скачать книгу бесплатно
Дата: 5 августа 1986 года
Юридический округ: Стокгольм
Государственный департамент уголовных расследований
Принял информацию: детектив К. Расмуссен 7327
Запись по делу об убийстве Пальме
Источник информации: Стиг Ларссон
Профессия: журналист
Работодатель: «TТ», отдел графики
Тема: информация по ЕРП / Гуннарссону
Ларссон утверждает, что впервые столкнулся с ЕРП в 1973-м, когда партия за одну ночь «выскочила» в Швеции. Они располагали значительными финансами и хорошо налаженной структурой. Проводили встречи в разных местах в Швеции и везде оставались на несколько недель.
Ларссон присутствовал на их собрании в Умео в 1974 году. Он планировал задержаться там лишь ненадолго, но вместо этого полночи слушал хорошо подготовленные речи; в числе выступавших был Джон Хардвик. Ларссон проникся интересом к ним, но не стал членом группировки.
Выступавшие провели пару недель в Умео, мероприятия шли по несколько в неделю. Их темой был новый мировой порядок, способный предотвратить всеобщую катастрофу. По впечатлениям Ларссона, эта тематика точно соответствует академической интерпретации фашизма. Он читал книги и иные опубликованные материалы ЕРП, и все указывало на то же самое отношение к отдельным лицам и обществу.
Организацией руководят из Восточной Германии, сейчас, как и тогда. Клиффорд Гэдди – человек, который передает директивы оттуда в Швецию.
В 1978 году информантом стал Микель Вале, ныне работающий в Висбадене, в Европейской штаб-квартире Европейской рабочей партии, в прошлом – агент спецслужб и инакомыслящий в Комитете американских дезертиров в Швеции. Когда его выгнали оттуда, он занялся организацией ЕРП вместе с Торе Фредином.
С 1974 года Ларссон обращает внимание на книжные стенды ЕРП и слушает ее ораторов.
Работая графиком-дизайнером в «ТТ», он ознакомился с фотороботом тридцатитрехлетнего подозреваемого. Он полагает, что когда-то видел этого человека.
Ларссон уверен в точности своей визуальной памяти, но не может вспомнить, где его видел. Позже в тот же день он припомнил, что видел его трижды. Первый раз – в Хаймаркете (Хёторгет) в Стокгольме в 1977–1978 годах, когда останавливался у книжного стенда ЕРП. Этот человек, принадлежавший к партии, тогда говорил с ним. Спрашивал, что Ларссон думает о воззрениях, пропагандируемых ЕРП, о его работе, месте жительства и т. д. Человек начал разговор со слов «Привет, как дела?» – как если бы они с Ларссоном были знакомы. Сперва Ларссон не мог понять, знает ли он этого человека на самом деле, но затем заподозрил, что тот член ЕРП и, по-видимому, приманивает публику к стенду. Ларссон расстался с ним через 10–15 минут.
Через две-три недели он встретил этого человека у стенда ЕРП перед супермаркетом Nordiska Kompaniet на Хамнагатан. В этот раз он решил не приближаться, но видел, что и здесь этот человек собирает у стенда любопытных.
Ларссон много размышлял об этом, особенно после того как полиция пригласила его побеседовать. Он уверен, что этот человек очень похож на тридцатитрехлетнего подозреваемого. Восемь лет назад у него была другая стрижка, подлиннее.
Ларссон – внештатный сотрудник Searchlight, радикального лондонского журнала, который пытается проводить журналистские расследования относительно ультраправых групп в Европе и США.
Северин
Стокгольм, лето 2014 года
За стеклом в кондитерской «Кафе Нюберга» – вся классическая шведская выпечка: зеленые тортики «Принцесса», шоколадные шарики, земляничные пирожные, плюшки. Кофе немного перестоял на горелке, но все же бодрит. Публика тут смешанная, но, когда спадает утренний наплыв клиентов, вокруг меня остаются в основном немолодые мужчины. Разговор касается самых разных тем, от мировой политики до звука бьющегося стекла минувшей ночью.
Стиг тоже любил посидеть в стокгольмских кафе, послушать, о чем толкуют за соседними столиками. От его знакомых я знаю, что в кафе он встречался с теми, кто предоставлял ему информацию. Его друзья рассказывают анекдот, как Стиг описывал им одно кафе, в то время только что открытое им для себя, а затем ставшее любимым. Оно называлось «Северин» – так же звали дедушку Стига. Вернее, Стиг считал, что оно называется «Северин», пока не обнаружил, что вывеской служило слово Servering, которое обычно по-шведски означает просто «ресторан» и в котором не горели две буквы.
Дедушка Стига Северин занимал в его жизни большое место даже через много лет после смерти. Северин всегда был «красным», даже кресло-качалка в его гостиной было красного цвета. Когда родители Стига оставили его ребенком на попечение дедушки и бабушки по материнской линии, Стигу понравилось у них, хотя Северин и его супруга Текла жили очень скромно – к этому Стиг быстро привык. Их дом, может, и не был просторен, зато мальчик пользовался безграничной свободой в деревне Моглиден, недалеко от Норше во внутренней части Северной Швеции. Дома там выстроились друг за другом вдоль одной гравийной дорожки. В три года Стига отпускали одного гулять по всей деревеньке. Очень скоро он начал называть Северина «папой», а Теклу «мамой» – ведь сколько он себя помнил, он всегда жил с ними. Когда приезжали его отец Эрланд и мать Вивианне, он называл их по именам, хотя и знал, кем кто на самом деле ему приходится.
Мальчиком Стиг проводил много времени в мастерской Северина, где тот чинил соседскую газонокосилку или карбюратор. Здесь же Северин беседовал о политике с теми, кто его навещал. Стиг впитывал все, что слышал.
Северин ненавидел нацизм, а еще больше ненавидел нацистов, которые после войны надели маски и затаили порочную идеологию в сердцах. Таких было немало, они занимали высокие должности, выше, чем могли представить себе обыватели. Стиг учился на этих разговорах деда. Не так много ребят в Северной Швеции интересовались политикой, поэтому развитие маленького Ларссона считали преждевременным.
Когда ему исполнилось девять лет, его жизнь печально изменилась. Накануне осенью Северин перенес первый инфаркт и с тех пор чувствовал себя нехорошо. Доктор из Норше дал ему строгие предписания, но Северин ими пренебрегал. Прошел год, и страх перед новым инфарктом ослабел. 13 декабря 1962 года, в праздник Святой Лусии, дед Стига работал в своей мастерской. После полудня ему стало плохо, и он вынужден был прилечь на скамейке. У него стала сильнее обычного неметь рука, и он решил отправиться домой. Нужны были нечеловеческие усилия, чтобы одолеть всего несколько сот ярдов. Он и не одолел, упал лицом в снег.
На вопли детей, игравших в снежки и увидевших, как падает Северин, прибежало несколько взрослых. Старика, страшно побледневшего, затащили в машину соседа, куда села дрожавшая Текла и протиснулся Стиг. Было легко поверить, что дед уже мертв, хотя поначалу он пришел в сознание. В клинике Норше доктор, осмотревший его и провозившийся с ним два часа, сказал Текле, что второй инфаркт едва не убил Северина и что ему придется остаться в клинике.
Текла Бострём расплакалась от облегчения. Через час им со Стигом позволили увидеть Северина, лежащего на больничной койке. Он тяжело дышал и мало напоминал человека, еще вчера весело гонявшегося за Стигом по маленькому домику в Моглидене. Его глаза казались пустыми, он, похоже, с трудом понимал, кто такие Текла и Стиг. Бабушка взяла мужа за руку и начала утешать, уверяя, что все будет хорошо.
Четыре дня спустя врач решил, что Северин достаточно окреп, чтобы вернуться домой. Ему разрешались лишь короткие прогулки тихим шагом, запрещены были физические нагрузки, предписано регулярно принимать лекарства. Через три недели он мог бы опять начать понемногу работать.
Третий инфаркт случился утром за четыре дня до Рождества. Заглянув на кухню, где лежал Северин, спросить, не хочет ли он сэндвич на завтрак, Текла обнаружила его уже мертвым. Она замерла и онемела – с метлой в руке. Стиг почувствовал, что что-то произошло, и прибежал из комнаты с верхнего этажа. Увидев сцену в кухне, он бросился к парадной двери и стал звать на помощь. На крик мальчика прибежал сосед, разгребавший лопатой снег.
Северин лежал со скрещенными на груди руками и закрытыми глазами, а Текла неистово мела пол на кухне. Стиг яростно бил деда по ноге и громко ругал, что тот его покинул, не обсудив сперва этого с ним. Они с Теклой ощущали пустоту в душе, которую оставил по себе Северин. Через пару часов за мальчиком приехали Эрланд и Вивианне. Но годы, проведенные в Моглидене, наложили отпечаток на всю дальнейшую жизнь Стига.
Кафе
Увлеченность борьбой против правого экстремизма по-разному проявляла себя в жизни Стига, без перерывов со времени смерти деда. Однако только в последние несколько лет он начал находить подход к этой проблеме. Рассказы Северина о Второй мировой войне и послевоенных годах пробудили интерес Стига. Он задавался вопросом, почему его дед пострадал из-за того, что в нем подозревали коммуниста, а сторонники нацистов продолжали спокойно работать в нейтральной Швеции. Стиг был еще ребенком, когда стал понимать, как несправедливо обошлись с его дедом. Может быть, желание отомстить за раннюю смерть деда в пятьдесят шесть лет так подействовало на Стига. В любом случае он намеревался посвятить всю жизнь борьбе с несправедливостью и нетерпимостью, особенно в форме фашизма, расизма и сексизма.
Но множество задач, занимавших Стига разом, отнимали уйму времени. Он выслеживал ультраправых, открыл журнал, писал книги. И кроме того, вел расследование убийства Пальме. На некоторые другие увлечения и на отношения с Эвой времени уже не хватало. Ему всегда нужны были еще одна чашка кофе или еще одна сигарета, чтобы поддержать тонус. Ни минуты, чтобы расслабиться или заняться гимнастическими упражнениями.
Он стал набирать вес, здоровье пошатнулось. И это напоминало Стигу о том, что и ему отпущено ограниченное число лет, как и деду. Столько всего оставалось несделанным! Иногда я чувствовал, что мне поручили работу огромной важности – вдохнуть жизнь в кипы старых документов, в надежде, что там проблеснет необходимый намек на разгадку.
Работа немалая. Тем утром в «Кафе Нюберга» я бегло, хотя и вежливо поприветствовал остальных посетителей и погрузился в чтение отсканированных бумаг Стига. На тот момент я уже несколько раз просмотрел все, что у меня было в электронном виде.
Я постепенно переносился в восьмидесятые, эпоху до мобильных телефонов, когда в Швеции было всего два общественных телеканала, всего пять политических партий в парламенте, а холодная война медленно шла к концу. Интерьер «Кафе Нюберга» создавал подходящую атмосферу, поскольку здесь очень мало что переменилось с шестидесятых годов.
Чем больше я читал, тем более явными представали связи и пересечения, которые видел и Стиг. Группировки правых экстремистов напоминали сегодняшние – с разной степенью расизма, фашизма и национализма. Уже тогда их всех объединяла враждебность по отношению к иммигрантам.
Небольшая группа шведских ультраправых в 1980-х годах утверждала, что главным образом их мотивировало нечто иное, нежели ксенофобия. Они противостояли коммунизму, посчитав, что лучше бороться с ним, чем стать его жертвами, и выступали заодно с западным миром в холодной войне. Иногда приемлемые воззрения переходили в расистские, антисемитские или фашистские. Этих людей делало экстремистами то, что они готовы были прибегнуть к методам, не относящимся к легальным и демократическим. Методам, которые не исключали насилия.
Группа, которая открыто противостояла иностранцам, была более агрессивной и потому более заметной. Из архива я понял, что году в 1986-м менее заметная группировка интересовала Стига по крайней мере не меньше, чем другая. Возможно, менее агрессивные правые присутствовали в шведских государственных учреждениях, где властный ресурс в их руках мог принести много вреда.
Разыскивая убийц Улофа Пальме, Стиг, очевидно, делал все, что было в его силах. Но кроме того, он передавал полиции ту часть своих материалов, которые казались подходящими, когда журналистских возможностей не хватало, чтобы продолжить начатое. Он мог делать то, чего не могла полиция: раскапывать сведения, проникать в организации, но, в конце концов, это полицейские расследовали уголовные дела, прокуроры доводили их до суда, а суд выносил решение о виновности обвиняемых.
Теперь настала моя очередь сделать все, что моих в силах, чтобы дать полиции то, чего сами они найти не могли. Еще до того, как я обнаружил архив Стига Ларссона, я наткнулся в своих разысканиях на человека, которого поначалу подозревали, но полиция в итоге оставила его в покое. Он так и не привлек большого внимания СМИ. Я думал, что поступлю так же, как поступил бы Стиг, и составлю для полиции отчет о человеке, которого я назвал Якоб Теделин. Я дал ему псевдоним, чтобы сохранить его имя в тайне, пока я только устанавливал связь между ним и убийством Пальме. Разумеется, в полиции узнают его настоящее имя, но для остальных он будет Якобом Теделином. В отчете, который я хотел написать для полиции, я бы обрисовал те новые факты о нем, что мне удалось узнать. Без каких бы то ни было допущений, отбрасывая не самую необходимую информацию. Это займет время, а пока, прежде чем начать, мне нужна еще чашка передержанного кофе. И сигарета.
Хольмер наносит удар
Стокгольм, декабрь 1986 года
Для полиции осень выдалась трудная. Журналисты присматривались к «основной линии» расследования и выяснили, что речь идет о Рабочей партии Курдистана. Статьи по этому поводу вызвали у полицейских ощущение, что от них требуют активных действий. Хуже всех тиранил полицию самый влиятельный из журналистов – Ян Гийу. Человек, который вытащил на свет гарвардское дело и другие неприятные для Пальме истории, теперь убеждал читателей, что полиция, как всегда, злоумышляет против иммигрантов и левых. Он считал, что, сделав Рабочую партию Курдистана главным объектом расследования, полиция хочет убить сразу двух зайцев. Одним хорошо сформулированным доводом Гийу развеял по ветру подозрения в адрес РПК и обратил оружие, направленное полицией на курдов, против самого Хольмера. Гийу выставил его зацикленным на себе и помешанным на заговорах шутом. Хольмер счел, что подобное определение больше подходит его автору, Гийу. Перебранка между СМИ и Хольмером, начавшаяся в сентябре, продолжалась на глазах публики до последних недель года. Ни одна из сторон не желала уступать.
То же касалось раздоров между полицией и прокуратурой. Прокурор К. Г. Свенссон давно ушел, его заменил Клаес Зейме, хитрый старый лис, которому все равно в ближайшее время пора было на покой, и поэтому он ничего не терял, высказывая то, что думает. Хольмер продолжал систематическую разработку дела против курдов под постоянным обстрелом СМИ, прокуратуры и – возникало такое чувство – некоторых сотрудников самой полиции. Однако он все еще прятал туза в рукаве. Он собирался одним махом взять под стражу всех курдов, которые могли иметь какое-то отношение к убийству. Должны были быть допрошены одновременно не менее пятидесяти восьми человек. Эти так называемые борцы за свободу – в глазах Хольмера – были, несомненно, виновны. Черт возьми, его друг Эббе Карлссон получил прямиком из секретной службы информацию относительно готовящегося убийства за день до того, как оно произошло! В худшем случае, то есть если он не найдет стрелка, он по крайней мере докажет, что за убийством стоят курды. Возможность любого иного развития событий Хольмер отметал. Он нисколько не сомневался в своей правоте.
Мешало Хольмеру только то, что для проведения такой операции требовалось одобрение прокурора. Даже имея поддержку правительства, ему было не справиться с Зейме в одиночку. Прокуроры упрямились, они даже сравнили операцию с действиями чилийских военных, согнавших оппозиционеров на стадион и заперших их там. После нескольких месяцев переговоров с прокуратурой там дали согласие на «Операцию Альфа», но ограничили число подлежащих аресту курдов двадцатью. Приближалось Рождество, когда Хольмер не смог бы заставить своих подчиненных, и так прежде уже лишенных отдыха, работать без выходных. А между тем все силы должны были быть направлены на решение вопроса с курдами. Сейчас-то Хольмер действительно видел свет в конце туннеля.
Среди всех этих сложностей Хольмера настигла и добрая весть. Новостная программа Rapport главного телеканала Sveriges Television назвала его Шведом года. От этой высокой чести Хольмер пришел в восторг.
* * *
«Операцию Альфа» провели 20 января 1987 года. Полиция одновременно задержала для допроса двадцать человек, в основном курдов. Однако прокурор решил, что большинство должно быть отпущено в тот же день, а остальные – вскоре после этого.
Операция не принесла того успеха, на который рассчитывал Хольмер. Наоборот, она позволила прокуратуре восстановить должный порядок. Спустя две недели, 5 февраля, Хольмер сложил с себя полномочия руководителя расследования. Швед года снова стал всего лишь начальником полиции.
Но этим дело не кончилось. У Хольмера оставались связи среди министров социал-демократов и его друг Эббе Карлссон. Можно было еще какое-то время поиграть с «основной линией», курдской, но теперь уже тайком ото всех.
Нет, нет, да
Стокгольм, январь 1987 года
В половине девятого вечера в дверь квартиры Стига и Эвы позвонили. Стиг открыл и пригласил гостя войти. Хокан Хермансон, высокий, бородатый, темноволосый, обладал шармом, которому, вероятно, и был главным образом обязан уважением в редакции утренней газеты Arbetet – как и вниманием женщин. Стиг ожидал услышать от него выговор жителя Мальмё – там выходила Arbetet – и поразился сильному гётеборгскому акценту.
– Неблизкий путь сюда, в пригород Стокгольма, должен признаться. Вы не собирались пить кофе? Кажется, я чувствую запах.
Они прошли на кухню. Стиг наполнил чашки и прикурил сигарету. Он представил Эву, тоже появившуюся на кухне.
– Эва, моя жена или, лучше сказать, партнер – так это теперь называют? Мы вместе более десяти лет, и вы можете свободно говорить при ней все, что хотите сказать мне.
Эва, однако, приготовив себе сэндвич на завтра, извинилась и отправилась спать. Рано утром ей, как архитектору, нужно было присутствовать на открытии строительства. Стиг проводил Хокана в гостиную, и они уселись там за обеденным столом.
– То, что я слышал, звучит великолепно, но слышал я мало, поэтому давайте по порядку.
– Мы с Лассе Венандером работаем в нашей газете над одним проектом. Это нечто такое, что, скорее всего, будет иметь в Швеции долговременные последствия. Мы намерены пролить свет на то, как обстояли дела с ненавистниками Пальме и кампаниями против него до момента его убийства. Я слышал, вы отслеживаете деятельность правых экстремистов. Уверен, что ваша работа пересекается с нашей. Говорят, что ваш конек – раскопать что-нибудь эдакое. Поэтому мы с Лассе были бы очень рады, если бы вы присоединились к нам.
Трудно было противостоять обаянию Херманссона и тому, как он говорил со Стигом, – как будто они уже начали сотрудничество. Если с теми, кого он расспрашивает, чтобы выудить информацию, он ведет себя так же, ясно, что ему удается заполучить больше сведений, чем другим. Херманссон положил перед Стигом два листа, исписанных от руки.
– Это список тех, к кому мы хотим присмотреться. У нас пока немного имен, но мне кажется, вы в этом разбираетесь лучше нас.
Стиг бросил взгляд на список и поднял глаза на Херманссона.
– Я социал-демократ и занимаю довольно прочное положение в партии, – пояснил тот. – Мы с Лассе встретились с партийным… ну, назовем это подразделением по сбору фактической информации. Возникла идея написать серию статей в Arbetet и, возможно, книгу, если все пойдет гладко. При следующей встрече нам дали добро, мы получили финансирование. Но самое важное – это свободный доступ в социал-демократические круги. Никто из тех, кто знал Улофа, не откажется побеседовать с нами.
Теперь Херманссон выжидающе смотрел на Стига.
– Похоже, это крутой проект, и ясное дело, имена в вашем списке мне знакомы. Действительно, это совпадает с тем, над чем я сам работаю. Но кое-что меня смущает. Вы же знаете, что я не социал-демократ, верно? Я троцкист и пишу для Интернационала. И мы не в восторге от того, как вы правите этой страной. Даже если наши цели в данном случае совпадают, мне не очень хочется связываться с правящей партией.
– Да, я знаю, вы считаете нас ревизионистами и все такое. Но вы же согласны, что вся эта ненависть в адрес Пальме, косвенным образом направленная против демократии как таковой, – все это ужасно, не так ли? Или я чего-то не понимаю?
Стиг жестом показал, что все правильно, но есть еще кое-что.
– Я намерен противостоять фашизму и правому экстремизму, посвятить этому годы, может, всю жизнь. Но, как бы ни были заманчивы ваши предложения, мне бы не хотелось, чтобы мои противники знали, кто я и что и как расследую.
– Но если вы подключитесь к проекту, вы станете настолько известным, что сможете писать какие вам заблагорассудится статьи и книги. Вы совершите огромный скачок в карьере журналиста.
– Это да, а вот смогу ли я работать дальше? Бороться с ультраправыми – не совсем то же самое, что сделать журналистскую карьеру. Вопрос стоит так: приобрету ли я больше возможностей, чем потеряю?
Очевидно, эти два человека симпатизировали друг друга, но разговор пошел неверным путем. Херманссон просил у Стига то, что Стиг не готов был ему дать.
– Боюсь, должен сказать вам «нет». Пожалуйста, читайте то, что у меня есть, но я не могу пойти на риск, что не смогу выслеживать экстремистов, когда выйдут статьи, о которых мы говорим.
Стиг открыл бутылку красного вина и, не спрашивая, наполнил два бокала. Разговор перешел на другие предметы. Вероятно, это было нужно обоим, чтобы начать сначала. После второго бокала вина Стиг сказал:
– Погодите-ка. Я собираюсь сделать кое-что, чего никогда не делал.
Он вышел из комнаты, и Херманссону пришлось дожидаться его возвращения достаточно долго. Стиг вернулся с серьезным и решительным выражением лица.
– Вот что мы сделаем. Я помогу вам с поисками материала для этих статей. И совершенно бесплатно. Но хочу получить гарантии, что мое имя не будет упоминаться в связи с вашим проектом. Такое предложение вас устроит?
Херманссон подумал несколько секунд и согласился. Гарантии анонимности – не самая большая цена за помощь человека, который, кажется, отыскивал информацию лучше всех в Швеции. Они скрепили договор рукопожатием, и Стиг открыл вторую бутылку.
Миссия: Улоф Пальме
Стокгольм, февраль 1987 года
Идея проекта формулировалась так: «Эти статьи исходят из предположения, что убийство Улофа Пальме можно рассматривать как следствие, логично вытекающее из постепенных перемен в Швеции и во всем западном мире».
Это требовало тонкого подхода. Всегда надо уметь лавировать, когда пишешь книгу или серию статей, которая попадет в сферу пристального внимания всех политических групп. Да и речь шла об убийстве, к тому же убийстве Пальме, так что риск вызвать недовольство еще увеличивался.
Другой фактор риска состоял в том, что расследование могло увенчаться успехом до выхода книги. Могло выясниться, что между кампаниями, развернутыми против Пальме, и его убийством вообще нет связи. Хотя, конечно, разоблачение убийцы не назовешь отрицательным результатом, просто книга вызвала бы меньше внимания, вот и все. Удар критики брали на себя Хокан Херманссон и Ларс Венандер. От Стига требовалось только одно: провести изыскания так, чтобы они сами по себе не возбуждали нареканий.
Еще одна проблема, более конкретная, – огромное число организаций и отдельных лиц, замешанных в кампании против Пальме. Эти группы пересекались между собой, объединялись, разделялись, рассеивались. А когда доходило до конкретных фигур, картину вообще не мог понять никто, кроме самого Стига. Он-то все держал в голове, а если чего и не помнил, то знал, под каким именно углом следует просматривать записи. Теперь ему нужно было перевести все данные, которые дало его расследование, в удобный для восприятия формат.
Чтобы было с чего начать, Стиг решил составить три списка с краткими объяснениями: перечень организаций, перечень отдельных лиц и список важных адресов в Стокгольме. Цель была в том, чтобы дать коллегам понять, как деятели правого крыла и противники Пальме связаны между собой, но без всяких преждевременных указаний, что кто-то конкретно из перечисленных имеет отношение к убийству. Естественным образом номером один оказывался Андерс Ларссон, основатель Демократического альянса в 1970-х, все еще весьма активный на политической сцене. К тому же он заявлял, что загодя знал о том, что Пальме будет убит.
Андерс Ларссон
Чем-то напоминает паука в паутине – его рука чувствуется всюду, где сталкиваешься со шведскими правыми экстремистами. Похоже, использует разные имена, вымышленные и реальные, подписывая свои письма. Ларссон предупреждал о возможном убийстве Пальме. Очевидно, о нем собирало сведения СЭПО, поскольку Ларссон замышлял покушения на социал-демократических политиков (не Улофа Пальме).
Карл Г. Хольм
Один из издателей журнала «Контра», сотрудник Федерации шведской промышленности. Заклятый враг Андерса Ларссона, поскольку они вошли в разные фракции Демократического альянса, когда тот раскололся. Со времени раскола между Ларссоном и Хольмом / «Контра» – открытая война.
Филип Лундберг
Связан с Хольмом и проводит «Народную кампанию за НАТО». Также связан со «Свободой в Швеции».
Андрес Кюнг
С виду безобидный член Либеральной партии, принадлежащий к избранным кругам «Свободы в Швеции», но известен также в «Международном сопротивлении» и сблизился с «Контрой» после того, как получил Премию Свободы, что должно было вывести из себя их главного врага, Андерса Ларссона.
Бертиль Ведин
Лейтенант в отставке, известен тем, что поддержал вторжение США во Вьетнам. Занимался «сбором информации» для Валленбергов. Связан с Демократическим альянсом. Переехал в Лондон в 1975 году и работал там на объединение шведских компаний. Знаком и с Ларссоном, и с коллективом журнала «Контра», более близок к последнему. Убежденный ненавистник Пальме, есть подозрения, что он может как-то быть замешан в убийстве.
Ханс фон Хофстен
Морской капитан, член «Свободы в Швеции» с октября 1985 года. Через месяц возглавил протест офицеров; в статье в газете Svenska Dagbladet перед поездкой Пальме в Москву публично утверждал, что премьер не располагает доверием народа.
