скачать книгу бесплатно
Катя не знала, что Алексей уехал на слёт. На областные новости на экране она не обратила внимания. Стихи Веры Зарубиной были лишь фоном, но на знакомую фамилию и Лёшин голос девушка отреагировала сразу, уставившись в экран, где Алексей Вениаминович вдохновенно читал стихи… посвящённые ей. Именно те, которые она сейчас держала в руках.
Девушку словно током ударили. Она переводила взгляд с экрана на лист бумаги и не могла поверить в то, что здесь и сейчас ей признаются в любви на всю область, а может и на всю страну.
– Мама, мамочка, иди скорее сюда, он мои стихи читает.
– Кто он? Доча, мне некогда. Какие ещё стихи?
– Да он же, он, Лёша… из газеты, я тебе про него рассказывала. Он мои стихи читает, которые по почте пришли. Понимаешь, мама, он их мне читает. Он всем-всем признаётся, что любит меня, понимаешь… а мне… мне, мама, он ни слова не сказал. Почему?
– Тебе представляется, доча, что это так просто – признаться в любви? Мужчины ведут себя как капризные малыши, когда влюблены по-настоящему. Они, девочка моя, боятся как огня, что им, таким сильным, могут сказать нет. Ну и что думаешь по этому поводу, как поступишь?
С девочкой происходило нечто невероятное. Она сразу, сразу всё поняла. Всё-всё: зачем он к ней приходил, почему так настойчиво пытался встретиться взглядом, почему так странно себя вёл. Всё-всё поняла и обомлела от этой догадки.
Он же её любит! По-настоящему любит, только робеет признаться. А ведь Лёша ей давно нравится. Катя подумать не смела, что способна увлечь такого парня.
Катенька закрылась в своей комнате и ревела… ревела от счастья.
Мысли девочки неслись вскачь, разжигали из малюсенького тлеющего уголька симпатии кострище из чувств и эмоций, которое разгоралось всё сильнее, вызывая противоречивые ощущения: от неудержимого ликования и восторга до сомнений и безотчётного страха.
Катенька не успевала насладиться бурным воодушевлением и связанными с ним сладостными фантазиями как на смену полёту и парению в вышине над Вселенной в мятущемся сознании высевались семена неуверенности, стремительно прорастающие мучительными сомнениями и сопутствующей этим состояниям леденящей паники.
Разве так бывает, думала девочка, только что ничего не было, даже влюблённости и вдруг самая настоящая любовь, да какая! Ощущения были настолько неожиданными, до того захватывающими, что с ними невозможно было справиться в одиночку.
Катеньке захотелось немедленно объясниться, тотчас увидеть его, хотя бы по телевизору, если нет возможности встретиться.
Катенька плакала, танцевала, целовала листочки со стихами, представляла, что кружит сейчас не одна, а с ним, с любимым, отчего сердце выпрыгивало из груди.
А если это просто игра, спрашивала она себя? И тут же противоречиво заявляла, – ну и пусть, зато я его люблю, люблю и никому не отдам.
Они ни разу не разговаривали о чувствах, ни разу не были на свидании, ничего друг о друге не знали, а в девочке уже проснулась первобытная страсть и чувство ревнивой собственницы. Как же это право странно.
Лёша об этом даже не догадывался. Ему досаждали поздравлениями. Все просили написать какое-нибудь стихотворение, заверить его автографом, что было довольно приятно, но агрессивное внимание раздражало.
На танцевальную вечеринку юноша не остался: тихо улизнул при первой же возможности и сразу улёгся в постель, положив под подушку исцелованный, засмотренный едва не до дыр портрет.
Ночью Генка привёл очередную развесёлую пассию, изрядно пьяненькую и абсолютно не стеснительную.
На этот раз приятель ничего не спрашивал: пребывал в алкогольной эйфории, поэтому раздеваться парочка начала немедленно, хотя Лёша наблюдал за процессом обоюдного совращения. Он уже начал привыкать к близости совокупляющихся парочек.
Свет был выключен, но иллюминация на палубе замечательно подсвечивала взрослые игры. Воздух моментально насытился термоядерной смесью запаха приторных духов, пота и похоти, сквозь которую то и дело выстреливали молниями разряды сексуальной энергии: невыносимое испытание для того, кому суждено быть невольным зрителем.
Генка с компаньонкой старательно раскачивали каюту, многозначительно шептались. Слава богу, что на этот раз поединок закончился довольно быстро. Тем не менее, Лёше было неуютно и грустно, что люди могут иметь такие извращённые понятия о любви, самой светлой и яркой стороне жизни.
Он понимал, что постельная акробатика тоже часть любви, но до физической близости необходимо сначала пройти через бескорыстную дружбу, через платонические отношения. Нужно узнать друг друга, научиться доверять, уступать; понять, насколько друг другу необходимы и дороги, стать единым целым духовно и лишь тогда, если конечно слияние станет необходимой частью общения, можно открыть последнюю интимную тайну.
А так, ради высекания нескольких тлеющих искорок, которые зажечь ничего не способны, лечь в постель с первым встречным, довериться его беспорядочной непорядочности…
– Нет, Геныч, дурак ты, циничный и беспринципный коллекционер вульгарных излишеств. Не суждено тебе познать прелесть непорочной влюблённости, романтических переживаний, искренних чувств.
На обратном пути Лёша прикинулся больным, попросил поселить в отдельной каюте. Генка взрослый мужик, пусть сам решает, кого и как любить.
За три дня Лёша насочинял целый блокнот рифмованных строк и письмо написал.
“Милая Катенька. Не знаю отчего, но никак не могу решиться заговорить с вами о главном. Важном для меня, поскольку схожу с ума от вашего безграничного обаяния. Поверьте, мне очень сложно признаться в любви, но если не сделаю этого сейчас, если утрачу окончательно шанс стать самым счастливым человеком на свете …”
На одной из экскурсионных стоянок Лёша купил заказной конверт с марками для отправки. Письмо и тщательно переписанные стихи с признанием своего авторства были запечатаны, но так и не отправлены.
В редакции была подготовлена встреча с читателями, на которую пришли партийные и комсомольские представители. Встретили Лёшу с помпой.
Зрители рассчитывали на столь же эмоциональное выступление как в телевизионном репортаже, но виновник торжества не доставил им особенного удовольствия, лишь сбивчиво и вяло рассказал в общих чертах о слёте да прочитал без выражения одно единственное стихотворение.
Тем не менее, пришлось подписывать целую кипу фотографий, которые заботливо заготовили в редакции по указанию из райкома партии.
Одна из последних почитательниц подала конверт. Лёша, не поднимая головы, спросил, кому
адресовать автограф.
– Суровцева… Катя. Вы, конечно, можете поставить автограф, но это письмо адресовано вам.
Лёшу пронзило осознание, что с ним разговаривает она, Катенька. А ведь у него тоже есть для неё письмо.
– Извините, Катенька. Не видел вас в зале. Письмо от вас? А у меня… знаете, у меня тоже для вас послание. Очень важное. Только не читайте его здесь.
– Ты тоже, Лёша, здесь не читай. Не спрашивай пока ничего, хорошо? Вечером поговорим.
– Вечером! Где, где, Катенька!
– Я всё написала. До встречи… Лёша… я буду… буду с нетерпением тебя ждать.
Трудно быть богиней
Я, наверно, слишком часто плачу,
Слёзы накликают неудачу.
Слишком мало счастью доверяю
И его доверие теряю…
Счастье любит смелых и отчаянных,
Вечно опечаленных боится.
Им оно не дарит встреч нечаянных,
Им оно во сне – и то не снится!
Вероника Тушнова
Лариса ехала в переполненной маршрутке, которой управлял довольно нервный водитель, на собеседование по поводу трудоустройства, пытаясь на ходу подготовить себя к любым, даже самым неожиданным и нелепым вопросам работодателя.
Она устала от мизерной зарплаты на нелюбимой работе, от отвратительного отношения к персоналу начальства, от непосильных, не соответствующих штатному расписанию профессиональных требований. Не меньше раздражала бытовая неустроенность, странные в последнее время, накалённые до предела отношения с мужем.
Было видно, что в недавнем прошлом этот лихой житель гор, гнавший сейчас автомобиль, словно на ралли где-нибудь в пустыне, так же азартно ещё недавно скакал на лошади по ущельям меж скал.
Виражи микроавтобус закладывал поистине гоночные, соревновательные. Машину немилосердно мотало из стороны в сторону.
Хорошо хоть юноша с футляром в руках от какого-то небольшого струнного инструмента уступил ей сидячее место. Теперь будущий лауреат чего-нибудь очень музыкального уставился на неё, таращится, не отрывая глаз, и пускает слюни.
В другое время Лариса могла бы обрадоваться такому пристальному вниманию юного дарования, внешность его была весьма привлекательной, только не сейчас, когда сознание раздирают на части десятки неразрешимых проблем одновременно.
Подобным образом она трудоустраивалась впервые, совсем не представляла, как себя вести, что именно хотят от неё услышать, какие сюрпризы в итоге способны преподнести. Работодатель нынче пресыщенный, желающих занять практически любую вакансию больше, чем требуется.
Неблагоприятные обстоятельства выбивали из колеи, заставляли нервничать, а тут ещё нечаянный воздыхатель, и сумасшедший водитель.
Ещё неожиданный вопрос девушки, которая разговаривала с ней по телефону. Задав несколько странных вопросов, она обронила пару фраз, вызвавших беспокойство, – жаль, что вы женщина. Скажите, вы симпатичная, привлекательная?
Почему жаль! Эта фраза отнимала надежду, которая и без того висела на волоске.
Что касается привлекательности, это был вопрос, на который она не могла ответить иначе, как в неопределённой форме.
Раньше, до замужества, Лариса была твёрдо уверена в своей неотразимости. Разглядывать себя в зеркало она любила. Причём, неизменно отмечала, какая же прехорошенькая девочка смотрит на неё из блестящего пространства напротив. Разве что небольшие детали казались чужеродными на прелестном личике.
С фигурой Ларисе и вовсе повезло. Этого не отрицали даже злючки и завистницы.
Но это было совсем в другой жизни.
За два года супружества горячо любимый муж опроверг её мнение относительно массы привлекательных анатомических особенностей лица и силуэта, а также характера, которые она считала неотразимыми изюминками своего скромного обаяния.
Степан то и дело вызывал сомнения в реальности притязаний жены на привлекательность, открыто сравнивал отдельные черты лица, особенности фигуры с понравившимися деталями у подружек и просто у случайных прохожих.
Он то и дело обращал внимание Ларисы, то на объёмные груди, то на тугие попки, обсуждал походки всех встреченных по пути девчонок, их привлекательность, улыбчивость, прицокивая при этом в особых случаях языком, разводя руками, что девушка однозначно принимала на свой счёт, как критику.
Цепкий взгляд Ларисы старался запоминать нюансы его вкуса. Она пыталась соответствовать видению мужа о привлекательности в меру ограниченных возможностей собственной внешности, косметики и личной дизайнерской выдумки.
Теперь она не могла вспомнить, как выглядела тогда, в самом начале.
Постоянные изменения внешности вызвали постепенное привыкание к навязанному супругом стандарту, нивелировали вкус, который у неё когда-то был. Теперь Лариса в этом не уверена. И вообще, как-то всё зыбко стало в её жизни, неправильно. То, о чём она мечтала всего два года назад, было явным преувеличением. Жизнь оказалась намного циничнее.
Девушка сама теперь не понимала, нравится ли себе такой, сегодняшней, или уже нет.
Косметические примочки и хитрости макияжа изменили её внешность до неузнаваемости. В некоторой мере, накрашенной Лариса выглядела куколкой.
Она привыкла к нарисованной внешности настолько, что перестала воспринимать себя без неё.
Лариса давно не позволяла мужу или кому-то ещё лицезреть себя до процесса художественной обрисовки лица.
По этой же причине ей пришлось полностью отказаться от таких радостей жизни как походы на природу, от весёлых ночёвок у друзей, от банных процедур, даже от фитнеса.
Встретив Ларису в первозданном виде, мало кто смог бы с уверенностью сказать, что знаком с ней.
Молодой человек с музыкальным футляром глядел на неё с умилением и долей нежности. Это было заметно. Но, это же обстоятельство и злило.
– Какого чёрта пялиться на растрёпу!
Столько времени было потрачено, чтобы привести себя в божеский вид, который можно эффектно предъявить работодателю и вот, из-за неуравновешенного джигита-водителя теперь придётся искать укромное место, где можно в спокойной обстановке дорисовать макияж, уложить выбившиеся локоны.
Ещё этот созерцатель, явно увидевший в ней соблазнительный сексуальный объект.
– Стоит, зараза, балдеет, ловит эмоциональную сладость, и эротический кайф. Тьфу на тебя, музыкант! Ну, отвернись же, без тебя тошно.
Юноша послал Ларисе очередную улыбку, достал из нотной папочки лист, расчерченный под запись музыкальных ритмов, изобразил несколько крупных размашистых знаков и что-то коротко написал.
Девушка отвернулась. Молодой человек сложил лист пополам, опустил записку на её колени, и двинулся к выходу.
Первой реакцией было засунуть листок ему в карман. В это время машину тряхнуло, лист чуть не свалился.
Пока она ловила бумагу, маршрутка резко остановилась. Стоящие попадали вперёд. Кто-то кому-то причинил боль. Последовала возня, крики, ругань.
Через несколько мгновений автобус тронулся вновь. Юноша махал правой рукой, неловко прижимая инструмент к груди.
Лариса раскрыла лист. В нём была непонятная ей музыкальная фраза, и надпись “Я влюблён, восхищён, очарован!!!” Чуть ниже телефонный номер и имя – Марат.
В глазах защипало. Только этого ей не хватало, сентиментальной дурочке.
– Очарован он… ещё бы, изо всех сил старалась усладить взыскательный вкус работодателя.
Знаю, если мужчина признаётся в любви, обещает проводить, восторгается внешностью женщины, дарит ей цветы, это совсем не значит, что их мысли и желания совпадают. Она хочет любви, он – секса.
Лариса совсем не девочка, сколько раз уже попадалась на эту хитроумную удочку.
Однако взор её затуманило, грязными разводами потекла тушь.
Катастрофа!
Девушка отчаянно хлопала глазами, пытаясь не разреветься.
Несмотря на раздражённое состояние, Лариса вытащила из сумочки новенький файл, предварительно оглядев пассажиров (не следит ли кто за ней), аккуратно поместила туда расправленный лист и начала пробиваться к выходу.
До назначенного времени оставалось пятнадцать минут.
Лариса зашла в кафе, юркнула в туалет, начала лихорадочно колдовать над внешностью, невольно вспоминая записку, юношу, удивительно нежную фразу.
Она даже не заметила, как привела себя в порядок и успокоилась.
Посмотрев на себя в зеркало, Лариса к своему удивлению увидела симпатичную, улыбающуюся себя. Совсем незнакомую, похорошевшую.
– Стёпка, балбес ты, однако, совсем не разбираешься в красоте и привлекательности.
