скачать книгу бесплатно
Священная военная операция: от Мариуполя до Соледара
Дмитрий Анатольевич Стешин
«Государственная граница Российской Федерации проходит через мой окоп», – говорит один из героев книги легендарного военкора «Комсомольской правды». Год СВО, день за днем, плечом к плечу с героическими бойцами и простыми людьми, которые тоже на протяжении долгих лет вершили свой подвиг, делали свой выбор – всегда нелегкий… Вместе с Дмитрием Стешиным читатель проходит через будни Донецка, штурм Мариуполя, радость побед и горечь неудач, делит хлеб с солдатами и помогает пенсионерам и раненым. Искренне и без прикрас. И кажущаяся игра слов – Священная Военная Операция – перестает быть игрой. Она становится жизнью. А граница России проходит через сердца автора и читателей.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Дмитрий Анатольевич Стешин
Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара
© Дмитрий Стешин, текст, фото, 2023
© АО «Издательский дом «Комсомольская правда», фото, 2023
© АО «Издательский дом «Комсомольская правда», оформление обложки, 2023
Зима – последние дни мира. Эвакуация и мобилизация
20 февраля 2022 года. «Зай, не плачь!»
Ранним воскресным утром в салоне республиканского сотового оператора было многолюдно по нынешним временам – четыре человека, включая меня, спецкора «Комсомольской правды». И все равно, из этой мизерной выборки, от которой бы отмахнулись социологи, получился срез настроений и людских чаяний. Я оказался в очереди между двумя мужиками. Один в форме брал сразу десяток карт-«пополняшек» телефонных счетов, а второй бубнил в трубку за моей спиной:
– Зай, не плачь, я невоеннообязанный. Нет, не призовут опять, у меня же сустава нет. А если и призовут, то на передок не пошлют…
По разговору выходило, что мужик крепко повоевал в 15-м году и ранило его, скорее всего, во время операции в Дебальцеве. Тогда всех ранило, все мои знакомые ополченцы получили там ранения, практически без исключений.
Женщина в голове нашей маленькой очереди немножко довела сотрудницу салона. Клиентке нужно было отключить номер телефона, но не сейчас, а завтра днем, когда она пересечет границу республики. Женщина эвакуировалась. Менеджер терпеливо объясняла, что может отключить номер прямо сейчас, при ней. А вот как с такси, заказать на завтра, на утро, не выйдет. Женщина не сдавалась. Наконец телефонная барышня взорвалась:
– Связь копейки стоит! Время такое, вы что, не видите? Вы обнищаете, если у вас там сто рублей пропадет!?
Настырная клиентка обреченно вздохнула:
– Отключайте, все равно звонить некому, мужа мобилизовали, а телефоны у них в части нельзя иметь.
Мужик, бравший «пополняшки», поинтересовался:
– А что у него за часть, если телефоны нельзя?
– Связь, связист он, телефонист.
Первой расхохоталась менеджерица, хотя не над чем было смеяться.
Я вышел из салона на пустой Пушкинский бульвар. Отметил, что любимое место жителей Донецка пустовато для воскресенья и солнечной погоды. В невидимых репродукторах системы экстренного оповещения потусторонний, инфернальный голос бормотал тревожные мантры. Я распознал лишь слова «эвакуация» и «мобилизация».
МОБИЛИЗАЦИЯ ПОД ОБСТРЕЛОМ
Внешне мобилизация выглядела как призыв русских мужичков на сборы резервистов, где можно месяц потусоваться в компании земляков и ровесников, вспомнить молодость, отдохнуть от жен и работы. Вот только бахало все время на горизонте, каждую минуту что-то гулко рвалось, даже стекла чуть подрагивали в окрестных домах. Там, где они уцелели….
Неприметная школа в Киевском, самом проблемном районе Донецка. Уже через километр от этой школы, по направлению к Донецкому аэропорту, начинались полумертвые кварталы с домами, истерзанными осколками. Впрочем, самой школе, где разместился мобилизационный пункт, несколько лет назад тоже досталось. Мне рассказали, что в 2017 году школу накрыли «градами» со стороны аэропорта… впрочем, это было понятно по новеньким окнам.
Обычные мужички выходили к школе из дворов – кто с рюкзачком, кто со спортивной сумкой и присоединялись к нашей группе, гревшейся на солнышке. И сумки у мужиков были те же самые, в которых они носили смену белья и «тормозок» в шахту или на завод.
Обсуждали минувшую ночь:
– Долбили-долбили, наши не выдержали – пришел, видать, приказ на ответку, выкатили саушку прямо к моему дому да как дали!
– И чё?
– Я с кровати слетел, а жена – так и спит, даже похрапывает.
Все хохочут.
Поодаль, там, где толпились бойцы, уже обработанные военкоматом, балагурил седобородый мужик, автоматически получивший кличку Дед. У него были добрые, васильковые глаза – точно в цвет новенькой десантной тельняшки. Видно было, что Дед – душа компании, но поговорить со мной отказался, причина была веская.
– Не могу, братик. Все! Я теперь человек подневольный, присягу дал. У нас же все быстро – зашел туда, – Дед показал на стеклянные школьные двери, – штатским, а вышел военным!
В школе действительно происходило что-то сакральное, обрядовое. В нее заходили обычные мужики, а выходили воины, обремененные долгом и клятвой.
Но я не унимался и продолжил пытать Деда:
– А годков-то вам сколько? Это-то можно узнать?
– Можно, шестой десяток пошел, еще года три повоюю, потом – домой с чистой совестью.
Кто-то из толпы заметил:
– Да за два дня все закончится!
Начался спор, и я вдруг услышал за спиной:
– Ого! Стешин пришел нас проводить! Спасибо огромное!
Я обернулся. Строитель Данила страшно удивился моему вопросу: «Сам ли пришел или призвали?»
– Конечно, сам пошел. Это же моя Родина! Я даже не думал, что должен куда-то прятаться. И вы молодцы – правду показываете и нас поддерживаете.
– Я очень надеюсь, что Россия вмешается и не допустит.
– Ничего, у нас мужиков много, продержимся.
– Что думаешь про тех, кто уезжал в пятницу из Донецка, пробку устроили на границе, в Амросиевке, на 22 километра?
– Бог им судья. Не могу их осуждать.
– Почему?
– Надо знать, что у них в жизни происходит, в семьях. Не могу их осуждать.
Мы попрощались и нашего читателя увели принимать присягу. А потом усадили в обычный донецкий рейсовый автобус, снятый с городского маршрута. Что там будет дальше – военная тайна. Чем все это закончится – пока не знает никто. Но мне настрой мужиков понравился. Не «петлюровская мобилизация» непонятно кем и для чего. Здесь люди знали, за что им придется воевать. И мне хотелось верить, что они победят.
Не знаю, остались ли живы мои собеседники. Потери среди мобилизованных в первые месяцы войны были просто ужасающими. И не только от вражеского огня – от простуд, обострения болячек, от ночевок в снегу и в развалинах. Им действительно выдавали трехлинейные винтовки Мосина (иногда в снайперском варианте, с оптикой) и карабины СКС. Вместо кевларовых шлемов – дедовские железные каски СШ-40. Их так и прозвали «железные каски». И к весне, к боям за промзоны Мариуполя, выжившие превратились в воинов. Об этом позже.
21 февраля 2022 года. Совет безопасности РФ смотрели даже ВСУ
Во время трансляции в Донецке было удивительно тихо, едва она закончилась, началась артиллерийская канонада.
К сожалению, украинская армия так и не поняла, что грохот их пушек был самым реальным подтверждением сказанного на Совбезе: больше такое продолжаться не может, это геноцид.
Трансляцию я смотрел с двумя Юлями – Чичериной, гражданкой ДНР и ЛНР (что встречается крайне редко, практически никогда), и ее подругой, жительницей Авдеевки – пригорода Донецка, который уже восемь лет находится за линией фронта. Ей слово:
– Я живу в Донецке с 14-го года, как уехала из Авдеевки в сентябре. Там остались все мои родственники, и об этом опасно говорить, поэтому я не буду называть имена и фамилии. Там остались мои старенький отец, мама, сестра. И все эти годы я думала: когда их увижу?
– Почему?
– Я невъездная на Украину, а они не могут приехать ко мне. Для меня самая большая боль – это разорванный по-живому Донбасс. Те, кто там остался, просто боятся со мной общаться. Много лет они надеялись и верили… Вот сейчас это совещание историческое в Авдеевке смотрели все. Мне сейчас из-за линии фронта звонила сестра, она рыдала! Она говорила: «Юля, я не могу поверить, что о вас так говорят, что вас называют не мятежными республиками! Если вас признают, мы тоже будем с вами?» Я очень надеюсь, это моя самая большая мечта.
Юля Чичерина смотрела Совбез очень эмоционально. Пришли еще друзья и знакомые. Иногда с мест выкрикивали, как на футболе: «Жги!» В конце Юля заметила, что, как гражданка двух республик, имеет право говорить от всего Донбасса. И вообще, Донбасс – это восемь лет ее жизни, и она сейчас, в эти минуты, абсолютно счастлива.
На улице дело с комментариями стало буксовать. Город вообще за последние дни стал на порядок пустоват. Например, еще в прошлую пятницу было достаточно сложно запарковаться у Крытого рынка, а сегодня – куча свободных мест, пустые, закрытые ряды. Магазинчики-ларьки уже в три часа дня начали потихоньку закрываться, понимая, что покупателей уже не будет. Лишь в одном месте царило оживление – там обналичивали деньги с российских карт и была даже маленькая очередь. На время проведения Совбеза улицы опустели даже в центре, а редкие прохожие шарахались от меня. И уходили, быстро и молча или категорически отказывались что-то обсуждать со словами «Не верю!».
Поразмыслив, я понял, что это не жители Донбасса такие, это просто на восьмой год войны народ разуверился во всем. Россия, конечно, помогала Донбассу, но, что греха таить, делалось это в режиме реанимации – лишь бы сердечко билось.
Я переместился на освещенную площадь Ленина.
– Кусочек смотрел, – признался пенсионер Владимир. – Ничего не поразило, потому что это ожидалось. Но хотелось, чтобы в границах областей, мы все-таки голосовали за это в 14-м году. Может, теперь прекратится все это… наконец.
И тут Владимир, видно полностью осознав происходящее, приходит в отличное расположение духа:
– А я еще 10 лет назад говорил – будет Донецк столицей!
Тут же мне встретилась бабушка Раиса с внуками, и выразилась она коротко:
– Мы ожидали этого! Мы. За! Мы за!
Я вернулся домой, быстро открыл в компьютере чат жителей Донецка и застонал, как от зубной боли. Там шла перекличка – где какие районы слышат артиллерию: «Петровка громко!», «Пролетарский слышно!», «Гвардейка слышит отдаленно», «Путиловка – громко! Будьте осторожны!».
Евгений Малахий написал: «Укры психанули после заседания». Администратор сделал замечание: «Не мусорьте в чате, от наших сообщений может зависеть жизнь».
Пока жизнь эта на Донбассе шла привычным чередом, хотя в воздухе уже пахло весной и, как говорят шахтеры, сбычей мечт.
22 февраля 2022 года. Короткий праздник – признание республик
По моим личным ощущениям, этот «праздник признания» длился примерно 10 минут. Я выключил трансляцию и начал вслушиваться в разгорающийся бой, он постепенно набирал силу. Но странное дело: я не мог понять, что за калибры задействованы, прилеты это или «минуса» (снаряды, выпущенные защитниками города). И лишь спустя минуту я заметил отблески в окнах соседнего дома, выбежал на балкон и увидел потрясающий салют, которому мог бы позавидовать и Киев. Впрочем, Киеву в этот момент совсем не до салютов. Я еще подумал: «До какой же степени у нас у всех здесь деформирована психика!» В Донецке не любят салюты, я их тоже не переношу. За восемь лет я прожил в этом городе года два, минимум, если сложить все командировки вместе. Посмотрел на часы и на площадь Ленина не поехал, комендантский час никто не отменял. Просидеть до утра в районном РОВД очень просто, и никакие связи не помогут. Поэтому празднество на площади очень быстро стихло.
И радость от признания тоже была кратковременной. Бумаги хоть и подписаны, но на тот момент еще ничего не решено в судьбе Донбасса, заплетенный узел не развязан…
Решил поинтересоваться: как отреагировали на признание республик за линией фронта? Первое сообщение: «Артемовск эвакуируется!» Возможно, всякие полувоенные и гражданские учреждения начали там собирать котомки. Потом попалось любопытное сообщение:
«В Северодонецке уже кипиш. С компьютеров администрации сливают приказ об эвакуации. Местные менты и даже эсбэушники готовятся перейти на сторону освободителей (у некоторых припрятаны русские флаги!). Зато приехавшая из Киева спецура минирует школы. Если фронт покатится в сторону Северодонецка – школы взорвут, чтобы обвинить Россию», – пишет некий майор Селиванов, и пусть правдивость этого сообщения останется на его совести. Хотя ничего в этом сообщении не противоречит основному тренду самостийщины – быстро заводиться и так же быстро разбегаться по хатам.
ПРИМИРЕНИЕ: БОЛЬНО И ДАЛЕКО
Мнение местных тоже оказалось на редкость сдержанным. После взаимных поздравлений председатель Общественной палаты ДНР Александр Кофман невесело заметил:
– Нынешний день можно сравнить со Сталинградской битвой: в войне перелом, но до Берлина еще очень далеко. Очень далеко до освобождения Мариуполя и Славянска. Просто сегодня произошел перелом.
Позвонил в Крым своей старой подруге и врачу Анне Лавриненко. Я познакомился с ней на линии фронта под Ясиноватой – она проверяла санинструкторов, комплектование аптечек и прочее, а я прибыл туда по журналистским делам. Первый разговор у нас случился на повышенных тонах, со слов Анны: «Что, мы в России еще кому-то интересны?» Говорили мы с ней в подвале разрушенной дачи, на позициях в так называемой «Промке», в промзоне. Ее еще называли «ворота в Донецк», и ВСУ действительно рассматривали это направление как основное для штурма города. Защитники «Промки» войти не дали, хотя именно тогда всю республику опять накрыл период отчаяния – таких черных, депрессивных волн было несколько за 8 лет, когда-нибудь их будут изучать социопсихологи. Тогда, в декабре 2019-го, я начал аргументированно доказывать Анне любовь России к Донбассу и смог доказать, это стало фундаментом нашей дружбы.
Аня, чуждая сентиментальности, на этот раз поразила меня фразой:
– Аж слезы на глазах, не зря восемь лет…
Но врачи – люди очень практичные, и Анна быстро меня заземлила:
– Ты всерьез считаешь, что нужно возвращать остальную Украину? Ты видел, что там творится?
– Они очень смешно, как крысята по клетке, мечутся, бегают в панике и уже выдумывают себе оправдания.
– Ну, бегать в панике они умеют, но не это главное. Там восемь лет людям психику ломали и переформатировали. Думаешь, они за один вечер изменятся?
Анна права, нет, конечно, и процесс примирения будет очень долгим и болезненным.
А в половине первого ночи Владимир Путин поручил Минобороны РФ обеспечить поддержание мира в ДНР и ЛНР российскими вооруженными силами. Как они поведут себя на фронте? Будут взламывать украинскую линию обороны сразу или дождутся, когда Киев себя проявит? Этого пока не знает никто. Одно можно сказать точно – никто больше не даст Украине обстреливать города Донбасса в «дежурном» режиме, к которому она так привыкла за эти восемь лет. Очень надеюсь, что Киев это понимает и все решится без крови.
Анна оказалась права. Никто не встречал нас цветами. Мы недооценили противника, его упертость. Хотя нам достаточно было лишь посмотреть на себя в зеркало и понять, что наши «небратья» будут воевать с нами по-настоящему и причины этого не столь важны. Донецк по-прежнему обстреливают. Декабрь 2022-го и январь следующего года стали самыми черными в военной истории города. Но об этом позже.
22 февраля 2022 года. Удар на прощание?
Ночью по Донецку ползли танки. Я слышал их тяжелую поступь и железное звяканье траков. Половина Донецка слышала, в чатах писали люди, перевозбужденные от признания республик: «Засну, только когда пройдет последний танк из хвоста колонны». Ранним утром, кто-то заехал к могиле первого главы ДНР Александра Захарченко, оставил там две гвоздики и записку: «Как жаль, Саша, что ты этого не видишь».
У людей в республиках были, конечно, надежды, что, узнав о вмешательстве России, «воины света» просто уйдут с позиций. Надежды не оправдались: «Азов» (запрещённая в РФ организация) и прочая сволочь начали собирать в Интернете деньги «для отражения агрессии России» и мобилизовать добровольцев. Любопытно, что в бандеровской добровольческой анкете потенциальной «жертвы российской агрессии» есть специальная графа, посвященная участию в Майдане – отправной точке последней украинской государственности.
Украинская артиллерия действительно притихла на какое-то время сразу после признания. Но глубокой ночью на трассу Донецк – Горловка вышла украинская диверсионная группа, пробравшаяся через линию фронта из Авдеевки, попыталась подорвать машину с одним из командиров Народной милиции, легендарного подразделения «Сомали». Не получилось, и тогда диверсанты подорвали автомобиль, идущий следом, – погибли три местных жителя.
Утро выпало туманное, видимость не больше двух десятков метров, и Донбасс привычно начал считать ночные раны. И этот ужасающий список показал, что без «распрямления горбатых» военными силами и средствами здесь ничего не закончится само по себе. И надежда только на Россию, которая наконец-то «зашла». Пока наша армия не сказала веского слова, молчит, и за линией фронта это расценили как слабость.
ПО-ХОРОШЕМУ НЕ БУДЕТ
Я не знаю, чем руководствовались артиллеристы ВСУ, закинув десяток мин в этот маленький поселок Кировского района. Били четко, в двухчасовой период между заседанием Совета безопасности РФ и заявлением Владимира Путина о признании республик и оказании им помощи. Какие цели они увидели в четырех скромных одноэтажных домах? Очень надеюсь, что этих артиллеристов скоро будут судить в Донецке и Луганске и тогда они объяснят причины своих зверств. А пока я вижу только растерянных людей, бродящих возле своих домов, не знающих, за что хвататься. Вся улица завалена утеплителем, разорванным осколками. У входа в один из домов – крепко посеченный осколками белый жигуленок. В доме работает дознаватель, фиксирует ущерб. На улице уже стоит аварийная машина – газовики проверяют магистрали, их тоже посекло. Чудом во время этого обстрела почти никто не пострадал, лишь стеной дома привалило пожилую женщину. Переломов у нее нет, только множественные ушибы и шок.
Один из соседей говорит мне, что в поселке, конечно, всякое видали в 14–15-м годах, но обстрелов по домам не было очень давно, он даже не может припомнить. Показывает на разрушенный дом:
– Мина пробила крышу, и хату просто вздуло изнутри, окна-двери, все выдавило. Может, Россия все это закончит? – спрашивает меня с надеждой.
– Сколько до линии фронта?
Мужчина машет рукой куда-то в туманную даль, за террикон:
– Два километра, не больше.
