скачать книгу бесплатно
ПРИЗРАК
Анна Дмитриевна Архипова, невестка Адель Захаровны и мать сестер, возвращалась в Электрогорск на своей машине из Москвы вместе с водителем-охранником Павлом Киселевым.
Весь этот день она провела в Комитете объединенных профсоюзов, переходя из кабинета в кабинет профсоюзных боссов и выслушивая их вежливые сентенции. В основном недоуменные вопросы и отказы. «Вы что, милочка, там у себя в городе планируете организовать центр рабочего движения? Ах, борьба за свои права, за повышение зарплаты и лучшие условия труда… Да, да, конечно, это так актуально. А вы кто сами, простите? Вдова Бориса Архипова? Бывшего владельца завода, того самого известного Архипова из Электрогорска? Это так странно, чтобы дама вашего круга… и вдруг прониклась идеями рабочей солидарности… А что вам, собственно, нужно?»
Анна Архипова устала объяснять этим самым Объ-единенным комитетам. И с чего начинать объяснения? С того, что в далекой юности она студенткой в институте работала активно в бюро комсомола? Или начать с того, что в ее жизни не было никого дороже мужа, который любил ее, боготворил – именно за это, за энергию, за характер. Или начать с того, что когда его застрелил неизвестный, «так и не установленный преступник» на проспекте Мира и об этом передали в новостях, всем, кроме семьи, погрузившейся в бездну отчаяния, в общем-то оказалось наплевать на его смерть?
Начать с того, что она, его вдова, возненавидела их всех. ВСЕХ ИХ. Кому оказалось наплевать, что ее Борис убит.
И когда вдовьи слезы высохли, в душе разгорелся пожар – показать им всем, ИМ ВСЕМ кузькину мать. Городу Электрогорску, властям, столичным боссам – ИМ ВСЕМ…
По телику иногда бубнили что-то о «протестных настроениях». Вот и она, потеряв мужа, обретя солидное наследство, решила, что так больше жить нельзя – надо бороться.
Она искренне думала, что обрела свое новое призвание. И даже когда бывший компаньон ее мужа Александр Пархоменко сдох на своей кипрской вилле тоже от выстрела «неустановленного киллера», душа ее не успокоилась. Она решила, что теперь… вот теперь уж точно, как в давней своей комсомольской юности, займется общественной работой и целиком посвятит себя людям. Всем этим рабочим, которые должны и могут бороться за свои права.
Она решила, что именно в этом найдет новый смысл своей вдовьей жизни. Она так хотела и уже развила бурную деятельность. Даешь борьбу! Даешь «протестные настроения»! Однако с некоторых пор…
Анна Архипова, сидя в машине, смотрела на крепкий затылок своего водителя-охранника Павла, то и дело натыкалась в зеркале заднего вида на его настойчивый взгляд.
Тридцать лет парню. Когда три года назад на проспекте Мира его тоже ранили тяжело, думали, что охранник не выживет, но он выкарабкался и остался служить у них.
Машину он ведет стремительно и плавно. Асфальт шуршит под колесами.
Машина свернула с федеральной трассы на перекрестке у светофора и помчалась мимо леса, мимо лугов, поселка Баковки, потом снова повернула и, делая крюк, объезжая Электрогорск с севера, взяла направление на Сороковку – в район старой заброшенной территории станкостроительного завода.
– Тут уже недалеко, вы… это зачем же вам в бывший гальванический цех? – спросил охранник Павел.
– Просто давно хотела посмотреть.
– А что там глядеть – гниль, развалины.
– Это здесь?
– Да.
– Останови.
Охранник Павел послушно остановил машину. Анна вышла. Как тихо тут в районе Сороковки. Ржавые рельсы, заросшие травой пути. Остатки бетонного забора. И небо – как купол, огромное, серое. Через несколько часов стемнеет, и все вокруг погрузится во тьму.
Как-то с мужем давно они приезжали сюда, он хотел снести старый гальванический цех. И кажется, здесь с тех пор ничего не изменилось.
Безлюдно и жутко.
– Что-то увидели? – спросил охранник Павел.
Анна стояла рядом с машиной на дороге, а глядела туда – в сторону кирпичного здания с провалившейся крышей, черными дырами окон, давным-давно лишившихся стекол.
Эти стены, иссеченные дождями с выкрошившимся бурым кирпичом, эти ржавые балки, выпирающие, как ребра, эта тьма, поселившаяся внутри среди вросших в землю чанов и гальванических емкостей. Паутина, сухие листья и мусор, усеявшие пол толстым слоем, глушащим все шаги, даже если кто-то… или что-то и движется там, в глубоком сумраке, хоронясь от дневного света, карауля и дожидаясь наступления ночи.
– Пацанами мы сюда шлялись курить. И с девчонками баловались, – усмехнулся охранник Павел. – Вы что, призрака ждете? Призраков там нет.
– Просто давно хотелось увидеть это место.
– Заброшенный цех?
– Ну да. С ним ведь какая-то история тут в городе связана давняя. Я ведь не местная, я в Москве на Арбате родилась. Сколько раз за все эти годы мужа просила рассказать… Но в нашей семье эту историю не любят. Притворяются сразу, что память отшибло. А ты здешний мальчишка, – Анна протянула руку и потрепала Павла по затылку, – ты наверняка слышал в детстве все эти страшные сказки.
Он поймал ее руку и крепко сжал.
– Никаких тут призраков нет, это просто развалины. Если что и было в городе, то очень давно, сразу после войны. И совсем не здесь. Это там, – охранник неопределенно махнул рукой в сторону Баковки, леса. – Там когда-то был детский лагерь заводской. «Звонкие горны» назывался. Так вот все случилось именно там.
Анна смотрела на руины гальванического цеха. И по ее лицу охранник Павел понял, что о призраках «Звонких горнов» она знает. Слыхала.
Да, в Электрогорске все еще не забыли эту историю.
Небо – свинцовая сфера над головой – словно треснуло. Низкую облачность пронзили лучи заходящего солнца. Тени метнулись и пропали, будто растворившись в оранжевом свете заката. Как будто кто-то включил там, наверху, потайной фонарь и начал неспешно шарить по выщербленным кирпичам старых стен, заглядывая за ржавые балки, в темные проемы, заросшие вьюнком и папоротниками ниши.
То, что, словно что-то ища, скользило, пряталось, сочилось сквозь кирпич, осыпалось песком со стен, превращаясь то в камень, то в ржавчину, то в зыбкую тень, ловко и изощренно маскируясь, убегало от солнечных лучей все дальше, дальше, дальше во тьму, в глубь старого гальванического цеха.
Но вот закатный фонарь угас, небо потемнело.
– Поехали домой, а? – взмолился охранник Павел. – Время к ужину, дочки вас давно заждались, Адель Захаровна сердиться станет, ворчать, отчего вы так долго.
– Давай-ка развернемся, – сказала Анна, усаживаясь на заднее сиденье, бросая прощальный взгляд на призраков гальванического цеха. – Поедем в Баковку. Покажи мне, детка, то место, где находился заводской пионерский лагерь.
Глава 9
ТАЙНЫ ЖЕЛЕЗНОЙ ДВЕРИ
Не то чтобы загадочное происшествие на перекрестке в подмосковном Электрогорске совсем не интересовало Катю – Екатерину Петровскую, криминального обозревателя пресс-центра ГУВД Московской области. Нет, совершенно даже наоборот. Но все, казалось, вскоре должно проясниться. И скорее всего, это «очевидная смерть» – сердечный приступ или инсульт, а вовсе не криминал.
Так думала Катя, гоня от себя соблазн. Ибо другой, гораздо более сильный соблазн влек ее к себе.
Архив старой киностудии МВД. С новыми «полицейскими» веяниями его реорганизовывали. Лет уж пятнадцать, с тех пор как весь процесс от съемок до производства учебных фильмов перешел в руки пресс-центров при УВД, старая киностудия превратилась в хранилище «былого и дум». А теперь вот и это хранилище, занимавшее монастырскую трапезную в Ивановском переулке, готовили к списанию и ликвидации.
Вот уже несколько недель в архиве работала сводная бригада, куда входили сотрудники киностудии и приданные силы из числа членов съемочных групп «Петровки, 38», ГУВД области и гонцы из пресс-службы ГУВД Санкт-Петербурга.
При разборе архивных пленок, фильмов, снятых киностудией МВД в течение шестидесяти лет, каждый хотел наткнуться на что-либо интересное, относящееся к преступлениям прошлого, совершавшимся в его родном регионе.
Естественно, больше всего везло «Петровке, 38» – оно и понятно. Но Катя… Катя, выторговав себе у начальника пресс-службы командировку сюда, в архив, об этом не жалела. То все старые, хорошо известные дела, в десятках передач про них уже рассказывали. И вообще, это прошлогодний снег, а вот сегодня тут, в архиве, разбираются бобины с пленкой из той маленькой закрытой комнаты, куда доступ преграждает железная дверь. С кодовым замком.
– Вообще-то, не положено вам тут находиться, – объявила вдруг ни с того ни с сего старший хранитель архива Белла Григорьевна – дама в чине полковника в отставке, вот уже «страшно сказать сколько лет», по ее же собственному признанию, «бессменно сидящая на тайнах правоохранительной системы, как наседка на яйцах».
– Белла Григорьевна, простите, какая муха вас сегодня укусила? – осведомился Тим Марголин – ведущий специалист съемочной группы пресс-центра ГУВД Московской области, который как раз и был прикомандирован для «профессионального разбора» архивных залежей в числе «приданных сил».
– А такая, юноша, что раньше я бы вас и на пушечный выстрел к этой комнатке не подпустила. – Белла Григорьевна – седая, полная – важно сдвинула очки на самый кончик мясистого носа.
– А что там такое в этом вашем чулане? – не унимался Марголин. – Как стопки коробок металлических с пленкой таскать, так вы сразу «Тимчик, нужны ваши сильные руки», а тут вдруг так неласково, так официально.
– Литера «С» – вот что здесь, – Белла Григорьевна благоговейно взирала на дверь.
– Секреты, что ли?
– Секретные и особо секретные материалы.
– А что может быть секретного в учебных фильмах, снятых как пособия для курсантов академии? – Катя… чуткая, неунывающая Катя тут же с ходу включилась в марголинскую игру со старухой-архивариусом. – Тоже мне, Х-файлы.
– Насчет файлов не знаю, а за нарушение сохранности и режима секретности литеры «С» в прошлом не только неполное служебное можно было схлопотать, но и вон из органов вылететь, – Белла Григорьевна потрогала замок. – Но теперь у нас ведь полиция. Вы ж у нас теперь полицейские. Все из себя такие современные. И камеры у вас махонькие, и все фильмы на компьютерах монтируете. Тяп-ляп… А прежде у нас тут целый киноцех трудился. Режиссеров известнейших на консультации приглашали. Какие съемки делали… Министру покажут, а потом на черной «Волге» из министерства мне сюда назад пленки спецкурьером привезут – и под замок, под литеру «С».
Вздохнув, она достала связку ключей.
– А теперь вот приказ пришел – открыть, разобрать. То, что не может быть придано огласке, – уничтожить. Чтобы никто никогда не увидел.
– Ну, кроме нас, конечно, – усмехнулся ушлый представитель «Петровки, 38».
Дверь в комнату – хранилище литеры «С» – открылась легко, несмотря на свое полное тождество с дверью бронированного банковского сейфа.
Катя ожидала увидеть внутри чуть ли не паутину и плесень. Но когда зажегся свет, оказалось, что комната отделана по-современному. На стене, как в музее, мигали датчики климат-контроля и влажности. Все пространство занимали стеллажи.
На полках – металлические коробки с пленкой, контейнеры с видеокассетами. Забито все от пола до потолка.
– Да тут работы на несколько месяцев, – присвистнул Тим Марголин.
– Комиссия из министерства приедет в следующий четверг, к этому времени я должна подготовить полную опись и составить черновик акта на списание и уничтожение документов, пленок, – Белла Григорьевна прошлась вдоль стеллажей. – Ну это все однозначно в печку отправится. – Она махнула рукой на полки с бобинами пленки.
– А что здесь? – спросила Катя.
– Министр Щелоков и его приближенные. Тут вот Тикунов – министр, Круглов… здесь несколько кинохроник с генералом Абакумовым, кадры из санатория МВД в Кисловодске, который «Орлиное гнездо» назывался.
– Но это же интересно!
– Кому? Кому ЭТО теперь интересно? – Белла Григорьевна усмехнулась.
– А их гласно или негласно снимали? – тут же встрял Тим Марголин.
– Когда как. Когда они сами – в том числе и на отдых, в санаторий киношников ведомственных приглашали, чтобы запечатлеться, а когда за ними вдогонку посылали – например, по распоряжению первого зама. Оценят потом в кинозале тайком пленочку и сюда спецкурьером, чтобы компромат сохранить.
– Да какой это, к черту, компромат? – Марголин потрогал жестяные коробки. – Век невинности.
– Тогда все на всех собирали, а вдруг пригодится. Тут вот все Щелоков, Щелоков, Щелоков с Брежневым, – Белла Григорьевна шла вдоль полок. – Киностудия тогда процветала, пленку за границей покупали самую лучшую. А здесь вот на видео уже перешли…
– Мы бы хотели несколько пленок скопировать, восстановить, если понадобится, – засуетился представитель «Петровки, 38».
– Увы, молодой человек, у меня приказ, а там черным по белому: готовить к списанию и уничтожению. – Белла Григорьевна остановилась возле стеллажа с круглыми металлическими коробками.
Он вроде ничем не отличался от иных стеллажей. Только вот коробок с пленками на нем лежало не так уж много. И наверху над полками на деревянной дощечке значилась литера «ОС» – особо секретные.
– Забирайте все это отсюда и несите в просмотровый зал, я приготовила старый кинопроектор. – Белла Григорьевна взяла несколько коробок. – Если от времени пленка на атомы не распадется, то глянем.
– А говорят, нет в МВД Х-файлов, – тихо сказал Тим Марголин. – Кать, что молчишь?
– Есть, оказывается, и в МВД Х-файлы, – Катя смотрела на архивариуса. – Что же на этих пленках?
– Сейчас посмотрим, сверимся с реестром.
– А вы что же, не в курсе? За столько лет их никто не просматривал?
– Это старые уголовные дела. Такие, о которых никто не знает. И никогда не узнают – ни киношники, ни журналисты с телевидения, ни газетчики. Никто никогда про это не узнает. Никакой огласки.
– Но почему?
– Я думаю, вы сами это поймете. Вы же умные молодые люди. И служите долгу и присяге, – Белла Григорьевна говорила веско. – Кровь и ужас… детали, которые даже в суде не оглашались… Но это еще не все. К этому всему профессионалы – сыщики, прокуроры, судьи – привыкли. Есть еще и другая сторона медали.
– Какая? Что может быть страшнее? – спросила Катя.
– Позор, – ответила архивариус.
Постепенно они переправили все коробки с пленкой из комнаты за железной дверью в просмотровую. Здесь царил старичок в белом халате, презрительно поглядывавший на пульт, оснащенный современной компьютерной техникой и дисплеями. Плазменную панель он словно и не замечал, любовно разглядывал квадрат белого экрана во всю стену.
– С дачи? – бодро поинтересовалась у него Белла Григорьевна. – Уж прости, что тебя с заслуженного отдыха вытащила сюда в нашу пыль. У этих молодых пленка в руках рассыплется в прах, а мы с тобой потихоньку, полегоньку. И кинопроектор готов, только тебя ждет.
– С чего начнем? – спросил старик-киномеханик.
– Ну, вы вот смотреть рвались, любопытство проявляли, заказывайте фильм, – Белла Григорьевна обернулась к «приданным силам».
– Вот в этих коробках что? – спросил представитель «Петровки, 38».
– Кинохроника с осмотра мест преступлений, совершенных сотрудниками правоохранительных органов в разные годы. Будете смотреть?
– Нет, спасибо, не надо, – хором ответили «приданные силы».
– Тут вот кинодокументальные материалы по осмотру мест происшествий и доследственной проверки по самоубийствам сотрудников правоохранительных органов. В основном, конечно, начальства, генералов. Это когда вдруг пиф-паф в своем кабинете, – Белла Григорьевна указала на другую стопку. – Несчастные люди. И что за звание такое, заколдованное, что ли? Уж как мужики и в органах, и в армии стремятся стать генералами. Каждый, каждый лелеет эту мечту. «А я, как бабочка к огню, летела так неодолимо», – пропела Белла Григорьевна басом. – И вот все вроде бы есть – погоны, лампасы, и вдруг на тебе: или в момент коленом под зад с должности, или, того хуже, дуло к виску всегда в кабинете, на службе. Это чтоб дома родичам хлопот не создавать. А на рабочем месте и осмотр трупа проведут, и потом вперед ногами вынесут. Вон сколько тут пленок… Станете смотреть?
– Нет, – ответил за всех Тим Марголин.
– Это все точно на уничтожение, – буркнул представитель «Петровки, 38». – И, конечно, любая огласка тут нежелательна.
– А что здесь? – спросила Катя, указав на несколько коробок с пленкой, лежавших особняком.
– Ну тут что я и говорила – уголовные дела, то есть кинодокументальное сопровождение расследования некоторых дел. А также учебные фильмы, снятые по результатам расследования. Сведения, которые собраны здесь, никогда не разглашались. Дела сразу изымались из всех архивов. А наши учебные фильмы – их показывали только специалистам. Надо же учиться, как и такие дела раскрывать. Как работать с этим.
– С чем? – спросил Тим Марголин.
– Ну вот, например, эти кинодокументы… Расследование изнасилования и убийства дочери знаменитого актера. Середина пятидесятых. Девушку убили на даче, где собиралась «золотая молодежь». Групповуха, такая грязь и такие фамилии родителей, которых вся страна знала. В результате одна знаменитость руки на себя наложила, не выдержала позора.
– А тут что за дело?
– 1965 год, это учебный фильм о расследовании серии убийств, совершенных полковником ВВС. Душил женщин, с которыми знакомился, грабил. Между прочим, перед тем как его арестовали, подал заявку на зачисление в отряд космонавтов. Проходил отбор. Тогда космонавты народными героями слыли. Представляете, чтобы случилось, если бы информация наружу выплыла. Вот еще одно дело, – Белла Григорьевна указала на коробки с пленкой. – Тут кинодокументальное сопровождение расследования убийства главы коллегии адвокатов и его жены, тоже начало шестидесятых. Убили их на даче в Малаховке зверски. Сын семнадцатилетний убил. Еврейская семья, интеллигенты, родители все для него делали, дали отличное образование, любили его. А он их как Раскольников зарубил топором – и мать и отца. Ради девчонки, с которой они ему не разрешали встречаться.
