скачать книгу бесплатно
– Никого больше не сожрала?
Животина не ответила, лишь умильно смотрела на меня и на пакет в моей руке. Я вздохнул, достал два пирожка и отдал зверюге. Пирожки она стрескала не хуже, чем овчарку, и мы пошагали к почтовой карете. К счастью, поездка к Разумному прошла вовсе без происшествий. Единственное отличие – вместо кучера-грыля сидел деревенский мужик, постоянно покрикивающий «н-н-ноооо». Да в карете кроме меня и Твари никого не было. Девицы Скрипина и Жугарова то ли решили другой каретой ехать, то ли вовсе вернуться надумали. Потому я забрал животину в карету, она свернулась у моих ног калачиком и дрыхла, посапывая во сне. Впрочем, меня это волновало мало. Я всё думал о Труновой – девушке-изыскателе. Вспоминал глаза, губы. Ну, и ниже губ – тоже вспоминал. Девушкой Ирина была очень даже замечательной, фигуристой. Хотя, мне и судить трудно. Уже упоминал, что по девушкам у меня дефицит. Не привелось как-то романтические отношения завести ни с кем. Ни разу.
В общем, размышлял я, да и задремал. Проснулся оттого, что карета перестала покачиваться, а кучер заорал:
– Приехали, господин Пентюх!
Я выбрался из кареты и сощурился от яркого света. Тварь тоже выскочила и крутилась у ног. Перед каретой стоял староста села Владимир Пантелеевич Корюх. Встречал я его пару раз в нашей земской управе. Такой, кряжистый дядька средних лет с морщинистым лицом и серыми, близко посаженными друг к другу глазами. Увидев меня, Владимир Пантелеевич даже расстроился. Первое, что сказал:
– Мы вас вчера ждали! – потом поскрёб жиденькую бородёнку и спросил с затаённой надеждой: – А Мерлен Петрович не приехали-с, значится?
Я картинно развернулся к карете. Открыл дверцу, заглянул внутрь. Потом спустился на карточки и заглянул под карету. Тварь тут же метнулась между колёс, понюхала землю и уставилась на меня, мол, что там интересного? А я повернулся к старосте и развёл руками:
– Не приехали-с Мерлен Петрович.
Белобрысый паренёк, судя по нарукавникам – местный писарь, хихикнул, но тут же испуганно замолчал, потому как староста на него таким грозным взглядом посмотрел, что даже мне страшно стало. Потом повернулся ко мне и засопел недовольно:
– Шутить изволите, господин?..
– Пентюх, Семён Петрович, – представился я, услышал очередной смешок молоденького писаря и добавил: – Писарь земской управы. Прибыл в командировку, чтобы описать все детали убийства, произошедшего у вас.
– А почему не вчера приехали-с? – невпопад спросил староста, – Егор Пантелеевич обещали ещё вчера человека прислать! Жарко же! Труп уже того, пованивать начал. Так мы его вчера закопали к вечеру!
– Как вчера? – удивился я, – Приказано ж было, до приезда уполномоченного труп не трогать!
– Так он у нас под избой лежал-с, – заговорил извиняющимся тоном староста, – Вчера терпели-терпели. Но вонь такая стояла – терпеть нету никакой возможности! А Федос…
Староста кивнул на смешливого белобрысого писаря:
– Весь день с палкой собак отгонял, которые к трупу подойти пытались!
– Да мне что теперь делать? – спросил я старосту.
– Так Федос зарисовал убиенного! – тут же сказал староста, – И свидетели готовы на всё! Мы аж целых троих приготовили! Ваську Кривого, Митрофановну, да Корнея! Вы токма скажите, что с ними сделать надобно? Виселиц у нас нету!
– В смысле, что с ними сделать? – я почувствовал, как у меня начался нервный тик, – Они свидетели?
– Свидетели, – немного испуганно кивнул староста, – Да вы не переживайте, их деревенским сходом назначили, и они согласные на всё! Васька – бобыль, детей нету и не будет. Митрофановна ужо совсем старая – ослепла и почти не ходит, жизнь в тягость. А Корней – шалопут! Но за обчество готов пострадать!
Я размял руками щёки, надеясь утихомирить тик, и произнёс:
– Ведите, показывайте, где вонявший убиенный лежал!
Глава 9. Как разобраться в рисунках
Вони никакой не ощущалось. Лишь трава на месте убийства была примятая. Да затоптано всё селянами. Но я смотрел не туда. Я с удивлением смотрел на бревенчатую стену дома, где были мелом намалёваны какие-то каракули. Если вкратце, то горизонтальная восьмёрка, из которой хаотично торчали четыре тонкие чёрточки, оказалась разрисована вдоль и поперёк.
– Эт-то что? – от волнения я даже заикаться начал.
– А это как раз Федос убиенного нарисовал! – стал объяснять мне староста.
Я сел на какое-то брёвнышко, достал папироску и закурил, поглядывая на каракули. Тварь неодобрительно покосилась на меня, но ничего не сказала. Хотя она и говорить не умеет, конечно, но это не важно. Я поскрёб затылок и проговорил:
– Зовите, Владимир Пантелеевич, своего микеланджело!
– Кого звать? – всполошился староста, – Мы таких не знаем, господин Пентюх!
– Федоса зовите! Пусть объясняет, что нарисовал! А то непонятно ни черта.
– Как непонятно? – Корюх аж руками всплеснул: – Вот же мундир! Иностранный. И пуговицы на нём. Блестящие. Видите?
– А! – воскликнул я, – Эти паучки – пуговицы?
– Какие паучки? – обиделся Владимир Пантелеевич, отчего лицо его ещё больше сморщинилось, а глаза, казалось, ещё ближе съехались друг к другу: – Это пуговки! А от них лучики! Сияли пуговки так, значит!
– Понятно, – я затянулся и спросил: – А эта клякса слева что значит?
– Какая клякса? – чуть не в ужасе вскричал староста: – Орден какой-то был у него на кафтане! С мечами! Видите? Мечи нарисованы!
– Мечей не вижу, – честно ответил я, встал, подошёл поближе: – Я думал – это крестики какие-то.
– Мечи же! – у старосты даже губы от обиды задрожали: – Вы гляньте, как Федос нарисовал красиво! Прямо, как было на убиенном! Не отличить!
Я проморгался, глядя на каракули на стене. Подумал уже, что с ума схожу. И спросил осторожно:
– А вот эта кля… э-э-э-э орден? На брюхе?
– Да какой же это орден? Пряжка от ремня! Тоже блескучая! Видите, как лучики от неё? Прям во все стороны блестят!
– Ага, – я глубокомысленно покивал и спросил: – А раны на нём были?
– Вот этого не видали! – категорично заявил староста, – Мы его быстренько завернули и закопали! Чтобы не вонял. Не рассматривали-с.
– А мундир снимали-то с покойного? – я выкинул окурок. Подумал и затоптал его.
– Зачем? – удивился староста, – В мундире и закопали!
– Закопали далеко?
– За кладбищем сразу! Кто его знает, какой веры? Батюшка сказал, что отпевать не будет. Человек незнакомый, а вдруг не христианской веры?
Я вздохнул тяжело, посмотрел на Тварь и спросил:
– А как вы поняли, что он убиенный?
Староста потоптался, почесал темечко и ответил нерешительно:
– Так годков тридцать на вид ему было. Вид не хворый. Отчего ж ещё умирать в таком возрасте?
Я вздохнул ещё раз и проговорил печально:
– Ну что, Владимир Пантелеевич, берите пару мужиков с лопатами, будем откапывать вашего убиенного!
– Как откапывать? – оторопел староста.
– Как-как? Лопатами! – я посмотрел на ошалевшего старосту и пояснил: – У меня указание от пристава и председателя земской управы – сделать опись ран на теле убиенного. Если он убиенный, конечно. Потому берите мужиков и пошли копать!
– Да как же можно, Господи? – прошептал Корюх и перекрестился: – Господа побойтесь, Семён Петрович!
– Я, Владимир Пантелеевич, исправника нашего и председателя больше боюсь, чем кого бы то ни было, – я сделал вид построже, показывая, что спорить не собираюсь, – Да и покойник ваш уже ничего никому не сделает, а мне новую работу искать неохота! Сказано описать – опишу!
– Никто из мужиков не согласится, господин Пентюх, – староста набычился и смотрел на меня исподлобья.
– А вы им скажите, – зло сказал я: – Кто не согласится – в свидетели запишем! А может, не в свидетели даже, а в понятые! И с вас начнём!
– Какие такие понятые? – осипшим враз голосом спросил Корюх.
– А это вам исправник Добронравов расскажет! – я повернулся, сделав вид, что собираюсь уходить, и бросил через плечо: – Когда почтовая карета до Бирюля?
– Не надо карету! – староста забежал вдруг ловко вперёд и остановился передо мной: – Выкопаем мы убиенного! Сейчас найду народ!
– Даже не знаю, – я посмотрел на Тварь и спросил: – Останемся?
Тварь опять ничего не ответила, и я сообщил животине:
– Ладно, раз говоришь, что останемся, то останемся!
Повернулся к старосте и сообщил:
– Откапывайте убиенного! А мне бы гостиницу какую надо, где покушать можно, да ополоснуться с дороги!
– Сейчас откопаем, господин Пентюх, – засуетился староста, – А гостиница у нас всего одна – во-о-он, в центре села стоит. Возле неё карета как раз останавливалась! Видите, и сумочку вашу там уже поставили, возле гостиницы!
Гостиница в Разумном была поплоше, чем в Лопани. Одноэтажная, потемневшая от времени, но при этом добротная. Из хороших таких брёвен. Я приказал Твари дожидаться меня во дворе, а сам робко зашёл внутрь, приоткрыв скрипящую ужасно входную дверь. Внутри была гостиница тесноватой, темноватой и напоминала деревенскую избу. Ни стойки тебе, ни консьержа. Только на лавке в длинной кухне прямо перед печью сидела толстая баба. Да из кухни расходились на две стороны четыре двери в комнаты.
– Здравствуйте, – тихо сказал я, – Комната будет у вас?
– Слепой что ли? – баба чистила картошку, и даже головы не подняла: – У нас аж четыре комнаты!
– Действительно, четыре, – я прокашлялся, – И все свободные?
– Свободная одна! – баба кинула в чугун с водой очищенную картошку, отчего из чугуна взметнулся целый фонтан брызг.
– Снять можно свободную комнату? – я переступил с ноги на ногу.
– Ежели деньги есть – снимай, – баба ловко ухватила очередную картошку и стала её чистить.
– И сколько стоит у вас проживание?
– Рупь за день! – баба ловко очистила вторую картошку и вновь метнула её в чугун. Новый фонтанчик всплеснулся над посудиной.
– Давайте я на два дня сниму! – я достал два рубля и спросил: – Кому деньги платить?
Баба увидела деньги, встала, вытерла руки передником и вразвалку подошла ко мне. Выхватила из рук бумажные рубли и чуть поклонилась, что сделать ей было явно тяжело:
– Добро пожаловать в гостиницу, значит, барин!
– Не барин я, а писарь земской управы.
– А хвамилия ваша как?
– Пентюх Семён Петрович, – обречённо сказал я.
– Петрович, значит, – баба запихала купюры в карман передника и пошла влево, открыла дверь в комнату и сказала: – Вот твоя комната, Петрович! Кровать – лучшая в Разумном! Там ещё столик… поставит хозяин скоро, может даже на следующей неделе.
– Так на следующей неделе меня уже не будет, – я развёл руками.
– Значится, не повезло, – сокрушённо сказала баба, – Живи без столика!
Глава 10. Как труп откапывали…
Разуменская гостиница поражала своим комфортом и уютом. Кровать оказалась несколькими широкими досками, застеленными дерюжкой. Я спросил обед, и баба – которая назвалась Марфой, принесла мне миску с варёной картошкой. Осмотрелась, куда поставить, и сунула в руку. А рядом на кровать положила деревянную ложку, вытерев её о передник. Я посмотрел на сероватую картошку, на грязную ложку и решил не рисковать своим здоровьем. Спросил, сколько стоит сей обед, услышал, что двадцать копеек. Покачал головой, но спорить не стал. Отдал два гривенника, а потом демонстративно вышел с картошкой во двор и поставил миску перед Тварью:
– Кушай, моя хорошая!
Марфа, которая вышла за мной, поджала губы, глядя, как я кормлю животинку. А когда Тварь сожрала картошку с аппетитом, я протянул миску хозяйке. Та молча выхватила посудину и ушла в гостиницу, громко хлопнув дверью. Я пожал плечами и зашёл следом. Прошёл в комнату, лёг на кровать и стал смотреть в потолок. Марфа гремела чем-то на кухне, а потом открыла дверь ко мне в комнату, втиснула своё туловище и произнесла обидчиво:
– Ежели ты моей едой собак кормить удумал…
– Это не еда, – я обычно вообще старался вести себя тихо и незаметно, но события последних двух дней совсем выбили меня из колеи: – И дверь закройте с той стороны! Мало того, что замка нету, так ещё и врываетесь без спросу! А если я тут голый бы был?
– А ты голый разговаривать не умеешь? – опять поджала губы Марфа.
– Слушай, – вдруг разозлился я, – Ты деньги за два дня получила? Теперь на два дня это МОЯ комната! А ну, выйди отсюда!
– Ты это скандалить удумал? – завизжала баба, – Да я таких скандалистов знаешь, как успокаиваю?
– Едой своей кормишь? – я рывком сел на кровати, и вдруг неожиданно даже для себя сказал: – А ну, возвращай деньги! Я лучше на улице переночую, чем в этом гадюшнике!
Марфа сразу попятилась и заговорила примиряюще:
– Ну чего скандалить? Я вечером мяса наварю! И колбаска есть хорошая! Хлеб! И посуда чистая найдётся! Мы для гостей рады расстараться!
Баба аккуратно прикрыла дверь, а я вновь лёг на кровать. В животе урчало от голода, но идти искать еду я не захотел. Так и заснул на голодный желудок.
Староста пришёл за мной ближе к вечеру. Посопел и проговорил:
– Выкопали, господин Пентюх, убиенного! Гроб открывать не стали. Решили с вами.
