скачать книгу бесплатно
– Вот это да! Он уже и это разнюхал! – воскликнул Стивен.
– Что именно?
– Да просто я придумал себе хобби, балуюсь акварельками. Так, для отдыха – хочется иногда развлечься. Наверное, тебе они покажутся забавными.
– Вовсе не обязательно! Может, они приведут меня в восторг. Я постараюсь найти подходящие эпитеты. Но я не знала, что ты рисуешь.
– Я просто не осмеливался сказать тебе, милая. Что ж, теперь мне остается только дождаться твоей компетентной оценки. Но оставим пока это… Насколько я понял, ты приехала навестить кузину?
Она кивнула, но по лицу ее пробежала легкая тень, и Стивен быстро спросил:
– В чем дело, Дженни? С ней что-то случилось?
– Н-нет… Вернее, да, Стивен. Я беспокоюсь за нее.
– Может, расскажешь?
– Конечно. По-моему, ты не встречался с Джиллиан? Она вышла замуж за Жака в тот год, когда кончилась война. Он занимался виноторговлей. В Бордо у них был уютный домик – я однажды останавливалась там, – они жили счастливо. Несколько лет назад Жак умер, а поскольку они не завели детей, то Джил осталась в Бордо практически одна. Мы были почти уверены, что она вернется в Англию. К тому же средств у нее оставалось не так много. Но она не захотела. По-моему, она вбила себе в голову вздорную идею, что будет обузой для нас, или еще что-то в этом духе. Потом мы узнали, что она стала преподавать английский в местной монастырской школе. А прошлой весной Джиллиан заболела. Не то чтобы серьезно, нет, чем-то вроде гриппа. Сама по себе болезнь не особенно опасна, но тем не менее проболела она достаточно долго. Мы снова написали ей, уговаривали бросить работу и приехать в Англию, но она решила перебраться в Пиренеи, чтобы восстановить здоровье и вообще прийти в себя.
– Сюда? В Гаварни?
– Не совсем. Она выбрала монастырь в соседней долине. Это монастырь Нотр-Дам-дез-Ораж, и при нем сиротский приют.
– Я знаю его. Вале-дез-Ораж – долина Гроз – находится в нескольких милях отсюда.
– Вот там-то, в долине Гроз, она и решила поселиться. В прошлом месяце она написала мне обо всем и предложила навестить ее на каникулах. Я ответила согласием и получила от нее еще одно письмо.
Стивен внимательно взглянул на Дженнифер:
– Из-за этого письма ты и расстроилась?
Ома медленно проговорила:
– Ей так хотелось увидеться со мной и обсудить… – Голос ее замер, глаза потемнели. – Стивен, Джиллиан хочет стать монахиней.
Она выглядела настолько испуганной, что Стивен, сам того не желая, рассмеялся. Было очевидно, что для Дженнифер, в ее двадцать два года, католический монастырь представлялся чем-то вроде дворца далай-ламы.
– Ох уж эти мне протестантские взгляды! – воскликнул он. – Что особенного в ее желании?
Дженнифер кисло улыбнулась:
– Я понимаю. Конечно, с моей стороны глупо… Но, Стивен, я огорчена не только этим. Мне кажется, она опять заболела там, в монастыре. Я говорила, что она написала мне еще одно письмо. Это был ее последний вечер в Бордо. Взгляни, вот оно…
Она порылась в сумочке и протянула ему конверт.
Письмо было датировано двенадцатым июня. «Я ужасно рада, что ты приедешь. Мне просто необходимо повидать тебя и поговорить обо всем. Когда ты получишь это письмо, я буду уже в монастыре и, надеюсь, успею немного прийти в себя. Там, в горах, возможно, все станет проще и яснее… ты понимаешь, о чем я говорю. Сейчас мне не до того, и вообще я немного запуталась, но постараюсь разобраться и напишу подробнее, когда устроюсь в монастыре. Однако не будем опережать события. Мой старенький автомобиль еще неплохо бегает, и мы собираемся отправиться завтра на рассвете… Ты можешь остановиться в отеле „Пимене“, он не слишком дорогой, но, думаю, тебе там будет вполне удобно. А я узнаю, нельзя ли будет тебе пожить в монастыре, обычно в таких местах охотно принимают гостей, он расположен немного выше в горах. Было бы славно (и гораздо дешевле, насколько я понимаю). Я дам тебе знать, когда…»
Оторвавшись от письма, Стивен взглянул на Дженнифер и обнаружил, что глаза ее полны все той же тревоги.
– Но больше она не написала, – сказала она. – Прошло уже три недели, а от нее ни слова. Я не стала отвечать, поскольку со дня на день ждала ее весточки. Даже не знаю, добралась ли она.
– Послушай, – рассудительно начал Стивен, – не надо так волноваться. Теперь ты здесь, и все очень легко выяснить.
Дженнифер допила ликер и поднялась:
– Да, конечно. Я как раз и собиралась к ней.
Она произнесла это таким решительным тоном, что Стивен не удержался от насмешки:
– Чтобы посягнуть на ее свободу?
– Разумеется, если смогу. – Она встретилась с ним взглядом и рассмеялась. – Почему бы и нет?
– Дженнифер против Священной Римской церкви? Действительно, почему бы и нет? Но как на это посмотрит коллегия кардиналов?
– Это уж их проблемы, – невозмутимо сказала Дженни, забирая сумочку и направляясь к выходу. – Меня волнует только Джиллиан.
Образ миссис Силвер вдруг отчетливо промелькнул перед глазами Стивена, он усмехнулся и последовал за Дженнифер.
Они вышли из городка и начали подниматься в горы. Тропинка вилась вдоль долины реки Гав-д’Орсо. Домики позади них погружались в залитую солнцем впадину; за белой лентой дороги, точно брошенные в беспорядке игрушки, пестрели разноцветные крыши, церковный шпиль и горбатый мостик.
День выдался чудесный. Тропа бежала, петляя по склону то в одну, то в другую сторону. Справа круто спускались к реке зеленеющие луга, на другом берегу поднимались горные пастбища, где, тихо позвякивая колокольчиками, паслись небольшие стада. Но вот дорога повернула к югу, и впереди предстали далекие сине-зеленые кручи могучего кряжа, перегораживающего чашу долины. Поросшие сосновым лесом ярко освещенные склоны взмывали к гребням еще более далеких, задевающих небеса вершин. Ветер гнал вереницу легких облаков, вдали под солнцем белели пятна ослепительного снега, по которым пробегали их легкие тени, а за ними, вдалеке, совсем уже нереально проступали островерхие очертания гор.
Долина Гроз, как оказалось, была не так уж далеко. Она начиналась на Испанском кряже и сбегала к северу узким зеленым ущельем, несущим бурные ледниковые воды. Этот малый поток, Пти-Гав, сливался с водами Гав-д’Орсо в трех милях от Гаварни.
– Вот мы и на месте. Это и есть долина Гроз, – сказал Стивен. – Монастырь прямо за тем поворотом. – Он посмотрел на Дженнифер. – Может быть, тебе хочется дальше идти одной?
– Да, пожалуй. Спасибо за все, Стивен.
– Рад был услужить вам, – церемонно произнес он и улыбнулся. – Увидимся вечером.
Дженнифер свернула на тропу, ведущую в небольшую соседнюю долину. Неспешно продолжая путь, она достигла поворота и слева, немного впереди, увидела высокие белые стены монастыря, прилепившегося к подножию горного склона. В обрамлении сосен ярко белела на солнце стройная башенка. В тот самый момент, когда Дженни поняла, что это церковь, порыв ветра донес до нее серебристый колокольный звон и терпкий аромат богородицыной травки, или, проще сказать, тимьяна.
Она улыбалась, откинув назад голову и вслушиваясь в эти чистые всепроникающие звуки, все ее существо затрепетало, охваченное пылким восторгом. Но постепенно красота этого благовеста, разносящегося в таком странном, диковатом месте, вызвала иное ощущение – Дженни словно грезила наяву, наслаждаясь и одновременно страшась чего-то. Дело, по которому она приехала сюда, казалось, вдруг потеряло значимость в этом возвышенном приюте колокольных звонов и плеска воды. У Джиллиан не могло быть ничего общего с этими старыми белыми стенами, поднимавшимися над вершинами соснового бора. Даже в Бордо Джиллиан выделялась своей внешностью среди француженок, а уж вообразить ее здесь… Вообразить стройную белокурую Джиллиан с глазами цвета нортумберлендского неба уединившейся в тиши долины Гроз, в монастыре… Нет, это абсолютно невозможно. Чтобы Джиллиан навеки похоронила себя в этой пустынной, дикой долине…
Дженнифер остановилась в нерешительности, глядя на отдаленные монастырские стены, словно то были стены мрачной тюрьмы или зачарованного замка, а возможно, и сама Башня Смерти в окружении стражников – скалистых гор. И она явилась, подобно возмущенному завоевателю, чтобы отвоевать Джиллиан… одна. Совсем одна. Даже слова в этом диком ущелье звучали холодно и печально.
По спине пробежал холодок, словно пролетевшая птица на мгновение закрыла солнце темным крылом. Она быстро огляделась вокруг с каким-то дурным предчувствием и мысленно выругала себя за это. Горы, казалось, притаились. Солнце немилосердно палило, и над пустынной долиной замерло все, кроме бурлящего пенного потока, отдаленных колокольных звонов да глухих ударов ее собственного сердца…
Вдруг сквозь шум воды она уловила звуки, не совпадающие с ударами сердца. Они неуклонно нарастали – accelerando[7 - С ускорением (ит.).] – и раздавались откуда-то сверху. Ее охватило волнение и смутная тревога. Очевидно, в незапамятные времена так же чувствовали себя наши предки, для которых конский топот всегда означал опасность.
Стук копыт становился все четче и звонче и наконец вырвался из зарослей вместе с тремя гнедыми лошадьми, несущимися вперед с развевающимися гривами и вытянутыми шеями.
Дженнифер быстро отступила с тропы, но предосторожность оказалась излишней – кавалькада двигалась другим путем. Всадник на первой лошади устремился вниз, прямо по цветущему склону, навстречу потоку. Две другие лошади, без всадников, нырнули вслед за первой. Дженнифер поймала на себе быстрый взгляд; наездником оказался похожий на испанца юноша лет восемнадцати с сильным и гибким станом и смуглым лицом. Он легко и изящно держался в седле, казалось не прилагая ни малейших усилий; его головокружительный спуск пробуждал ощущение силы и какой-то дикой радости. Наездник и конь словно слились в единое целое; у реки, насколько Дженнифер могла видеть, всадник натянул поводья, сдерживая бешеный галоп, конь подобрался и перелетел через бурлящую стремнину. Следом прыгнули и две другие лошади – фонтан брызг обдал высокие шеи, солнечный свет, поблескивая, стекал с их упругих летящих тел.
Юноша и лошади – зрелище было так ослепительно прекрасно, что у Дженнифер перехватило дыхание. Она слегка прищурилась, ей виделся безупречный полет сияющих стрел, летящих к центру золотого диска мишени…
Звонкий перестук копыт пропал: лошади взбирались на противоположный склон, из-под копыт сбежал вниз быстрый сухой ручеек камней, и вскоре всадник и кони скрылись за голыми скалами.
Колокол умолк. Пыль, поднятая бешеной скачкой, начала оседать.
Местный паренек, видимо, просто забрал домой с фермы лошадей, которые там работали, подумала Дженнифер.
Она стряхнула с себя это затянувшееся наваждение и решительно направилась к монастырю.
Глава 3
Вопросы и ответы
Темный свод массивных деревянных ворот, подвешенных на кованых петлях, подчеркивал белизну высоких и глухих монастырских стен. Подергав за старинный колокольчик, Дженнифер ждала, с напряженным вниманием прислушиваясь к раскаленной тишине. Кузнечик перепрыгнул через ее тень, словно веером взмахнув зеленовато-голубыми лапками, крошечная ящерица скользнула по гладкой поверхности камня – они казались неотъемлемой частью окружающего зачарованного безмолвия. Густой запах вздымающегося за монастырем соснового леса плыл в прозрачном воздухе и тоже навевал какие-то волшебные воспоминания.
Розовощекая девочка, отворившая наконец ворота, рассеяла магический ореол. Вероятно, это была одна из сироток, взятых на воспитание благочестивыми сестрами; на вид ей казалось не больше четырнадцати лет. Крепенькое юное создание было облачено в традиционное серо-голубое хлопчатобумажное платье. Ее круглое личико дышало здоровой яблочной свежестью, из-под платья выглядывали смуглые, как орех, голые ноги. Она застенчиво улыбнулась, распахнутые голубые глаза с любопытством уставились на Дженнифер.
Дженнифер сказала по-французски:
– Моя фамилия Силвер. Дженнифер Силвер. Меня, наверное, ждут. Я приехала навестить мою кузину, мадам Ламартин. Ведь она живет здесь?
Этот незатейливый гамбит вызвал совершенно неожиданную реакцию. Улыбка исчезла с румяного личика, будто быстрое облако набежало на солнце и смыло глянцевый блеск с яблочного бочка. Девочка молча попятилась с явным намерением тут же захлопнуть ворота.
– Надеюсь, – вежливо продолжала Дженнифер, – я прибыла в подходящее время? Ты позволишь мне войти?
Девочка, все еще тараща глаза, открыла было рот, но так ничего и не сказала. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, обутая в шлепанцы на веревочной подошве.
Дженнифер в недоумении начала сначала:
– Тебя не затруднит… – Внезапно ее осенила догадка, и она спросила: – Ты ведь француженка, а не испанка?
Девочка быстро-быстро закивала, похоже было, что она вот-вот истерически рассмеется.
– Тогда будь добра, – твердо проговорила Дженнифер, абсолютно не понимая, почему этот онемевший ребенок не впускает ее, – проводи меня к кому-нибудь из старших. Проводи меня, пожалуйста, к матери настоятельнице.
После этого, слава богу, девочка отворила створку ворот. Дженнифер очень не понравился тревожный огонек, все еще горевший в застывших, словно зачарованных глазах – а в их фарфоровой блестящей голубизне притаилось смятение, больше того, безотчетный страх. И похоже, за этим крылось не просто смущение или испуг, испытываемый при встрече с незнакомым человеком. По спине Дженни пробежал холодок, точно состояние девочки начало передаваться ей. Дженнифер строго сказала себе, что все это не иначе как причуды ее подсознания, в котором засело с полсотни романтических сказок о тайнах, скрытых за монастырскими стенами, испокон веку дававших пищу суеверным страхам. И еще она сурово напомнила себе, войдя за испуганной сиротой в узкий дворик, что здесь трудно ожидать чего-нибудь в духе романов Анны Радклиф, у которой монастырские кельи и полночные ужасы, как день и ночь, просто не могут существовать друг без друга, и к тому же это место отнюдь не напоминало погруженное в кромешную тьму Трансильванское ущелье. Сия скромная и тихая обитель, основанная, очевидно, в Средние века, мирно грелась в лучах современной жизни.
Дворик, по которому вела ее девочка, решительно не укладывался в беллетристический шаблон монастырских описаний, здесь не было и намека на суровые бичевания или на заточенных в подвалах узниц. Волны раскаленного воздуха зыбким маревом поднимались от земли, буйно вьющийся по оштукатуренным стенам плющ почти скрывал стрельчатые окна. Сам двор казался источником тишины, неким средоточием безмолвия и зноя, где воздух словно препятствовал любому движению, а посередине в слегка пожухшей траве возвышался сруб колодца, над которым застыла в неподвижности рассохшаяся бадья.
Два крыла монастырского здания тянулись по южной и восточной сторонам двора, в месте их соединения поднималась над кровлей квадратная башня церкви. Девочка направлялась через двор туда, где между южным крылом и церковью темнела стрельчатая арка, ведущая в монастырский сад.
Под сумрачными сводами было замечательно прохладно. Дженнифер замедлила шаги, с признательностью глядя на холодные камни, дарящие желанную свежесть. Несколько пологих ступеней по левую руку вели в вымощенный плитами коридор; чуть дальше впереди виднелась темная дверь, рядом свешивались по стене колокольные веревки, – по всей видимости, это был вход в церковь. На противоположной стороне находилась еще одна дверь, которая, как выяснилось позже, вела в трапезную и кухню, а над ними, на втором этаже, располагались кельи сирот и послушниц.
Юная провожатая быстро поднялась по ступеням, ведущим в центральную часть здания, где, очевидно, размещались основные службы. Здесь их снова встретило солнце, правда на этот раз его блеск смягчали роскошные узоры витражей – павлиний хвост теней с золотыми, нефритовыми и аметистовыми пятнами расстилался по плитам вестибюля, достигая нижних ступеней мощной каменной лестницы.
– Мне кажется, – начала Дженнифер, но ее спутница почти бежала по коридору. – Мне кажется…
Испуганно взглянув на нее, девочка устремилась дальше, ее голые ноги быстро мелькали, расцвеченные россыпью гранатовых, янтарных и изумрудных оттенков. «Стойте, ждите, идите», – смятенно думала Дженнифер, заталкивая миссис Радклиф обратно в преисподнюю, откуда та упрямо высовывалась. Дженни поспешила вперед, цветные пятна скользнули с ее платья и погасли в полумраке облицованных панелями стен лестничного марша, по которым были развешаны небольшие и явно посредственные картины со смутно проступающими под толстым слоем лака изображениями святых. Конечно же, святой Себастьян, в изобилии утыканный стрелами, и святая Тереза, чудом только и удерживающаяся на своем облаке; третья фигура совсем туманно проступала сквозь темную лакировку, зато хорошо было видно ее окружение, состоящее из голубей, гусей, аистов, снегирей и еще каких-то птиц вроде австралийских попугаев… Святой Франциск со товарищи остался позади, и Дженнифер, догоняя свою провожатую, вошла в длинный коридор второго этажа. Солнечные лучи беспрепятственно проникали сюда сквозь простые оконные стекла, ярко освещая побеленные стены и ряд светлых дверей. В нишах между окнами тоже располагались фигуры святых, которые выигрышно отличались от мрачных живописных изображений на лестнице. Яркостью своих ало-голубых с позолотой нарядов эти небольшие статуи соперничали с веселым разнообразием живых цветов, расставленных у их подножий.
Миссис Радклиф, пораженная в самое сердце, зачахла и растаяла в этом изобилии света, и Дженнифер с непреклонной решимостью, которая заставила сироту замереть посреди коридора, проговорила:
– Постой, пожалуйста.
Девочка обернулась и посмотрела на нее.
– Смогу я все же увидеть сегодня мою кузину?
Вместо ответа, к изумлению Дженнифер, сиротка вдруг взвизгнула и крепко зажала рот руками. В ее голубых глазах по-прежнему было испуганное выражение. Она судорожно вздохнула и ничего не сказала.
– Но послушай, – начала Дженнифер и, поскольку беспокойство ребенка передалось ей, встревоженно закончила: – Что-то случилось? Может, кузина больна? Ведь мадам Ламартин у вас, правда?
Девочка, все еще зажимая ладошкой рот, прерывисто дышала, и тут Дженнифер совсем смутилась и испугалась, увидев, что эти распахнутые печальные глаза полны слез. Она склонилась к девочке, но та увернулась и со всех ног бросилась бежать по коридору. Звук ее шагов быстрой чечеткой скатился по лестнице, удаляясь, простучал по плиточному полу вестибюля и затих.
Брошенная в пустынном коридоре, Дженнифер некоторое время ошеломленно смотрела вслед убегающей девочке, потом, мысленно встряхнувшись, огляделась.
Справа тянулся ряд закрытых дверей, слева – святые, пребывающие в нерушимом спокойствии, а в самом конце солнечной галереи, в тупиковой стене, была еще одна особая дверь. О том, что эта дверь не простая, можно было догадаться по затейливым накладкам чугунного литья, украшенным завитушками. Наверняка за ней находится комната настоятельницы, туда, видимо, и вела ее девочка. Однако Дженнифер стояла в нерешительности – глубокая тишина вокруг действовала угнетающе. Надо было дойти до конца коридора и просто постучать в ту дверь, но с каждой минутой это казалось все более невозможным. Здешнее безмолвие пугало – Дженнифер вдруг вспомнила, что с момента их встречи девочка не произнесла ни слова. «Может быть, это такой монастырь, в котором все дали обет молчания, – в тоске размышляла Дженни, все еще стоя посреди коридора. – Трапписты – так они называют себя… или орден траппистов – мужской? Да кто же все это запомнит?..»
Но тут волосы у нее на затылке зашевелились, точно по ним пробежал сухой ветерок. Она спиной почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
Дженнифер оглянулась и увидела лишь ясные карие глаза святого Антония, улыбающегося ей с высокого постамента в окружении иммортелей и погасших свечей. Святой Антоний, нашедший утраченное… В его застывшей улыбке не было ничего, что могло вызвать у Дженнифер недавний мистический страх. Отвернувшись, Дженнифер встретила взгляд неподвижной черной фигуры, стоявшей, точно еще одна статуя, в проеме распахнутой двери. Но ведь только что дверь была закрыта! И эта статуя глядела живыми, настоящими глазами.
Одуряющее безмолвие этого странного места сделало свое дело: мозг Дженнифер на мгновение отключился, отказываясь воспринимать тот очевидный факт, что перед ней наконец появилась одна из обитательниц монастыря, которая могла прояснить ситуацию. Внезапное появление монахини в длинном черном облачении привело Дженнифер в состояние шока: что-то болезненно сжалось внутри, кровь отхлынула от сердца, она перестала понимать, что к чему. Разве она не ожидала, что в этом залитом солнцем коридоре появится монахиня в полном облачении? Но, видимо, такова была магия высокогорной долины, гнетущего молчания монастыря и необъяснимого поведения сироты, что, охваченная предчувствием чего-то ужасного, Дженнифер восприняла черную монахиню как призрак, явившийся прямо из Средневековья, из времен инквизиции.
В следующее мгновение монахиня заговорила, превратившись из призрака в высокую женщину с неприятным и властным голосом:
– Buenos dias, se?orita[8 - Добрый день, сеньорита (исп.).]. Преподобная мать настоятельница сейчас занята, но, наверное, я смогу быть вам полезной. Пожалуйста, проходите.
Комната, куда вошла Дженнифер, как, впрочем, и монастырь в целом, носила все тот же отпечаток бедности. Скудная обстановка маленькой квадратной кельи состояла из узкой кровати, жесткого стула, комода и аналоя. Выскобленных до белизны половиц никогда не оскорбляла щетка полотера, а незатейливый аналой точно специально располагался так, чтобы взгляд молящегося был обращен не к прекрасной перспективе залитых солнцем горных лугов, а утыкался в грубо вырезанное распятие, со всей очевидностью напоминавшее о том, что оно есть орудие пытки. «Этот дух святости, – подумала Дженнифер, проходя в сумрачную стерильность комнаты, – слишком сильно отдает власяницей». Если для сестер монастыря Богоматери Гроз такая жизнь была привычной, то Джиллиан она подходила менее всего.
Обитательница кельи тихо прикрыла дверь и обернулась.
Черты ее лица, хорошо видимые теперь в ровном свете из небольшого окна, выдавали испанское происхождение, так же как и первая произнесенная по-испански фраза. Дженнифер доводилось видеть такие породистые тонкие лица в обрамлении плоеных воротников – они гордо взирали со старинных полотен. Удлиненный тонкий нос с рельефными изогнутыми ноздрями, четко очерченные скулы и подбородок, тонкая линия когда-то страстных губ – породистая высокомерная пожилая испанка, изнуренная воздержанием. Только в глазах, больших темных глазах, еще тлел огонь, когда-то полыхавший ярко; полуопущенные веки, морщинистые и темно-коричневые, словно увядшие лепестки мака, прикрывали соколиную зоркость взгляда. Некогда эти глаза сверкали, но сияние давно потускнело и ослабело, сейчас их застывшее холодное выражение напоминало обсидиановые глаза сфинкса.
Стоя возле двери, испанка по-монашески сложила руки, спрятав их в складках длинных рукавов. Единообразие черного платья и головной накидки не нарушалось изящным прочерком белого апостольника, обрамляющего лицо. Поверх тяжелого, длинного, до самого пола, платья было надето что-то вроде туники, подпоясанной простой веревкой. Как в Средние века (теперь Дженнифер ясно видела мысленным взором полотна испанцев семнадцатого века), капюшон полностью скрывал волосы и плотно прилегал к подбородку. Тонкое легкое покрывало спадало на спину. Если что-то и оживляло мрачный облик монахини, то это были свисающие с пояса четки и маленький нагрудный крест.
Легким наклоном головы она предложила Дженнифер присесть на единственный стул. Сама она при этом оставалась все там же, у двери.
Дженнифер села. Странно, но необъяснимое ощущение тревоги не покидало ее. Сейчас, когда Дженнифер очутилась лицом к лицу с одной из обитательниц монастыря, которая спокойно стояла в своем средневековом наряде на фоне аскетической простоты бедных стен и выскобленного соснового пола, все прежние глупые страхи и волнения, казалось бы, должны были покинуть девушку. Но отчего-то – и правда, отчего? – облик монахини в черном не успокоил, а, наоборот, обострил чувство тревоги, не покидавшее ее в эти минуты.
Рука испанки вынырнула из складок рукава и прикоснулась к нагрудному кресту, повергнув Дженнифер в глубокое изумление: на тонкой белой руке сверкнул перстень с массивным аметистом, его мягкий женственный свет резко выделялся на черной ткани платья. Словно завороженная, девушка, не отрывая взгляда, следила за движениями руки, тут же отметив про себя, что и накидка, и платье приглушенно поблескивают волнами дорогого шелка. Покрывало тоже было шелковое и тонкое, как батист.
И этот крест с рубинами, который трогают длинные пальцы… Строгое сияние рубина перекликалось с нежными оттенками аметиста. Эта роскошь была какой-то безрадостной, а на фоне строгих голых стен казалась даже отталкивающей.
– Так чем могу служить? – произнес невозмутимый четкий голос.
Дженнифер тут же решительно отбросила свои мимолетные и, учитывая нервозное состояние, возможно, субъективные впечатления и без промедления перешла к делу:
– Моя фамилия Силвер. Насколько мне известно, моя кузина, мадам Ламартин, живет в вашем монастыре…
Она умолкла, сама не вполне понимая почему. Выражение смотревших на нее черных глаз не изменилось, лишь рубин на груди женщины полыхнул и погас. Но испанка ничего не сказала. Дженнифер спохватилась и немного торопливо стала объяснять:
– В письмах она просила меня навестить ее. Как она и советовала, я сняла на две недели комнату в Гаварни. Я приехала сегодня утром и поднялась сюда в надежде поскорей увидеться с ней. Это возможно или я пришла не вовремя?
