин был холоден и сдержан, и американский президент стал опасаться, что не сумеет достичь с советским руководителем взаимопонимания, на которое возлагал большие надежды. Он решил наладить со Сталиным чисто человеческий контакт, пустив в ход обаяние и чувство юмора, которые всегда помогали ему завязывать личные отношения, – именно эти черты считались фирменным знаком дипломатии Рузвельта. Министру труда США Фрэнсис Перкинс он рассказал об этом так:
«Я думал об этом всю ночь и пришел к выводу, что пора совершить решительный шаг… У меня сложилось впечатление, что русским не нравится, когда [мы с Уинстоном] договариваемся между собой на языке, которого они не понимают. По пути в зал заседаний в то утро я догнал Уинстона и улучил момент, чтобы сказать ему: “Уинстон, надеюсь, вы не станете сердиться из-за того, что я собираюсь сделать”. Уинстон пожевал сигару и тяжело вздохнул… Я перешел к делу, едва мы оказались в зале, и переговорил со Сталиным неофициально. Я не говорил ничего такого, чего не упоминал прежде, но мне показалось, что разговор получился довольно простым и доверительным – этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы и другие русские прислушались к нашему разговору. Однако улыбки я так и не дождался. Затем я, прикрыв рот рукой, шепнул Сталину (разумеется, ему переводили мои слова): “Уинстон сегодня не в себе, встал не с той ноги”. На лице Сталина промелькнула еле заметная улыбка, и я понял, что стою на правильном пути. Как только мы сели за стол переговоров, я начал подшучивать над истинно британскими манерами Черчилля, над тем, как он курит сигары, и прочими его привычками, даже назвал его Джоном Булем[34 - Шутливое прозвище англичан. Джон Буль – собирательный образ типичного англичанина, впервые появившийся в памфлете английского публициста Джона Арбетнота «История Джона Буля» в 1727 году.]. Сталин оценил мое чувство юмора. Сам Уинстон покраснел, стал сердито хмурить брови, что еще больше веселило советского лидера. В конце концов Сталин громко, от души расхохотался, и впервые за эти три дня я увидел хоть какой-то проблеск надежды. Я не успокоился, пока Сталин не стал смеяться всем моим шуткам, и тогда я позволил себе назвать его “дядюшкой Джо”. Еще накануне он счел бы меня наглецом, но в тот день просто рассмеялся, подошел и пожал мне руку. С тех пор наши отношения стали более теплыми, Сталин и сам иной раз отпускал остроты. Лед тронулся – наконец-то мы говорили, как мужчины и братья»
.
В Тегеране Рузвельту удалось добиться немалых успехов. США и Англия обязались открыть давно обещанный второй фронт весной следующего года. Сталин согласился объявить войну Японии, как только будет окончательно побеждена Германия. Рузвельт согласился на желательные для СССР территориальные изменения в Восточной Европе, однако попросил Сталина действовать благоразумно и не восстанавливать против себя мировое общественное мнение. Он еще предложил советскому руководителю провести в республиках Прибалтики референдумы, но эту просьбу Сталин отклонил сразу. Рузвельт отметил, что он предоставит СССР значительную свободу действий в определении дальнейшей судьбы восточноевропейских государств. Он остался доволен результатами переговоров, надеясь, что доверительные отношения со Сталиным, которые ему удалось установить, позволят умерить аппетиты СССР и убедят главу советского правительства провести свободные выборы в странах Восточной Европы, в результате чего к власти там придут силы, дружественные Советскому Союзу.
Красная армия вошла в Польшу в январе 1944 года. Тогда же Стимсон обсуждал будущее этой страны с госсекретарем Хэллом, который считал необходимым настаивать на принципе неприемлемости территориальных приобретений путем применения силы. Стимсон вспоминал: «Я считал, что нам следует подумать о более реальных факторах – например, о чувствах, которыми руководствуется Россия: а) эта страна спасла нас от поражения в войне; б) вплоть до 1914 года ей принадлежала вся территория Польши, включая Варшаву и дальше до самой границы с Германией[35 - Царской России принадлежала значительная часть польской территории, но далеко не «вся Польша»: в конце ХVIII века тогдашняя Польша была разделена между Россией, Пруссией и Австрией. Земли, отошедшие к Пруссии (позднее – Германии), были возвращены лишь в 1945 году.], однако русские не настаивают ни на возвращении этих земель, ни на компенсации за них»
.
Советский Союз быстро учредил на польской территории, в Люблине, дружественное правительство, в состав которого не был включен никто из членов эмигрантского польского правительства в Лондоне. В том же году Красная армия вступила в Румынию, Болгарию и Венгрию. Когда США и Англия выразили недовольство тем, что им отведена чисто символическая роль в оккупации, Сталин возразил, что такая же роль отведена СССР в оккупации Италии.
И вот 6 июня 1944 года, после полутора лет пустых обещаний, долгожданный второй фронт был открыт. Более 100 тысяч солдат союзников и 30 тысяч машин высадились на берегу Нормандии. 9 тысяч солдат погибло уже во время высадки. Тем временем советские войска, несмотря на тяжелейшие потери, заняли большую часть Центральной Европы. Теперь союзные силы наступали на Германию с запада и востока. Победа была уже не за горами.
Прежде Советский Союз сражался с немецкими армиями практически в одиночку. До высадки союзников в Нормандии Красная армия вела непрерывные бои с двумя сотнями вражеских дивизий, в то время как американцы и англичане редко сражались с более чем десятью. Черчилль признал, что именно «русская армия вышибла дух из германской военной машины». Германия потеряла более 6 миллионов человек на Восточном фронте и примерно 1 миллион – на Западном и в Средиземноморье
.
По мере того как нарастал масштаб боевых действий, оживился и процесс планирования послевоенного устройства. США пригласили представителей дружественных правительств в Бреттон-Вудс (штат Нью-Гэмпшир), чтобы продумать послевоенную организацию капиталистической экономики. Участники конференции поддержали предложение США учредить две международные экономические организации: ориентированный на вопросы развития Международный банк со стартовым капиталом в 7,6 миллиарда долларов и ориентированный на финансовые вопросы Международный валютный фонд (МВФ) с капиталом в 7,3 миллиарда долларов. США, контролировавшие две трети мирового золотого запаса, настаивали на том, чтобы в основу Бреттон-Вудской системы легли золото и американский доллар, тем самым обеспечивая Штатам в обозримом будущем экономическое господство и положение общемирового банкира. Представители СССР также присутствовали на конференции, но позднее отказались ратифицировать итоговое соглашение, поскольку созданные в Бреттон-Вудсе учреждения – всего лишь «филиалы Уолл-стрит»
