скачать книгу бесплатно
Юлька встала с кровати, постучала в дверь ванной.
– Вадим, можно с тобой поговорить?
Муж молчал.
– Я тебе изменила.
– Знаю, почувствовал.
– Скрывать, защищаться методом нападения, упрекать, сваливать вину за свой гадкий поступок на тебя не хочу. Мы расстанемся?
– Не знаю. Всё зависит от того, любишь ты меня или нет.
– Если скажу, люблю – поверишь?
– Почему же изменила? Я так плох?
– Не хочу говорить через дверь. Жду на кухне. Вопрос слишком серьёзный, чтобы обсуждать его походя.
Юлька приготовила кофе, бутерброды, закурила, хотя прежде терпеть не могла запах табака.
Вадик пришёл одетый в костюм, даже галстук завязал.
Жена сидела перед ним в одних трусиках: худая, миниатюрная, хрупкая, словно провоцировала, намеренно демонстрируя свою беззащитность, покорность и беспомощность.
– Если хочешь – можешь ударить. Ты вправе меня наказать. Стерплю, заслужила.
– Оставь хитроумные приёмчики для любовников. Представь себе котлету, по которой ползёт таракан или на которую плюнули. Станешь ты есть её? Нет. А мне предлагаешь.
– Поверь – мне противно и стыдно. Если не сможешь простить, я уйду. Да, рассказывать о грехопадении ничего не буду, не проси. Или простишь, и попробуем начать сначала, или…
– Я тоже тебе изменю, вот увидишь. С Викой пересплю.
– Глупый. Это будет котлета, по которой ползают полчища тараканов. Лучше переспи со мной. Обещаю, клянусь…
– А я не верю, так-то. Уже попытался с тобой переспать… ничего хорошего из этой затеи не вышло. Наверно с любовником больше понравилось.
– Тебе лучше этого не знать. Не желаю сравнивать. Вадик… ты можешь сегодня не идти на работу?
– Сложно сказать. Наверно могу, но зачем – чтобы устроить вечер встречи выпускницы сексуальной академии со студентом первого курса? Будешь обучать премудростям усвоенных в путешествии налево сексуальных практик?
– Останься со мной. Ты мне нужен.
– Подумаю. Если да, то что?
– Просто обними. Обними и поцелуй. Пожалуйста.
– Вот ещё. От тебя пахнет изменой. В тебя впитался запах порока и похоти.
– Значит, не простишь. Я надеялась на милосердие и великодушие.
– Надо же, какой пафос. Как у тебя всё просто: изменила – разменила. Не знаю, как правильно назвать покаяние в грехах, но я не всевышний, чтобы отпускать их.
Юлька пристально смотрела на мужа. На глаза наворачивались слёзы.
– Ты меня разлюбил… сейчас семь пятнадцать утра. Мы любили друг друга: недавно, вчера. Вадик, хочешь, встану на колени? Или уйду, если не только обнять, смотреть на меня невыносимо.
Вадик задыхался от обиды, страдал от беспомощности, но не мог представить жизнь без этой гадюки, без омерзительной, но любимой и желанной женщины, которая переступила незримую черту, позволив пользоваться священным в супружеском целомудрии телом отвратительному похотливому слизню.
На работу он не пошёл, сказавшись больным, но компромисса не принял.
Слишком тяжела была ноша, слишком велика обида.
Супруги легли в кровать, отвернувшись, уткнувшись носами в подушки, отодвинулись на возможно большее расстояние друг от друга и молчали, молчали…
Каждый о своём.
Часа три, если не больше длился беззвучный диалог.
Кто-то вздыхал, кто-то вздрагивал.
Плохо было и тому, и другому.
Лежали неподвижно, пока Вадим не почувствовал непреодолимое желание всего сразу: потребность простить, желание немедленно дотронуться до жены, почувствовать тепло и близость её упругого тела, ощутить знакомый вкус поцелуя, сбросить напряжение эротического томления, подступившего к самому горлу, разрывающему на части.
Непросто было сделать первый шаг. Ой как непросто.
Оргазм был незабываемый, феерический, неправдоподобно красочный и продолжительный, как сама жизнь.
Страстное примирение продолжалось до самого вечера.
Потом был ужин на скорую руку.
Вадик мазал Юлькину грудь малиновым вареньем и слизывал, слизывал.
Хулиганить было до чёртиков приятно. Доставляя взаимную радость, отдаваться без остатка, позволять себе привычные и запретные эротические забавы – тоже.
Юлька творила такое…
Впрочем, об этом не стоит говорить вслух. Это сокровенное и личное, о чём имеют право знать только двое: он и она.
Теперь супруги понимали: откажись они от попытки зачеркнуть прошлое – ничего подобного никогда бы не было.
В голову лезла непрошенная и весьма абсурдная мысль: если бы не измена…
Если бы не измена, они никогда не решились бы на предельную откровенность и искренность во всех сферах семейной жизни.
Ужасно, что к любви и согласию, к трогательным чувствам и глубинной нежности, к умению прощать и делать выводы, к обожанию и настоящей привязанности они пришли через измену.
Как говорится, – что выросло – то выросло.
Автору могут возразить: мол, верность – это промежуток между изменами, иногда столь краткий и незначительный, что превращается в математическую погрешность.
У кого как, у кого как…
Любовь без ошибок и страданий – иллюзия.
Любимым нужно верить.
Даже тогда, когда они оступились.
А чтобы читатель не задавал напрасно вопросы: Вадим не изменил. Ни с Викой, ни с кем иным. Ни вчера и не сегодня.
Понятно, что это частная история, но потребность изменить не вырастает из ничего.
Желание отведать клубничку с чужого поля – звоночек, сигнал: что-то в семейной жизни пошло не так.
Степаныч и тёщи
Я логист.
Словечко новомодное, с претензией на исключительность, а на самом деле ничего необычного: дирижёр с правами администратора и талантом самодеятельного композитора.
Шучу.
Сижу себе за компом, клавиши телефона тюкаю, графики рисую и инструкции всем и каждому даю.
Перед учредителями по стойке смирно стою, общаясь с клиентами, изображаю Папу Римского и Юлия Цезаря в одном лице, с руководством и менеджерами на равных, с персоналом и водителями по-отечески строго, с остальными – рубаха-парень.
Короче, работа – не бей лежачего.
Иногда, правда, накосячим чего либо, и понеслось…
Вот и сегодня.
По цепочке: от менеджера, небрежно принявшего заказ, и бухгалтера, выписавшего накладную с ошибками, до невнимательного кладовщика и рабочего, перепутавшего полеты с товаром, до меня, не успевшего или не захотевшего проверить, отличились все.
Клиент, оплативший европейскую керамическую плитку на два с лишним лимона, обратился с рекламацией, объясняя учредителям непечатными словами, что им пипец.
Так-то..
Еду разруливать.
Я ведь в нашей кампании за няньку, терапевта и психолога.
На такие переговоры обычно езжу с одним и тем же водителем – Виктором Степановичем Черномырдиным, полным тёзкой незабвенного политика, наговорившего невзначай афоризмов на большую книгу.
– Курс у нас один – правильный, вещал этот забавный дядька.
Или вот это: секс – это тоже форма движения.
Степаныч тоже был юморист ещё тот. А ещё…
Действует он на меня как экстрасенс и гипнолог.
Характер у Степаныча мировой: водила, а ума палата. Чего угодно по косточкам разберёт, диагноз поставит и совет даст.
Клиента я уболтал, хоть и с трудом.
Долго мы с ним шары катали, но аккорд был мелодичный: спели под гитару “в лунном сиянии”, уговорили бутылку марочного дагестанского коньяка с лимоном и сёмужкой. Он меня на рыбалку пригласил, намекнул, что подругу подгонит не хуже своей секретарши.
А та…
У меня… челюсть отвалилась и слюна капала.
Но я не о том, о Степаныче.
– Начальник, – говорит он, друг ты мне или не друг?
– Ато, – отвечаю, – для тебя, Степаныч, хоть звезду с неба, хоть пи…
Пошутил, короче.
– У меня тут, извини, конечно, тёща любимая, Алевтина Кондратьевна. Не могу мимо проехать, сам понимаешь. Я ведь как есть дамский угодник, тебе ли не знать.
– Уговорил, – говорю, подожду, сколько нужно, только я несколько экземпляров экспонатов под названием тёща уже знаю…
– То вторая. По счёту. Самая любимая, но ты со мной должен зайти. Алечка гостей любит. Доставим женщине радость.
Набрал Степаныч гостинцев. Три сумки.
Мясные и рыбные деликатесы, килограмма два мороженого, торт, шампанское, коньяк и так, по мелочи.
Как на свадьбу.
Дверь в квартиру в обшарпанной пятиэтажке открыл своим ключом.
– Кондратьевна глуховатая и ходит с трудом, но, тёща мировая. Сам увидишь.
К комнате с наглухо зашторенными окнами сидела сухонькая старушка с огромными очками на носу.
– Анюта, ты пришла, – скрипучим голосом спросила бабуля.
– Нет, Кондратьевна, это Степаныч, серый волк, зять твой любимый.
– Ой, солнце моё, а меня и угостить тебя нечем.
– Всё с собой, мамулечка, всё с собой. Анька-то часто приходит?
